Шагая к бесконечности

От шокированных родителей её оттеснили тут же, не позволяя им даже прикоснуться к ней, а затем их с новоиспеченным супругом затолкали в портал, и они оказались в странноватом доме, в котором вышеупомянутый супруг тут же признал своё обиталище, дарованное ему демоном. Разглядывая свою новую обитель, Аделина не забывала закатывать глаза и вздыхать каждые полминуты. Особо театрального закатывания глаз удостоилась комната, увешанная портретами одной очень конкретной женщины – сама Аделина успела взглянуть на неё лишь мельком – месье Дестлер тут же захлопнул ведущую туда дверь. – Почему мы снова здесь? – хмурясь, пробормотал он. Аделина громко фыркнула. – А Вы, месье, чего ожидали, личного дворца? Даже это-то, я уверена, временная остановка. Какое-то время побудем здесь, а потом нам прямая дорога обратно в Страх. Мне в свой «котёл», откуда меня вынули, Вам тоже что-нибудь подберут… Она обернулась, не смотря на изумленный взгляд Эрика, и с горькой насмешкой взглянула на видневшийся вдалеке портал, что все ещё блестел через открытую дверь находящейся в конце коридора комнаты. – Оставили… Искушают, – пояснила она, – попробуем через него выйти, что угодно случиться может, хотя физическая возможность через него пройти, конечно же, есть… Она замолчала, задумываясь. Да, интересно закончилась её жизнь… Нет, технически, не закончилась, конечно, но все же… Обезображенный человек рядом с ней теперь казался ей чуть ли не смешным, настолько неожиданно смущенным он выглядел. Да, везёт ей на мужчин… Её первый муж, с которым они были вместе несколько жизней, бросил её, оставил одну, в скорби и одиночестве. Она ненавидела его за это. Ненавидела всем сердцем… Право, как ей порою хотелось снова увидеть его, только для того, чтобы закатить ему пощечину и гордо уйти в закат, ведь она независима, и его любовь ей вовсе не нужна… Небо, кого она обманывала? Да если бы он только вернулся к ней, она, слабачка жалкая, расплакалась бы от счастья… Но думать об этом уже не было необходимости. Разрыв свершился, теперь ничего не изменишь… – Вы в Страхе были, виконтесса? Аделина вздернула брови, поднимая взгляд, чтобы встретиться с его, темным и блестящим. – О-о, – насмешливо протянула она, – а Вы, видимо, полагали, что сейчас отхватили себе такого же ангелочка, как и мама, а? Мы и вправду с ней как две капли воды, но только внешне, могу Вас заверить. Я, месье, больше на Вас в этом отношении похожа, так что, быть может, мы ещё и не самая дурная пара. Два сломанных уродца… Девушка покачала головой, и улыбка, и без того грустная, совсем сошла с её лица. – Как такое могло случиться? – негромко поинтересовался Эрик. – А вот так, – развела руками Аделина, – а ты сам-то как сюда попал? А то я не особо много о тебе знаю, родители без причины не распространялись. Эрик тяжело вздохнул. – Да тоже как-то так, – пробормотал он. – Какая у тебя хоть жизнь по счету? Не первая, не? Эрик покачал головой. – А чего не женат? Не попалась нужная женщина? Ответом ей было молчание. Впрочем, Аделина никуда не торопилась, пристально разглядывая новоиспеченного супруга. – Не знаю, – наконец ответил Эрик, – точнее, не помню. Я был женат… однажды, но это было давно. – И что случилось? – продолжила расспросы виконтесса, спокойно игнорируя то, что Эрику явно не нравилась тема разговора. – Что-что, – пробормотал тот, хмурясь, – любопытство сгубило кошку, Вы не слышали такой поговорки? Аделина фыркнула от неожиданности и машинально перешла обратно на Вы. – Недурно, – усмехнулась она, – знаете ли, слышала. Но не волнуйтесь, я не боюсь. В конце концов, кошка в поговорке не жила в Страхе. А меня куда ещё губить? Так что стряслось с Вашей женой? Эрик покачал головой, с изумлением глядя на девушку, в глазах которой плясал огонёк любопытства. В этот момент она, кажется, была вовсе не похожа на Кристину, в ней виднелась совершенно иная душа… – Я развёлся с ней, когда попал в Страх и был приговорён к отбыванию наказания за грехи в следующей жизни, – совершенно внезапно даже для себя самого признался мужчина, – чтобы защитить её от страданий своей жизни. С тех пор я её не видел… Уже даже не помню, какая она… Ну да что теперь об этом, – махнул он рукой и тоже усмехнулся, кидая взгляд на любопытную собеседницу… Собственная ухмылка которой вмиг сползла с резко побледневшего лица. – Ну надо же, – неожиданно тихо проскрипела Аделина, – а ты, защитничек, никак в связи с этим героем себя мнишь? – Почему героем? – опешил Эрик. – Ну, защитил от страданий, молодец, типа! Умница… – Аделина поджала губы. Эрик сверкнул глазами. – Не то, чтобы мне хотелось обсуждать женщину, которую я уже даже не помню, но, коли уж на то пошло, то – да. В данном отношении я её спас. Сделал все, что мог, чтобы она не страдала вместе со мной… Его тираду прервал смех. Даже не просто смех – хохот, насмешливый и при этом отчего-то совсем не веселый. – Откуда вы такие берётесь, – выдавила Аделина, – знавала я одного такого. Мне мужем приходился. Тоже отказался от меня, пытаясь «защитить от своих грехов». И каков результат? Страх. – Ваш муж? Это этот… как там Кристина говорила… Шарль? Аделина покачала головой. – Шарль… Шарль здесь вообще не при чем. Он так… под руку мне попался, побыл моим женихом некоторое время, а вообще они с моей кузиной Бланшефлор были просто созданы друг для друга, два ангелочка. Мама просто не знает ничего... Эрик вопросительно склонил голову. – Ты знаешь, что такое жизнь без счастья с самого рождения? – спросила вдруг она. Тон её настолько очевидно указывал на риторичность вопроса и необходимость ответить отрицательно, что Эрик вспыхнул. – Я родился уродом, которого боялась собственная мать. Всю жизнь меня презирали за страшную внешность, считали монстром, унижали и оскорбляли. Всю жизнь люди шарахались от меня, а мои таланты лишь пытались использовать в своих целях. Единственную девушку, которую я смог полюбить, у меня отнял твой отец. Так что да, пожалуй, я кое-что знаю об отсутствии счастья! Аделина, кажется, не впечатлилась. – Сочувствую, – горько усмехаясь, буркнула она, – а вот у меня было все. Любящая семья, богатства, признание таланта… А счастья не было. Представляешь, каково это – жить жизнью, в которой есть все для радости и никогда эту радость не чувствовать? Всю жизнь думать только о том, что с тобой не так, почему ты не можешь быть счастливой? А знаешь, почему? Потому что мой драгоценный муженёк решил меня защитить и отказался от меня, из-за чего мне не позволили родиться вместе с ним, и к тому моменту, как я пробилась в мир живых, он уже умер! Человек, предназначенный мне – ведь другого я не имела – умер до моего рождения! Я родилась с подсознательным знанием о том, что никогда не найду настоящей любви! Мертворожденная, никому не нужная девчонка… И то, что мой жених нашёл себе другую, не разбило меня, как думали родители, но лишь подтвердило то, что я чувствовала и сама – не видать мне в жизни ни любви, ни счастья… Эрик молчал, не зная, что ему сказать. Красивые, прежде спокойные черты Аделины де Шаньи исказила болезненная гримаса, а по её щекам потекли слёзы. Эрик вдруг подумал о том, что она, должно быть, никому и никогда не рассказывала об этом. – Вот поэтому я и… – неожиданно слабым, хриплым шепотом продолжила девушка, и голос её оборвался, не завершив фразы. Эрик ощутил внезапный прилив ужаса, как будто в окончании этой фразы должно было скрываться что-то ужасное. – Поэтому ты что? – еле слышно выдавил он – голос не желал его слушаться. Губы Аделины растянулись в болезненной, полубезумной улыбке, так живо контрастирующей с полными слез глазами, и слегка приподняла рукав простого платья, демонстрируя Призраку оперы выжженную на запястье маленькую чёрную розу. Клеймо самоубийцы. – Ты знаешь, – с неожиданным воодушевлением заговорила она, – я его ненавижу. Он, наверное, как ты, считал, что спасает меня, но мне все равно! Если бы не он, всего этого бы не случилось! Мы прошли бы через все невзгоды вместе и вновь были бы счастливы, а теперь… теперь все кончено. Он, должно быть, давно искупил свои грехи и снова счастлив, а я застряла здесь. Впрочем, нет… надеюсь, нет. Надеюсь, он все ещё горит в адском огне и будет гореть ещё очень долго за то, что сделал со мной! Он и его чертово благородство! «Терезия, не спорь, так будет лучше!», – истерично передразнила давнее мутное воспоминание девушка. Теперь она, кажется, совершенно забыла о присутствии в комнате Эрика Дестлера да и вообще обо всем, захлебываясь горькими слезами боли, которую она не могла разделить с близкими людьми, чтобы не заставлять и их страдать. Снова коротко всхлипнув, она развернулась, яростно размазывая слёзы по щекам в тщетной попытке их стереть, и вылетела из комнаты. Не так далеко, всего лишь в соседней комнате, отделенной от этой небольшим коридором, все так же призывно сверкал портал, сквозь который они сюда пришли. Остановившись перед ним, Аделина всмотрелась в серебристое мерцающее марево, такое успокаивающее и манящее… Зачем она пришла сюда? Кажется, хотела в истерике плюнуть на все и попытаться сбежать, невзирая на возможные последствия, но какой в этом смысл?.. Неяркое сияние портала завораживало и успокаивало. Аделина подошла совсем близко, всматриваясь в серебряные глубины, которые, казалось, были бесконечными… Мягкие перекаты волн, составлявших воронку, казалось, уносили её эмоции с собой, оставляя на их месте лишь тёплую, не раздражающую пустоту, от которой не хотелось отрешаться. Аделина сама не знала, сколько простояла так, недвижимо и умиротворенно, пока внезапно её не вырвало из этого бесконечного тихого спокойствия ощущение тёплой влаги на тыльной стороне ладони.

***

В спешке выбежав из комнаты с глазами, взгляд которых застилала пелена слез, Аделина не увидела, как за её спиной Эрик Дестлер упал на колени, внезапно будучи не в силах даже вдохнуть – настолько резко сжалось сердце у него в груди. Сквозь шум в ушах он мог слышать лишь злосчастное: «Терезия, не спорь, так будет лучше!», произнесенное двумя голосами: её, насмешливым и бесконечно горьким… и его. Мерлин показывал и рассказывал ему многое, порой не скупясь на детали, но о Терезии Сальери, его жене, говорил неохотно, хотя и не молчал. Кратко, скупо сообщил, что Эрик – тогда ещё Антонио Сальери, получил возможность искупить убийство своего гениального друга не в Страхе, а в следующей жизни, и, дабы не тащить супругу с собой на буквальную жизненную каторгу, отказаться от неё. Тогда Эрик лишь отмахнулся – что ему было до прошлого и какой-то там бывшей жены, когда он сам видел, что прежде был женат и на Кристине, ведь Мерлин не преминул показать ему и их счастливую свадьбу! Изображение их двоих до сих пор было в его любимой комнате, рядом с другими изображениями Кристины. Однако теперь, еле сумев подняться на ноги, чудом доковыляв до заветной комнаты и распахнув в неё дверь, Эрик внезапно осознал, что ни на одной картине, дарованной ему Мерлином, Кристины нет и никогда не было. С каждого изображения на него смотрела Аделина. Ее глаза с мерцавшими в них огоньками, её изгиб губ в улыбке, что озаряла её лицо на их свадьбе, её родинка на щеке, за которую цеплялись кристально-чистые слёзы, когда она плакала, стоя перед ним… И которой никогда не было у Кристины! Эрик застонал, закрывая руками уши, тщетно пытаясь заглушить слезливый, полный боли голос, выкрикивающий: «Я его ненавижу! Надеюсь, он все ещё горит в адском огне и будет гореть ещё очень долго за то, что сделал со мной! Он и его чертово благородство!» Что он наделал? Впервые в жизни Эрик ощутил, как все его существо опалило огнём тяжёлой, неотрицаемой вины. Он отверг её, обрёк на бессмысленную жизнь и адские мучения после смерти. Да, он хотел как лучше, да, Мерлин хитростью вынудил его согласиться на это… Только что это меняло? Разве это поможет ему теперь изгнать выжженные в сознании слёзы той, кого он любил, и злосчастную чёрную розу, которую не смыть с её тонкой руки? Конечно же, Мерлин и Моргана знали обо всем и так и планировали с самого начала – что он, оттолкнув от себя свою любовь, а затем забыв о ней, в её отсутствие на земле остановит свой взгляд на той, что так на неё похожа, и, в неведении своём, даже не заметит подвоха! Однако, как бы там ни было, жертвой какой бы демонической паутины интриг он ни стал, с него это не снимет вины. Его никто не заставлял так поступать, и теперь от этого пострадала Терезия. Если бы он только мог забрать себе всю её боль! Теперь, задыхаясь, он мечтал об этом, ведь он заслужил её куда больше, чем она! Но тут же, словно в насмешку над его отчаянием, в голове его зазвучали слова Морганы, сказанные ею не так уж давно, но, кажется, вечность назад: «Так ничего и не понял… А поймёшь, будет поздно. Свой самый страшный грех ты уже совершил, но теперь ты не помнишь его, а потому за него не страдаешь. Когда вспомнишь… готов будешь не только сам за него сполна выстрадать, но и чужой грех на себя взять, только поздно будет… Потому что уже поздно… Слишком, слишком поздно…» Старая ведьма! Конечно же, она знала все с самого начала, знала, что теперь Эрику одна дорога – глубже в бездну, в которую он сам себя загнал… Слёзы жгли мужчине глаза, но он не обращал на них внимания – слишком мелкой и незаметной была эта боль по сравнению с тем, что творилось теперь у него на душе. В отчаянном порыве он выбежал из комнаты, заполненной портретами, и захлопнул туда дверь, а затем проследовал дальше, туда, куда убежала Аделина. Она стояла перед порталом, замерев, как статуя, и, кажется, даже не дыша. Эрик остановился, глядя ей в затылок. Он должен был что-то сказать – попытаться объяснить и попросить прощения, хотя никакие слова не искупили бы того, что он с ней сделал – но сказать он не смог вообще ничего. Душившие его слёзы не давали произнести ни звука, и он мог лишь смотреть на то, как она все стояла, не оборачиваясь и даже не двигаясь. Он медленно подошёл к ней, не зная, что делать дальше… И сил его хватило лишь на то, чтобы упасть рядом с нею на колени, уткнувшись лицом в её расслабленную руку и позволяя слезам пролиться на неё. – Эрик? – негромко и будто полусонно окликнула она, склоняя голову, чтобы посмотреть на него, – это Вы? А отчего Вы плачете? Медленно, будто слегка заторможенно опустившись на колени рядом с ним, она отняла руку, чтобы заглянуть ему в лицо, но Эрик был не в силах поднять на неё взгляда. Лишь на мгновение, пытаясь избежать его, он все же взглянул ей прямо в глаза, и тут же закрыл свои, чтобы избежать подобного вновь, но было уже поздно. Одного взгляда, выражавшего все то, что чувствовал сейчас Эрик, хватило, чтобы Аделина все поняла. Она решительно взяла его рукой за подбородок, поднимая его голову чуть выше и безмолвно приказывая посмотреть на неё. Через силу, Эрик подчинился, открывая глаза и снова глядя прямо на неё. Каждая секунда этого взгляда теперь казалась ему сущей пыткой, а потому, когда его лицо обожгла пощечина, он ощутил едва ли не облегчение. В конце концов, это было меньшее из того, что он заслужил, и он мысленно собрался, готовясь ко второй… Вместо которой Аделина, всхлипнув, кинулась ему в объятия. Голова мужчины ещё не успела осознать, что только что произошло, а руки уже сами потянулись покрепче прижать к себе ту, кого он любил. Сердце у Эрика заколотилось настолько быстро, что, казалось, вот-вот пробьёт грудную клетку. Чуть отстранившись, он вновь взглянул на неё, уже без страха, но с непониманием: он ожидал ненависти, он заслужил её… Однако в ярко сверкавших глазах девушки он видел лишь облегчение и сочувствие – ведь теперь, осознав, что перед ней её муж, она совершенно иначе взглянула на его трагедию, на искалеченное тело и изуродованное лицо… Осознав, что Аделина, не скрываясь, разглядывает его уродство, Эрик вспыхнул от смущения и попытался отстраниться… В ответ на что получил вздернутую бровь, скептичный взгляд и поцелуй. Не то, чтобы это было большим откровением, но когда его целовала Кристина, все было совсем иначе. От неё исходило лишь сочувствие тому, кого она никогда не смогла бы полюбить. Поцелуй же Аделины обдал его жаром любви, заверявшим, что она приняла бы его любым, да и принимает любым сейчас. Так вот как ощущается настоящее счастье… Не отрываясь от него, Аделина запустила руки в его волосы, проводя пальцами меж густых прядей… Так, стоп. Волосы? Кажется, эта мысль пришла в голову им обоим одновременно, потому что оба разом отстранились с широко распахнутыми глазами. Да. Волосы. И чистая, совершенно не тронутая тленом кожа рук, и ничем не обезображенное лицо. – Хм-м, – без особого удивления протянула Аделина, с интересом оглядывая его, – да, так мне, пожалуй, больше нравится. Кажется, теперь Эрик точно вспомнил, за что именно он в своё время её полюбил. В чем он и поспешил признаться, целуя ее ответ, потому что что могло быть важнее этого? Разглядывание возвращённой ему нормальной внешности? Да и Бог бы с ней, теперь, когда рядом с ним вновь была его жена, кажется, простившая ему все то, что он сотворил, это было так неважно… Так, почти ничего не говоря, в объятиях друг друга они провели еще какое-то время, а затем Аделина поднялась и решительно скомандовала: – Пошли. Нам тут больше делать нечего. Эрик с готовностью вскочил на ноги. Он не знал, насколько он сам достоен выхода из Страха, но позволить своей любимой оставаться здесь он не мог. Пусть Мерлин делает с ним, что хочет, но Аделина вернётся домой! И, взявшись за руки, они шагнули в портал, который все также мирно мерцал серебристым светом, безразличный к человеческим страстям.

***

Их ждали. Кажется, с момента, когда они прошли сквозь портал в прошлый раз, прошло совсем немного времени, потому что и Мерлин, и Кристина с Раулем все ещё были здесь, ожесточенно споря. Правда, это было немного другое здесь, так как искусственный мир был разрушен, и теперь они находились где-то во владениях Мерлина… Их появление, естественно, не осталось без внимания. – О, какие люди, – жизнерадостно развёл руками Мерлин, – что, ждать наказания уже наскучило, так хотим приступить к нему сразу? – Ага, прямо вот сейчас, – сверкнула глазами Аделина. – Именно сейчас, – подтвердит Мерлин, – и не надо меня тут взглядом прожигать, барышня. За ваше воссоединение я рад, но необходимости продолжать ваше наказание это не отменяет. Оправдательного приговора вот лично у Вас, мадмуазель де Шаньи, нет, так что попридержите коней. Эрик глубоко вздохнул – примерно этого он и ждал. Конечно же, их не отпустят так просто… Он поймал полный эмоций взгляд Кристины, а затем столкнулся глазами с Раулем, неестественно широко раскрытые глаза которого его даже слегка испугали. Кристина, тоже заметив это, слабо пролепетала: – А! Рауль, милый, ты ещё не видел Эрика без всего его… ну, ты понял. Вот так он выглядит по-настоящему, – объяснила она, одновременно пытаясь незаметно подобраться поближе к дочери. Однако Рауль, кажется, её даже не услышал. Медленными, неуверенными шагами он подошёл совсем близко к Эрику, вглядываясь в его лицо. – Эм… здравствуй, – смущенно пробормотал тот, – слушай, у нас вышла не самая приятная дилемма с твоей женой, но тут я виноват, просто… Договорить Эрик не успел, потому что человек, которого он всю жизнь считал врагом, со слабым радостным вскриком обнял его. Замерев, Дестлер даже не знал, как ему вообще на это реагировать. – Как они посмели? – прошептал Рауль, сжимая плечи Эрика, – Как посмели сделать нас врагами? Мерлин негромко кашлянул, привлекая к себе внимание, и Рауль тут же обернулся к нему, раскинув руки, инстинктивным жестом заслоняя и дочь, и бывшего Призрака Оперы. В мгновение ока рядом с ним оказалась и Кристина, также готовая защищать их. Мерлин, совершенно не впечатлившись, наградил их саркастичным взглядом. – Ну встали вы тут, и что? Супруги де Шаньи даже не двинулись с места, но тут к Мерлину с самой неожиданной стороны подоспела поддержка в виде Джоанны, с легким хлопком появившейся рядом с ними. – А действительно, и что? – хмуро произнесла она, скрещивая руки на груди и глядя прямо на Аделину, – скажи мне пожалуйста, дорогая, зачем ты во все это полезла? В прошлый раз твои отношения с ним закончились твоим попаданием сюда, и теперь, ещё не получив собственного оправдания, ты ещё и к нему себя вновь собралась привязать? Аделина раскрыла было рот, но Джоанна не позволила себя прервать. – С твоими родителями все в порядке, слава Богу, но что теперь будет с тобой? С твоей душой? Все эти страдания, которые теперь ни к чему не приведут! Ведь ты уже могла покинуть Страх, искупив свою вину за самоубийство, но теперь, вновь став его женой… Стоило это того? – голубые глаза женщины грозно сверкнули, – отвечай, когда с тобой разговаривает твоя королева, Лионесса! Неужели оно того стоило?