Bound tea

Июль подходил к концу, и это означало, что в японских школах приближались летние каникулы, и если раньше Ацуши бы этому обрадовался, то сейчас… сначала его ждали экзамены. Каникулы тоже, конечно, но подготовка ко всем зачётам, контрольным и экзаменам казалась слишком утомительной, чтобы успеть отдохнуть за эти полтора месяца. С первым экзаменом ему повезло — он был устным, ещё и по ботанике. Ацуши даже не пришлось тратить слишком много времени на подготовку: пару вечеров он посвятил тому, чтобы полистать учебник, уточнить кое-какие данные и повторить то, что забылось, и сдал он его без особого труда. Ещё от нескольких экзаменов Ацуши легко отделался, получив «зачёт» автоматом благодаря тому, что за целый семестр не пропустил ни одной лекции, но не все преподаватели позволяли подобное. К подготовке к другим предметам ему пришлось действительно прикладывать усилия, которые не всегда оправдывались. Мало того, что точные науки были неинтересны Ацуши, и ему приходилось долго заставлять себя хотя бы взяться за подготовку, так формулы и законы, к тому же, никак не запоминались. То, что Ацуши больше всего нравилось в подготовке — это то, как по вечерам, после работы, они вместе с Акутагавой возвращались в университет и проводили в библиотеке пару часов. Просто сидели в одном читальном зале и готовились, особо не разговаривая, но ощущая присутствие друг друга (по крайне мере, Ацуши ощущал). Иногда, конечно, он ловил себя на том, что загляделся на Акутагаву — слишком уж он был красивым в своих очках в тонкой оправе, внимательно читающий учебник, крутя карандаш между бледными пальцами и делая им пометки на полях. Акутагава, к слову, готовился к экзаменам так усердно, что Ацуши даже волновался, как бы у него не случилось перегорания или ещё чего. После учёбы он шёл на работу, после работы — в библиотеку, и даже дома почти всегда был занят учёбой, что Ацуши понял по его сообщениям. Он не брал ни минуты передышки, и всё повторял Ацуши о том, что не может провалиться. Конечно, завалить экзамен — это удар по гордости, но Ацуши не считал, что нужно быть идеальным всегда и во всём. Это, в общем-то, и не было возможным. Он старался и тратил много времени на предметы, которые его интересовали и давались с лёгкостью, но позволял себе выучить только самое необходимое в тех дисциплинах, которые ему не нравились, не углубляясь в самую суть. Благодаря этому, Ацуши находил время на отдых, и без этого он бы, наверное, давно сошёл с ума и бросил учёбу. К тому же, от одного нахождения дома Ацуши будто наполнялся силами. Все его растения, за которыми он так любил ухаживать и наблюдать, коты, уютно скручивающиеся у него на коленях и громко мурчащие, когда он чесал их за ушком и возможность в любой момент пообщаться с отцом и получить поддержку, которая ему нужна… у Акутагавы не было всего этого. Он жил с человеком, которого даже не считал семьёй, отдельно от своего любимца — Ацуши даже представить не мог, насколько это может быть тяжело. У него была сестра, конечно, и даже со стороны Ацуши заметил, как сильно Акутагава любит её, заботится о ней, что Гин для него всегда на первом месте, но его ситуацию это могло только усугубить. Он не мог подумать о себе, не позволял себе отдохнуть хотя бы немного, и Ацуши это ужасно расстраивало. Поэтому он, как только мог, старался сделать так, чтобы хотя бы пока они были вместе, Акутагава мог расслабиться. Делал за него всё, что было возможно, даже мелочи — можно сказать, ухаживал. Покупал билеты на поезд, приносил учебники из соседнего зала библиотеки, разбирался с документацией в магазине, открывал его и закрывал. Хотя Акутагава пытался отнекиваться, говоря о том, что он в состоянии сам позаботиться о себе и о своей лавке, но Ацуши не мог не заметить, что он действительно позволял себе выдохнуть рядом с ним, хотя бы ненадолго. Экзаменационный период у Акутагавы закончился раньше, чем у Ацуши, и уже тогда он заметил, что ему стало немного легче — теперь, по крайней мере, он не занимал всё время, свободное ото сна и работы учёбой и подготовкой. Тогда Ацуши сосредоточился на том, чтобы самому подготовиться к своим последним — и самым трудным — экзаменам. В один из последних вечеров Акутагава даже выделил время, чтобы помочь Ацуши с подготовкой. В математике он разбирался отлично — в конце концов, она всегда шла рука об руку с информатикой, и, видимо, он хотел отблагодарить Ацуши за ту помощь, что тот ему оказывал — вернуть долг, если точнее. По крайней мере, так он сказал. Правда… Ацуши никогда ещё не чувствовал себя таким глупым, как в тот вечер, и ещё хуже ему было от того, что он так позорился именно перед Акутагавой. Они сидели в библиотеке до самого закрытия, Акутагава пытался объяснять ему тему так и сяк, придумывал аналогии, чтобы проще было запомнить, но всё, что мог Ацуши — это смотреть на него, чуть не плача и пытаясь понять хотя бы половину того, что он ему говорил. Термины, названия, законы, правила — всё это залетало в одно ухо и тут же вылетало из другого, не оставляя даже малейшего отпечатка в сознании. И вроде отдельные слова он понимал, но соединить их в одну цельную мысль было невозможно. И каждый раз, когда Акутагава вздыхал — не от раздражения, а, скорее, от безысходности ситуации — Ацуши начинал тараторить своё «ладно, не надо, ты устал, наверное, а я сам как-нибудь разберусь, спасибо за помощь, извини, что не получилось», но Акутагава только качал головой, мягко улыбаясь, и отвечал: «Давай попробуем ещё раз». От того, с каким терпением и пониманием Акутагава относился к Ацуши, у него кружилась голова. Спустя пару дней, наполненных волнением и беспокойным сном, Ацуши получил своё многострадальное «удовлетворительно» на экзамене. Это был, пожалуй, его самый счастливый день за прошедшую неделю, или даже больше — экзамен сдан, о математике на ближайшие четыре месяца можно забыть, так ещё и каникулы официально начались. Что может быть лучше? Преисполненный радостью, Ацуши сообщил Акутагаве о том, что справился, и они, как и договаривались, встретились у ворот университета. Ацуши, на самом деле, думал, что они просто прогуляются в ближайшем сквере, но Акутагава повёл его в сторону станции. Ацуши не возражал — может, у него есть какой-то план на сегодняшний вечер? На полпути он вспомнил, что ещё пару недель назад, после дня рождения Тачихары, Акутагава говорил насчёт какого-то места, которое должно ему понравиться. Может, это оно и есть? Было бы здорово. Хотя у Ацуши и не было особо много времени, чтобы гадать, что же такое придумал Акутагава, теперь, когда он об этом вспомнил, любопытство не давало ему покоя. Он не хотел портить сюрприз сам себе, потому не стал расспрашивать Акутагаву, и покорно шёл в ногу с ним. Когда они добрались до станции и сели на поезд в направлении центра города, расположившись на соседних местах в полупустом вагоне, Ацуши начал потихоньку подвигать свою руку ближе к руке Акутагавы, перебирая пальцами по пластиковому сиденью. В большинстве случаев он действительно спрашивал у Акутагавы, можно ли взять его за руку или обнять — в общем, дотронуться до него — но иногда ему казалось, что этот вопрос испортит атмосферу: особенно, если он нарушит долгую тишину. В таких случаях он касался его так осторожно, чтобы, в случае чего, Акутагава просто отодвинулся, и они поняли друг друга без слов. Они часто понимали друг друга без слов. Тишина не была редкостью на их прогулках, но по какой-то причине Ацуши даже не было неловко в такие моменты. Ему нравилось слушать, как Акутагава молчит — иногда только за этим он его и звал гулять. Не всегда, конечно. Разговаривать с ним он тоже любил, и разговаривать о чём угодно. Об учёбе, работе, новостях, погоде, фильмах, книгах и сериалах. С Акутагавой Ацуши мог обсудить что угодно и когда угодно, и он нередко пользовался этой возможностью. Выражал свои мысли касательно того, что его волновало (в плохом или хорошем смысле), выслушивал мысли Акутагавы, когда он хотел их озвучить, иногда просто говорил ни о чём, если ему не хотелось молчать. Ацуши нравилось чувство того, что, каким бы ни было его настроение, каким бы болтливым ни был он сам — Акутагава никогда не осудит его и не заставит чувствовать себя плохо какими-то неаккуратно брошенными фразами. Сейчас, во всяком случае, они сидели в тишине. Ацуши продолжал подкрадываться к Акутагаве своей рукой, что он довольно скоро заметил и сплёл их пальцы, заставив своего спутника улыбнуться. Они рассматривали городские здания, проносящиеся за окном, яркие вывески, мелькающие на такой скорости, что прочесть их содержимое не вышло бы при всём желании, и изредка, когда поезд заезжал в тоннель и пейзаж сменялся на отражение освещенного вагона, пересекались взглядами. Вскоре за окном показался океан, и, когда поезд проехал несколько станций, приближаясь к побережью, Акутагава поднялся и позвал Ацуши за собой, к дверям, так и не расцепив их руки. Уже выйдя со станции, Ацуши заметил вдали одинокую вышку и… американские горки, кажется? Через несколько минут ходьбы по мосту, ему уже виднелась и стеклянная пирамида, отражавшая голубое небо и потому казавшаяся синей. Ацуши не мог припомнить, был ли он в этой части города, а потому и понятия не имел, куда его ведёт Акутагава. Только подойдя совсем близко, он увидел надпись из разноцветных букв высотой в человеческий рост: «Sea Paradise». — Это что, океанариум? — глаза у Ацуши загорелись, когда он вспомнил это название, и он потянул Акутагаву за рукав. — Да. — Здорово! Я всегда хотел тут побывать! — Ацуши улыбнулся ещё шире, заглядывая в лицо Акутагаве. — Как ты угадал? — Мне просто показалось, что тебе может понравиться подобное место. — Класс! — Ацуши начал оглядываться во все стороны, не зная, куда отправиться первым делом. Выбор за него сделал Акутагава — куда бы они потом ни пошли, для начала нужно было посетить кассы. Билеты они купили как в здание самого океанариума, так и на «экспозиции», находившиеся под открытым небом, где можно было посмотреть даже выступление дельфинария. Ацуши чуть не прыгал на месте от счастья, предвкушая уйму новых впечатлений. Первым делом они отправились к тому зданию, похожему на пирамиду. Внутри было достаточно темно, потому как единственным источником света были синие лампы в аквариумах. В первой же комнате все стены были стеклянными, и Ацуши сразу же потащил Акутагаву к одной из них, когда проплыл большой, похожий на одеяло скат. Заметив его забавную мордочку (или что-то, очень её напоминающее), Ацуши не смог сдержать смешок. — Смотри, такой смешной, — он показал на животное пальцем. — Как будто улыбается. — Да. Тебя напоминает, — Акутагава сказал будто бы невзначай, и направился в сторону косяка небольших рыбок. Ацуши ахнул. — Ах вот как? Подожди-ка, сейчас я тебя найду! — Ацуши походил немного вдоль стеклянных стен, пока не нашёл стайку серебристых рыбок с острыми чёрными плавниками. — Вот эти на тебя похожи! — Почему? — Акутагава обернулся к нему и слегка прищурился, рассматривая рыбок. — Ну, они красивые… — Ацуши мечтательно отвёл глаза в сторону. — А ещё у них плавники похожи на твои прядки. — Не смешно. Эти пряди имеют большое значение для меня. — Правда? — Ацуши виновато опустил голову, смотря на Акутагаву снизу вверх. — Нет. — Ах ты! — он не мог не засмеяться, когда и сам Акутагава упустил смешок. — Злодей! — Просто шутка, — он протянул Ацуши руку и несильно сжал её, когда Ацуши ответил на его жест. Рассмотрев всех, кажется, рыб, которых можно было видеть в этой комнате, они направились дальше, и в следующем помещении было ещё красивее: это был длинный тоннель, единственная непрозрачная поверхность в котором была на полу. Там можно было видеть самых разных рыб и морских животных всех цветов и размеров: яркие, маленькие рифовые рыбки, дельфины, даже акулы. Ацуши был так увлечён наблюдениями за ними, что даже врезался в другого посетителя океанариума. — Простите, — он поклонился и уже собирался идти дальше, но замер на месте. — Чуя-сан? — О, и ты здесь… — Чуя вздохнул и отвёл глаза. Похоже, он не рассчитывал встретить здесь кого-то из знакомых. — Чуя-сенсей, кто это? — Ацуши услышал голос, донёсшийся откуда-то снизу. Опустив глаза, он увидел ребёнка, держащего Чую за руку; одна половина его волос была чёрной, а вторая — белой. Второй рукой он обнимал тряпичную куклу, выглядящую немного жутковато в полутьме океанариума. — Знакомый, учимся в одном университете. — Меня зовут Ацуши, — юноша наклонился, улыбаясь ребёнку. — А тебя? — Я Кьюсаку, — он улыбнулся и помахал Ацуши рукой, прижимая к себе куклу. — Чуя-сенсей занимается со мной физикой, и я получил пятёрку за контрольную, и родители разрешили мне сходить в океанариум с другом! — Чуя-сенсей твой друг, да? — Ацуши упёрся руками в колени так, что его глаза были на одном уровне с лицом мальчика. — Ага! Он знает кучу всего, а ещё катал меня на спине! — Кью, перестань, — Чуя прикрыл лицо рукой и отвернулся, пряча яркий румянец, который не мог скрыть даже тусклый синий свет. — Родители сказали, что если я получу пятёрку в следующем триместре, то можно будет сходить в парк аттракционов. Ты любишь парки аттракционов? — Кьюсаку не обратил внимания на протест своего учителя, видимо, слишком увлечённый своим новым знакомством. Ацуши не хотел смущать Чую, но и отмахнуться от мальчика не мог. — Мне больше нравятся обычные, где можно просто погулять или порисовать. — О-о-о, ты умеешь рисовать? — Ну, я не художник, но мне нравится это дело, — Ацуши улыбнулся, краем глаза замечая Акутагаву в нескольких шагах от них. — Ладно, не буду вам мешать. Я ведь тоже сюда с другом пришёл! — А с кем? — мальчик начал быстро крутить головой во все стороны. — Вон там, видишь? — Ацуши указал рукой в сторону Акутагавы. — С тёмными волосами, в джинсовке. — Ага. — Ну, я пойду. Хорошо вам провести время! — Ацуши уже собрался уходить, но вдруг Чуя крепко схватил его за предплечье и подтянул ближе к себе. Ацуши глянул на него круглыми от удивления глазами. — Эй, Ацуши, — он понизил голос и махнул ему рукой, Ацуши наклонился ближе к нему. — Об этой встрече — никому, ясно? Особенно Дазаю. — Конечно, я и не собирался ему рассказывать, — Ацуши только похлопал ресницами. — Хотя, по-моему, ничего такого… это мило, что вы так общаетесь со своим учеником. — Просто забудь об этом, — Чуя закатил глаза, отойдя на полшага. — Иди, пока твой друг не потерялся. Юноша глянул на Акутагаву и заметил, что тот оглядывался, видимо, в поисках самого Ацуши. Когда он повернул голову, чтобы попрощаться с Чуей, они с Кью уже потерялись в толпе. — Где ты был? — Акутагава сразу взял Ацуши за руку, когда он подошёл к нему. Ацуши заметил, что он выглядел как-то… встревоженно, что ли. Беспокойно. — Да так, на рыбок засмотрелся. — Чуя ясно дал понять, что не хочет, чтобы кто-то ещё был в курсе того, что он тоже тут находится. — Ты в порядке? — Да. Всё нормально. — Мне показалось, что ты волнуешься. — Я просто… не люблю быть один в людных местах. Мне становится неуютно. — О, извини. Постараюсь больше не теряться, — Ацуши на секунду сжал его руку и огладил тыльную сторону ладони большим пальцем. — Всё хорошо, я рядом. — Не надо меня успокаивать. Всё в порядке. Ацуши, на самом деле, понимал Акутагаву. Ему и самому нередко становилось тревожно, когда он оказывался один среди толпы. Сразу становилось не по себе, будто все эти люди, на деле даже не обращающие на него внимания, были настроены враждебно. Ацуши и предположить не мог, что схожая проблема была и у Акутагавы. Они прошли в следующий зал, и там в небольших отдельных аквариумах можно было видеть медуз, морских коньков, ежей и черепах, осьминогов и прочих специфических, удивительных морских животных. Акутагава надолго завис у аквариума с медузами, и Ацуши мог понять: зрелище действительно завораживающее. Небольшие стайки этих причудливых существ всех цветов и размеров, длинные щупальца, которые они использовали для передвижения. Такие чарующие, но опасные — об этом Ацуши и так был в курсе, но табличка с информацией у аквариума напомнила о том, что встречи с некоторыми видами могут быть даже смертельны для человека. Было в этом что-то метафоричное. Посмотрев всё, что было в крытом океанариуме, они вышли к небольшому зоопарку на территории парка. Хотя, зоопарк — это громко сказано; разнообразие животных было небольшим. В вольерах можно было увидеть только тех, кто живёт поблизости с водой: белые медведи, пингвины, тюлени, морские котики и прочие ластоногие. Больше всего Ацуши понравились маленькие нерпы: у него чуть щёки не свело от того, как широко он улыбался, глядя на них. Такие беленькие, пушистенькие, с круглыми чёрными глазками и такими же чёрными мордочками. Настолько милые, что их хотелось затискать, но животных трогать нельзя было — поэтому жертвой стала рука Акутагавы, за которую Ацуши крепко-крепко его обнял. — Они такие малыши, я не могу, — голос Ацуши больше напоминал скулёж. — Такие маленькие, такие хорошенькие! — Вообще-то, они хищники. — Мне всё равно, я хочу их погладить! У них даже зубки такие маленькие, они ими только рыбку и смогут погрызть. — Этот вид, кстати, эндемик озера Байкал. — У-у-у… а Байкал — это где? — В России. Самое глубокое озеро на планете… — Откуда ты всё это знаешь? Я каждый раз поражаюсь! — Там написано, — Акутагава указал на табличку с информацией, которую Ацуши даже не заметил, слишком увлечённый наблюдениями за самими животными. — А. Понятно, — Ацуши неловко посмеялся. — Ну, ты всё равно много знаешь. — А ещё у них нет естественных врагов, — Акутагава только мотнул головой в ответ на комплимент Ацуши. — На них только люди охотятся. — Ужасно. Из-за меха, наверное? — Не знаю. Мех есть только у детёнышей. — Тогда я вообще не понимаю, как и зачем этих малышей можно убивать, — Ацуши опустил глаза, будто только сейчас осознал то, насколько временами человечество бывает жестоко. — Не думай об этом. Ты не можешь это исправить, как бы ни старался. — Всё равно это очень печально. Им ведь и здесь, наверное, не так хорошо, как на природе… грустно всё это. — Здесь они в безопасности, у них всегда есть вода и пища. Климат, наверное, не совсем тот, но я уверен, им не плохо. Смотри, как лежат. Думаешь, они несчастны? Ацуши оглядел нерп и других тюленей в соседнем вольере, собравшихся на лежбище. Вокруг был лёд, чистая вода, в которой они могли поплавать, и каменный берег, местами присыпанный снегом. В вольере были как открытые участки под прямым солнечным светом, где животные могли согреться, так и норки, куда они могли спрятаться, если устанут от посетителей или жары. Ацуши и вправду не показалось, что они были чем-либо недовольны. Конечно, досадно, что пространство всё же было ограниченным, но именно эти звери, скорее всего, не знали, что такое свобода — а потому и скучать по ней не могли. — Не похоже. Наверное, им и так неплохо. Хотя, знаешь, они ведь всю жизнь провели здесь… как птицы в клетке, которые даже не знают, что они в неволе. — И каково жить на воле они тоже не знают. — Ага. Думаю, это лучше, чем обрести что-то, а потом потерять. — Однозначно, — Акутагава вздохнул и направился к следующему вольеру; Ацуши пошёл за ним, кинув последний взгляд, полный сочувствия, на нерп. На этот раз Ацуши и сам остановился у таблички с информацией о животных, почитал немного о пингвинах. На самом деле, нового он не узнал: в детстве Ацуши часто смотрел документальные фильмы о животных, и по какой-то причине жизнь императорских пингвинов была довольно популярной темой для них. Вообще, когда Фукудзава только усыновил его, он показывал ему много различных фильмов, полезных для общего развития. В приюте, конечно, с детьми никто не занимался, поэтому в свои пять лет Ацуши знал многим меньше сверстников — несмотря на то, что всегда тянулся к знаниям. Приходилось навёрстывать. Ацуши, сам того не заметив, погрузился в воспоминания о своём детстве, рассматривая неуклюжих птиц. Вспомнил, как боялся своего отца поначалу, как он не понимал, почему забрали именно его, и всё ждал подвоха. Ждал, что его снова будут бить, кричать на него, обзывать и обижать. Как он боялся приступить к еде, пока Фукудзава не говорил, что ему точно можно — и после этого ел быстро-быстро, чуть не давясь, чтобы тарелку не отняли (хотя дома у Фукудзавы Ацуши никогда не голодал, как в приюте). Как он боялся издать лишний звук по ночам, боясь, что его накажут. И как он постепенно, шаг за шагом, с помощью отца стал доверять ему, переставал опасаться, как он потихоньку принимал это чувство защищённости и его любовь. Это было сложно — временами, даже слишком — но Ацуши справился. Ему подумалось, что Акутагава, должно быть, сейчас проходил через нечто подобное. Конечно, он не боялся его так сильно: хотя о своей жизни он говорил крайне редко, и бог знает, что происходило за закрытыми дверями их дома, но Ацуши видел, что ему приходится переступать через себя, чтобы открыться ему и принять помощь и заботу. Может, у него были причины, чтобы не спешить с тем, чтобы довериться Ацуши, а может, он просто был таким человеком. Как бы то ни было, Ацуши почувствовал острое желание помочь ему пройти этот путь. Сделать так, чтобы Акутагава никогда не чувствовал никакой угрозы, чтобы хотя бы с ним ему было так комфортно, насколько это было возможно. — … Ацуши? Ты меня слышишь? — Ацуши проморгался и оглянулся, увидев перед собой Акутагаву. Он так забылся, что не заметил даже того, как он щёлкал пальцами прямо у него перед лицом. — А? Извини, что ты сказал? — Пойдём, — Акутагава взял его за руку и повёл к выходу. — Я хочу показать тебе ещё одно место. Тут недалеко. — О, хорошо, — Ацуши тряхнул головой и улыбнулся ему, окончательно возвращаясь в реальность из мира своих размышлений. Они вышли с территории парка, обходя столпившихся тут и там посетителей, большинство из которых делали фотографии всего вокруг и себя на фоне всего вокруг. Прошли по мосту, соединяющему небольшой островок, где и был расположен парк, с городом, и оттуда Акутагава повёл Ацуши в неизвестном направлении. Он не стал спрашивать, куда они идут — всё равно в ближайшее время узнает, да и если бы Акутагава не хотел устроить очередной сюрприз, то, наверное, сказал бы сразу. Уже через несколько минут они заходили в неприметную чайную. Интерьер был выполнен из древесины, в классическом японском стиле. Ацуши показалось, что звон колокольчиков, висящих на двери, звучал почти так же, как и в лавке Акутагавы. Помещение было небольшим: напротив двери была расположена касса, за которой стояла преклонного возраста женщина в кимоно, а у неё за спиной были шкафы со всевозможными чаями. Она поприветствовала их, низко поклонившись, и Акутагава с Ацуши сделали то же. Рядом с кассой были расположены холодильники — единственное, что выбивалось из общего интерьера своей современностью — и на полках в них стояли различные десерты. Стены были увешаны пейзажами и портретами деятелей японской культуры: художников, писателей, музыкантов. Справа от двери были расположены низкие столики с подушками, на которые можно было присесть, по обе стороны. Столиков было всего три, и они отделялись друг от друга бамбуковыми перегородками — таким образом, гости не мешали друг другу. В любом случае, сейчас чайная была пуста. Акутагава провёл Ацуши к самому дальнему столику. Пока он усаживался, Акутагава прошёл к стойке, вернулся он через пару минут, после того, как переговорил о чём-то с хозяйкой этого места, а в руках у него было небольшое меню. Он сел напротив Ацуши, и именно сейчас ему в глаза бросилось то, как традиционный интерьер будто бы подходил Акутагаве. Он выглядел естественно, несмотря на современную одежду — как будто должен был родиться несколько столетий назад. Было видно и то, что он чувствует себя комфортно и уверенно: спина у него была идеально ровной, и он ловко листал меню своими длинными, тонкими пальцами, бегая глазами по строчкам, пока не нашёл нужную. Может, сказалось то, что дом, в котором он жил, был также оформлен в традиционном стиле. — Такое антуражное местечко, — начал Ацуши, — очень уютно, мне нравится. — Помнишь, я говорил, что моя лавка — это семейное дело? — Ага. — Для отца она не была особо значима, но для его родителей — да. Они с этой женщиной учились у одного человека. — Ого… получается, она знала твоих бабушку с дедушкой? — Да. Мы часто приходили сюда вместе с ними, когда я был ребёнком, а они еще живы, но и после их смерти бывали тут всей семьёй. Хотя я даже не был уверен, что это место до сих пор существует. Я ещё не был здесь после аварии. — Почему? — у Ацуши внутри что-то сжалось. — Эта чайная… значит для меня слишком много, — Акутагава говорил, опустив глаза на меню у себя в руках. — Я не хотел получать новые воспоминания, связанные с ней. Хотел, чтобы она осталось таким семейным уголком. — А почему ты привёл меня сюда? — Последние несколько лет я пытаюсь окончательно отпустить всё это, вот и подумал, что… сегодня можно попрощаться со старыми воспоминаниями об этом месте. Я подумал, с тобой будет проще это сделать. — О… спасибо, наверное. — К тому же… — Акутагава собирался что-то сказать, но его прервала старушка, подносящая чай. — Ладно, неважно. Женщина поставила на стол между ними поднос с прозрачным чайником и двумя чашками. Ацуши сразу обратил внимание на то, что в заварочном чайнике был крупный, золотистый цветок и несколько маленьких бутончиков белого цвета. — Как красиво! Это настоящие цветы? — Да. Это связанный чай, — Акутагава наполнил кружку Ацуши, а затем и свою. — В его приготовлении используют засушенные бутоны. — Здорово, — Ацуши сделал небольшой глоток, а потом вернулся к рассматриванию чайника. — Тут календула и жасмин, да? — Верно. Его производят в Китае. — Очень вкусно и красиво. Я никогда даже не слышал о таком, — Ацуши продолжал пить свой чай, слушая Акутагаву. — Его часто используют во время чайных церемоний, превращают заваривание чая в настоящее представление. Изначально его использовали только при дворе, развлекали императора таким образом. — Неудивительно… а как он выглядит в сухом виде? — Чаще всего связанный чай хранят в виде небольших шариков, но бывают и другие формы. Эллипсоиды, например, или кубики. Сердечки. — Прикольно, — Ацуши улыбнулся. — А у нас такой продаётся? — Да, есть несколько сортов. Хотя они не пользуются популярностью. — Надо составить с ними какие-нибудь букеты. Мне кажется, они хороши для подарков. — Да, ты прав, — Акутагава тоже отпил немного чая, прикрыв глаза. Ацуши помолчал полминуты. — Кстати, какие у тебя планы на каникулы? Это же наше первое настоящее свидание, было бы здорово ещё куда-нибудь сходить вот так. — Я хотел поработать на полный день, пока нет учёбы. После того, как мы объединились, прибыли стало больше, и, может быть, у нас с сестрой получится переехать, но в первое время потребуется очень много денег. — А, хорошо. Я тогда с тобой буду работать, — Ацуши действительно обрадовала мысль о том, что у Акутагавы может получиться сделать то, что он давно хотел. Что у него получится улучшить как свои собственные условия жизни, так и его сестры. Наверняка после этого он будет чувствовать себя лучше. — Отлично. Спасибо. — Да не за что. Но на выходных мы же сможем погулять, правда? — Да, конечно. — О, кстати, — Ацуши со стуком поставил чашку на стол. — Надо как-нибудь зайти ко мне домой. Папа хотел с тобой познакомиться. — Мы с ним не один раз общались. — Ну да, но тебе же тогда было… сколько, четырнадцать лет? Ты ведь изменился. Да и я бы тоже хотел, чтобы ты с ним получше познакомился, на самом деле. — Ладно. Можно будет выделить время. — Супер. Они посидели ещё немного, допивая чай; Акутагава рассказал о планах на переезд. Он уже подыскал несколько вариантов квартир не слишком далеко от университета: единственный минус был в том, что ни в одну из них нельзя было заселиться с питомцами, но он собирался попробовать договориться с хозяином — очень уж они с сестрой хотели забрать Кая. Ацуши действительно надеялся, что у него всё получится, и выразил готовность помочь в любой момент — морально, физически или финансово. В конце концов, переезд — это не только дорого, но ещё и тяжело во всех смыслах этого слова. Только ближе к вечеру они вышли из чайной на набережную, чтобы прогуляться. Ацуши всегда любил встречать закат у воды, и делить этот момент с Акутагавой ему понравилось ещё больше. Казалось, именно этим вечером зрелище выдалось особенно прекрасным: облака окрасились в волшебные оранжевые, розовые и даже фиолетовые цвета, и залив был похож на огромный чан с расплавленным золотом из-за того, что небо отражалось в воде. Когда Акутагава вслух заметил, что небосвод напоминает ему глаза Ацуши, он чуть не загорелся от смущения. Прощаться не хотелось, но это сделать пришлось. До станции они дошли вместе, но по домам поехали уже на разных поездах, и по пути домой Ацуши не мог перестать улыбаться, несмотря на усталость. Он сдал экзамен, впереди были каникулы, и сегодня у него было первое свидание с человеком, в которого он был по уши влюблён. Свидание. С человеком, в которого он был влюблён. И который был влюблён в него.