Bound tea

С начала обучения Ацуши в университете ещё не прошло ни одного мероприятия, и он, на самом деле, уже думал, что их и не будет. Ацуши не расстроился из-за этого — напротив, даже обрадовался. В школе им часто приходилось ставить сценки, устраивать тематические мероприятия, фестивали и ярмарки — в предпраздничную пору в школе всегда была суета. Из-за своей боязни сцены в представлениях Ацуши не участвовал, но оставаться в стороне от суматохи всё равно не получалось. Ему всегда было интересно понаблюдать за подобными мероприятиями со стороны, но попытки участвовать никогда не заканчивались успехом: рисунки свои показывать Ацуши стеснялся, а растения мало кому были интересны. Это было даже немного обидно, так что после пары неудачных попыток он смирился с тем, что лучше будет зрителем. Тем более, так ему ничего не мешало сосредоточиться на учёбе. Но именно в этом году проводилось мероприятие по поводу юбилея университета: скорее официальное, чем праздничное, но всё же. Конечно же, Дазай, как куратор, должен был заранее сообщить о нём Ацуши. Конечно же, он об этом забыл (вместо извинения бросив только невинное «Ой, а я думал, ты знаешь»). И, конечно же, Ацуши пришлось в самый последний момент в срочном порядке по всему зданию ловить своих одногруппников, чтобы предупредить их о том, что все должны собраться на стадионе. Они выслушали длинную, скучноватую и не особо вдохновляющую речь ректора и некоторых преподавателей о том, как важно соблюдать дисциплину университета, проявлять уважение к старшим и ответственно относиться к учёбе, чтобы не пятнать честь учебного заведения; им напомнили о том, сколько привилегий высшее образование даёт во взрослой жизни… в общем, не сказали ничего нового или интересного. Зато последующие занятия отменились, и это было хорошей новостью. Погода была прекрасной: птички щебетали, листва на деревьях шелестела от лёгкого ветра, приносящего с побережья солёный морской воздух и немного прохлады, солнечные лучи согревали лицо. Время от времени начинал моросить дождь — совсем незаметный, но освежающий, и капли замечательно поблёскивали под солнцем. Идти домой совершенно не хотелось, а до начала смены Ацуши в магазине оставались добрая пара часов, так что он набрался смелости предложить Дазаю прогуляться. — Дазай-сан, не хочешь- — О, Ацуши-кун, я как раз тебя искал, — они встретились у калитки, когда большая часть студентов уже разошлась с территории стадиона. — Мы с Чуей идём гулять, хочешь с нами? — Да, конечно, — Ацуши улыбнулся широко и почти так же ярко, каким был солнечный свет, падающий ему на лицо. — Как раз хотел вам предложить! — Замечательно, тогда пойдём, — он похлопал его по спине, направляя в сторону дальнего выхода, у которого Ацуши сразу заметил невысокую фигуру в шляпе. — А то он уже заждался. — Я уже заждался, — Чуя оттолкнулся от забора, выдыхая облако дыма. Дазай усмехнулся его словам. — Одна капля никотина может убить лошадь, — Дазай ловко выхватил сигарету из руки Чуи, когда он подносил её к лицу, — а тебя и подавно, — он затянулся, самодовольно улыбаясь, пока Чуя полез в свою сумку, цокнув языком. — Будешь? — он протянул пачку Ацуши, достав одну сигарету. — Ой, нет, спасибо, я не курю, — Ацуши начал неловко махать руками, как будто открещиваясь от пачки сигарет. — И правильно, лучше не начинай, — сказал Чуя, закурив и закинув пачку обратно. — Здоровее будешь. Кстати, а чего Акутагаву не позвали? — Он болеет, дома остался. — Заболеть в такую погоду? Вот лошпед, — Чуя усмехнулся, — ну ладно. Передавай ему там соболезнования, что ли. — Хорошо, — за разговором они дошли до тихого сквера, о котором Ацуши знал уже давно, но всё никак не мог выделить времени для того, чтобы прогуляться по нему. Они прошли к небольшой беседке, расположенной среди деревьев, и расположились на скамейке, чтобы укрыться от вновь начавшегося слабого (хотя стремительно усиливающегося) дождя. Когда Чуя положил свою сумку на скамью, из открытого кармана выпал небольшой блокнот, который тут же схватил Дазай. — А ну отдай! — Чуя сразу же вскочил вслед за Дазаем, который поднял его вещь высоко над головой. — Ты не представляешь, как долго я за ним охотился! — он запрыгнул на лавку прямо рядом с Ацуши. Тот, в свою очередь, только наблюдал за этим балаганом, уже почти не удивляясь такому поведению старших. За несколько месяцев учёбы Ацуши привык к постоянным стычкам и перепалкам между этими двумя. — Ацуши-кун, а ты знал, что Чуя пишет стихи? — Дай сюда, урод! — Чуя пытался дотянуться до Дазая, при этом не опустившись до его уровня и не вставая на скамью ногами. — Верни, кому говорю! — Посмотрим, — он всё ещё держал тетрадь над головой, листая страницы. Найдя небольшое стихотворение, Дазай откашлялся. — Итак, дамы и господа, — он поправил воротник рубашки, — стихотворение «Смутная печаль» авторства Накахары Чуи, читает Дазай Осаму, — он ещё раз прочистил горло и сделал глубокий вдох, на лице его появилось настолько серьёзное выражение, насколько это было возможно. — Смутную печаль мою, мутную печаль- — Совсем охренел?! — Чуя оставил попытки вести себя, как приличный человек, и тоже запрыгнул на скамью, только для того, чтобы Дазай сразу же ускакал в угол, едва не задев Ацуши. — Мелкий снег сегодня чуть припороши- ай! — Чуя схватил Дазая за воротник рубашки и припечатал к стене, выбив из него весь воздух. — Отдай блокнот. Немедленно, — он процедил сквозь стиснутые зубы, смотря на Дазая снизу вверх. Тот медленно опустил руку, но тут же с хитрой улыбкой высунул её из беседки, едва оставив сам блокнот под крышей. — Ты что творишь?! — Отпусти меня, Чуя, — он положил вторую руку на запястье, стискивающее ткань его рубашки так, что она трещала. — Я просто прочитаю один стишок и верну. Будет обидно потерять все свои творения из-за такой мелочи, не думаешь? — на самом деле, Дазай не обманул. Дождь был уже настолько сильным, что чернилам на страницах хватило бы и пары секунд, чтобы растечься настолько, чтобы текст стал нечитаемым. Ацуши немного беспокоился за блокнот Чуи, всё ещё наблюдая за всем этим действом, приподняв брови. — Ублюдок, — Чуя последний раз тряхнул его за грудки и сел на лавку, поверженный. Ацуши не рискнул что-нибудь ему сказать или даже слишком открыто посмотреть в его сторону, но даже так заметил, что старший сидел, стиснув челюсти и покраснев, чуть не дрожа от злости. — Итак, — Дазай встряхнул головой, разгладив одежду. — Ещё раз. Смутную печаль мою, мутную печаль Мелкий снег сегодня снова чуть припорошит. Смутная печаль моя, мутная печаль — Ветер вновь над ней сегодня тихо ворожит. Смутная печаль моя, мутная печаль, Словно шкурка чернобурки, хороша на вид. Смутная печаль моя, мутная печаль Снежной ночью замерзает, на ветру дрожит… — Боже мой, Чуя, — Дазай прервался на полуслове, — что за смертная тоска? — Заткнись, — он выдернул из его рук блокнот, который Дазай, наконец, соизволил вернуть хозяину. — У тебя всё в порядке? — он смотрел на него нарочито беспокойно. — Знаешь, если хочешь поговорить, можешь всегда обратиться ко мне. Тебе не надо страдать в одиночестве! — Просто заткнись, подонок, — Чуя убрал блокнот в сумку, вместо него достав сигареты. Кажется, в щелчок зажигалки он вложил весь тот гнев, который хотел бы направить на Дазая. — А мне понравилось… — Ацуши нерешительно подал голос. Старшие, казалось, уже и забыли о том, что он тут, поэтому после его слов удивлённо подняли глаза. — Ну… красивое стихотворение… — Ага, спасибо, — Чуя закатил глаза, краснея ещё сильнее. — Нет, правда. Красиво и как-то… эмоционально, что ли. — Лучше помолчи, Ацуши, — Чуя отвернулся, закрыв лицо рукой. — Ладно, простите. — Да ладно тебе, Чуя, ты что, обиделся? — выражение лица Дазая было таким невинным, что он выглядел почти как ребёнок. — Пошёл ты, — верхняя губа Чуи дрогнула, как будто он хотел оскалиться. Он снова заглянул в свою сумку. — Чёрт, и зонта нет… — Вы торопитесь? Я могу одолжить свой, — Ацуши сразу же с готовностью протянул сложенный зонт в чехле, который за сегодняшний день ещё ни разу не использовался. — Ага, через полчаса пойду. У меня занятие. Как думаешь, дождь кончится? — Хм… — Ацуши глянул на небо — оно было затянуто тучами почти до самого горизонта, хотя местами были видны и светлые участки, — вряд ли. — Я могу тебя проводить, — Дазай поднял руку, напоминая о том, что он всё ещё тут. — У меня большой зонт, на полтора человека точно хватит. — Отвали. Я лучше промокну, чем с тобой пойду, — Чуя рассерженно фыркнул. — Вы сказали, что у вас занятие? — Ацуши поспешил перевести тему, чтобы старшие не поссорились в очередной раз. — Вы ещё где-то учитесь? — Сам учу. Репетиторством по физике занимаюсь. — О-о-о, круто… — протянул Ацуши, кивая головой, чтобы показать своё впечатление, — а с кем у вас сегодня урок? — Да с одним пацанёнком, Кью зовут. Хороший парень, любознательный. — Вы ладите с детьми, да? — Вроде того. С ними даже проще, чем со взрослыми — врать не умеют, делают всё без задней мысли, — Чуя искоса глянул на Дазая, — в отличие от некоторых. Да и они меня любят. — Просто принимают за своего, — Дазай просто не мог не вставить свои пять копеек. — Заткнёшься ты сегодня или нет? — Чуя с громким стуком уронил руку на стол. — Одно и то же, изо дня в день. Отвали от меня, наконец! — Вчера ты по-другому говорил, — Чуя за долю секунды схватил его за воротник и притянул к себе. Дазай ухмыльнулся ему в лицо. — Закрой свой рот, — у Чуи костяшки на руках побелели, — просто заткнись. — Перестаньте, пожалуйста! — Ацуши показалось, что они действительно вот-вот подерутся — или, если точнее, Чуя попросту изобьёт Дазая. — Давайте… жить дружно?.. — юноша поднял руки, не решаясь коснуться ни Чуи, ни Дазая. — Скажи спасибо своему другу, — Чуя последний раз мотнул головой и отпустил Дазая, поднимаясь со своего места и направляясь из беседки на улицу — дождь как раз заканчивался. — До свидания, Чуя-сан, — Ацуши проводил его взглядом, Чуя только кивнул в ответ. Когда Чуя отошёл достаточно далеко, Ацуши посмотрел в сторону Дазая крайне осуждающе. — Что? — он поморгал, как будто действительно не понимал, почему Ацуши сердится. — Зачем ты так с ним, Дазай-сан? — Как «так»? Разве я сделал что-то плохое? — Конечно! Прочитал стих, высмеял, — Ацуши загибал пальцы, — издевался. Разве друзья так поступают? — Он же такой смешной, когда бесится, — Дазай невинно улыбался, — разве тебе не было весело? — Весело? Ты ради веселья это делал? — Разумеется. Ну прочитал стишок, что такого? — Ты и правда не понимаешь?.. — в голову Ацуши начало закрадываться подозрение, что Дазай действительно не видел в своём поступке ничего плохого. — Это же личное. Если Чуя-сан не хотел никому это показывать, значит, нельзя было читать. — Подумаешь. Пообижается и успокоится, ничего с ним не станет, — Дазай убрал руки за голову и откинулся к стене. — Ты не думаешь, что стоит извиниться? — За что? — За то, что ты его ранил! Дазай-сан, как ты можешь этого не понимать? — Ацуши был почти возмущён таким легкомысленным отношением Дазая к чувствам его друга. Одно дело, когда он просто шутит, на самом деле его не задевая, но в этот раз было достаточно очевидно, что Чуя действительно разозлился, а потом и расстроился — и неудивительно, ведь Дазай высмеял то, что для него важно, к тому же что-то очень личное, из самого сердца. Ацуши казалось, что не заметить это было невозможно. — Не буду я перед ним извиняться, — Дазай закинул ногу на ногу, — сам виноват, что так реагирует. — Ладно, — Ацуши вздохнул, поняв, что аргументы у него закончились — Дазая переубедить не удалось. Он проверил время. — Мне надо идти на работу. До завтра. — Пока-пока. На самом деле, Ацуши был не до конца честен. У него ещё оставалось немного времени, и он мог бы посидеть с Дазаем подольше, но… ему не хотелось. Сегодня он увидел его абсолютно неучтивым, наплевательски относящимся к чувствам своих друзей, и это было неприятно. Ацуши давно заметил, что Дазай редко думает о том, как его слова или действия повлияют на окружающих, но сегодня он перешёл всякие границы. Воздух после дождя был лёгким и свежим, на улице пахло травой и мокрым асфальтом — один из любимых запахов Ацуши. Прогуливаясь сквером, в котором они и сидели, Ацуши рассматривал вновь распустившиеся после дождя цветы и вдыхал их аромат, убирал с дороги повылезавших из своих укрытий улиток, чтобы прохожие ненароком не раздавили их. От порывов ветра с деревьев слетали оставшиеся капли, а по земле бежали ручейки. Хорошо. Подходя к магазину, Ацуши издалека заметил, что чайная лавка Акутагавы открыта. Он уже приготовился ругаться на него, что тот всё-таки вышел на работу, но, подойдя ближе, вместо него он увидел за прилавком миловидную девушку с длинными, чёрными волосами. Он сразу узнал её, хоть и видел только детскую фотографию — это была сестра его знакомого. Акутагава упоминал, что она помогает ему с работой в лавке, и Ацуши решил познакомиться, раз уж им предстоит работать вместе. — Добрый день, — она поприветствовала его с доброжелательной улыбкой, насыпая небольшой пакетик чая другому покупателю. Ацуши кивнул в ответ, так же мило улыбаясь, и дождался, пока второй посетитель вышел из магазина. — Я могу вам помочь? — Здравствуйте. А вы сестра Акутагавы, верно? — Да, — она, казалось, немного удивилась. — Меня зовут Ацуши, я работаю в магазине напротив, — он махнул рукой в сторону цветочного. — О! Конечно, брат рассказывал про вас, — она протянула ему руку. — Меня зовут Гин. — Приятно познакомиться, — Ацуши ответил на жест, самую малость смутившись от того, насколько девушка была очаровательной. — Он говорил про меня? — Разумеется. Вы ведь собираетесь работать вместе? — Ага, — Ацуши глянул в сторону двери, ведущей в соседнее помещение. — Он собирался взять ту комнату в аренду, что-то там расширить… — Да, мы уже оформили договор. — О, так быстро? — Он вчера вечером обо всём договорился, сегодня я подписала. Кстати, спасибо вам, что провели его до дома, — она благодарно, но немного грустно улыбнулась. — Обычно он упрямится и не принимает помощь, даже если она нужна. — А, да мне не трудно, — Ацуши смущённо почесал затылок. — Как он, кстати говоря? — Ему уже лучше. Наш дядя работает врачом, так что он его подлечил. Завтра-послезавтра встанет на ноги. — О, здорово, — Ацуши проверил время на телефоне. — Ладно, я пойду работать. Хорошего дня! — Спасибо. И вам, — она в последний раз улыбнулась ему и поклонилась, когда Ацуши вышел из лавки и перешёл дорогу. Сестра Акутагавы оказалась совсем не такой, какой он себе её представлял. Девушка была учтивой, доброжелательной, дружелюбной и вообще очень приятной, несмотря на то, что прошла всё то же самое, что и её брат. С трудом верилось, что они выросли вместе — должны же они хоть немного походить друг на друга? Но, видимо, они сами по себе настолько разные, что даже общее детство не сделало их похожими. Рабочий день ничем примечательным не запомнился — количество посетителей снова возвращалось к норме, скучать особо не приходилось. Пару раз Ацуши встречался взглядом с Гин, и каждый раз она мило ему улыбалась и махала рукой, на что Ацуши сбивчиво отвечал, сразу же смущённо отворачиваясь. Он всегда терялся и стеснялся при общении с девушками, тем более такими симпатичными. Зато запомнился вечер: когда Ацуши вернулся домой, отец сидел на кухне, а стол был усыпан документами так, что деревянной поверхности и вовсе не было видно. Он даже не заметил, что Ацуши зашёл в квартиру, продолжая что-то искать, читать и записывать на отдельный листок. — Пап? Привет… — Ацуши осторожно прошёл в кухню, — а что это? — О, Ацуши, — он оторвался от бумаг и посмотрел на него поверх очков. — Здравствуй. Это то дело, о котором ты спрашивал. — Про Акутагав? — Да. Теперь я понял, почему вообще не забыл его за всё это время. Это первое дело, которое мне не удалось довести до конца. — Ого. А почему так? — Мне не позволили. Смотри, — он показал ему один документ. В углу была фотография мужчины средних лет, а внизу данные о нём. — Этот человек — главный подозреваемый по делу. Ещё он уважаемый политик. А ещё незадолго до своей смерти Тошизо Акутагава участвовал в судебном разбирательстве, в котором он являлся потерпевшим. — Подожди-подожди… разве это был не несчастный случай? — Нет, Ацуши. Автомобиль не мог так просто сломаться, это было подстроено. И для того, чтобы доказать это, улик предостаточно — вплоть до записей с камер видеонаблюдения на парковке ресторана, в котором они были как раз перед катастрофой. — И… почему тогда дело не довели до конца? — Когда всё было почти закончено, пришёл приказ сверху. Дело пришлось свернуть, причиной обозначить несчастный случай, и этот человек остался безнаказанным. — Как же так? Почему? Зачем он вообще это сделал? — Ацуши начал задавать вопросы один за другим, всё ещё понимая в лучшем случае треть от общей картины. — Как я уже говорил, он уважаемый политик. Скорее всего, заплатил, кому надо, или даже пригрозил увольнением или чем похуже. А насчёт причины… для этого надо разобраться в деле, в котором участвовал Акутагава-старший. — И что там? — Я не смог забрать документы, потому что не вёл его, но я прочитал их и кое-что вспомнил. Вообще, Тошизо за свою карьеру не проиграл ни одного дела, — Фукудзава немного отвлёкся на воспоминания о былом. — Мы даже как-то раз встречались в зале суда, и он действительно профессиональный адвокат, с ним было очень интересно работать. Но то дело, что он расследовал тогда… доказательств со стороны обвинения было достаточно мало, и большинство улик косвенные. На самом деле, если присмотреться, становится ясно, что подозреваемого попросту подставили, причём неумело. — И это… тоже дело рук того политика? — Этого не могу сказать наверняка. Но, видимо, для него было настолько важно выиграть то дело, что он замарал кровью собственные руки. Акутагавы бы попросту не позволили ему посадить невиновного человека. — Это… это ужасно… — Да. Подобные случаи — обратная сторона их профессии. — Получается, они просто делали свою работу, помогали людям, и в итоге… их убили за это? — Ацуши опустил голову, пытаясь осознать случившееся. — Да, — Фукудзава тяжело вздохнул, — к сожалению, иногда этот мир несправедлив по отношению к тем, кто пытается сделать его справедливым. — А их дети? Они знали о том, что ведётся расследование и всё такое? — Конечно. Они получили тяжёлые травмы после аварии и долгое время провели в реанимации, но как только они поправились, им сразу пришлось пройти через множество допросов. Они ведь были потерпевшими в этом деле. — Получается, Акутагава знал, что никакой это не несчастный случай, с самого начала… — Да. Конечно, когда поступил приказ о том, что дело нужно закрыть, мы не могли сказать им об этом. — И он решил, что вы просто не смогли найти виновного и сдались, — закончил Ацуши. — Ужасно. — Да, — Фукудзава в очередной раз согласился с сыном и в очередной раз вздохнул. — Так что ничего удивительного в том, что теперь он недолюбливает полицейских, нет. В его глазах мы добровольно оставили убийцу его родителей безнаказанным. — Но это ведь неправда… — Ацуши, я думаю, последнее, что волновало его тогда или, тем более, сейчас — правда это или нет. Ему как ребёнку нужно было скинуть на кого-то вину, найти предмет для своей ненависти. Если ему так проще — я не против. Только, пожалуйста, не поднимай с ним эту тему. — Да, я и не собирался, но всё-таки… — Ацуши ненадолго задумался. — Ладно, неважно. Спасибо, что рассказал. — Не за что. Ацуши ушёл в свою комнату, стараясь сильно не загружаться, но у него не получалось. Он сел на кровать и долго смотрел в пустоту, рефлекторно гладя кошку, забравшуюся ему на колени, и размышляя о том, что только что узнал. Он старался никогда не делать о людях поспешных выводов, но, всё же, после услышанного от отца, он взглянул на Акутагаву совсем другими глазами. Ацуши и подумать не мог, что он прошёл через что-то настолько… он даже не знал, каким словом это описать, потому что простого «ужасающее» казалось недостаточно для того, чтобы подчеркнуть то, насколько эта ситуация несправедливая и какой отпечаток на нём оставила. Теперь он действительно его понял: кто бы на его месте не разочаровался и не возненавидел полицию? И хотя удачно завершившееся расследование не вернуло бы его родных, но, скорее всего, некоторое время после аварии Акутагава даже жить спокойно не мог, зная о том, что человек, убивший его родителей, остался на свободе и не понёс никакой ответственности за то, что совершил. Ацуши даже не нужно было представлять себя на его месте, чтобы почувствовать себя абсолютно отвратительно. К тому же, ему стало стыдно за то, как он отреагировал на высказывания Акутагавы о полиции ранее: конечно, тогда он не мог знать его причин, но высказался не самым лучшим образом. Но всё-таки отец был прав: не стоит поднимать эту тему в будущем, пытаться переубедить Акутагаву или защищать полицейских. Он и так прошёл через многое, и Ацуши не имеет права мешать ему выражать свои эмоции определённым образом. В конце концов, его убеждения остаются у Акутагавы в голове, никому не мешают и ни на кого не влияют. Если ему действительно так проще, то… нет нужды отнимать у него это.