***
После победы над Волдемортом Гарри Джеймс Поттер с головой ушёл в самокопание и глубоко погрузился в рассуждения о своей недолгой, но насыщенной, уже 18-ти летней, жизни. Впервые за всё время своего осознанного существования в мире волшебников, у юного спасителя появилось время на себя — аж три месяца летних каникул. Никогда прежде ему не выпадала такая возможность, но уже спустя несколько дней «отдыха» он всерьёз задавался вопросом, — дар это или проклятие. После отгремевшего восемнадцатого дня рождения Национального Героя, вся рыжая семья Уизли звала его с собой на каникулы в Румынию, навестить старшего брата их большого семейства и поглазеть на ферму драконов, которой тот владел. Но несмотря на долгие уговоры со стороны дружелюбных членов чумной семейки, Гарри все равно предпочёл остаться на лето в замке. Даже настойчивая Джинни, имеющая почетный статус «девушки самого Героя», не смогла уговорить своего упёртого молодого человека подписаться на эту сомнительную авантюру. К слову о Джинни. Их отношения в последнее время нельзя было со спокойной душой даже назвать отношениями. Всё то, что между ними сейчас происходило, больше напоминало Гарри какую-то детскую игру, основанную на капризах со стороны своей ранее воинственной, мудрой и осознанной девушки. Безусловно, её внешний вид — длинные огненные волосы, стройная спортивная фигура, острые ключицы, тонкие запястья и белоснежная кожа, — всё это некогда заставляло Гарри задыхаться от нежно-возбужденного трепета, загорающегося внутри за секунду, а заразительный заливистый смех пробуждал в нем целый спектр эмоций и всегда разгонял тьму надоедливых депрессивных мыслей, да так, что всё в мире становилось незначительным; так, что ничего больше не оставалось, как стать неотъемлемой частью веселья, вырывавшегося из алых уст в серый однообразный мир. Но это было тогда, давно… Тогда, когда его жизнь шла на автопилоте, когда она была похожа на вечную игру в догонялки «Умри, умри или ещё раз умри» с Волдемортом. В конце концов, у него попросту не было детства. О каком вообще времени для раздумий может идти речь? Именно острая необходимость решить, как жить дальше и что он вообще за крестраж такой, прибила его к месту и заставила остаться наедине с собой и своими мыслями. А лучшая подруга Гермиона, имеющая высокий уровень эмпатии и легко считывающая эмоции окружающих, и этот раз прочла Гарри как открытую книгу. Но докапываться до потаенных дум не стала, лишь молча всучила ему новенький тёмно-зелёный блокнот. Она, как никто другой, знала природу Поттера и понимала, — одно неправильное слово и Гарри «ты на меня давишь» Поттер уползёт в свой пуленепробиваемый панцирь уныния, из которого достать его можно было, казалось, лишь чудом или новостями об очередных опасных авантюрах. Друг долгим непонимающим взглядом рассматривал зелёный объект, с интересом крутя его в руках. Затем тупо, с большим вопросом, застывшем в больших изумрудных глазах, уставился на улыбающуюся подругу напротив: — И зачем мне это, Герми? — Ну… Вижу, тебе сейчас нелегко. Знаю, что откроешься ты мне только, если сам захочешь. То есть нескоро. Я тут прочла парочку психологических магловских книг накануне про всякую эту их психологию, терапию… Зелёные глаза были загипнотизированы тем, как подруга крутит янтарное кольцо на пальце от волнения. Рядом с ними протяжно загудел поезд. Они синхронно повернули головы в сторону большого изящного циферблата вокзальных часов; те пробили двенадцать и предупредили пассажиров о скором отъезде. — Ладно, ближе к делу, — наконец отвела глаза от часовой стрелки Гермиона и затараторила. — Попробуй записывать свои мысли, эмоции, чувства сюда. Только честно и искренне, для себя же… Вот увидишь, станет легче. Главное, практикуй каждый день! — настаивала подруга. — Да я на идиота чтоли похож? Или сумасшедшего? Не хватало ещё только с блокнотом разговаривать… — встрял обиженный Поттер с долей насмешки. Он, конечно, помнил, что Грейнджер частенько удивляет их с Роном своими знаниями, но это уже, по мнению оскорбившегося юноши, было слишком… — Гарри, — её голос стал вкрадчивым и тихим. Она подошла почти вплотную и аккуратно взяла его за руку, желая придать своим словам серьезности и интимности; её целью было отправить последующую информацию прямиком в сердце Героя. Гарри вздрогнул от неожиданности, но отстраняться не стал. — У тебя проблемы с выражением эмоций и это абсолютно нормально, учитывая все то, что произошло с тобой за последние несколько лет. Но если ты так и продолжишься прятать их даже от самого себя, есть риск и вовсе развить глубокую душевную болезнь. Например, депрессию. Почитай накануне, что это такое. А оно тебе надо? Думаю нет… Обиженный честными словами со стороны близкого человека, Гарри принялся изучать носки своих ботинок. В то время, как где-то отдаленно, в крепкой широкой груди постепенно зарождалось ощущение, что тяжеленный ком подавленных эмоций накрывает его с головой, впервые выходя на первый план, мысли улетали в неизвестных для него ранее направлениях. «Зря я отказался от поездки». Сейчас ему хотелось только затеряться в вагонах поезда, убежать от самого себя как можно дальше и забыться в живописных лесах Румынии. Он громко сглотнул, приказал предательски подступающим слезам оставаться на своих местах и робко кивнул мило пекущемуся о нем доброму человеку напротив, с теплотой принимая помощь. Он сухо помахал удаляющемуся вдаль вагону с самыми родными. Теперь он обязан был познакомиться с собой настоящим, обновлённым. И вдруг за все пролетевшие года он впервые захотел найти рядом с собой самого важного и родного человека — самого себя. Весь обратный путь до замка он преодолел в тишине, звенящей активными рассуждениями.***
Обстоятельства лишь играли ему на руку. Разрушенная всмятку башня Гриффиндора не могла дать ему желаемый покой. По крайней мере сейчас. После войны она слабо напоминала прежнее место — его уютный мирок с оживленной весельем гостиной был разрушен, как и детские мечты, устаревшие представления о мире, людях и себе. Ему предоставили комнату, отдельно от остальных учеников в уцелевшей башне Пуффендуя. Все безоговорочно считали это правильным решением, учителя чувствовали необходимость отдать долг этим «скромным» жестом. И как бы Гарри, — борец за справедливость и человек «мненичегоотвасненадо», не выделывался, он, всеобщими усилиями и подписанными учителями петициями «за», был поселен в отдельную просторную спальню. Герой он или как? И в первый же день самостоятельного проживания, как только на Хогвартс опустилась ночь, дверь в одиночную комнату была плотно закрыта на защелку и на просторное ложе была наложена парочка мощных оглушающих заклинаний, Поттер тяжко выдохнул. У него ещё никогда в жизни не случалось более идеального момента для снятия напряжения. Только в процессе мастурбации у него напрочь отключалась голова, снижая значимость всего остального, что только есть в его жизни. Честно говоря, даже от секса он не получал такого удовольствия. Его первый раз был с Джинни. И, разумеется, тогда он до ужаса стеснялся. «Так у всех, когда впервые, » — успокаивал он себя. Однако из раза в раз, как только Джинни раздевалась и начинала расстёгивать ширинку его брюк, Святой Мерлин, он хотел одного… Сбежать. Прямо сейчас. И желательно, чем дальше — тем лучше. После пяти не приносящих должного удовольствия половых актов с Джинни, Гарри стали мучать страшные мысли. Он фригиден? Если да, то почему никто не сказал ему об этом? Но при самоудовлетворении он не ощущал и трети той паники и неловкости, как тогда, когда ему приходилось трахать Джинни. «Нет, я вряд ли фригиден. Тогда что со мной происходит? Может стоить попробовать с другой?». Каждый раз, как эта мысль приходила ему в голову, он стукал себя по лбу ладонью, приводя больной разум в привычное холодное состояние, не испорченное подобными глупостями. Изменять своей рыжеволосой пассии он не хотел. «Хотя… раз уж я отважился встать на путь познания всего себя, так в руки смазку и пошёл?» Тишина. Раздался звонкий удар по лбу и следующее за ним «Ай». Спустя пару минут битвы между отборнейшими самообвинениями в гудящей, то ли от активной мозговой деятельности, то ли от ноющего в паху возбуждения, сдавшиеся без боя пальцы потянулись к геройской ширинке. Из-за полога доносились мягкие хлюпающие звуки с примесью сладких юношеских стонов, разлетавшихся из бессовестно кричащего рта и разбивающихся о надёжные границы оглушающих чар. Его постоянно напряженное тело и точно такой же разум наконец воспарили высоко над землей, которую, между прочим, спас он. Дрочущий Поттер собственной персоной. «Имею право…» — очень вовремя подметил он.***
Его дроч-марафон продолжался ежедневно на протяжении оставшихся двух месяцев. Разбавлял он его дневной учебой и походами в библиотеку за новой магической литературой, требующейся для уроков последнего курса. В самом начале упорного самопознания Гарри ошибочно предполагал, что уж этот пунктик дастся ему также легко, как младшекурсницы было готовы отдаться Малфою (а это, между прочим, не пустые слова). Но на протяжении всех этих бессонных ночей, сводящих не только разум, но и измученный пах, он ни на йоту не приблизился к четкому понимаю, что же ему представляется в момент оргазма. Картина всегда была размытой. И лишь сегодняшней ночью, спустя недели наработок и оттачивания нелёгкого мастерства, его разуму представился фон из палитры серо-зелёных оттенков, тонкие пальцы блендой руки, ловко обвивающие ствол его члена и нарастающие стоны, доносящиеся из чьих-то манящих припухлых губ, медленно перерастающие в рваные сладостные крики. Вот обстановка накаляется, становится слишком жарко, из уст напротив вырывается протяжный умоляющий стон, взорвавшийся праздничным фейерверком в виде выкрика его имени. Гарри… Именно поэтому сегодняшним утром у Гарри «скоросотрущегочлен» Поттера было наипрекраснейшее настроение. Он даже уложил непослушные волосы сырыми от воды руками и прогладил мантию до идеального состояния. Это был верх заботы о своём внешнем виде по-Поттеровски. Сегодня прибывали его друзья из затяжного путешествия по Румынии и он был нескончаемо этому рад. Сто пудов, им есть, что рассказать. «Надеюсь, Гермиона не забыла привезти мне сувенирную терелку». Гарри всерьёз стал увлекаться коллекционированием тарелочек и других памятных сувениров из разных стран магической Британии. Нашёл хобби по душе после войны. «Да, надеюсь она не забыла её привезти… как я забыл о ведении своего дневника, подаренного перед отъездом… Черт.» — он сглотнул слюну и сделал шаг из своей комнаты. «Откуда ж я мог знать. что будет не так то просто…» Он все ещё периодически сглатывал, спускаясь вниз к подземельям Слизерина — месту, где собирались все приезжие. Первая ступень к знакомству с собой была почти преодолена, что несказанно радовало. Ну а с Гермионой он как-нибудь объясниться. «Герм, такое дело, были небольшие заёбы…» или «Я упорно трудился, но не над техникой письма, а над развитием и так больного воображения!» Ну уж нет… В то время, как в юной голове происходили жизненноважные мыслительные процессы, генерирующие все новые и новые идеи, которые могли бы спасти его от испепеляющего взгляда лучшей подруги, ноги сами привели его в глубь подземелий. Суетливая толпа только что прибивших и уставших с дороги однокурсников плевалась друг в друга язвительными упреками. Гарри было настолько непривычно видеть эти глупые перепалки между перманентно дружелюбными знакомыми, что на секунду захотелось проверить Слизеринскую гостиную на наличие магии, портящей настроение присутствующих. «Может поэтому и змеёныши невыносимо доставучие, » — очень кстати подметил мозг. Мешканье взрослых волшебников выглядело несуразно. Всюду были слышны отрывки диалогов. В толпе завиднелась рыжая макушка. «Наконец-то, святой Мерлин, нашёл». Поттер попытался пробраться сквозь гущу вспотевших тел, но они, как сердитые деревья в Магическом Лесу, не желали пропускать его к долгожданным друзьям. Спустя десять минут тщетных попыток, тело Поттера унесло потоком к входу в Слизеринские спальни. Он выдохся в неравной борьбе и принял поражение, оставаясь на новом и менее заполненном людьми островке гостиной. Его взгляд привлек красный флаг Гриффиндора, который несли Симус и Дин — его сокурсники. -Вот сейчас повесим и сразу ясно станет, кто тут самый аху… — начал было Симус. -Сим, перестань, мы уже это с тобой обсуждали. Извини, Гарри, — второй мягко улыбнулся. — Вечно он толдычит одно и то же. — Дин пустил взглядом молнию в сторону Симуса, который, ничего не отвечая на слова приятеля, продолжал нести Гриффиндорское достояние в направлении их новой комнатушки. — И вообще, мы должны быть благодарны гостеприимству с их стороны, сейчас всем нелегко, но… — голос, читающий нотации, постепенно удалялся в каменном тоннеле. Гарри усмехнулся столь забавному зрелищу. И, прислушиваясь к ярым патриотичным мотивам Симуса, в считанные секунды нагнал молодых людей. -Я помогу.***
-Вооот, теперь другое дело! — радовался только что повешенному алому флагу Симус. Его не смущало ни то, что полотно было повешено довольно криво, зато собственноручно (!), ни даже то, что полотнище занимало всю стену их новой спальни. Гарри и Дин, уставшие спорить о расположении флага с главным почитателем Гриффиндорского знамени, лишь устало кивнули. Оба однокурсника Гарри направились к выходу. -Ну мы это, пойдём…- ободряюще предупредил Симус. -Тут вроде МакГонагалл объясняет новые правила совместного проживания в гостиной подземелья, — предупредил Дин, — Идёшь? -Пожалуй, я все же останусь здесь, как-то не очень хочется…- смог выдавить из себя Гарри. Юноши переглянулись друг с другом и, пожав плечами, удалились из спальни. И это было абсолютной правдой. Но не из-за возможных замечаний МакГонагалл в его сторону и даже не из-за духоты в гостиной. У него была причина пострашнее — встретиться с недовольным допрашивающим взглядом Гермионы и утонуть в осуждающих безделье друга репликах. Сидя на мягкой двухместной кровати с бархатными изумрудными пологами, он призадумался о том, что скучает по оживлённой дружескими разговорами спальне. Впервые за долгое время он всерьёз задумался вновь отбить себе место в студенческой комнатушке, сейчас больше напоминавшей каморку или чердак. «В тесноте да не в обиде, » — вспомнилась ему известная магловская поговорка. Окно в помещении было приоткрыто, и Гарри закрыл глаза, вдыхая летние лёгкие запахи, наполняющие пространство. Неизвестно, сколько минут он провёл в таком положении, жадно улавливая оттенки смешавшихся благовоний, как вдруг мягкое приятное ощущение в области колен заставило в миг распахнуть глаза и разрушить хрупкую безмятежность. Поттеру показалось, что он лишился зрения, однако очки все ещё держались на его носовой перегородке. Он тихонько ущипнул себя за бедро, убеждаясь во, всё ещё, здравом уме. На его коленях сидел стройный беловолосый юноша и с открытым ртом пялился на стену-пристанище красного флага. Гарри хватило полсекунды, чтобы распознать эти резкие скулы и ровнейшую спину. «В тесноте да не в обиде? Ладно, то есть, это так теперь называется…?» Лицо с изумрудными широко распахнутыми глазами конкретно опешило от развернувшейся композиции. Но в кой то веки Герой решил не медлить и сделать то, что ему почти никогда не удавалось, — кинуть едкую фразочку в Малфоя первым: -Я, конечно, понимаю, что последующие несколько недель нам стоило бы быть в, кхм, …хороших отношениях, но не настолько ведь, Драко… ну или не так сразу, конфетно-букетный там, все дела… Я так сразу не отдамся, — с сарказмом заязвил Гарри. Малфой, почему-то даже не дёрнулся и не вспрыгнул, как испуганная кошка, с колен. А лишь пробормотал, медленно вставая: -С началом нового учебного года, блять. — обреченно сорвалось с искривленных уст. В голове Гарри промелькнула мысль о том, насколько же надо было Слизеринскому принцу заебаться от жизни, чтобы так равнодушно вести себя в подобной ситуации. Тем более, со своим все ещё ненавистнейшим врагом, нет? Но все возможные варианты, почему Малфой ведёт себя так пассивно, в миг испарились. Ровно тогда, когда Поттер случайно задержал свой взгляд на запястье и руке чистокровного аристократа. «Это… Та самая рука.?» -Да уж, — оборванно выдохнул Гарри, про себя отмечая, что уже не помнит, что такое воздух, — с началом, блять…