Bound tea

Первое, что почувствовал Ацуши, открыв глаза — боль. Ужасная, почти невыносимая головная боль; казалось, что его черепная коробка вот-вот разорвётся. Второе, что почувствовал Ацуши, открыв глаза — непонимание. Непонимание того, почему комната, в которой он проснулся, такая незнакомая. Непонимание того, почему ему так жарко, и почему всё тело ломит так, будто вчера он участвовал в олимпийских играх или был избит до потери сознания. Непонимание того, откуда у него во рту оказалась настоящая пустыня. — Доброе утро. Вода слева от тебя. Ацуши попытался подняться на локтях, игнорируя усилившуюся от этого пульсацию в висках, и найти источник звука. В кресле, что стояло в углу комнаты, сидел Акутагава, держа в руках книгу и не поднимая глаз на Ацуши. Третье, что почувствовал Ацуши, открыв глаза — стыд. Он быстро вспомнил начало вечеринки — примерно до знакомства с… как же его звали… Дзёно, кажется? Уже этот момент он помнил смутно, а то, что было дальше, и подавно: после этого знакомства в голове был только туман. Сколько он выпил? Зачем он выпил так много? Что он мог натворить? Почему вообще Акутагава здесь? Так много вопросов, так мало ответов. — Доброе утро… а что, эм… — Ацуши отвёл взгляд, когда Акутагава поднял на него глаза, — что ты здесь делаешь? — Ты не помнишь? — Не помню что? — Проверь свой телефон, — он снова вернул внимание к своей книге. Ацуши огляделся и обнаружил мобильник на тумбочке, рядом со стаканом воды. Зарядки на нём было совсем мало, а времени уже много. Когда он его разблокировал, на экране высветилась переписка с Акутагавой. — Какой ужас… — Ацуши прочитал сообщения, что он ему вчера писал, и от того, как сильно он покраснел, в ушах зашумело. — Прости, пожалуйста, мне так стыдно… — Не страшно. Ты совсем ничего не помнишь? — Только самое начало. Совсем не помню, как ты приехал… — И о чём мы говорили, конечно, тоже. — Да… — Ацуши прошиб холодный пот. — Только не говори, что я лишнего сболтнул, пожалуйста… — он прошептал себе под нос, закрыв лицо ладонями. — Ну, ты сказал то, что давно хотел, я полагаю. — Ну нет, — Ацуши смотрел на Акутагаву сквозь щели между пальцами. — Ну почему… — Ты у меня спрашиваешь? — А что… именно я сказал? — Ацуши проигнорировал вопрос Акутагавы. У него в душе всё ещё теплилась надежда на то, что он его неправильно понял. — Спросил, кто мне нравится. Сердце сжалось — то ли от стыда, то ли от страха — и упало вниз живота. — Расплакался, когда я описал этого человека. Слёзы снова подступили к глазам. — Потому что не понял, что я описывал тебя. Ацуши поднял широко раскрытые глаза на Акутагаву. — Пришлось прямо сказать. Но ты сделал это первым. — Получается, что… — Пока ничего не получается. На этом мы закончили разговор. — Ясно… ты не хочешь его продолжить? — Если ты готов сейчас принимать какие-либо решения- — Пожалуйста, говори прямо. Я правда сейчас не в состоянии разгадывать загадки, — Ацуши откинулся к изголовью кровати, схватившись за переносицу в попытке унять пульсирующую боль в висках, обручем стягивающую всю голову. — У меня никогда такого сильного похмелья не было. Ужасно. — Об этом я и говорю. Тебе сначала оклематься нужно. — Да, ты прав. Пойдём вниз, наверное… может быть, чай поможет. Ацуши медленно опустил ноги на пол, и холод от паркетного покрытия почти привёл его в чувства. Когда он встал, боль усилилась в десять раз, голова закружилась, к горлу подступил ком, а колени подкосились. Он ухватился за стену, чтобы не упасть. — Я сейчас умру, — Ацуши хныкнул, второй рукой надавив на висок, как будто это могло помочь его голове не разорваться. — Я не шучу, я сейчас упаду и умру. Самой мучительной смертью в мире. — Не умрёшь, — Акутагава поставил книгу на небольшой книжный стеллаж у стены и в два шага приблизился к Ацуши, помогая ему восстановить равновесие. — У меня есть обезболивающее с собой, тебе нужно? — Да, пожалуйста! — Ацуши зажмурился, когда от его собственного голоса по голове прошлась острая боль, распространяющаяся на всё тело. — Сядь, — Акутагава усадил Ацуши на кровать и достал из внутреннего кармана несколько блистеров, перевязанных канцелярской резинкой. Он выдавил одну таблетку и дал ему вместе со стаканом воды. Ацуши с благодарностью принял их и выпил всю воду в несколько больших глотков. — Через несколько минут подействует. — Почему нельзя, чтобы сразу, — он надул губы и ткнулся головой в живот Акутагаве, стоящему перед ним. Когда Ацуши плохо себя чувствовал, ему всегда хотелось, чтобы его пожалели, и этот случай не был исключением. Совсем не было сил ничего делать — хотелось, чтобы позаботились, чтобы стало лучше хотя бы морально, если физическую боль унять моментально не представлялось возможным. Хотелось любви и нежности. Ацуши не успел озвучить своё желание, забыв о смущении — вчера он уже достаточно опозорился, и ниже падать в глазах Акутагавы было некуда — как он сам осторожно положил руку ему на голову и так же осторожно погладил. От этого Ацуши растаял ещё больше, прильнул к нему и стал ластиться, совсем как кот. Они провели так несколько минут, пока обезболивающее не начало действовать. — Спасибо, — Ацуши нехотя отстранился и осторожно поднялся на ноги. — Мне уже лучше. — Хорошо. Они вышли из комнаты — шаг за шагом, потому как со своей привычной скоростью Ацуши идти попросту не мог — и отправились на первый этаж, к кухне. По пути они встретили пару человек, и было видно, что всем им не сильно лучше, чем Ацуши. Ацуши без сил плюхнулся за стол, пока Акутагава прошёл к столешнице и наугад открыл пару ящиков в поисках чая. — Какой чай хочешь? — Чёрный какой-нибудь. Покрепче, пожалуйста. — А-а-ах, — Ацуши почти подпрыгнул, когда на диване недалеко от него с характерным и очень громким звуком потянулся Дазай. — Доброе утро, Ацуши-кун. — Дазай-сан? Ты чего здесь? — Ты что, не слышал? До чего же крепкий у тебя сон. — А? — Чуя проснулся среди ночи, — Дазай потёр себя по боку, — разорался, вытолкал меня из кровати, а других свободных комнат не было. Пришлось тут спать. — Я слышал, — Акутагава подал голос, поднося кружку с чаем Ацуши. — О, а ты откуда тут? — Это я позвал Акутагаву, — Ацуши вступил в разговор на случай, если сам Акутагава не хотел объясняться перед Дазаем. — А он, как хороший человек и друг, не оставил меня в одиночестве. — Смешно, смешно, — Дазай кивнул головой. — Чтобы Акутагава сделал что-нибудь по доброте душевной, ха-ха. — Дазай-сан, — Ацуши выпрямил спину, преодолевая желание зажмуриться от головной боли, и посмотрел на Дазая так, что тот съёжился. Кто бы мог подумать, что он так умеет. — Прекрати говорить о нём гадости. Ты ничего о нём не знаешь, и не имеешь права так отзываться! — Перестань, — Акутагава легонько толкнул его в бок, но Ацуши не отреагировал. — Нет, я не перестану. Ты мой… ты мой друг, и я никому не позволю говорить, что ты не способен на добрые поступки, потому что ты способен! — Божечки, Ацуши, я и не знал, что ты умеешь так сильно злиться, — Дазай поднял обе руки в знак капитуляции. — Я сдаюсь, только не убивай. — Никого я убивать не собирался. Но мне неприятно, меня злит и расстраивает, что ты сделал выводы об Акутагаве, причём неверные, и говоришь такие вещи. Так нельзя! — Ладно, ладно, я понял. Успокойся, пожалуйста, — Дазай убрал руки за голову и перекинул одну ногу через другую. — Не хватало ещё поссориться из-за этого. — Д- — Шутка! Просто шутка. Ацуши хотел было ещё что-нибудь сказать, даже сделал глубокий вдох для этого, но Акутагава дотронулся до его руки, привлекая внимание, и покачал головой. В этот раз Ацуши решил всё же послушать его и промолчал. — Пойдём обратно наверх, я хочу полежать ещё немного, — Ацуши взял кружку с чаем, приготовленным Акутагавой, и осторожно поднялся из-за стола, направившись к лестнице. Акутагава последовал за ним. — Я не нуждаюсь в том, чтобы ты за меня заступался, — когда они оказались наедине, Акутагава с довольно мягкой интонацией высказал Ацуши свои недовольства. — Тебя вообще не должно волновать, что обо мне думает или говорит Дазай-сан. — Я так не могу, — Ацуши уселся в кровати поудобнее и продолжил пить чай, обхватив кружку двумя руками. Акутагава сел рядом с ним. — Мне обидно слышать такое о тебе. Это же неправда. — Все люди ведут себя по-разному в зависимости от того, кто их окружает. Бессмысленно спорить о том, что правда, а что неправда, когда дело касается поведения. — Но- — Если он видит меня таким, значит, это заслуженно, и я сам это исправлю, если захочу. Твои убеждения ничего не изменят. — Он не поверил, что ты мог приехать сюда просто из-за того, что я попросил. — Ну и пусть. — Что? — Пускай думает, что хочет. Я пытался заслужить его расположение больше двух лет, и мне надоело постоянно волноваться о том, что он обо мне думает. — О… ну, если так посмотреть, то… ладно. Ты прав, — Ацуши заглянул Акутагаве в лицо, и только сейчас, когда его собственные страдания притупились, заметил его болезненный вид. — Слушай, ты какой-то бледный. Всё нормально? — Да. — Ты сегодня поспал хотя бы немного? — Нет. — Почему? Если не было места, мог со мной лечь. — Я не могу спать в незнакомых местах. Мне нужно чувство полной безопасности. — О… прости, это всё из-за меня. Если бы я вчера так много не выпил… — Это было моим решением. Если бы я не захотел, то и не приехал бы, — Ацуши не мог упустить из виду светлый, почти незаметный румянец, покрывший бледные щёки Акутагавы после этих слов. Он бы не смог словами передать, как сильно он ценил, что Акутагава действительно старался открыться ему и говорить о своих чувствах и эмоциях искренне, несмотря на то, как тяжело ему это давалось. Смущался — даже стыдился, возможно — но говорил. — Спасибо. Я был очень рад тебя видеть, правда, — Ацуши подвинулся ближе, притащив с собой и подушку. — Кстати, насчёт нашего разговора… несостоявшегося… — Что насчёт него? — Если ты не передумал, и если мы действительно друг другу нравимся, то… — Ацуши и подумать не мог, что предлагать начинать отношения так трудно — даже тот факт, что он знал, что его симпатия взаимна, помогал несильно. — Не хочешь попробовать встречаться? — Для тебя действительно важен этот статус? — В смысле? — глаза Ацуши округлились. — Я никогда не понимал этого стремления обозначить вид отношений какими-либо ярлыками: знакомые, друзья, пара. Я просто не вижу в этом смысла. — Ну, может, между знакомыми и друзьями граница более размытая, но с партнёром я могу позволять себе вещи, которых не буду делать с друзьями. Для меня статус отношений это что-то вроде договорённости, наверное. Например, о том, что я смогу держать тебя за руку, целовать… — Мне будет приятнее, если ты спросишь разрешения на это непосредственно перед тем, как сделать. — Ладно, я буду спрашивать. Тогда… тогда я не знаю, зачем этот ярлык, если всё обсуждается отдельно. Но мне так просто привычнее, наверное, — Ацуши пожал плечами, умолчав о том, что по какой-то причине сегодня утром называть Акутагаву другом в споре с Дазаем ему было даже… тяжело. Ему нравились выражения вроде «мой парень», «моя вторая половина», «мой партнёр». Было в них что-то трогательное, как будто при одном упоминании окружающие сразу могли понять, что он счастлив с этим человеком. — Понятно. Я не против него, это было только праздное любопытство. — Хорошо. Значит, мы теперь вместе, — Ацуши попытался произнести это вслух, чтобы по-настоящему осознать. Верилось ему в это с трудом. — Будем ходить на свидания… и вообще делать то, что делают парочки… будем же? — Будем. Есть, кстати, одно место, куда я хотел бы с тобой сходить. Я думаю, тебе понравится. — О-о-о, а что за место? — от мысли о том, что Акутагава уже нашёл местечко, подходящее для свидания, ещё и позаботился о том, чтобы Ацуши тоже понравилось, улыбка на лице сама собой становилась шире, румянец ярче, а бабочки в животе начинали кружить с новой силой. — Потом расскажу. — Сюрприз, значит. Я люблю сюрпризы, — Ацуши подвинулся ещё ближе, сев почти вплотную к Акутагаве, но сохранив кое-какую дистанцию. — Можно тебя обнять? — Да, — Акутагава приподнял руки, чтобы Ацуши обнял его, как вчера, что он и сделал — снова расположил голову у него на коленях, крепко (но не слишком) обхватив корпус руками. Акутагава обнял его в ответ, пока Ацуши улыбался, спрятав от него лицо. — Кстати, если вдруг ты сам захочешь меня обнять, то можешь не спрашивать. Я всегда рад, — Ацуши посмотрел на Акутагаву, и тот кивнул. Они задержались взглядом на глазах друг друга на несколько секунд, улыбаясь, пока их момент не прервал звонок телефона Ацуши. Он отлип от Акутагавы и взял трубку. — Привет, пап. — Доброе утро. У тебя всё в порядке? — Да, всё нормально, просто… немного не рассчитал вчера свои силы. Скоро пойду домой. — Хорошо. Вызвать тебе такси? — Да нет, не надо. На поезде доеду. — Как скажешь. До встречи. — Пока, — Ацуши положил трубку и с сожалением глянул на Акутагаву. — Мне пора домой. — Я поеду с тобой. Хочу погулять с Каем. — О, здорово. Хочешь, я с тобой схожу? — Не надо. — Хорошо, как скажешь, — Ацуши добродушно улыбнулся, поднимаясь с колен Акутагавы. Головная боль уже не была такой сильной, но неприятные ощущения от смены положения всё-таки дали о себе знать. Они вышли из дома после того, как Ацуши оставил кружку на кухне и там же перекинулся с Дазаем парой взглядов: ему показалось, что старший уже и забыл об их небольшом споре — оно и к лучшему. Конечно, ему хотелось бы, чтобы Дазай видел Акутагаву так же, как видел его он, но, всё-таки, он был прав. Вряд ли Ацуши мог переубедить его вот так просто. К тому же, если сам Акутагава не хотел, чтобы они спорили о нём, то в этом вопросе уж точно нужно к нему прислушаться. Поездку на поезде они почти полностью провели в тишине — ни у Ацуши, ни у Акутагавы не было сил на разговоры ни о чём. Это, во всяком случае, не мешало им молчаливо наслаждаться компанией друг друга и просто нахождением рядом. Ацуши всё думал о том, что теперь изменится в их взаимоотношениях, как они теперь будут вести себя друг с другом, и изменится ли в этом плане что-либо вообще. Наверное, не было смысла в том, чтобы пытаться это предугадать — проще было просто подождать. Дома Ацуши встретил отец — сегодня у него был выходной. Ацуши не хотел упускать возможность пообщаться с ним и рассказать животрепещущие новости, поэтому остался с ним на кухне, сделав себе ещё чаю. — Как прошёл вечер? — Фукудзава первым завёл разговор, убрав в сторону рабочий телефон и все документы. — Здорово, — Ацуши отхлебнул немного из кружки, — было весело. Я даже поболтал с незнакомыми людьми. — Молодец. — А ещё мы в настолку какую-то играли, но я правил не понял, и проиграл самым первым, — Ацуши посмеялся, попутно вспоминая всё, что ещё происходило прошлым вечером. — А ещё… я признался Акутагаве, что он мне нравится. Случайно. — Как это? — Ну… мне вечером стало одиноко, когда все разошлись, кто куда. Я ему написал, он приехал… и как-то оно само собой случилось. — И как он отреагировал? Положительно, я полагаю? — Да, — Ацуши широко улыбнулся, смущённо опустив глаза. — Мы теперь, вроде как, встречаемся. — Я рад за тебя. Акутагава — это тот, о ком ты спрашивал несколько недель назад, верно? О деле его родителей? — Ага. — Приводи его на ужин когда-нибудь. Я бы хотел с ним познакомиться. Последний раз мы общались, когда он был ещё ребёнком. — Хорошо, я скажу ему. Вообще, я так рад, на самом деле. Мне даже не верится. — Это неудивительно. Когда осознаешь, станешь ещё счастливее, — Фукудзава улыбнулся и потрепал сына по голове. — И ты заслужил это счастье. — Кстати… не знаю, мне почему-то так неловко перед ним. Он с лёгкостью мог бы найти кого-то намного лучше меня. Я даже не знаю, чем мог заслужить его симпатию или заинтересовать. — В тебе очень много хорошего и интересного, Ацуши. Ты можешь этого не видеть, потому что концентрируешься на том, что считаешь недостатками, но окружающие видят. — Ну… всё равно, полно ведь людей умнее, интереснее, смешнее, красивее меня. — Знаешь… а ведь он, скорее всего, думает так же. Считает какие-то качества, за которые ты его, возможно, полюбил, недостатками. Думает, что ты мог бы с лёгкостью сойтись с кем-то другим, но тебе ведь не нужен никто другой? — Да… я хочу быть с ним. — Вот видишь. Не думай о том, что могло бы быть — цени то, что есть. — Спасибо. Я постараюсь… ой, кстати, он мне ещё одну вещь сказал, о которой я потом задумался. Когда я спросил, хочет ли он начать отношения, он ответил, что не видит смысла в ярлыках, и нам не обязательно официально начинать встречаться, чтобы это делать. — Хм… думаю, каждый должен сам решить, нужен ему этот ярлык или нет. Возможно, он из тех, для кого слова мало чего значат. — Да, наверное. Но он не стал спорить, когда я сказал, что для меня это имеет какой-то смысл. — Замечательно. Как думаешь, что это значит? — Ну… наверное, что он уважает меня и мои желания. Что готов пойти на какие-то уступки, хотя бы небольшие. Это приятно. — Ты прав. Судя по тому, что ты рассказал, он замечательный человек, и я очень за тебя рад. — Спасибо. Ацуши только сейчас стало немного неловко от того, что он делился и даже спрашивал совета касательно отношений именно у отца — того самого человека, который до усыновления Ацуши был, пожалуй, самым одиноким человеком на свете. Хотя по тому, что он рассказывал, когда приходилось к слову, Ацуши сделал вывод, что он просто не нуждался в паре. Несколько раз Фукудзава оговаривался о том, что пробовал заводить отношения, и не единожды — но каждый раз только убеждался в том, что они ему не интересны. У него была работа — временами тяжёлая, но всё равно любимая — несколько друзей, коты, сын. Раньше, когда было больше свободного времени, у него была возможность ездить по миру, и ярких впечатлений в жизни было предостаточно. У Фукудзавы было то, что он любил, и были те, кто любил его — конечно, это не то же самое, что и романтическая любовь между двумя людьми, но ему было достаточно. Ацуши тоже, на самом деле, никогда не искал отношений целенаправленно. Никогда не думал, что нуждался в них — вряд ли он мог сказать, что те отношения, что у него были в школе, были ему необходимы. Конечно, Люси была ему симпатична, но, кажется, не так сильно, как он ей. Сейчас, когда Ацуши об этом подумал, он вспомнил, что это и было основной причиной, почему они расстались — он не хотел ранить её тем, что не мог дать ей того, что она хотела от него и от отношений в принципе. Но с Акутагавой всё было иначе. Было так много вещей, которые Ацуши хотел сделать вместе с ним, их просто не сосчитать. Ему хотелось ходить с ним на настоящие свидания, держать его за руку и обнимать, целовать его, говорить ему комплименты и слышать их от него. Ему хотелось выразить всю свою любовь, подарить её Акутагаве и получить её взамен. Ему хотелось не просто чьих-то любви и внимания, хотелось получить их именно от него. Как же всё-таки хорошо, что теперь он сможет воплотить все эти желания в жизнь.