Пачка сигарет

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна И не вижу ни одной знакомой звезды Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда Обернулся — и не смог разглядеть следы Но если есть в кармане пачка сигарет Значит всё не так уж плохо на сегодняшний день И билет на самолёт с серебристым крылом Что, взлетая, оставляет земле лишь тень Знакомые звуки заполнили уши; голос, такой резкий и хриплый, но в это же время успокаивающий и до боли родной, зазвучал в предрассветной тишине аэропорта. Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна. А я стою, прислонившись лбом к холодному стеклу, и смотрю на своё небо. Я вырос здесь, под этим низким сибирским небом. Я ходил по всем дорогам и туда и сюда Обернулся — и не смог разглядеть следы Следы-то я как раз вижу, но вернуться по ним нельзя. Про сигареты всё правда. Хорошая, кстати, идея. Тонкие пальцы чиркнули спичкой, тёплый свет от огня на мгновение озарил слегка грубоватое лицо, и горький дым заполнил легкие. Это она приучила меня курить. Мне и теперь был неприятен тяжёлый ядовитый дым, но привычка уже была, а сил бросать не было. А она теперь спит в объятиях Вали, в большой спальне с тяжёлыми шторами, на широкой кровати. Её русые волосы с едва заметным рыжеватым оттенком падают ему на руку, щекочут его лицо. Сквозь портьеры проникает слабый бледный луч солнца, освещает её длинный нос, полные губы, мягкое и пышное, но невероятно женственное тело. Она лежит на его плече, сильном и мужественном, совсем не таком, как моё — костлявое и тонкое. Дым заполнил лёгкие, и наступили блаженные несколько секунд спокойствия. — Молодой человек, здесь нельзя курить. Уже всё равно. Ей всегда было плевать, теперь мне тоже. Отец будет в порядке, Оля о нём позаботится. Она понимает меня так же, как и я её… Надеюсь, поймёт и в этот раз и не будет на меня сердиться. Мать умерла пару лет назад. Отец сильно опустился с тех пор, поседел. А я тогда как раз начал общаться с Эльзой. Я знал её столько же, сколько и себя. Правда, жила она не здесь, и видел я её только летом и зимой. Я ощущал к ней что-то с тех пор, как она появилась 31 декабря у нас дома. Мне было 14 лет — то счастливое время, когда только начинаешь узнавать все прелести пубертата вроде сильно выросших рук, которые я не знал, куда девать, и сломавшегося голоса. А ей было 16, и Эльза была уже вполне сформированной, женственной, уверенной в себе. Сначала она относилось ко мне слегка снисходительно, но, как оказалось, пара совместных падений в сугроб стирает всякие рамки между людьми. Затем были две недели каникул, встречи через день, катание на коньках, щекотка, вываливание друг друга в снегу… Вполне невинные развлечения, но так будоражащие кровь, когда тебе 14 и ты впервые чувствуешь тепло женского тела, его тяжесть, изгибы, нежность… Потом ещё несколько встреч, затем она уехала учиться в Питер, а её родители переехали в Германию. Я встретился с ней снова только два года назад, на новогодней вечеринке, которую она устроила с Сашей в старой квартире. Лучше бы тогда не приходить мне туда. Дым снова заполнил легкие, в окне начинал брезжить суровый северный рассвет, из тьмы выступали крыло самолёта и тёмная полоса леса. И никто не хотел быть виноватым без вина И никто не хотел руками жар загребать А без музыки на миру смерть не красна А без музыки не хочется пропадать Но если есть в кармане пачка сигарет Значит всё не так уж плохо на сегодняшний день И билет на самолет с серебристым крылом Что, взлетая, оставляет земле лишь тень