Он выключит

Шурик развалился на диване и лениво переключал каналы телевизора. Левчик завис на студии, похоже надолго. Придирчивость солиста к мелким деталям, к каждой нотке играла свою роль, снова приковывая стальными цепями его к студии. Благо, остался последний кусок. Заботливый Лева отправил Шурку домой, нежно чмокнув в лоб и наказав засыпать без него. «Не засиживайся до утра, Шурик, ты тоже устал.» Гитарист бросил взгляд на часы. Веки наливались свинцом. День был трудным и долгим. Фоном убаюкивающе бубнил телевизор. «Возвращайся домой» — написал Шурик Бортнику и Морфей окончательно накрыл гитариста своим одеялом.

***

Pov: Лева Я мчался по ночному городу домой. Улицы были пустые, а ночь ясная. Время на часах мелькало в промежутке от трёх до четырех часов утра. Может быть, если сфокусировать взгляд на часах, то получится разглядеть точное время, но мне лень. В студии я остался один ещё на полчаса после того, как вся команда разъехалась по своим неотложным делам. Шурик совершенно точно спал дома, он не любит ложиться далеко за полночь, однако иногда работа вынуждает его. Экран зажёгся давнишней смской от Умана и новой от Лакмуса. Бас-гитарист осторожно интересовался, закончил ли я с вокалом и может ли он позвонить. Встав на светофоре, я ответил лаконичное «да», и почти сразу принял входящий звонок. Максим долго интересовался деталями. Почти всю двадцатиминутную дорогу до дома мы проговорили с ним об этой злосчастной песне. Кажется, я окончательно посадил голос. Шурка потом будет долго ворчать и заботливо отпаивать меня чаями и отварами. И забирать дымящиеся сигареты своими длинными пальцами, внаглую скуривая их самостоятельно. Я хлопнул дверью машины и попрощался с наконец успокоившимся Максом. Жалобно скрипнула подъездная дверь и я оказался в прокуренном подъезде. Поднялся на самый последний этаж — блажь Шурки при выборе жилья. Окна подъезда выходили на восточную сторону. Я с упоением глядел на майский рассвет, параллельно всовывая ключ в мелкую замочную скважину. В гостиной тихо бубнил телевизор. Я не спеша разулся, прокрался в комнату к Шурке, и не смог сдержать умиленной улыбки. Тот, поджав ноги, спал на диване. Нахмуренным лбом упирался в подлокотник и крепко прижимал к себе мою подушку. Я приблизился к гитаристу и, осторожно присев, убрал мешающую прядь с его лица. Шурик почувствовал касания и сквозь сон прильнул к ладони. Я не удержался, прижался губами к родному виску только потом осознав, что мог разбудить Умана. Однако он чуть наморщил нос и спрятал глаза в уголке подушки от рассветных солнечных лучей, заставляя меня улыбнуться. Несколько мгновений, и Шурка оказывается у меня на руках. Ох, и тяжёлый же он. Откормил на свою голову. Тихо кряхтя и стараясь не сбивать длинноволосой головой дверные косяки, она нам ещё пригодится, укладываю его в кровать. Переодеваюсь в домашнюю растянутую футболку и треники. Тушу телевизор. Отбираю у заворчавшего Шуры свою подушку. — Лева… Ты дома, — сквозь сон бурчит он и льнет к моей груди. Я ухмыляюсь. За стенкой уже не бубнил телевизор, зато под боком тихонько сопит мне в шею любимый человек. Сквозь задернутые жалюзи пробивается солнце.