Ацуши всегда восхищался цветами. В школьные годы мальчик часто гулял до наступления темноты в ближайшем парке, рассматривая деревья и клумбы; ездил за город на выходные, просто чтобы погулять по лугам.
Всем известная сакура, период цветения которой приходился на начало учебного года: дорога до школы и обратно была усыпана розовыми лепестками, как и весь город, а в открытые окна ветер заносил её чудесный аромат, который не спутать ни с чем.
Глициния, ради наблюдения за которой Ацуши даже ездил в соседний город: в Иокогаме её найти было не так просто. Прекрасные фиолетовые и сиреневые соцветия, свисающие с раскидистых веток, надолго остались у него в памяти.
Японская слива Умэ, цветами которой всегда сопровождался рождественский период: Ацуши и представить не мог новогоднего стола без вазы с веточками, на которых распускались небольшие розовые или белые цветки с жёлтыми тычинками, торчащими во все стороны.
Любил он и луговые цветы: космея, токкобана, гвоздика, примула. Все они были очень разными, но по-своему прекрасными: несмотря на цвет, форму или размер. Ацуши нравилось собирать цветы и увековечивать их красоту в гербариях, засушивая целые букеты между страницами его любимых книг. Когда он этим занимался, юноше думалось, будто что-то мимолётное и недолговечное замирает: ведь засушенные цветы и вправду сохраняли свою красоту намного дольше.
Ацуши любил не только смотреть на цветы, но и изучать их, причём во всех аспектах: начиная биологическим строением и заканчивая значением каждого отдельного цветка. Его поражало, как оно может меняться даже в зависимости от цвета бутонов — парню нравилась мысль о том, что простым букетом можно сказать очень многое.
Вся его комната была уставлена горшками с самыми разными растениями: как цветущими, так и зелёными. Мальчику нравилось ухаживать за ними, и с ними ему никогда не было скучно. Он неустанно читал про правильный уход за своими зелёными друзьями, внимательно следил за тем, чтобы им хватало всех витаминов, а все карманные деньги спускал на удобрения и новых «питомцев».
Денег, к слову, было немного. Ещё в раннем детстве его усыновил на тот момент директор детективного агентства — тогда полиция в городе работала плохо, и заданий у сыщиков было предостаточно. С женщинами у него никогда не вязалось, и в первое время мужчина пытался бороться с одиночеством, заводя котов. Однако после третьего питомца он вдруг понял, что животных недостаточно. Смотря на все счастливые семьи, Фукудзава (так его звали) понимал, что это — именно то, чего ему не хватало. Хотелось иметь маленького друга, хотелось воспитать и вырастить счастливого человека и сильную личность.
Когда детектив пришёл в городской приют, чтобы, для начала, познакомиться с ребятами, взгляд сразу зацепил мальчик с жёлтыми, как у кота, глазами. Он держался в стороне от остальных и выглядел несчастным, потому у детектива сразу появилось желание осчастливить его, подарить любовь и семейную жизнь.
Поначалу всё так и было: Фукудзава был образованным человеком, и Ацуши с малых лет привил любовь к чтению и самым разным наукам (особенно биологии, и в частности — ботанике), мальчик рос добрым и ответственным. Они проводили много времени вместе, изучали мир вокруг. Фукудзаве нравилось видеть, как он растёт, и ещё больше ему нравилось принимать участие в становлении его личности и формировании характера.
Но через несколько лет агентство разорилось, и тогда Фукудзава устроился на работу в полицию, которая на тот момент уже заслужила уважение в городе. Для того, чтобы содержать приёмного сына (хотя относился он к нему, как к родному) и всех зверей, приходилось часто задерживаться на работе — к тому же, в последние годы обучения Ацуши в школе, уже пора было начинать копить ему на высшее образование.
Ацуши знал, что это необходимость, и относился к отцу с пониманием. Хотя ему было печально от того, что они отдалились, но вместо этого мужчина поддерживал его увлечения, которых Ацуши сменил довольно много, прежде чем нашёл свою отдушину в растениях.
Конечно же, долго раздумывать над тем, где Ацуши хотел учиться, ему не пришлось — помимо любви к растениям, биология действительно давалась ему отлично, и результаты на учёбе это подтверждали. Поступать он решил на факультет ботаники в Государственном Университете Иокогамы, и с его оценками по биологии и отлично сданным экзаменом по этому предмету (хотя высокими результатами в точных науках он не мог похвастаться — математика никогда ему не давалась) трудностей с этим не возникло.
Немного освоившись в новом месте, парень решил искать подработку: он прекрасно понимал, что отцу оплачивать учёбу непросто, и хотел помочь. Конечно, он не мог пройти мимо вакансии в цветочном магазине прямо возле университета.
Работа приносила ему невероятную радость: Ацуши обожал находиться в окружении цветов, рассказывать о них посетителям, собирать красивые и всегда разные букеты, украшать их и с улыбкой вручать покупателям. Мысль о том, что он помогает людям дарить радость их близким, что, выходя из лавки, они несут куда-то праздник, к которому Ацуши, хоть и косвенно, был причастен, согревала сердце.
С учёбой тоже всё было отлично: хотя на первом году обучения помимо биологии и ботаники, так его интересовавшей, было много общих дисциплин, в которых Ацуши не слишком-то разбирался и преуспевал, он всегда любил учиться и узнавать новое. Даже лекции по математике или физике он посещал с удовольствием, а среди одногруппников прослыл всегда улыбчивым и отзывчивым парнем, на которого смело можно было положиться.
Неудивительно, что его выбрали старостой группы. Ацуши легко находил общий язык с преподавателями, был ответственным и надёжным, всегда был готов помочь — одним словом, подходил по всем параметрам. На самом деле, он не был рад лишней ответственности, но с большинством было трудно спорить.
Из-за этого юноша быстро сблизился с куратором их группы — студентом пятого курса юридического факультета, Дазаем Осаму. Непонятно, почему его назначили курировать именно их группу, да и вообще, складывалось такое впечатление, будто Дазай понятия не имел, на что соглашается, когда его об этом просили. В принципе, так и было: он принял роль куратора только потому, что это давало определённые привилегии в учёбе — как, например, возможность пропускать занятия.
Поначалу Ацуши даже пожалел, что вообще связался с ним: Дазай производил впечатление до ужаса ленивого, безответственного и легкомысленного человека. С любым вопросом отправлял на кафедру и к преподавателям, совсем не хотел помогать, прикрываясь тем, что занят, хотя Ацуши неоднократно видел, как он прохлаждается на диванчиках в холлах в перерывах между парами. Но то ли это природное обаяние Ацуши помогло, то ли Дазая загрызла совесть — через некоторое время и много,
очень много сообщений, разговоров и просьб, он всё же пошёл на контакт и стал выполнять хотя бы часть своих обязанностей.
И, как оказалось, куратором он мог быть прекрасным, если бы хоть немного постарался. Язык у Дазая был подвешен, и договариваться с преподавателями у него получалось даже лучше, чем у Ацуши, несмотря на плохую репутацию. Для всех в его группе, да и тех, кто просто был с ним знаком, оставалось загадкой, как его до сих пор не отчислили: судя по рассказам, Дазай не готовился к экзаменам вообще никак и никогда, имел замечательно плохую посещаемость и не делал никаких заданий — а если случалось чудо, то мог отправить что-то, состряпанное на коленке, через несколько недель после дэдлайна — и при этом всём в зачётной книжке у него были сплошные «отлично». В общем, Дазай Осаму был местной легендой, потому новость о том, что он действительно помогает первокурсникам, разлетелась по университету в считанные дни.
После этого к Ацуши стали подходить даже люди с других факультетов с просьбой о том, чтобы он поговорил с их преподавателями с просьбой перенести экзамен или принять какую-то работу позже положенного срока на пару дней. Сначала юноша только смущённо улыбался и отказывался, боясь подвести их, но когда он узнал, что из-за своего воздействия на Дазая и сам прославился на весь вуз как человек, способный воззвать к гласу совести абсолютно любого, просто не мог сказать «нет».
И хотя из-за учёбы (или, правильнее будет сказать, сопутствующих ей трудностей) он уставал, на работе Ацуши мог отдохнуть и насладиться пребыванием среди своих любимых существ. Именно существ, ведь Ацуши считал цветы живыми, чуть ли не разумными. Разговаривал с ними, даже пел песни в отсутствие клиентов, с любовью протирал каждый листочек, нахваливал, когда распускался новый цветок или всходил новый побег. Ацуши души не чаял во всей этой зелени, и сам он был похож на цветок.
Он был настолько пропитан этим местом, что от Ацуши всегда пахло цветами и свежестью, в волосах зачастую можно было заметить небольшой цветок, а в тяжёлых учебниках сушились будущие гербарии.
Многие покупатели возвращались к нему из раза в раз не столько за цветами, сколько за хорошим настроением: когда юноша был счастлив, он излучал тепло и делился им со всеми вокруг. Немногим удавалось сдержать улыбку, увидев, с каким знанием дела он рассказывает про каждое растение, каждый цветок, с каким энтузиазмом помогает подобрать нужную почву и подходящий горшок, с какой радостью отвечает на любые вопросы.
Одним из таких постоянных посетителей довольно скоро стал Дазай.
— Привет, Ацуши-кун, — его голос смешался со звоном колокольчиков на двери, оповещающих о том, что кто-то заходит. Ацуши оторвался от протирания крупных, тёмно-зелёных листьев спатифиллума.
— Здравствуйте, Дазай-сан, — он улыбнулся ему — как всегда приветливо и ярко, — вы за цветами?
— Да… — Дазай рассматривал неживые цветы, стоящие чуть поодаль от кассы, — собери такой букетик, пожалуйста, чтобы одна прекрасная леди сразу влюбилась в меня по уши.
— Боюсь, такого не существует, — Ацуши неловко посмеялся, надеясь, что его знакомый шутит. — Но можно подарить букет из камелий: красная означает любовь, а белая — томление, — Ацуши достал из воды несколько цветков и приложил их бутонами друг к другу, чтобы показать, как будет выглядеть букет. — А украсить можно такими листиками.
Ацуши ловко сложил несколько цветов и добавил пару зелёных веточек. Он глянул на Дазая, чтобы понять, нравится ли ему, но тому, похоже, было вообще всё равно, что покупать.
— Ага, отлично, — он полез в карман своего бежевого пальто за кошельком, пока Ацуши заворачивал букет в красивую бумагу. Правда, после того, как он назвал ему цену, глаза у шатена едва заметно округлились. — Ой, а какая-нибудь скидка по старой дружбе мне не полагается?
— Э-э-э… — Ацуши стушевался: и от того, что Дазай назвал его другом, и от его вопроса.
— Да ладно, я шучу, расслабься, — он протянул ему пару крупных купюр и горстку монет. — Надеюсь, оно того стоит!
— Конечно. Хорошего вечера!
***
Следующая учебная неделя ничем примечательным не отличалась: Ацуши с каким-то подозрением и надеждой смотрел на Дазая каждый раз, когда они пересекались в коридорах, в ответ на что он только улыбался и махал ему рукой. Ацуши никто раньше не называл другом: хотя он производил впечатление человека с большим кругом общения из-за своей открытости, близких людей у него никогда не было. Все считали его разве что хорошим знакомым, а большинство так и вообще просто использовали из-за его неумения отказывать людям, но он не был против. Ацуши прекрасно понимал, что его используют, но слишком сильно любил помогать людям, чтобы что-то с этим сделать.
Однако такое простое слово, сказанное вроде как невзначай, вызвало у него какие-то новые, незнакомые чувства. Почти всю неделю он пытался понять, действительно ли Дазай считает его другом, сказал это просто от балды, не подумав, или в принципе разбрасывается подобными словами направо и налево. Ацуши быстро пришёл к выводу, что причина, скорее всего, сразу в трёх этих факторах: обычно с любой просьбой он посылал всех далеко и надолго (зато как изящно! Так, что человек, бывало, и сам не понимал, что ему отказали — вот что значит настоящий политолог), и всё же Ацуши он всегда помогал наладить связь с преподавателями или найти нужный кабинет. Но всё-таки Дазай был душой компании из-за своей клоунской натуры, и даже к незнакомцам обращался не иначе как «дружище».
Подобное панибратство не позволял только один студент: Чуя Накахара с факультета инженерии. Вернее, пытался не позволять: Дазай продолжал подшучивать над ним, намеренно действуя на нервы, и заливаться смехом, когда получал именно ту реакцию, какой хотел.
После случая в цветочном магазине, которому Дазай, похоже, не придал особого значения (в отличие от Ацуши), юноша как-то сам не заметил, как стал немного чуть более навязчивым. Заходил за своим «другом» в кабинет в обеденный перерыв, откуда они вместе шли в столовую, где и пересекались с будущим инженером — их часть университета находилась в другом крыле.
— Рыжая девчонка, длинные ресницы, — напевал Дазай, издалека завидев Чую, — подари кусочек солнца и глоток мечты!
— Могу подарить только путёвку в реанимацию, — Чуя, занятый своей тарелкой, даже не поднял глаз на шатена, только пихнув его локтем в бок, когда он плюхнулся на стул рядом.
— Какой же ты злой, Чуя, — Дазай растягивал гласные в его имени, довольно улыбаясь, пока Чуя метал в него молнии глазами. — И как в тебе, таком маленьком, столько агрессии помещается?
— Заткнись, — рыжий только закатил глаза.
— Что это у тебя? — Дазай потянулся к бумажному стаканчику, который стоял перед его другом.
— Эй! — Чуя не успел ничего сделать, прежде чем Дазай сделал глоток и скривился.
— Гадость. Добавь хоть молока, того гляди росточку прибавится.
— Отвали от меня уже, — Чуя выглядел совсем не впечатлённым. — Самому не надоело?
— Я просто забочусь о тебе, Чуя! — он вернул стакан на место, сделав ещё один глоток, и посмотрел на него самыми невинными глазами. — Смотри, Ацуши-кун, первокурсник, и то выше тебя!
— Э-э, здрасьте, — Ацуши, сидящий с ними за одним столом и до сих пор пытавшийся не привлекать к себе никакого внимания, неловко кивнул в ответ на взгляд Чуи, который, похоже, был так занят обменом любезностями с Дазаем, что заметил его только сейчас.
— Здрасьте, — Чуя кивнул ему в ответ. — Это из твоей группы, что ли? — он снова обратился к Дазаю.
— Ага.
— Сочувствую, — Чуя опять глянул на Ацуши.
— А сам-то!
— Я был отличным семпаем, — Чуя задрал подбородок. — Не зря из моей группы до сих пор никого не отчислили.
— Это не твоя заслуга, — Дазай вышел из-за стола и задвинул за собой стул, увидев, что Ацуши закончил с обедом и сидел, неловко опустив глаза на пустую тарелку. — Пойдём, Ацуши-кун, а то я прямо чувствую, как жизненная энергия покидает моё тело от одного нахождения рядом с этим слизнем.
***
После учёбы Ацуши привычно направился в цветочный магазинчик, Дазай шёл рядом и непрерывно о чём-то болтал. Они зашли в магазин вместе, и Дазай остановился у дверей, ожидая, пока Ацуши откроет кассу и наденет рабочий фартук.
— Так вот, Ацуши-кун, — он расхаживал среди горшков с небольшими комнатными деревьями, — не сработали твои цветочки в прошлый раз!
— Да? — Ацуши заканчивал последние приготовления перед открытием смены.
— Ага. Она отлупила меня этим же букетом, когда я предложил совершить двойное самоубийство.
— Вы предложили девушке совершить двойное самоубийство?.. — Ацуши поднял на него круглые от удивления глаза.
— Ну да. Так что в этот раз давай что-нибудь такое, чтобы было не больно.
— Она согласилась на второе свидание? — с каждым словом удивления во взгляде Ацуши было только больше. Дазай не сдержал смешок.
— Нет, конечно. Сегодня уже другая, — Дазай заметил цветки хлопка разного цвета. — О! Давай вот с этим.
— Хорошо, — Ацуши взял пару веточек розового хлопка, добавил к ним маленькие, кустовые розы, альстромерии розового и белого цвета и такую же розовую эустому.
— Нет-нет, это не надо, — прервал его Дазай, когда Ацуши хотел украсить букет ветками фисташки, — они такие жёсткие, от них больнее всего.
— Л-ладно, — он поставил зелень на место, завернул букет в мягкую фетровую упаковку и перевязал лентой, ловко подкрутив с помощью ножниц.
Когда Дазай, со вздохом расплатившись («Эти женщины меня разорят!»), вышел из магазина, Ацуши принялся ухаживать за растениями, стоящими в горшках: полил, какие нужно было, добавил удобрений, бережно протёр и опрыскал водой все листочки.
Он отвлекался от своего занятия только когда приходили покупатели, а после сразу же возвращался. Когда Ацуши в очередной раз поднял глаза и выглянул в окно, провожая взглядом мальчика, купившего несколько цветов на день рождения мамы, он заметил чайную лавку напротив.
Вернее, не саму лавку, а её хозяина: парня примерно его возраста с чёрными короткими волосами и двумя прядями, обрамляющими лицо, со светлыми кончиками. Он стоял за кассой и внимательно смотрел на Ацуши, и отвёл взгляд лишь тогда, когда тот приветливо помахал ему рукой. Ацуши только пожал плечами, когда парень обернулся к ящикам за своей спиной и начал как будто проверять, весь ли чай на месте.
За этот день Ацуши ещё несколько раз ловил на себе его взгляд, и каждый раз дружелюбно улыбался в ответ, хотя сам Чайник (как Ацуши стал называть его у себя в голове) делал вид, что случайно засмотрелся, и возвращался к своим делам.
Когда Ацуши закрывал магазин, свет в чайной лавке ещё горел — хотя загадочного незнакомца не было видно. На двери уже висела табличка «закрыто», и Ацуши сделал вывод, что он, должно быть, отошёл в подсобное помещение или куда-то ещё, прежде чем уйти домой. Он взял одну розу жёлтого цвета, которая означала дружбу, кинул в кассу несколько монет за неё и запер двери.
Прежде чем направиться домой, Ацуши спешно подошёл к чайному магазину, чтобы хозяин его не заметил, просунул цветок в дверную ручку и убежал, улыбаясь. Ацуши не знал, чем именно, но он явно заинтересовал брюнета — а перспектива завести ещё одного друга, работающего совсем рядом, показалась ему весьма и весьма привлекательной. Правда, не настолько, чтобы знакомиться прямо сейчас — всё же иногда в Ацуши просыпалась его природная застенчивость, с которой он пытался бороться, поэтому быть застуканным за оставлением небольшого подарка ему не хотелось. Наверное, если он действительно хочет пообщаться, то завтра что-нибудь предпримет.
