Крикун

— А ещё тётя Чхан с мужем развелась, представляешь? Чонгук представляет. И на месте тёти Чхан сделал бы это уже давно — жить с мужем-наркоманом, имеющем привычку раз в месяц устраивать из квартиры притон, такое себе удовольствие. Удивительно даже, как эта хрупкая с виду женщина вообще смогла столько лет прожить с подобным отбросом. — Имущество делили? — спрашивает он, приваливаясь к колонне остановки. — Да какое там, — вздыхает мама на другом конце сети. — Всё ей оставили, а мужа её под зад выперли. — Чонгук хочет сказать, что так ему и надо, но он слишком хорошо знает свою мать и слишком часто наступал на эти грабли, поэтому молчит. — Чем она вообще думает? Позор какой — выперла альфу из его же квартиры, разве это нормальная омега? А если он снова обколется и придёт её убивать? Никто ведь даже этому и не удивится. И вряд ли станет помогать, думается Чонгуку. Он прикрывает глаза и невольно стискивает пальцы на корпусе телефона сильнее. Его мама считает, что омеги должны быть покорными и ни при каких обстоятельствах не идти против альф. Угнетённая и на самом деле просто боящаяся женщина, привыкшая жить в укладе, при котором за пересоленный суп на неё могут наорать и вылить этот же горячий суп на голову. Чонгук такое видел неоднократно — сначала у бабушки с дедушкой дома, затем в собственной квартире. Приятного мало — сидеть с окаменевшим телом и не сметь даже поднять головы, пока отец орёт на дрожащую маму и замахивается для смачной пощёчины. Держать в себе слёзы, иначе перепадёт и тебе, и поджимать губы, когда отец уходит и мама с нервным смехом идёт в ванную мыть голову и прятать всхлипы за шумом воды. Чонгук помнит, как глотал этот лишь слегка пересоленный суп, убирал осколки разбитой тарелки и тянулся к крану, чтобы помыть посуду, но вышедшая из ванны мама охала и буквально вырывала из его рук мочалку, чтобы залиться ещё более нервным смехом. — Что ты, что ты, — она широко улыбалась, пока по лицу бежала вода с мокрых волос — а может, это слёзы ещё не закончились. — Тебе не нужно этим заниматься, это моя работа, милый. А Чонгук был слишком мал и напуган произошедшим, чтобы найти, что сказать. Очевидно, в глазах его мамы мытьё посуды было исключительно омежьим делом, и руки альфы разъест, если они её однажды помоют. — И не надо меня жалеть, — тихо добавила она. Тогда-то Чонгук с ужасом осознал, что мама его растит таким, чтобы однажды и он сам мог с лёгкостью и без жалости замахнуться на неё. И на кого-то ещё. — У тебя, кстати, сейчас же перерыв? — интересуется она в трубке, тем самым выводя Чонгука из размышлений. — Пары уже закончились, — он выглядывает из-за колонны и видит приближающийся автобус с нужным номером. — Сейчас уже поеду на работу. — Молодец, — искренне хвалит женщина. — Я так горжусь тобой, Чонгук-и, — и учишься, и работаешь. Настоящий альфа. Чонгук позволяет себе горькую усмешку — знала бы только мама, кем именно он работает, закатила бы скандал. — Мой автобус приехал, я пойду, — говорит он, выходя из-под козырька остановки и чувствуя на лице капли моросящего дождя. Будто кто-то с распылителем балуется. — Удачи, милый, от папы привет. Чонгук хмыкает. — Ему от меня тоже. В автобусе слишком жарко, пахнет чьим-то дезодорантом и снеками с беконом с задних рядов — там младшеклассники, не переставая болтать, перебивают себе аппетит перед обедом. Чонгук оплачивает проезд и грузно плюхается на свободное место у окна, тут же доставая наушники и включая рандом в спотифае. Как назло, выпадает одна из самых грустных песен DAY6, но Чонгук не переключает. Просто закрывает глаза и позволяет себе расслабиться. После разговора с матерью на душе остаётся неприятный осадок. Ему бы давно к нему привыкнуть, но он уже так привык жить в более-менее нормальном мире, где омеги это не просто кусок плоти, а альфы не боги, что каждый раз, слыша мамины рассуждения, он чувствует себя маленьким ничтожным микробом. Родители не знают, что он работает няней. Если узнают, наверняка примчатся сюда. Мама будет долго плакать, а отец наверняка попытается избить и «вставить мозги на место». Всего лишь за то, что их сын занимается, по их мнению, совсем не альфьим делом. Поэтому Чонгук соврал, что устроился работать на склад в супермаркет. Таскать коробки ведь куда престижнее, чем делать смесь годовалому ребёнку. И плевать, что таскать тяжести у него не хватит сил, а со смесями он управляется очень быстро и мастерски. Он вообще хорошо готовит, но родители этого тоже не одобряют. Чонгук с детства крутился рядом с мамой и всё высматривал. Ему нравилось после школы, когда отец ещё на работе, а мама слишком устала и прилегла вздремнуть, тихонько открыть холодильник и нарезать бутербродов с несколькими слоями. Сначала он не скрывал этого, но стоило матери увидеть его рядом с продуктами, и она сразу же кидалась их у него отбирать, причитая, что если он захотел кушать, он бы мог сказать ей об этом, а не делать всё сам. Поначалу Чонгук недоумевал, а потом просто смирился. Дом сестры же стал для него спасением. Он часто ходил к ней в гости один и всячески помогал с племянниками, ненормально наслаждаясь тем, что иногда она на него повышала голос, чего никогда не делала мама. Сестра, когда жила с ними, вообще-то, тоже не повышала и всячески ему потакала, но после того, как вышла замуж и родила двойняшек, изменилась. Чонгук, по глупости, невольно думал, что маме тоже нужно родить ещё одного ребёнка, чтобы измениться. — Чонгук-а, — сестра ласково гладила его по голове, когда он притаскивал ей яичницу и чай, — ты очень хороший. Совсем не похож на наших родителей, — она грустно улыбалась на непонимающий взгляд Чонгука и заключала его в тёплые объятия. Чонгук наслаждался ими — мама редко его обнимала, потому что «телячьи нежности созданы для омег и бет, а не альф». Про отца и говорить не стоило. — Ты же знаешь, мама очень устаёт, верно? Помогай ей по дому, пожалуйста, только незаметно, иначе ей это не понравится... ну, ты знаешь. — Чонгук коротко кивнул. — Спасибо, Чонгук-а. Чонгуку вовсе не было сложно помыть пол в ванной или убрать пыль с телевизора. Ему также было не сложно убрать в своей комнате и разложить все игрушки по полкам. Что и правда было сложно, так это не подвергаться чужому влиянию и не начать мыслить так, как хотели от него родители. Омега — никто. Альфа — всё. Чонгука тошнило от этих утверждений, но он молчал. Переубедить мать с отцом невозможно, и он просто смирился с тем, что вынужден строить из себя бытового инвалида, который впоследствии найдёт себе мужа или жену и сядет им на шею, как это сделал отец с его матерью. Покорность и молчаливость привели его к тому, что после выпуска из школы и удачно сданных экзаменов он собрал небольшую сумку, зашёл на кухню и поставил ужинающих родителей перед фактом: — Я поступил в Сеул. Через час уезжаю. Осколки кинутой в него чашки попали на лицо. Теперь на щеке шрам, но Чонгук старается не обращать на него внимания. — «Следующая остановка...» Чонгук медленно открывает глаза, сбавляет громкость в наушниках и смотрит в окно — дождь усилился и теперь походит на ливень. В ушах всё ещё строчки «I Need Somebody» DAY6.

***

Занятия сегодня закончились раньше, и Чонгук не опаздывал, как это было обычно. Тем более от остановки он буквально бежит, поэтому до квартиры добирается быстрее обычного. Есть, конечно, один минус в виде полностью промокшего всего, но Чонгук решает, что это не такая уж и проблема, раз у него остаётся время и он может потратить его на переодевание и просушку волос. Он успевает лишь приложить карту к замку, когда соседняя дверь открывается и из-за неё показывается макушка Тэхёна. — О, — он быстро моргает, — ты уже здесь. Рановато. — Так получилось, — жмёт плечами Чонгук. Зубы у него невольно стучат от холода, и судя по нахмурившимся бровям Тэхёна, тому такой расклад не нравится. — М-мне переодеться нужно... — Марш ко мне, — не терпящим возражений тоном говорит омега, полностью высовываясь из-за двери и давая возможность увидеть недовольно сложенные руки на груди. — Не хватало ещё, чтобы ты заболел. Мне сопливая бактерия рядом с Ён-и не нужна. Чонгук невольно шмыгает носом и с видом провинившегося мокрого кота заходит в чужую тёплую квартиру. Тэхён закрывает дверь и тут же лезет своими большими горячими руками к полностью промокшей куртке Чонгука, дёргая за собачку «молнии» и заставляя Чонгука чувствовать себя пятилетним карапузом, пришедшим из садика и ждущим, пока мама его разденет. Это почему-то смущает. — Я с-сам, — он пытается отстранить от себя руки Тэхёна, но тот перехватывает его ледяные ладони и сжимает в своих. Смотрит большими глазами прямо в его, Чонгука, и не моргает. Резко становится жарко. Так жарко, что кажется, будто дождевая капля, сейчас стекающая по виску, это капля пота. — Я хотел встретить тебя, потому что на улице сильный дождь, — говорит Тэхён, и только сейчас Чонгук замечает на мужчине плащ. — Кто же знал, что ты такой безрассудный, раз побежишь до дома без зонта? — Ты бы мог догадаться, — не сдерживает улыбки Чонгук. Тэхён улыбается в ответ. — И правда. Ким всё же помогает стянуть ему мокрую одежду и всовывает в руки чистое полотенце, а на лепет о том, что у Чонгука за стенкой и своё есть, приподнимает брови и заявляет, что это и так его, Чонгука, полотенце. Чонгук сначала непонимающе моргает, а потом всё же вспоминает, что да, так и есть. Его. Принёс постирать, когда стиральная машинка барахлила, да так и оставил. — Я пока приготовлю что-нибудь горячее, — кивает самому себе Тэхён, пока Чонгук, стоящий в одних боксерах, и то мокрых, пытается протиснуться мимо омеги в ванную. — А тебе разве не пора на работу? — бухтит он. — У меня сегодня выходной, — подмигивает Тэхён и всё же отчаливает на кухню, наверняка понимая, насколько сильно смущает почти что нагого альфу одним своим присутствием. Приняв практически обжигающий душ, Чонгук вытирается и только сейчас понимает, что, вообще-то, ему не во что переодеться. Чёрт, и зачем только Тэхён вообще затолкал его к себе? — Я заварил рамён и... — что ещё он там сделал, Тэхён не договаривает, стоит только ему обернуться и увидеть раскрасневшегося то ли из-за душа, то ли из-за смущения Чонгука, на котором из одежды оказывается разве что обёрнутое вокруг бёдер полотенце. Чонгук мысленно кричит, что это тупо. Так же тупо, как и в дорамах, особенно когда взгляд Тэ чересчур долго концентрируется в районе его какого-никакого, а пресса. Это смущает настолько, что у него вот-вот изо рта вылетит что-то бестелесное. — Можешь дать мне одежду? — скорее пищит, нежели просит Чонгук, когда молчание затягивается. Тэхён отмирает, прочищает горло и слишком резко встаёт со стула, на котором до этого сидел. Он бросает невнятное «да, конечно, извини», и Чонгук предусмотрительно отходит в сторону, чтобы тот мог пройти и они не соприкоснулись. Хотя прикоснуться хочется безумно. До этого момента мирно посапывающий в кроватке Сынён просыпается, и Чонгук, уже переодевшийся в свободную футболку и штаны, пропитанные запахом омеги и детского порошка, сначала заворачивает в спальню, осторожно подхватывая хныкающего малыша на руки и прижимая того к груди. По пробуждению Сынён очень пугается, когда никого не видит рядом, поэтому Чонгук улыбается как можно ласковее и мычит мелодию всё тех же DAY6 особенно мягким тембром. Сынён моргает чаще и смотрит на него так открыто, что Чонгук не сдерживается и целует его в нос. Сынён сильно сморщивается — наверняка показушно. Ему на самом деле нравится. — Иди ешь, — вздыхает вошедший Тэхён и забирает сына себе, ставя ещё один смачный чмок на маленький носик. Чонгук невольно думает, что это непрямой поцелуй, поражается самому себе и быстро ретируется на кухню, чтобы никто не заметил покрасневших кончиков ушей. Тэхён, конечно же, замечает, но молчит. Как только лапша оказывается съеденной, а горячий чай в большой пузатой кружке с изображением такого же пузатого серого кота — выпитым, Чонгук снова возвращается в спальню, неловко замирая на пороге. Сидящий на кровати Тэхён вопросительно вскидывает брови, мол, что такое, и Чонгук всё же спрашивает: — У тебя есть фен? — Конечно, — жмёт плечами Ким, тут же хмурясь. — У тебя он, я надеюсь, тоже есть? Чонгук вздыхает. — Я склонен не оправдывать чужих ожиданий. Тэхён закатывает глаза и кивает ему на тумбочку у изголовья кровати, на верхней полке которой Чонгук без труда обнаруживает фен и ещё кучу непонятных насадок для него. Лежащий у подушек Сынён заинтересованно смотрит на штуку в его руках, и Чонгук извиняюще ему улыбается, мол, извини, но это я тебе не дам. Сынён обиженно выпячивает нижнюю слюнявую губу. — Иди сюда, — Тэхён хлопает ладонью по покрывалу рядом с собой, пока Чонгук смотрит на него огромными глазами. — Что? Волосы тебе сушить буду, не убивать. «Разве это не одно и то же?» — пищит внутри маленькая влюблённая альфа, но Чонгук всё же преодолевает сомнение и с каменной спиной садится рядом с улыбающимся Тэхёном, тычущим ему пальцем в нос. — Расслабься, — просит он почти что на ухо, пальцами дотрагиваясь до горячей спины и вынуждая Чонгука шумно выдохнуть и прикрыть глаза. Мурашки бегут по всему телу, когда горячий воздух касается обнажённой части шеи, а длинные пальцы со спины перекочёвывают на влажные вьющиеся пряди. Чонгук невпопад думает о том, что нужно подстричься, а Тэхён, будто прочтя его мысли, громко, чтобы можно было услышать за шумом фена, говорит: — Мне нравится длина твоих волос сейчас. «Никогда больше не подстригусь короче», — принимает железобетонное решение Чонгук. Оставленный в подушках и явно недовольный такими делами Сынён осторожно доползает до папы и утыкается подбородком в его бедро, заворожённо наблюдая, как треплются волосы Чонгука. Чонгук ловит его взгляд и нежно ему улыбается, пододвигая руку в его сторону и тут же оказываясь схваченным цепкими пальчиками. Он на секунду позволяет себе представить, что это не просто дождливый день, а их маленькая семейная идиллия. Его любимый муж, интимно перебирающий уже подсушенные локоны, и их маленькое чудо, почти снова уснувшее на его раскрытой ладони. Идиллия, которую он хочет сделать реальностью. — Слушай, а почему бы мне не переехать к тебе? Совсем тихо, за шумом фена вряд ли расслышать. Но Тэхён слышит, выключает фен и некоторое время молчит, чтобы потом резко податься вперёд и обнять Чонгука со спины. — А почему бы и нет, — шепчет он в плечо, и Чонгук вдруг кристально ясно понимает одно. Он хочет беречь их. Всю оставшуюся жизнь.