* * *
Петунию Дурсль всю ночь одолевала странная тревога, которую она списывала на стресс и лишние переживания. Но тут до её чуткого слуха донёсся детский плач. После рождения её любимого сына Дадли, она стала более внимательной к каждому звуку, шедшему из спальни малыша. Но в этот раз что-то было не так. Встав с постели, женщина поняла, что звук доносится с улицы, потому накинув халат, она вышла на крыльцо и буквально побелела. На пороге дома, в плетёной корзинке лежал кричащий ребёнок. Почти сразу увидев записку и взяв её в руки, Петуния с ужасом прочла написанную каллиграфическим почерком надпись. В её коленях почувствовалась слабость и, зажав рот рукой, она сползла по двери на пол. — Вернон! — закричала она через пару минут. — Проснись же! — Что такое, что случилось? Ты чего кричишь, дорогая, разбудишь ведь Дадлика, — сонно произнёс тучный мужчина, подходя к жене и тут же замечая, на что она заворожённо смотрит. — Господи, милая, откуда этот ребёнок? Чей он? — Это сынок моей сестры. А я ведь знала, что она принесёт нам беду. Никогда с ней ладу не было, вечно её занимали только одни чудеса, и куда же они её привели? Что нам теперь делать с этим ребёнком? Он же ещё и холодный весь, а если он болен? — произнесла Петуния, показывая записку мужу. — Эти чудики ещё и наплодили, а скинули своего змеёныша на нас. Надо сейчас же отнести его в приют, — мерзкая горечь так и лилась из Вернона Дурсля. Гарри будто понял смысл произнесённых слов и, словно протестуя, начал сильнее плакать. — Что ты такое говоришь? А если нас вздумают проверить? Я уверена, он такой же ненормальный, как и они. Неизвестно что с нами сделают, если мы сдадим мальчонку в приют. — Так и быть, но этот гадёныш не получит и лишнего цента от меня! — нахмурив брови, произнёс глава семейства. — Пойдём в дом. После этих слов, Петуния занесла корзину с ребёнком в дом. Так как второй кроватки для малыша не было, и скорее всего не будет, она, накормив его разогретым молоком, так и оставила лежать в большой корзине, в комнате Дадли. Эта ночь была слишком длинной для маленького Гарри, в теле которого теперь покоилась душа самого тёмного волшебника. Но даже лёгкое покалывание в приобретённом шраме не могло бы разбудить сейчас этого малыша, наконец нашедшего временный покой.* * *
Три года спустя… — Мама, мама, я хочу игрушку, как в телевизоре! Хочу, хочу, хочу! — звонкий голос Дадли отскакивает от стен, пока тот выпрашивает очередную игрушку. — Милый, давай ты покушаешь кашку, а после мы сходим и купим тебе то, что захочешь, — пыталась убедить Петуния своего капризного сына. — Нет! Не хочу кашу, пойдём сейчас! — не унимался тот. — Мама, можно мне поесть? — позади Петунии послышался тихий голос, обычно молчаливого Гарри, полностью контрастируя с голосом шумного кузена. Резко повернувшись на голос, женщина посмотрела на Гарри — её лицо скривилось, а взгляд похолодел. Она тут же бросила ложку с кашей и выпрямилась. Мальчик сразу пожалел, что решил назвать эту женщину мамой. Но как так? Ведь когда Дадли звал её так, то она была очень рада, почему же это не сработало с ним? Почему они всё время на него злятся? — Ты, никогда не смей называть меня так! Я тебе не мать, ты мне никто, — закричала было Петуния, но вспомнив о своём сыне, начала шипеть сквозь стиснутые зубы. Грубо схватив Гарри за руку, она повела его в чулан под лестницей, который они с Верноном отдали мальчику, не желая, чтобы тот жил в одной комнате с их родным сыном. Открыв дверь, и прежде, чем швырнуть туда мальца, она ударила его по губам. — Только попробуй ещё раз произнести эту грязь своими губами в мою сторону. Твои родители давно мертвы! И не смей сопли распускать, пока я не рассказала об этом Вернону. И уж в этот раз ты просто так не отделаешься. Такие нытики, как ты, никому не нужны. В эту же секунду с кухни раздался треск разбивающейся посуды, вся мебель в доме начала дрожать, и Петуния завизжала от страха. — Прекрати! Прекрати сейчас же! Это ты, я точно знаю, что это ты! — кричала женщина сквозь шум и плач Дадли. Но Гарри её в этот момент не слышал, как и не воспринимал всё происходящее вокруг. Боль, распространяющаяся от шрама по всему телу, пронзала его в эту минуту. Вцепившись руками в голову, он не мог вымолвить ни слова, все его мысли были лишь об одном: «Больно». Он не заметил, в какой момент отправился в беспамятство, но сон его не был спокойным: тревога, как болотная трясина, утягивала остатки его сознания на чёрное, вязкое дно. Сквозь толщу этой тьмы прорезался мужской шипящий голос, повторяющий всего одно, но такое мерзкое слово: «Умри». Гарри пытался проснуться, но оковы этого ужаса не отпускали маленькое детское сознание, не давая даже закричать. Но в момент, когда для мальчика всё показалось больше невыносимым, наступила тишина, и боль отступила. Когда Гарри открыл глаза, он не знал сколько проспал, но явно ощутил ноющее чувство голода. Воспоминания о случившемся было слишком сложно игнорировать, но и понять что произошло у него не получалось. «Я назвал тётю Дурсль мамой, а она на меня накричала. Как же сильно хотелось заплакать. Было так больно и обидно, что впервые захотелось, чтобы она больше никогда не могла на меня кричать, а после всё задрожало само по себе, и стало так больно! Моя голова…» — пытался восстановить цепочку событий маленький Гарри. «Голос, он говорил то самое слово, было так страшно… Кто этот голос?» — продолжал он размышлять, привычно скрючившись в тёмном чулане. Обычно, Гарри почти не разговаривал, да и учитывая, что когда он что-то говорил, то ругали его чаще, ему не очень-то хотелось общаться с Дурслями. Отсутствие внимания он восполнял воображением. Что ещё делать ребёнку, которому даже не позволено выходить из дома? Глядя на чёрный потолок, он представлял звёзды, улицу, где бы он смог погулять и много того, что ему не было доступно в реальном мире. Но он никогда раньше не слышал этот мужской голос. Какая-то тяжесть появилась на сердце мальчика, и Гарри укутался в старое потрёпанное покрывало. Он слишком устал, чтобы попытаться найти что-то, что можно было съесть. В тот момент, когда у мальчишки случился магический выброс, сознание Волдеморта пробудилось. Безумие охватило его, и единственное чего он хотел, так это смерти этому мальчику. Воспоминания бурей свалились на него: он всё потерял, всё своё величие из-за какого-то ребёнка. У него нет даже своего тела! «Дамблдор, этот гад, он всё подстроил, это не может быть иначе!» — промелькало в его мыслях. Но всё закончилось так же внезапно, как и началось. Его сознание снова отключилось, принося облегчение ребёнку. С этого момента у Гарри больше не будет спокойствия в своей голове.* * *
«Мелкая мразь, чтоб ты сдох! Твоё существование прекратится, как только я выберусь из твоей ничтожной головы!» — в очередной раз третировал Тёмный Лорд маленького Гарри, который еле сдерживался, чтобы снова не начать плакать. — Я же тебе ничего не сделал, прекрати говорить все эти ужасные вещи! — сжимая ручками свою голову, проговорил Гарри. «Ты забрал у меня всё, мерзкая тварь!!!» — проорал монстр, оглушая все мысли мальчика и всё же доводя ребёнка до слёз. Тут в дверь чулана забарабанили, и, испугавшись, Гарри тут же зажал рот руками, чтобы его всхлипы не были слышны. — Что ты там делаешь, гадёныш? Не смей распускать нюни! Ты должен быть благодарен, что мы не сдали тебя в приют, а содержим такого нахлебника, как ты! — прикрикнул глава этого дома, заставляя Гарри съёжиться. — Чтобы через пять минут начал вылизывать весь дом дочиста! Отныне будешь отрабатывать свой хлеб. И чтоб не попадался мне на глаза! Услышав, как звук шагов отдалился, Гарри вытер слёзы, заставляя себя успокоиться. «Может, если я начну делать что-то по дому, то Дурсли не будут больше злиться? Если это так, то я буду работать изо всех сил!» — бодро подумал мальчик, настраиваясь сделать всё возможное. «Даже эти жалкие маглы ненавидят тебя, мерзкое отродье», — снова начал голос в голове. — Замолчи! Они не ненавидят меня! Просто исчезни из моей головы! — яростно зашипел Гарри на своего мучителя и вышел из чулана, собираясь игнорировать этот голос, который вечно твердил ему разные гадости. Найдя тряпку и ведро, мальчик начал убираться по дому, вспоминая, как это делала тётя Дурсль. Но естественно получалось у него плохо, ведь он делал подобное впервые. Увидев потуги ребёнка, Петуния тут же подошла к нему и отобрала у того тряпку. — А ты что это тут делаешь? Кто тебе разрешил это брать? — тут же спросила она, хмуро глядя на Гарри. — Это я велел ему заняться делом, слишком долго он жил у нас без толку, — произнёс подошедший Вернон Дурсль. — Ему полезно будет поработать. Таких, как он нужно держать в строгости, не то они вырастают неблагодарными лентяями, сидящими на шее. Уж я не позволю вырасти ему таким, — закончил тот, с презрением глядя на мальчика. — Ладно, только попробуй что-то сломать и ты знаешь, что будет, — уже обращаясь к Гарри, фыркнула Петуния. — И не смей выходить на улицу, — не в первый раз уже предупредила она его. Кивнув, мальчик снова занялся попытками выжать тряпку так, чтобы с неё не капало так много воды, больше не смотря на уходящих мистера и миссис Дурсль. «Ты жалок, как и вся твоя жизнь», — произнёс голос на задворках сознания Гарри. — Замолчи, — тихо ответил он голосу и продолжил упорно заниматься делом. Уже две недели этот мерзкий голос появлялся у него в голове, утихая только через несколько часов, наполненных гадкими фразами в сторону Гарри. Первые дни ему было очень страшно, и он постоянно плакал, но во вторую неделю этого кошмара он постепенно начал к нему привыкать, хотя было по-прежнему очень больно и обидно. Только вот тяжесть, появлявшаяся по ночам в груди, никак не проходила. Закончив к вечеру с уборкой и перекусив остатками ужина Дурслей, мальчик вернулся в чулан, не чувствуя ног и рук. Завернувшись в своё старое потёртое покрывало, он тихо заплакал. «Почему? Что со мной не так?» — крутилось в его голове. Гарри не хотел думать, что его действительно не любят, но ему было так больно, он так устал. Силы быстрым ручейком вытекали из его тела, и тяжесть снова опустилась на сердце. Больше не думая ни о чём, он провалился в беспокойный сон. Душа Тёмного Лорда в это время подпитывалась силами Гарри, медленно восстанавливая возможность волшебника ясно мыслить, а не быть захваченной в оковах безумия. Лишь на несколько беспокойных часов он приходил в сознание, но его затуманенный яростью разум не давал нормально воспринимать происходящее. Единственное, о чём мог думать тёмный маг — это о мальчишке, которому он желал скорейшей и мучительной смерти, о чём не стеснялся говорить тому при любом удобном случае. С того дня Гарри начал каждый день выполнять поручения Дурслей, чтобы отработать свой хлеб, как они это называли. А голос каждый день досаждал Гарри, но со временем мальчик научился по возможности игнорировать его слова, хотя обидными они от этого быть не переставали. Месяцы шли, и Гарри не заметил, как ему уже исполнилось пять лет. К этому моменту голос в его голове задерживался намного дольше, чем когда он только появился. Но это компенсировалось тем, что тот поливал его грязью немножко реже, чем каждое мгновенье. К шести годам Гарри иногда думал, что этот голос говорит все эти вещи больше из привычки, и, возможно, ему когда-нибудь надоест говорить обидные слова. Уже в сентябре, всего через месяц, Гарри и Дадли отдадут в начальную школу, чего мальчик ждёт с нетерпением. Ведь там он сможет подружиться с разными детьми. А ещё, если он будет хорошо учиться, то может быть, дядя с тётей его похвалят. Поэтому Гарри усердно выполнял поручения по дому, чтобы Дурсли не передумали отдавать его в школу. Ему даже начали давать работу во дворе, благодаря чему он, наконец, бывал на улице. И вот сейчас, он в очередной раз подстригал газон на заднем дворе дома. «Меня утомляет твоя жалкая жизнь, — как обычно прокомментировал голос в голове с некой долей презрения, — а твой энтузиазм мне мерзок, прекрати». — Что прекратить? — всё же спросил уставший от этих фраз Гарри. «Вести жалкую жизнь раба, заложника своей слабости!» — возмущённо ответил тот. — И это ты мне говоришь про слабость? Это не я сижу в чужой голове, — произнёс Гарри, уже зная, насколько ненавистна эта тема для его неприятного соседа. «Мне ненавистна каждая минута пребывания в твоей жалкой голове! Была бы моя воля, я сейчас же испепелил бы твой разум и вернул бы своё величие!» — вполне ожидаемо отреагировал голос. — Фу, какой ты злой, — уже обыденно ответил Гарри, со временем привыкший к подобному колкому общению со своим соседом-голосом. — О каком величии ты всё время твердишь? Ты только и делаешь, что говоришь мне гадости, но никогда ничего не рассказываешь, когда я у тебя что-то спрашиваю. «Я не стану пресмыкаться перед жалким ребёнком, если ты не можешь понять элементарных вещей, то это не мои проблемы». — Ну конечно, как же иначе? Чего ещё мне следовало ожидать от такого зануды как ты? — проворчал Гарри, в который раз убеждаясь, что его сосед самый мерзкий собеседник из всех, с кем он общался. «Да как ты смеешь?! Мерзкий ребёнок, прояви уважение!» — Просто признай, что ты зануда и успокойся, не то заболит голова от такого количества стра… стро… как там это называлось? А, точно! Стресса! — радостно произнёс Гарри, вспомнив новое слово, которое он услышал из разговора его тёти по телефону. — Эй, Поттер, чего такой радостный? Хорошо живётся? — спросил Дадли, злобно ухмыляясь. Гарри вздрогнул, но продолжил подстригать газон, не обращая внимания на двоюродного брата. — Чего молчишь? Я кого спрашиваю? Неужели вздумал, что можешь вести себя так, как вздумается? — подражая своим родителям, проговорил полный мальчик. — Сегодня мне купят всё самое лучшее к школе, слышишь? А тебе ничего, понял? Мама и папа меня любят, потому сделают всё, что я попрошу, и если я захочу, то ты никуда не пойдёшь. В этот момент Гарри дёрнулся, сильно испугавшись. Ведь он так хотел в школу, а сейчас все его мечты могли разрушиться. Что ему тогда делать? Если Дадли действительно попросит родителей, то он ни с кем так и не подружится. — Чего ты хочешь? — произнёс он, неосознанно сжав кулачки и косо поглядывая на Дадли. — Всего-то делать всё, что бы я ни попросил. Это ведь для тебя не сложно: быть послушным как собака, — мерзко проговорил мальчик, хрюкнув в конце. Ему видимо нравилось, что он похож на своих родителей даже в ругательствах. — Думаю, мы договорились, ты ведь скорее всего рад возможности быть полезным хоть в чём-то, — напоследок бросил Дадли, уходя домой. «За это я тебя и презираю. Не способен дать отпор даже этой грязной свинье. Слабое ничтожество». — Заткнись! Ты…отвратителен! — чуть ли не прокричал разозлённый Гарри ругательство, не выдержав от обиды. «Только и можешь, что злиться. Твои слова ничего не значат, пока ты ничего не делаешь, никчёмный мальчишка», — с раздражением произнёс маг, будто в сотый раз объясняя глупому ребёнку и так понятную истину. — Что?! Да ты сам только и делаешь, что сидишь у меня в голове, да поливаешь меня грязью! Я больше не буду с тобой разговаривать! — обиженно бросил Гарри, явно показывая, что не намерен продолжать этот разговор ни сейчас, ни потом. «Это несправедливо! Почему он всё время говорит эти обидные вещи, а после так легко запрещает делать это мне? Почему я вообще с ним разговариваю? Этот злыдень никогда не исправится. Да чтоб у него язык отсох!» — мысленно ругал Гарри своего соседа по сознанию. Тёмный волшебник в свою очередь думал о более серьёзных вещах, чем ссоры с ребёнком. Он уже полгода как начал замечать и анализировать своё состояние. Вспоминая своё прошлое, он явно видел безумие, охватившее его в последние годы войны. Он ослеп, не видя ничего, кроме своей гордости, что и привело его к падению. Но он никак не мог понять, что же именно произошло в ту роковую ночь, и как его душа оказалась в теле ненавистного ему ребёнка. Естественно, что это не мог сотворить младенец, ежели он сам не знал заклинания, способного переселить душу в чужое тело, без существенного вреда для обоих. Был ли это неизвестный ему ритуал или же проклятье — не важно, ведь всё сводилось к тому, что волшебнику дальше делать. Мысли Волдеморта привели к тому, что это не мог быть Дамблдор, ведь тогда этот маглолюб не позволил бы свободно находиться душе своего врага в теле ребёнка. В таком случае Тёмный Лорд мог не переживать за скорое разоблачение. «Старый хрыч, если это окажутся твои козни, то ты поплатишься за это в сто крат и познаешь мою ярость», — гневно размышлял он. Ему нужно время, чтобы накопить сил, а такая противно светлая и сильная душа мальчонки прекрасно подходит для его планов. Но даже если безумие отпускает мага, это ещё не значит, что он прямо-таки горит желанием наблюдать за жизнью этого ребёнка, неспособного за себя постоять. Слабость, которую он ненавидел всю свою жизнь, приходится наблюдать каждый день. Просто невыносимое для него занятие. Судьба явно насмехается над ним.