***
— Я же просил тебя, не лезть. Архонты, за что это мне… — Дилюк крепко сжимал запястье друга. Он не приходил в себя около десяти минут, и ничего хорошего это не могло значить. — ну же, проснись, идиот! Кайя… — мужчина не рассчитал сил, и сжал руку до хруста. Страшно, страшно до того, что не хочется это видеть. Страшно, что не проснется. — пожалуйста. — он припал к груди, только чтобы слышать биение сердца и дыхание. — Д-дилюк? — Кайя сразу запустил руку в волосы. Не думал, просто запустил. Как в детстве, когда Рагнвиндры уезжали далеко, а Кайя оставался один и содержал дом. Тогда по приезду, Дилюк сильно-сильно обнимал и говорил, что скучал. А потом рассказывал, долго и восхищенно обо всем, что было. Вот бы сейчас услышать от него несколько ласковых слов. — Ты проснулся! Ты лежал без сознания долго, я переживал- — Что произошло? — Кайя пытался воссоздать в памяти недавние события, но понимал, что в голове пусто. Как будто вырвали промежуток времени. Ужасное чувство. — Ты не помнишь? — Винодел отпустил руку и посерьезнел. Увидев в ответ отрицательное мотание головой, он рассказал, как нашел его. Больше он ничего и не знал. " Почему я в твоем доме?» «Какой сегодня день?» «Я не помню, ходил ли я на работу.» " Почему я так плохо хожу?» " В каком я городе?» «П о ч е м у т а к б о л ь н о? "***
Кайя проснулся. Дом снова незнаком. Первым его встречает мужчина в черном. У него такие красивые волосы. Наверное, очень мягкие. Он не улыбается. Видимо, это его дом, но почему тогда Кайя здесь оказался? Все, что он помнит — темное детство, крики родителей от боли и свое имя. А еще то, что в груди что-то грызет. — Доброе утро, Кай. Ты снова проспал сутки. Джинн дала тебе отпуск. — Джинн? Почему я с вами в одном доме? Ох. Он забыл и его. Что теперь делать? Может… Может, это не просто так? Может это шанс избежать боли и ошибок. Может это шанс не дать ему спиться и не дать себя возненавидеть? — Я Дилюк. Дилюк Рагнвиндр. Мы… братья. — мужчина смутился. Как давно он не называл Альбериха? — Но у меня нет братьев… Дилюк поджал губы. Больно. У него действительно не было братьев. Дома. В проклятом государстве, боль которого он несет на себе. — Братья по оружию. Тебя ранили и ты, кажется, потерял память. — Кто такая Джинн? — Твой начальник. Не бойся, она чудесная. Ты — капитан рыцарской кавалерии. Я пошлю сокола, чтобы сообщить о твоем состоянии. — Хорошо… У меня ноги заплетаются. Можешь пройтись со мной? Я… даже не понимаю, где я. — Знаешь, мы пойдем к одному человеку. Думаю, он знает, как тебе помочь. Альбедо. Гений. Он точно узнает, как помочь.***
— Амнезия. Он забывал сначала недавние события, а затем память стиралась все дальше и дальше. И вот, теперь он не узнает людей. — Но он помнит детство. Альбедо нахмурился. Детство Кайи забыть очень трудно. — Такое бывает. Если хотите, чтобы память вернулась, вот — он протянул какую-то склянку с дурно пахнущей жидкостью, — нужно пить, по ложке два раза в день. Может быть тяжело. — Тяжело? — Дилюк готов был разорвать все на мелкие кусочки. Он не знал, хочет ли он, чтобы память друга вернулась, но и не хочет, чтобы его мозг постепенно иссыхал. Но попробовать он обязан. Иначе себе не простит. — Не могу ничего утверждать, господин. Могу сказать только, что память будет возвращаться в обратном порядке от того, как она уходила. Сначала события прошлого, а потом недавние. Удачи вам. — Спасибо. — Рагнвиндр был зол. Почему — не известно даже ему. А Архонтам и подавно. Когда они шли домой, Дилюк рассказывал обо всем, что видел. Надо же, не разучился. Он часто делал так в детстве, если Кайя грустил или зарабатывал ранки, чтобы отвлечь. Всегда получалось на ура. Винодел даже улыбнулся. Кайя улыбнулся тоже. Ему нравилось смотреть на друга, когда тот не был зол. Тем более, когда он улыбался. — Кайя, как ты себя чувствуешь? Альбедо говорил, что могут быть побочные эффекты. — Я в порядке. Дилюк снова решил остаться на ночь дома. Он жутко боялся, что что-то пойдет не так. Что капитану будет еще больнее, чем раньше. Что воспоминания сделают ему хуже, и он успешно сбежит от брата. Навсегда. Что ж, раз так, он это заслужил. Сам к этому привел. Сам должен винить себя и не злиться на других. Рагнвиндр сидит возле стенки, отделяющей его от брата. Сам себе врет, что просто не хочет спать, но заслышав тихий стон и шипение, тут же бросается к Альбериху. — Я вспоминаю. Больно, мх. — Я рядом, Кай. Что такое? — Дилюк присаживается рядом со скрюченным телом, которое, будто неумело управляясь с руками, пытается закрыть ими лицо. Ему снова больно. Сколько можно, разве он не заслужил прощения всем тем, что испытал? Почему Селестия так жестока? — что ты вспоминаешь? — Отец… Мой отец, он куда-то меня везет. Я не понимаю, куда и откуда. Идет сильный дождь и буря. На мне много ожогов и царапинок, дома тоже шел дождь. Я боюсь дождя. — мужчина сжимает кулаки и снова шипит, — он оставляет меня одного. Я пытаюсь его догнать, но не могу. Я плачу. Я прячусь от дождя, мне так страшно… — он начинает часто дышать и сильно сжимать веки. Ноги расслабляются, а перед глазами пляшет ядовитый огонь. Он падает на кровать и кричит. Это еще хуже чем боль от шрамов. Это хуже, чем если бы он лежал без сознания. Дилюк не знает как реагировать. Он не может принять эту часть Альбериха. Он лгал. Лгал с самого детства. Но он лгал, чтобы выжить. Чтобы его маленькое сердечко не остановилось от страха в тот же день. Чтобы его приняли хоть как-нибудь.В детстве, помню, как бывало - Упаду на горе лихо, В сердце боль хоть застревала, Я всегда вставала тихо.