Ваш гей показатель увеличивается

      На улице светло и тепло. Самое время, чтобы гулять, устраивать походы в горы, ходить на пикники и вечеринки у моря. У всей страны положенные выходные. Однако Хан лежит в больничной палате, сокрытой от света полупрозрачными шторами и проветриваемой новым кондиционером. За окном слышен ребяческий смех, шум машин и иногда пение птиц, шуршание листочков от редкого ветерка. Это наводит небольшую грусть и тоску от безделья и лишения возможности провести прекрасный день на улице. Впрочем, Джисон бы и не смог провести его на улице, даже если бы не лежал в больнице. Скорее всего, он бы провёл добрых двенадцать часов на кожаном кресле и в душном костюме, а может быть и на встрече с инвесторами. Руководить крупным производством лёгкой промышленности, а именно обувной, безумно сложно — нужно искать хороших дизайнеров, маркетологов, инвесторов, спонсоров, моделей, следить за рейтингами, подписывать кучу бумаг и выплачивать миллионы налогов. А тут, в больнице, ненадолго забываешь о своей ежедневной рутине.       В больнице он лежит уже две с половиной недели, и все это время за ним ухаживает медицинский персонал частной клиники. Вы не думайте, болезнь не страшная, ему всего лишь удалили аппендикс, к счастью, ещё не разорвавшийся и в не такой сложной форме.       В общей сложности, за Ханом ухаживает три или четыре человека, которые меняются посменно, помнит из них он только двоих — блондинку с круглыми очками и парня с длинными чёрными волосами. Вообще, во время реабилитации мысли у Джисона летели с одного края на другой, поэтому думать о чём-то, кроме бизнеса и планировки дома мамы у моря, ему не доводилось. Но всему приходит конец или пауза. У нашего бизнесмена — медбрат, да, тот самый медбрат с длинными волосами, который приходит ранним утром, чтобы спросить о самочувствии и измерить температуру. Хану интересно, как он с такой внешностью стал врачом, а не мировой моделью, какого хрена он делает в этой клинике, почему всегда улыбается, когда измеряет температуру, почему заходит даже тогда, когда в палате уже есть медсестра, почему тепло общается. Джисон ловит долгие взгляды на себе и замечает мелкие привычки (а может быть и не привычки). Через два дня его выпишут, парень с чёрными волосами больше не будет измерять ему температуру, а душный офис встретит его с распростёртыми объятиями. — Хан Джисон, можно поинтересоваться, какой профессии Вы принадлежите? Вам так часто звонил менеджер. Мы просто сбрасывали или говорили, что Вы не в состоянии ответить. — На бейджике чётко распечатано «Хёнджин», а на лице беспокойство. Хёнджин общался и был очень внимателен к Хану, не зная его материального статуса, что не может не радовать.       Хан Джисон — настоящий натурал, стопроцентный. Его не сломит даже качественная гей-манга. Он против сего сообщества ничего не имеет, но упёрто считает, что парни его привлекать ну никак не могут. Тогда почему он думает о Хёнджине? — Я бизнесмен. Думаю, так будет сказать проще всего. Нежели «Генеральный директор и владелец открытого акционерного общества «Hans shoes», верно? — Ваш менеджер не справляется с задачей зама, а замдиректор с Вашей. Видимо, Вы неповторимый руководитель, — на бледном лице появляется короткая улыбка, Джисон понимающе кивает. — Им по тридцать-сорок лет, а бизнесом и коммуникабельностью не владеют. Им трудно находить к каждому человеку индивидуальный подход. — Может, это просто Вы очаровываете людей?       Сказать, что я в ахуе, — ничего не сказать. Это был самый настоящий, крепкий и милый намёк. Пиздец. Никак иначе. — Не думаю. Скорее их привлекают акции или возможности компании. Хотя, я попривлекательнее наших менеджеров, — довольная ухмылка вылезает на Джисоновом лице, что очень радует Хёнджина. Сидят вдвоём и лыбятся, как идиоты. — Мне кажется, мы ровесники. Вам ведь двадцать шесть? — Двадцать пять, — немного смущаясь, отвечает Хан, закусывая губу, — и тебе не стоит разговаривать со мной на «Вы». — Да. Ты младше меня.       Наступает короткая тишина, весна впускает не очень-то и прохладный ветер через маленькую форточку, наступает жара. — Джисон, Вы, то есть, ты, тебя привлекают только женщины? — неуверенно проговаривает Джин, заглядывая своими глазками в чужую душу. — Думаю, да. Если честно, на отношения времени не хватало, да даже на их поиски, — атмосфера заметно накаляется, Джисон начинает суетиться и садиться в разные позы на своей койке, пока на табуретке брюнет думает о чём-то своём. — Считай, что уже вылечился. Сегодня последний раз делаем перевязку и можешь повидать мир, снова подписывая документы. — Именно этого я и не хочу. — В ответ слышится хихиканье. — Перевязку буду делать я.       Что-то внутри Джисона что-то осознало. Так. Перевязка — это когда медики снимают с тебя одежду, чтобы вытащить старые швы и что-то там обновить, потом обработать и забинтовать. Касаться. Блять, ну, ничего страшного. Да? Нет. — Ясно, а когда? — успокаивая себя, задаёт вопрос Хан. — Да хоть сейчас, я сегодня всех пациентов утром проведал, — непринуждённо даёт ответ, хотя что-то в его взгляде есть. Что-то есть… — Окей…

***

      До нужного кабинета Сон добирается за минут пять или шесть, хочется пить, но он упорно игнорирует свои желания, дабы быстро перевязаться и пойти погулять во дворе хотя бы. Он стучит два раза, слышит чёткое «Входите», заходит. — А, Джисон, — впервые неформально обращается Джин. — Хван Хёнджин к Вашим услугам, Вы в надёжных руках. — Верю-верю.       Младший ложится на нужный стол, ожидая. Хён тем временем обрабатывает инструменты и ставит всё на столик рядом. — Снимай пока кофту.       Хан, как положено послушному пациенту, снимает пижамную кофту вместе с майкой, обнажая торс с шестью кубиками пресса и шрамом с правой стороны. — Так и знал. По рукам сразу понятно, что ты ходишь в зал. Весьма похвально для человека, что занят бизнесом, — подмечает Хван, моя руки, затем поднимая спинку кровати немного выше. — Спасибо.       Подойдя к младшему и ещё раз окидывая его странным взглядом, Хёнджин аккуратно ведёт большими пальцами рук вокруг шрама, вызывая шиканья у второго. — Это ещё зачем? — Массаж необходим.       Тёплые ладони круговыми движениями начинают обводить почти всю территорию живота. Когда пальцы случайно цепляют резинку штанов, кожа Хана покрывается мурашками, что не скрывается от глаз старшего. — Когда ты говоришь, в последний раз встречался? — Лет пять назад, по-моему. А что, я похож на человека, у которого много шлюх? — выпаливает, и только потом думает Джи. — Нет. Ты очень очаровательный, вот и всё. — Хван лучезарно улыбается, пока шальные ручонки поднимаются выше положенного, находясь в опасной близости с зоной сосков, отметим, что это эрогенная зона Джисона. Паника окутывает с головой. — Может приступим уже к перевязке? — выдыхает Хан. — Как скажешь.       Контраст холодной и обмокшей в спирте ваты с горячей кожей нереальный, Джисон немного дёргается. Одна рука Хёнджина обрабатывает спиртом шрам, пока вторая опирается на грудь младшего. — Джисон, как нехорошо! А ведь говорил, что парни не привлекают… — указывая на еле заметный бугор в штанах, ухмыляется Джин, — а я ведь ещё ничего не сделал.       Следующее, что делает старший — поцелуй. Под подбородком — мокрый и долгий. Вы спросите, что с нашим горе-натуралом? Он в ахуе. Он не может ничего сделать. Ему, блять, нравится. Путь красных отметин получается хаотичным и иногда даже синеватым, но Хён не останавливается — спускается к ключицам, к розовеньким соскам. Резкий стон вырывается из уст младшего, он краснеет и пытается закрыть глаза, но Хёнджин не даёт. — Посмотри на меня. — Чужие очи глядят с каким-то счастьем и нежностью, Джисон, как загипнотизированный, пялится в них, ну, до того, как Хван решает поцеловать его в губы, причём напористо и не давая ни секунды на размышления, — где-то глубоко внутри Хана кричит Джисон-натурал, но он, кажется, умирает.       Дверь заперта, окно закрыто, но Джисону, мать вашу, всё равно стыдно за все звуки, что они издают. Не отрываясь от мягких губ, Хён кладёт свою руку на чужие неровности в штанах, поглаживая. Сон только блаженно мычит в поцелуй, руками придерживая за талию старшего. Торопясь, они иногда сталкиваются зубами, кусают чужие губы. Разум Джисона одурманен. Хёнджин отстраняется. — Уже 60%, дорогой мистер Хан, как думаете, сколько выдержите? — длинноволосый смотрит с игривой ухмылкой, удобнее присаживаясь на чужие бёдра и поглаживая сильные плечи. — Почти полностью встал. Твой гей-показатель стремительно увеличивается, Хан-и, ты так сильно хочешь меня? Хочешь меня трахнуть, да?       У Хана кружится голова от этих слов, да, чёрт побери, да. Джисон чувствует также твёрдый член Хёнджина, упирающийся в его живот, и, кажется, он сейчас хочет того же, что и Хан. — … Большой член Джисон-и хочет быть внутри меня? — движения руки усиливаются, дроча через ткань хлопковых штанов, вызывая тихие стоны и вздохи. Хён трётся своим членом о чужой, создавая небольшое трение и волну возбуждения. — Да-а, — отвечает Сон, Хёнджин приспускает резину штанов с трусами, выпуская наружу вставший орган Джисона. — Но мы не можем заняться этим здесь. У меня нет ни смазки, ни презерватива, да и не подготовлен я. Так что… Наслаждайтесь, господин генеральный директор.       Хван опускается на колени, раздвигая чужие ноги и устраиваясь между них. Он аккуратно целует все кубики пресса, спускает штаны до икр и поцелуями поднимается от колен до бёдер, покрывает внутреннюю часть многочисленными засосами. Для Хана это как пытка с наслаждением. Когда старший берёт в рот головку и поднимает взгляд на Сона, Джи готов кончить от такого вида. Парень в медицинском халате со спавшей чёлкой держит и дрочит его член, всасывая наполовину и мыча, вызывая вибрацию и самые непристойные звуки. Слюна стекает на подбордок, головка Джисона упирается Хвану в самое горло. Младший сладостно стонет, Хёнджин кончает, не прикасаясь к себе, а Хан только спустя десять минут. — Теперь ты не натурал, — не надевая вещей, опять садится на колени к Сону и целует в ухо, — теперь твоя жизнь наполнится голубыми красками. — Дай мне свой номер. — У тебя он есть. Я уже сохранил. — К чёрту перевязку.