Brother in drugs

Майкрофт не ждёт гостей. Он не из той породы людей, к которым другие люди ходят в гости, и он не спешит идти к входной двери, зная, кого увидит за ней. Не оттягивает неизбежное, не заставляет ждать, а именно не спешит. Конечно же, он откроет Шерлоку. Шерлоку, который, даже стоя на месте, выглядит до неприличия энергичным. Шерлоку, которого выдают глаза — чёрные и блестящие, и взгляд — расфокусированный, как широкоугольный объектив, захватывающий разом слишком многое. Шерлоку, которого он пропустит за дверь, не говоря ни слова. Майкрофт плохо понимает людей, но это не мешает — поведение не индивидуальная реакция на внешние раздражители, а совокупность устоявшихся стереотипов с редкими исключениями. Поведение людей зависимых — от алкоголя и наркотиков, от адреналина и азарта — предугадать одновременно и сложнее, и проще. Большую часть времени Майкрофту кажется, что он видит младшего брата как на ладони, а потом тот стучит в его дверь — растрёпанный, дышащий загнанно, с шальными глазами, и становится ясно, что поведение Шерлока крайне плохо поддаётся предсказанию. Он предоставляет Шерлоку свободу действий, мягко отходя в сторону и следя за ним, стараясь поймать его настроение. Эмпатия не его конёк, но Шерлок всегда достаточно прямолинеен. Не только в словах. Он не устраивает сцен — Шерлок пришёл сам, здесь с ним не случится ничего непоправимого (уж об этом Майкрофт позаботится), а значит, выяснение обстоятельств можно отложить на потом. Шерлок сейчас, как шифр Бэкона — внешний вид и содержание могут различаться кардинально, и Майкрофту нужен ключ, чтобы приступить к дешифровке, так что он ждет. И смотрит. Очень внимательно. — Слишком медленно! Ещё минута и меня бы. — Шерлок, не удостоив и взглядом, проносится по холлу, оставляет его далеко позади. Обрубленная так резко фраза вызывает раздражение. Ожидание далось брату нелегко. Слишком флегматичный, Майкрофт, пожалуй, опаздывал бы всюду, не возведи он безупречность в культ. Ему не нравится спешка и суета, их с Шерлоком темпераменты диаметрально противоположны, но разве это плохо? Комплементарные пары идеально дополняют друг друга и образуют удивительно устойчивые соединения. Шерлок заберёт свои слова о медлительности назад и сделает это очень скоро. У них бездна времени, лихорадочно гнать куда-то просто бессмысленно. Майкрофт видит глаза Шерлока — глаза загнанной в угол дичи — взгляд бессистемно скачет с предмета на предмет, не в состоянии задержаться ни на чём дольше доли секунды. Шерлок порывисто озирается, будто ищет что-то или кого-то, и в конце концов натыкается на него. — Майкрофт. Кажется, будто ноги сами несут Шерлока ему навстречу, но тот вдруг резко останавливается и, не отрывая от него глаз, делает пару медленных неуверенных шагов назад и вбок. Плечо касается стены и Шерлок, будто найдя точку опоры, шумно выдыхает, наваливаясь на неё спиной, запрокидывая голову. Майкрофт слышит глухой удар затылка о стену, видит лихорадочный румянец, стекающий на шею. Коротко остриженные ногти украшают его обои нервными белыми царапинами. — Горячо… — язык скользит по губам, оставляя аппетитные влажные блики. Нервно дёрнув плечами, Шерлок с остервенением выбирается из пальто, давая ему упасть на пол, дёргает шарф — сорванная с рубашки пуговица, подпрыгивая и змеясь, катится по паркету, ложится на бок у ног Майкрофта. Орёл или решка? Избавившись от лишнего, Шерлок вновь вжимается в стену, притирается к ней, прогибаясь в пояснице, роняет со все ещё влажных пухлых губ экстатический стон, сверлит шальными глазами, в которых в равных долях мешаются мольба и голод. — Рад, что ты помнишь, с кем имеешь дело, дорогой брат, — Майкрофт сглатывает и понимает, что его слова, против воли, звучат странно и непривычно. Глухо. Он не язвит и не шутит, ему, в самом деле, не до смеха. Его всегда было трудно пронять, но Шерлоку это даётся без видимых усилий. Дело, конечно, не в том, что тот сказал, а в этом маленьком спектакле, что тот устроил. И в стене — никакая стена не заслуживает подобного обращения! И во взгляде. Взгляд Шерлока заставляет его преодолеть разделяющие их пару метров, заставляет начать говорить и говорить, притом, вещи глупые, привычные. Ужасно нелогично, ведь он вовсе не злится. — Явился без приглашения, разводишь беспорядок в моём доме, а теперь ещё и это... — никто в здравом уме не сказал бы, что он мурлычет. Майкрофт не способен мурлыкать, он не кот. Шипящие сухие согласные и ровные, как камешки, обточенные приливом, гласные — волна, неспешно набегающая и тут же отступающая прочь. Он наклоняется к уху Шерлока и произносит, тихо и вкрадчиво: — Ну?.. — ладонь пробирается под ворот рубашки, охватывает шею. Кожа горячая, чуть влажная и может быть как солоноватой, так и сладковатой на вкус (всё зависит от того, что именно Шерлок принял сегодня); большой палец ловит пульс — сбивчивый, неровный, но сильный. Очаровательно и пугающе в равной степени. — И что прикажешь с тобой делать? Он отстраняется, поведя головой и мазанув, будто невзначай, по уху-щеке-скуле Шерлока, и останавливает взгляд на его губах, снова сухих. Их дыхание смешивается на секунду, не больше, прежде чем он убирает руку и отступает на полшага. Пожалуй, Майкрофту не стоит играть с Шерлоком, когда тот в таком состоянии, но удержаться не просто сложно — невыполнимо. Поймав эту мысль за хвост, Майкрофт улыбается (будто тут есть, чему радоваться) и смотрит брату в глаза, делая вид, что и впрямь ожидает ответа. Мамуля была бы в шоке, узнай, в какие игры они играют. — Что хочешь… — хриплый от возбуждения голос звенит нетерпением. — Что угодно… Вот даже как? Шерлок вызывает интерес. Завораживает не хуже подковёрных политических интриг. Главным образом, его реакции: этот маленький шум, который тот издаёт — вдохи и выдохи, грозящие вот-вот стать стонами, то, как он распадается — не от прикосновений даже, а от намёков на прикосновения. Майкрофт видел, конечно, каким его брат бывает под действием наркотиков, тем не менее, такое он видит впервые, и в тёмном уголке сознания уже скребётся мысль: вряд ли в те времена, когда Шерлок проводил непозволительно много времени в наркопритонах, он вёл себя иначе. Губы от этой мысли сжимаются в тонкую линию, а собственное возбуждение притупляется. Майкрофт не представлял себе Шерлока — распалённого, возбуждённого, стонущего в чужих или его, не суть, объятиях так давно, что кажется, будто то было в какой-то другой жизни. Шерлок — тот, что стоит сейчас перед ним, не та картина, которую хочется иметь в голове, едва закроешь глаза, и дело вовсе не в морали и общественных табу. Просто играть со своим — ха! — сердцем, не лучшая затея. Кому и что он докажет, дроча на своего обожаемого младшего братца и ревнуя его к незнакомцам? В случае Шерлока фантазировать вдвойне бессмысленно, непродуктивно и иррационально. О чём вообще может идти речь, если даже его забота воспринимается, как тяжкая ноша? Впрочем, сейчас ситуация иная. Никаких фантазий — всего лишь несколько кубиков чего-то крайне занимательного в венах одного из них, которым Майкрофт практически — и это действительно многое о нём говорит — благодарен. — Занятно… — Майкрофт протягивает руки к запястьям брата, расстёгивает пуговицы на манжетах рубашки. — Ты неспособен уступить мне даже в мелочах, но сейчас хочешь, чтобы я покомандовал? Щедрое предложение. Не просто щедрое. Королевский подарок. Он стягивает с Шерлока рубашку, намеренно действуя так, чтобы если и прикасаться, то только через ткань. И, конечно, он не позволяет ей упасть на пол, а кладёт на столик, который и не думал использовать для чего-то, помимо хранения корреспонденции и ключей. — Я непременно воспользуюсь им, если окажется, что ты способен следовать хотя бы элементарным указаниям, — сложно понять, насколько хорошо брат понимает сказанное, так что, для чистоты эксперимента, Майкрофт немного приподнимает его голову за подбородок, добиваясь зрительного контакта. — Стой смирно и держи свои руки при себе, хорошо, Шерлок? Он не дожидается ответа, снова надавливает на подбородок, заставляя Шерлока отвернуть лицо и открыть шею. Шея — достаточно безобидный выбор, не так ли? Такая длинная и соблазнительная, но почти всегда под шарфом — минимум лишних воспоминаний и неловкости в будущем. Майкрофт склоняется над братом, медленно проводит по лихорадочно-горячей коже губами и тут же повторяет сделанное языком. Раз уж он делает это, то стоит попробовать на вкус всё, что дают. Шерлок всё же, едва ощутимо, отдаёт сладким, но это может быть и иллюзией: Майкрофту всегда казалось, что если он когда-нибудь доберётся до братца, у него зубы сведёт от сладости… Он прикрывает веки, вслушиваясь и запоминая тихие влажные звуки, виновником которых является он сам и то, что можно назвать партией Шерлока. Он действует неторопливо и тягуче, и если бы он целовал Шерлока, всё было бы точно так же — больше языка, чем всего остального. Майкрофт и сам удивлён тем, что при всей неторопливости он ведёт себя немного хищно, что ли? Но это, пожалуй, даже закономерно. В конце концов, и ждал он немало. Когда Майкрофт чувствует чужие пальцы на своём ремне, он улыбается, нет, расплывается в улыбке, и впервые прикусывает шею Шерлока действительно сильно. Голову немного ведёт, хочется челюсти просто сжать, и желание это самую малость тревожит. Странноватое выражение одобрения, ведь Майкрофт действительно доволен результатами своего эксперимента — первая часть требования выполнена безупречно, ну а руки, руки… А что руки, в самом деле? Разве он против? — Неплохо, братец, — Майкрофт отстраняется совсем чуть-чуть, прослеживает пальцами свежие отметины на шее Шерлока, поглаживает покрывшуюся мелкими красными крапинками кожу — он немного перестарался, но не особенно сожалеет по этому поводу. Эти глупые засосы так и кричат: «Моё!» и Майкрофту нравится, как они выглядят — капли Vin Santo di Montepulciano Occhio на скатерти тончайшего белого льна. Ему нравится, что они, эти следы-капли, есть, нравится, что они будут сходить долго, постепенно выцветая, меняя границы и словно бы въедаясь, проникая всё глубже, растворяясь под кожей. Нравится до такой степени, что он даже не ругает себя за эти откровенно мелочные, излишне романтичные и эгоистичные мыслишки. — Попробуем ещё раз, — Майкрофт опускает взгляд на свой ремень, произносит глухо: — Расстегни, будь добр. Ты же справишься с этим? Оторваться от созерцания нервных пальцев Шерлока, возящихся с его ремнём в каких-то сантиметрах от его члена, невероятно сложно и, чёрт-чёрт-чёрт, они и не сделали ещё ничего толком, а он уже твёрдый. Полностью. Вот теперь, пожалуй, самое время посмеяться, и Майкрофту даже немного жаль себя — кто бы знал, что завести его, всё равно, что спичку зажечь? Ладно бы, был подростком, но в его-то возрасте… Держать контроль — не только над ситуацией, но хотя бы над собой, с каждым мгновением становится всё более проблематично, что вряд ли так уж заметно со стороны, но кое-что на самой поверхности его выдаёт: дыхание — неровное и неглубокое, взгляд, что мечется от губ Шерлока к его глазам, к его шее-плечам-груди-животу и ниже, и обратно — заколдованный круг, повторяющийся снова и снова. Даже просто смотреть на Шерлока, следить, наблюдать — уже удовольствие, и не только эстетическое: внизу живота — тёмная, тягучая, тяжёлая патока, в груди — щемящие резкие росчерки выдохов и взглядов. Подушечки пальцев покалывает, когда он отводит со взмокшего лба Шерлока непослушную прядь, пропускает волосы меж пальцев, отводя их назад. Затылок, шея, плечо — ладонь не дрожит (ещё чего не хватало), скользит почти что лениво, замирает в центре груди и снова поднимается, оглаживает щёку, большой палец проходится по нижней губе Шерлока, пробует остроту резцов. Идеальный рот. Майкрофт не любитель превосходных степеней, но другого определения на ум не приходит. Он откровенно любуется братом и, должно быть, выглядит придурком, которым, в сущности, и является, ведь так концентрироваться на губах Шерлока не лучшая идея. Поцелуи его до добра не доведут, в этом он уверен точно, впрочем… — На колени, Шерлок, — слова срываются раньше, чем Майкрофт успевает полностью сформировать мысль, гораздо раньше, чем осознаёт, что им стоит если не подняться в спальню, то хотя бы перейти в гостиную. Секундой позже до него доходит, что если Шерлок действительно послушается, ему будет абсолютно плевать на то, в какой комнате это случится. На самом деле, говоря Шерлоку опуститься на колени, Майкрофт даже не был уверен, чего ждёт (смешно сказать — не успел подумать), но Шерлок и правда… Да, он перед ним и на коленях. Майкрофт сдавленно выдыхает сквозь зубы. Требовать что-то, предъявлять претензии на то, чем владеть не сможешь никогда и ни при каких обстоятельствах, Майкрофт умеет в совершенстве. Тон, жесты, мимика, мельчайшие нюансы отточены годами работы, он даже не замечает, когда использует что-то из этого арсенала — настолько это обычно. И первый раз за годы Майкрофт чувствует себя неуютно, получив то, что хотел, пусть Шерлок вовсе и не выглядит тем, кого принуждают к чему угодно. На самом деле брат выглядит почти что… привычно? Он даже даёт себя разглядеть получше, знает, наверное, как отлично смотрится со стороны — и засосы чёртовы, и шея эта невообразимо длинная, и взгляд шальной, и всё остальное. Майкрофт поджимает губы, когда Шерлок прихватывает своими его член поверх брюк, и эти брюки, он знает точно, отправятся на свалку сразу же после того, как Шерлок уйдёт (или в камин, что скорее) — он не сможет их носить! И от каждого действия Шерлока — умелого, расчётливого, идеального (опять это слово!) кровь не просто приходит в движение и бурлит, или что там ещё пишут в бульварных романчиках, описывая такие моменты, а перекипает. Перекипает! Майкрофт никогда не был сторонником силовых мер — зачем, если можно обмануть, уговорить, перекупить? — но он смотрит на то, как Шерлок облизывает губы (нечестный приём), на то, как Шерлок оглаживает его безо всякого стыда (ещё!), и ему хочется выбить, выбить, просто выбить из Шерлока всю эту его чёртову умелость! Он захлёбывается вдохом, когда Шерлок берёт его в рот, его разрывает от противоречивых эмоций. Шерлок сосёт — о-ох! — лишь самую малость неумело, но так сочно, грубовато, глубоко, и… и-и безапелляционно (стереть, нужно немедленно стереть с глаз Шерлока чёртовы слёзы, это уже слишком!) и, наверное, так и должно быть, его брат весь такой — острые углы и ломаные линии, но его рот, что бы тот ни делал, как плотно ни сжимал губы — горячий, влажный и мягкий. Мягкий. И когда Шерлок выпускает его с этим неприлично-влажным и громким звуком, когда он поднимает на Майкрофта влажные глаза, тот ничего не может с собой поделать — снова запускает пальцы в его волосы, прихватывает ощутимо, но без лишней грубости (с этим Шерлок, судя по всему, может справиться самостоятельно), бросает, ровно и уверенно: — Ну-ну, тише. Ты же помнишь, что я говорил про руки? — он легко разжимает пальцы брата, обхватившие его влажный от слюны член, и отводит его ладонь. — Расслабься. Можешь вообще ничего не делать, просто держи рот открытым и расслабься, хорошо? — сжимает себя другой рукой, делает несколько нервных, быстрых, совершенно ему не свойственных движений и медленно-медленно погружается в рот Шерлока. Снова. И вроде бы он не делает ничего нового, но всё ощущается иначе, и дело даже не в контроле, ну или не только в нём — просто эти мягкость и податливость, которыми в любой другой ситуации брат не отличается, завораживают. Заставляют подаваться навстречу с практически болезненной аккуратностью. Шерлок не хрустальная ваза, Майкрофт отлично это осознаёт, но проникать в его горло вот так, не встречая ровным счётом никакого сопротивления… Он прижимает ладонь к горлу Шерлока, чувствует себя внутри – и не может сдержать стон, и чёртово слово на букву «и», кажется, вырывается следом. Его голова никогда не была такой пустой и лёгкой, а мысли такими сумбурными: Майкрофту хочется отправить на 221b бутылку vin santo, или кокаина, или и того и другого; ему хочется быть раздетым в мягкой постели, уткнуть Шерлока лицом в подушку и вбиваться в него часами — и хочется отсасывать ему так же сладко; хочется просто оседлать бёдра Шерлока, сплюнув на ладонь завести руку за спину, огладить его член, и наказать себя, грубо и жёстко, за то, что он так легко воспользовался ситуацией, за то, что даже не попытался развернуть всё в ином ключе… Он отстраняется только тогда, когда продолжать двигаться в том же тягучем ритме становится физически невозможным. — Ну, так что мне с тобой сделать? — пальцы Майкрофта бездумно путаются в волосах Шерлока, его ревность снова задохнулась в зачатке, и от осознания этого улыбка, судя по ощущениям, выходит скорее тёпло-грустной, нежели насмешливой. — Если хочешь чего-то особенного, придётся попросить, братец. — Заткнуть рот, — брат голодно облизывается. — Взять, — слова словно даются Шерлоку с трудом, но тот прямо смотрит на него снизу вверх, одним лишь взглядом говоря куда больше. — Твой член, — ладонь сжимает его колено, скользит по бедру, подбираясь всё ближе, но не обхватывает его снова, а замирает, — внутри. Во мне. Прошу… Майкрофт слушает Шерлока и вряд ли он когда-то слышал что-то ужаснее (прекраснее?), что-то, хотя бы отдалённо соответствующее тому, что он слышит сейчас. Брат прямолинеен весьма. Даже более чем. Снова накатывает эта раздражающая, злящая волна, но он тут же отмахивается от неё — плевать, сколько раз, кому, когда и где до него, Шерлок заявлял нечто подобное, Майкрофт и сам далеко не ангел. И вряд ли он чувствовал бы себя лучше, если бы Шерлок краснел и зажимался от каждого взгляда в его сторону. Скорее уж наоборот. Единственный минус — после слов Шерлока не остаётся никакой надежды на то, что они доберутся до кровати. Майкрофт обязательно об этом пожалеет. Позже. — Над просьбами стоит поработать. Недостаточно убедительно, — он хмыкает, его губы до сих пор растянуты в улыбке. Он помогает Шерлоку подняться, мягко толкает его к стене и накрывает его губы своими, прикусывает нижнюю, облизывает её, наклоняет голову, углубляя поцелуй. Да, он не хотел целовать Шерлока, но что уж там… Он с трудом представляет, как будет разбираться со всем этим после, ещё одно маленькое послабление себе вряд ли так уж сильно ухудшит ситуацию. Так, наверное, и попадают в Ад — через такие вот маленькие послабления… Его рука снова на горле Шерлока. Никакого ощутимого давления, хотя брат, судя по всему, не будет против и такого поворота — просто рефрен, повторение недавнего действия, которое делает поцелуй острее в разы, по крайней мере для самого Майкрофта. Пальцы всё ещё помнят ощущение от скользящего члена — его члена — в этом самом горле и теперь он вылизывает рот Шерлока, ощущая собственный привкус и вкус брата — что-то тёмное, терпкое, многогранное. Оторвавшись, он разворачивает Шерлока лицом к стене, прежде чем заняться его брюками и бельём, потому что если этого не сделать немедленно, он сам окажется на коленях. Не сможет устоять. Его губы на плече Шерлока и зубы — тут же; его руки расстёгивают, гладят и сжимают через ткань, непоследовательно, словно он не может решить, что необходимо делать в первую очередь — раздевать или ласкать? Член Шерлока будто создан для его ладони так же, как и его задница создана для того, чтобы вжиматься в неё, потираться нетерпеливо. Владей Майкрофт собой в эту минуту хотя бы минимально, он сделал бы всё иначе — в постели, с должной подготовкой, и Шерлок был бы податливый, как тёплый воск, влажный от слюны, лубриканта и пота, растянутый до предела, и он бы просил, действительно просил… Но так тоже хорошо. Майкрофт облизывает собственные пальцы, сжимает член Шерлока и зубы на его плече, и даже думать не хочет, почему они входят так легко. Из-за наркотика? Некоторые виды могут действовать, как мышечный релаксант. Из-за того, что брат расслабляется для него? Потому что Шерлок спит с кем-то регулярно? Впрочем, не важно, Майкрофту совершенно и абсолютно плевать на это, это не его дело, это не должно его волновать, чёрт, ему есть, чем заняться! Шерлок горячий, узкий и открытый, и очень скоро, спустя пару минут буквально, спустя десяток нетерпеливых движений, в которых читается маниакально-тщательно сдерживаемая ярость — достаточно скользкий. — Даже не думай, что я буду затыкать тебе рот, — Майкрофт сплёвывает на ладонь, гладит себя, добиваясь того, чтобы рука скользила по возможности без усилий. — Когда-нибудь в другой раз, может на Бэйкер-стрит, когда тебе не захочется будить младенца и Джона, — он не знает, зачем говорит о Джоне именно сейчас, упираясь головкой, надавливая, проникая с каждым словом всё глубже, не знает, зачем он вообще говорит это. Другой раз? Какой «другой раз»?! — Когда-нибудь, но точно не сегодня, Шерлок. Тут и без того слишком тихо. Да и зачем мне затыкать тебе рот, если я хочу слышать каждый твой вздох, каждый стон, каждый… блядский… ВСХЛИП! — на последнем слове он входит до упора, замирает, тяжело дыша. Раскрытые губы скользят по коже Шерлока. Сниженная лексика с непривычки горчит на языке. Шерлок сжимает его на грани с болью — «Слишком узкий!» — и это единственная связная мысль в его голове. Остальные — короткие, рваные и будто чужие. Майкрофт начинает двигаться до того, как Шерлок станет его поторапливать, но делает это словно неохотно. Слишком медленно и мягко даже для себя, но он готов потерпеть это маленькое неудобство для достижения результата. — Вернёмся к нашему разговору, время, кажется, подходящее? Попробуй попросить меня ещё раз. Так, чтобы я поверил… Шерлок всхлипывает, низко гортанно стонет, крупно вздрагивая всем телом и вскидывая бёдра, но Майкрофт плотно прижимает его к себе, не давая двигаться. Пальцы находят, сжимаются кольцом вокруг болезненно возбуждённого члена. Новый вымученный стон, разрезающий тишину, явственно отдаёт слезами, и ему почти жаль Шерлока, он и сам почти не может выносить этого бездействия, но он должен услышать это… — Пожалуйста! –…безумие. — Пожалуйста, пожалуйста, Майкрофт, пожалуйста, ещё! Еа-А-ах! -е-щё! — Шерлок, как заевшая пластинка, как чистое желание — голодное, жадное, обжигающее руки, выжигающее дотла. Майкрофт мнёт в ладонях ягодицы Шерлока, оставляя на них синяки, сжимает зубы на загривке, чувствуя под ними хрупкие острые костяшки позвонков, впечатывая в ослепительно-белую кожу два красных полумесяца, прямой и обратный, инь и ян, возможное и невозможное, желание и… И такое же желание. Шерлок насаживается на его член до упора, ловит каждое его движение, льнёт к рукам, прогибаясь в пояснице, наполняя воздух вокруг своим голосом, своим запахом, своим… Собой. Майкрофт накрывает руки Шерлока — пальцы между пальцев — давно уже потеряв ритм, бесконтрольно вбивается в податливое, покрытое испариной тело, склоняет лицо, обдаёт сбившимся жарким дыханием горячую мочку: — Братец мой… — тут же получая в награду густой, животный, предоргазменный стон. Шерлок экстатически сжимает его внутри и его пальцы — своими. На стене остаётся ещё больше свежих царапин. — В меня, — брат оглядывается через плечо, облизывая его лицо сытым туманным взглядом, и Майкрофт, с его именем на губах, исполняет просьбу. Возвращаться в реальность не столько трудно, сколько кажется бессмысленным. Перестать оставлять следы на плечах Шерлока кажется бессмысленным. Что такого может предложить ему реальность, ради чего стоит выдернуть свои пальцы из цепкой хватки брата? Пустой вопрос, не имеющий ответа, и всё же он делает это. Прекращает. Потому что Майкрофт Холмс — это Майкрофт Холмс. И он не может — не умеет — быть никем другим. Майкрофт натягивает белье, затем приходит очередь брюк и ремня, достает из кармана тонкий батистовый платок и стирает с внутренней стороны бедра Шерлока свою сперму. Хочется поместить этот платок в рамку и повесить над камином. Или преподнести его на день рождения Джону. Или… Вздор! Переведя дыхание, Майкрофт разворачивает Шерлока лицом к себе и повторяет с ним те же манипуляции — бельё, брюки, ремень, рубашка брата, стараниями Майкрофта, перемещается со столика у двери на его плечи. Ладонь ныряет в карман брюк Шерлока и достаёт оттуда список. — Умница, Шерлок, — взгляд пробегает по строчкам, от ровных поначалу, к пляшущим ближе к концу, под всеми углами, легко отмечая худшие из сочетаний. Брат смотрит настороженно, с недоверием и твёрдой решимостью готовый, стоит ему сказать лишь одно неверное слово, остервенело защищаться. — А теперь, будь добр, прими душ. — Тебе тоже нужно в душ. — Чуть позже. — Я подожду. — Для начала мне нужно разобраться с этим, — Майкрофт многозначительно помахивает списком. — Я. Подожду. — В душе. Шерлок сверлит его тёмными бездонными провалами глаз — радужки будто вовсе нет, резко разворачивается — звук каблуков по паркету мерный и чёткий, словно в голове у Шерлока тикает метроном. — Здесь не с чем разбираться, я всё контролирую. Так уж и всё? А что, если и правда всё? Майкрофт чувствует тёмное, как глаза Шерлока сейчас, горячее тяжёлое движение внизу живота и инстинктивно облизывает губы. — В душе! — кидает Шерлок, не оборачиваясь, и, даже на секунду не притормозив на последней ступени лестницы, скрывается из виду. Длинная ночь. Его ждёт самая длинная и чёрная ночь в его жизни, но всё, что Майкрофт чувствует по этому поводу — голодный азарт.