Samuel Kim — Running Up That Hill (Orchestral version)
Десять лет я не мог найти дорогу назад, а теперь позабыл, откуда пришёл. — Из Чаньских афоризмов
Хэ Сюань не ощущал боль раненного смертного тела на протяжении веков, поэтому какое-то время не мог собраться с мыслями. Оглядываясь по сторонам, он прикрыл глаза от слепящего света. Лишь спустя несколько мгновений там, где лежал Хэ Сюань, стали вырисовываться очертания лестницы, тянущейся ввысь. Он вскинул голову и прищурился: далеко, поглощённая солнечным светом, скрывалась из виду крошечная человеческая фигура. Кое-как перевернувшись и вытащив из груди кинжал, Хэ Сюань стал хвататься пальцами за призрачные ступени, с трудом двигаясь вверх по лестнице и оставляя за собой кроваво-красный след. Через дюжину ступеней боль, расползающаяся по телу, стала невыносимой, и ему пришлось замедлиться. — Ши Цинсюань! — позвал он, когда понял, что, как бы ни старался — не может догнать исчезающую фигуру. — Ши Цинсюань, обернись, это я! Постой, я не смогу тебя догнать. Хэ Сюань не понимал, откуда взялось это всепоглощающее, захлестнувшее его с головой отчаяние. Как будто всё ещё не было кончено и находилось в его руках. Силуэт неминуемо отдалялся, как и призрачная надежда остаться услышанным. Рука соскользнула с одной из ступеней и, перевернувшись на спину, Хэ Сюань зажал кровоточащую рану, ощущая, как горячая кровь струится под пальцами. Тепло было непривычным и приятным одновременно, как и хаотичные, живые удары сердца в груди. Ради подобного ощущения не жаль было и умереть во второй раз. Хэ Сюань рассмеялся хриплым, сдавленным смехом. Он множество раз представлял, каким окажется его конец, но ни один из вариантов даже близко не предусматривал подобного. — Гэгэ, гэгэ, — раздалось неподалёку. Хэ Сюань повернул голову и прищурился от стального блеска на поверхности воды. По направлению к нему бежала маленькая девочка. Шумело море; и лишь присмотревшись, он понял, что то, должно быть, был Цинсюань в период, когда Ши Уду с помощью женского обличья скрывал его от Божка-пустослова. Вместо лестницы под ним появился мокрый песок, а несколько из накативших волн приятно коснулись лица. — Ши Цинсюань, — позвал он и протянул руку. В воздух взметнулась испуганная стайка морских чаек. Ребёнок, играющий с накатывающими волнами, замер и, обернувшись, остановил взгляд прямо на лежащем у мелководья Хэ Сюане. — Ты видишь меня? — спросил он и попытался опереться на руку. Взметнулась длинная тень, и ребёнка подхватили на руки, унося прочь. — Гэ, тут был человек. Только что, — взволнованно тараторил Ши Цинсюань, обхватив брата за шею и крутя головой в поисках. — Что за чушь, Цинсюань, — всё ещё ненавистным голосом говорил Ши Уду, но всё же обернулся, какое-то время вглядываясь в пустоту. — Здесь нет никого, кроме нас с тобой. Они исчезли, как песок, море и крик морских птиц. Картинки продолжали сменяться одна за другой, выцветая и уступая место следующей. — Ох, и будет браниться брат! — весёлым тоном говорил Ши Цинсюань. — Но это ведь жуть как интересно! — Уж поинтересней небесного пиршества. Хэ Сюань даже нашёл в себе силы присесть, чтобы взглянуть на самого себя со стороны. Его фигура была окутана чёрной дымкой, так, что едва считывались черты лица. Бесформенная тень, отражающая сущность скрывающегося за ней человека. Просто пустая оболочка, растворяющаяся на задворках чужого сознания. — Мин-сюн, я впервые провожу Праздник Середины Осени в мире смертных! — заявил Повелитель Ветров и отпил вина из кувшина. Хэ Сюань смотрел на юношеские черты его лица, не отводя глаз. — Спасибо, что согласился составить мне компанию! Ха-ха, сам бы я не решился ускользнуть у брата из-под носа… — Не советую обольщаться, я просто выбираю меньшее из двух зол, — прозвучал ответ. Ши Цинсюань рассмеялся, приняв это за своеобразную шутку, как и всегда. — Заткнись. Закрой рот! — со злостью выплюнул Хэ Сюань в сторону самого себя, но тот, конечно же, не услышал. Теперь Ши Цинсюань сидел на коленях перед разрушенным ураганом домом. Не успел, вот и всё, никто на небесах не стал бы винить его за случившееся. В тот день Хэ Сюань впервые увидел, что Цинсюань не смог сдержать слёз и сидел в угрюмом молчании, опустив в ладони лицо. Позади взметнулась чёрная тень. Хэ Сюань внимательно вгляделся в собственное лицо. И на нём, подумать только, отражалось сожаление, но никак не довольство ситуацией. Что было тогда у него на уме — Хэ Сюань, конечно же, не помнил. Мин И из прошлого небрежно подтолкнул Ши Цинсюаня в плечо, а когда тот обернулся, не менее небрежно, словно само собой разумеющееся, протянул ему руку. — Хватит распускать сопли. Ты же бог, в конце концов. Каждый отрывок воспоминаний отправлял его всё дальше, ворошил в памяти давно забытое и приближал их обоих к неминуемому финалу, видеть который во второй раз совершенно не хотелось. Слышались тихие шаги, хлюпающие, словно по воде. В нос ударил металлический запах свежей крови. — Может, ты хочешь сказать что-то ещё? Хэ Сюань, потакая малодушию, отвёл взгляд, не решаясь смотреть до конца, и просто ждал, когда воспоминание сменится следующим. — Надеюсь, ты обрёл там покой, гэ, — молился Ши Цинсюань, сидя на коленях в потрёпанной одежде и сжигая на самодельном алтаре сушёные травы. Его лицо было отстранённым и немного печальным. С низвержения прошло, должно быть, не больше пары лет. Покрутив меж пальцев засушенные чёрные пионы, он поджёг их рядом с прочими цветами. — Не знаю, с чего бы начать. Ха-ха, впрочем, чушь, поговаривают, что демоны не слышат молитв, так что я немного поболтаю, ладно, господин Хэ? — сказав это, он замер, будто и правда ожидал, что мог быть услышанным Хэ Сюанем. После лицо Ши Цинсюаня немного расслабилось, и он продолжил: — Я… эм-м… Я просто желаю, чтобы вы тоже обрели покой, ничего больше. Порой мне кажется, что я вижу вас в случайных прохожих, в предрассветных тенях возле храма. Знаю, весьма самонадеянно полагать, что вы станете заниматься подобной чушью, так что это, скорее, мой разум слегка меня подводит, ха-ха. — Он долго молчал, смотря в пустоту, почти сквозь сидящего напротив Хэ Сюаня. — Упокойтесь с миром, ладно? Хотя бы после моей смерти, если она необходима. Эта история должна, наконец, закончиться… Знаю, что вы меня не слышите, но… — Я слышу тебя. Я слышу тебя… — твердил Хэ Сюань, ощущая мнимое облегчение от того, что эта фраза, пусть и спустя почти два столетия, достигла его ушей. Он протянул руку, и в тот же миг воспоминание рассыпалось в пыль. — Рыбаки поговаривают, будто Чёрные Воды исчезли, ты слышал? — весёлым тоном спрашивал Цинсюань, сидя на песке и затачивая серебристые лезвия веера. Его лицо кардинально отличалось от предсмертного воплощения: черты лица заострились, взгляд потяжелел и обрёл неприсущую жёсткость. Напротив валялась маска цианового дракона. Хэ Сюань не сразу понял, что говорил тот именно с ней. — Ха-ха-ха, рыбу, говорят, стало легче ловить! Вот умора, правда?! Он замолчал и, взглянув на маску со странным отрешением на лице, зло выплюнул: — Ты вообще меня слушаешь?! — маска продолжала ожидаемо безмолвствовать, а бывший Повелитель Ветров нервно и раздражённо усмехнулся. — Впрочем, какая разница… Какая разница… — он поднял крупный камень и что есть сил зашвырнул его в воду. Тот ушёл на глубину, разогнав круги на морской глади. — Что, теперь доволен? Теперь ты уж точно победил, ничего не скажешь! Боги, как же я ненавижу тебя, не передать словами! — Ши Цинсюань, обхватив голову руками, уткнулся лбом в согнутые колени и долгое время безмолвствовал; как бы Хэ Сюань ни старался, он всё никак не мог разглядеть выражение чужого лица. — Не передать словами, как же мне жаль… Хэ Сюань, морщась от боли, оказался напротив и протянул руку, касаясь призрачной щеки Ши Цинсюаня. На этот раз воспоминание всё ещё не спешило исчезать. — Мне жаль в стократ больше, Цинсюань, — произнёс он так тихо, что шум волн унёс эти слова и развеял по ветру. Впрочем, разницы не было — Ши Цинсюань всё равно не мог услышать. — Надеюсь, место, в которое ты отправился, сотрёт все эти ужасные воспоминания из твоей памяти. И ты начнёшь сначала. Ты всегда умел это, не так ли? Не цеплялся за прошлое омертвелой хваткой, подобно мне. Я никогда не мог вовремя останавливаться и вовремя отпускать, ведь мне казалось: чем крепче я буду хвататься за что-то, тем дольше оно пробудет со мной… Но это не так важно, потому что я наконец-то готов отпустить. — Словно в подтверждение своих слов он отнял руку от чужого лица. На миг показалось, что расфокусированный взгляд Ши Цинсюаня метнулся вслед за его движением. Тот, нахмурив брови, стал крутить головой по сторонам, словно действительно что-то заметил. — Нет, — пробормотал Цинсюань себе под нос и, проморгавшись, прикрыл лицо ладонью. — Кажется, я совсем спятил. Воспоминание выцвело, а силуэт Ши Цинсюаня постепенно растворился в меркнущем свете. Хэ Сюань, не удержавшись от очередной вспышки боли, повалился на землю. Зажав кровоточащую рану руками, он немигающим взглядом уставился ввысь. Если вдуматься, такой вот исход был далеко не худшим из возможных.***
Всё вокруг мелькало, точно в калейдоскопе; на периферии зрения маячили давно позабытые картинки из прошлого. Сначала он вглядывался в них с особой внимательностью, после — лишь из праздного интереса, а ближе к вершине залитой солнечным светом лестницы не смотрел и вовсе. Они постепенно меркли, будто переставая иметь какое-то значение, и с каждой исчезнувшей картинкой Ши Цинсюань чувствовал, словно тело обретает невесомость и вот-вот оторвётся от земли. Без прошлого, мёртвым грузом лежащего на плечах, стало легче дышать. Пару раз он хотел обернуться, но мгновенно отметал эту идею прочь. — Главное не оборачивайся, Цинсюань. Не оборачивайся, — звучал в голове то ли голос Ши Уду, то ли Бога Смерти. — Лишь тогда ты сможешь дойти до конца. Не было ни страха, ни сомнений, ни разочарований, ни бесчисленного множества противоречий, что разрывали его душу на протяжении всех этих лет. Наверное, так ощутил бы себя человек, что после затяжного кошмара о бесконечной войне открыл бы глаза в собственной постели и с облегчением вспомнил, что ему ни к чему воевать. Ши Цинсюань не заметил, как потускнел свет, а ведущая в небо лестница сменилась маленькой комнатой: на улице стояла ночь, едва разгоняемая тусклым светом догорающей свечи. На прохудившейся циновке сидел мальчик, расширенными от ужаса глазами взирающий в клубящуюся по углам тьму. Если присмотреться, можно было заметить, что тьмы становилось всё больше, она шевелилась и принимала жуткие очертания. Смотря на неё в упор, Ши Цинсюань не сдержал судорожного вдоха, на мгновение потеряв возможность двигаться, совсем как в те давние времена. Он пошевелился, лишь когда вспомнил, что был здесь не один. Цинсюань взглянул на мальчика, застывшего, подобно каменной статуе, только неровные дорожки слёз очерчивали его лицо. Присев перед ним на колени, Цинсюань протянул руку и внезапно ощутил, что ребёнок вцепился в предплечье с такой силой, с какой цеплялся бы умирающий за последнюю надежду. — Теперь всё в порядке, не бойся. Только взгляни на него. Смотри, как он на самом деле ничтожен. — Ши Цинсюань выпрямился, подняв на руки мальчика, всё ещё сильно цепляющегося за его одежду. Если честно, Цинсюаню даже здесь и сейчас было страшно так же, как и маленькому мальчику, оставленному одному в тёмном, пустом доме. Но ребёнок на руках отчего-то придавал ему храбрости. — Гэгэ, мне страшно, — прошептал мальчик тихо-тихо, от страха его голос был едва слышим. — Я не могу пошевелиться. — Он не сможет тебе навредить, — произнёс Ши Цинсюань, проводя ладонью по мягким волосам мальчика. — Никогда не мог. Ведь он — просто тварь, прячущаяся по углам. Стоит появиться солнечному свету — и он исчезнет. Цинсюань сделал шаг вперёд, потом ещё и ещё один, в конце концов, оказавшись прямо напротив монстра: бесформенного нечто, ни человеческих очертаний, ни лица. — Проваливай! — бросил он громко и властно, так, что голос эхом отразился от стен. — Исчезни и никогда больше не появляйся, иначе я отправлю тебя прямиком в ад. Ши Цинсюань плотно смежил веки и, открыв их, понял, что темноты больше нет. В самом углу комнаты на столе всё ещё догорала свеча, за окном заходились первые всполохи рассвета, а где-то далеко-далеко слышалось пение птиц. Он осторожно опустил мальчика на землю и, присев рядом с ним, произнёс: — Никогда больше не бойся. Он не вернётся. — Мальчик до сих пор плакал, поэтому Цинсюань крепко-крепко обнял его и, смотря в никуда, прошептал: — Ты был таким храбрым. Таким сильным. Ты… мне так жаль, так жаль, что всё это случилось с тобой. Ты не мог предвидеть всего, и я просто знаю… что ты старался из последних сил. Ты хотел помочь всем, кого любил, ты просто хотел им помочь. Я так сильно горжусь тобой и… так сильно по тебе скучаю. Ши Цинсюань вскинул голову, ощущая, как щёки опаляют горячие слёзы. — И ещё я прощаю тебя. Потому что ты ни в чём не виноват. Стоило прозвучать этим словам, и мальчик, и комната исчезли, а Ши Цинсюань по-прежнему продолжал сидеть, задумчиво смотря в пустоту. Вся эта запутанная головоломка, терзавшая его душу, теперь казалась простой и логичной. Чья-то рука невесомо коснулась его плеча, и Цинсюань резко обернулся, встречаясь взглядом с Ши Уду. Тот не выглядел так же безупречно, как раньше: он был облачен в простые белые одеяния, вроде тех, что носил его высочество, распущенные волосы свободно спадали с плеч, а на шее виднелся заметный шрам. Он больше не был могущественнейшим божеством небесного пантеона, лишь заплутавшим духом, невероятным образом оказавшимся здесь и сейчас, прямо перед Ши Цинсюанем. Забыв, как дышать, Цинсюань с полной безумного облегчения улыбкой бросился вперёд, со всей силы сжимая брата в объятиях. Он не чувствовал, плакал ли в этот момент или смеялся, всё вмешалось и сфокусировалось в одном единственном моменте. — Я думал, что ты появишься спустя пару мгновений. Но тебя всё не было. Я не знал, радоваться мне или ужасаться, ведь неведение, Цинсюань, это худшее наказание на свете. Отстранившись, Ши Цинсюань увидел, что глаза Ши Уду блестят от слёз. Ему казалось, что он видел брата так давно, но в то же время недавно, что разлуки длиною в сотню с лишним лет на самом деле никогда не существовало. — Гэ, со мной всё хорошо. Со мной всё в порядке. О боже, — прошептал Ши Цинсюань, — если бы я только знал, что ты действительно был здесь, я бы… — Нет. Хорошо, что ты не пошёл вслед за мной. Тут нет ничего интересного. — Ши Уду поднял взгляд, и тот сделался отсутствующим. Его губы дрогнули. — Я не справился, Цинсюань. Я не смог защитить нас с тобой. — Но ты дождался меня. — Ощутив, как руки Ши Уду крепкой хваткой сомкнулись на его спине, Цинсюань стал безутешно плакать так, как прежде не посмел бы в присутствии брата. Он обхватил Ши Уду так крепко, как обнимал его ещё ребёнком, в надежде отыскать защиту от страшного монстра. — Ты действительно дождался меня, гэ. Я так по тебе скучал. Как же я скучал. Я так часто обращался к тебе в молитвах. Знаю, что ты не мог слышать… — Ты… молился мне? — ошарашенно прошептал Ши Уду. — Да. Раньше постоянно. Последние года я… всё шло не очень-то гладко, и порой я не находил на это сил, но… — Цинсюань, я понял! — воскликнул тот, как будто ему на ум пришло нечто невероятное. — Вот почему я всё ещё не исчез, не обратился в пыль, как все прочие здесь. Ты был единственным, кто меня помнил. Боги не исчезают до тех пор, пока… — У них остаётся хотя бы один верующий, — закончил Цинсюань за него и сам не заметил, как губы растянулись в полной неуместного облегчения улыбке. — Прости, что так долго держал тебя здесь. — Ничего, Цинсюань, ничего, — рассмеялся тот. — Меня там ничего не ждёт, так что… Если перед тем, как исчезнуть, я увижу тебя ещё раз — разве это не благословение? Скажи… сколько времени прошло с тех пор? — Сотня с лишним лет… многовато уже минуло. Ши Уду прикрыл глаза и покачал головой. — Ты умер не человеком. — Нет, гэ. — Мне жаль. Я хотел, чтобы всё обошло тебя стороной, но… Гэ не всесилен, Цинсюань. Почувствовав, как дрожит нижняя губа, Ши Цинсюань закусил её и сфокусировал всё внимание на лице брата перед собой. — Я знаю. Ты был просто человеком. Ши Уду провёл рукой по щеке Цинсюаня, внимательно вгляделся в ожог на скуле и подбородке; его пальцы на мгновение дрогнули. — Скажи, что этот демон сделал с тобой? — Что? — Ши Цинсюань проморгался. — Хэ Сюань ничего мне не делал. Он… на самом-то деле сразу же отпустил меня. А после… — На мгновение что-то такое болезненное сжало его сердце, но Ши Цинсюань прогнал это ощущение прочь. — Много чего было. Но я умер не по его вине. — Да? Что ж, как бы там ни было, теперь всё хорошо, Цинсюань, теперь всё действительно хорошо, — тихо говорил Ши Уду, методичными движениями поглаживая его по волосам. — Неважно, чего всё это стоило, но теперь мы вместе. Ши Цинсюань медленно отстранился и, вытерев слёзы рукавом, внимательно взглянул на брата. — Столько времени прошло, а ты так и не понял, гэ, — печально улыбнулся он. В его тоне не звучало осуждение, лишь мысль, к которой он сам пришёл только сейчас: — Ты просто не способен понять. В этом мире всегда были вещи ничуть не менее важные, чем мы с тобой. Добрые и светлые вещи, которые ты безжалостно уничтожал, растаптывал, потому что считал, что имеешь на это право. Ты всегда будешь моим братом, и я люблю тебя, но только взгляни, к чему привели твои «чего бы ни стоило». Взгляни на меня. Взгляни на то, к чему мы с тобой пришли. Ши Уду молчал, смотря сквозь Цинсюаня, словно года, проведённые в небытие, отчасти усмирили его гордыню, пусть и не изменили глубинной сути. Заметив, что солнечный свет тускнеет, а проход, открывшийся на самой вершине лестницы, грозится вот-вот исчезнуть, Ши Цинсюань потянул брата за руку: — Нам пора. Я проведу тебя дальше. Ши Уду не стал задавать лишних вопросов и просто шёл следом. Они остановились у арки, залитой ярким светом. — Что нас там ждёт? — Ох, если бы я только знал, — грустно усмехнулся он и, повторив слова Бога Смерти, отпустил руку брата. — Ты должен идти первым. Это мои воспоминания, и стоит мне пройти туда — всё исчезнет. — Ши Уду сделал один шаг и обернулся; на губах Цинсюаня заиграла искренняя улыбка, он похлопал брата по плечу. — Давай же, я за тобой. Мы ещё обязательно встретимся, гэ. — Спасибо, Цинсюань. Знал бы ты, как сильно я горжусь тобой. — улыбнулся тот в ответ и пошёл дальше, позволяя солнечному свету поглотить всё его тело. — Я знаю, — прошептал Ши Цинсюань себе под нос. Он не сдвигался с места до тех пор, пока свет не начал меркнуть, а очертания высокой арки — расплываться прямо на глазах. Цинсюань сложил за спиной руки и, развернувшись, какое-то время просто смотрел в никуда, а после медленно двинулся вниз, ощущая что-то между облегчением и грустью. Света осталось мало, будто выцветали самые последние из его воспоминаний. Ши Цинсюань понял: когда исчезнет последнее, всё это место окутает кромешная темнота. Заметив человеческую фигуру, он стремглав бросился вниз, едва не спотыкаясь о высокие ступени и не до конца понимая, не обманывает ли зрение. — Хэ Сюань! — закричал Цинсюань на ходу, по мере приближения убеждаясь в том, что не ошибся. — Ты выбрал худшее из мест, чтобы прилечь, чёрт возьми! Присев рядом с ним на колени, Ши Цинсюань лишь сейчас заметил кровавые следы, тянущиеся на протяжении нескольких десятков чжанов. — Какого чёрта… ты ранен? — непонимающе спросил он и протянул было руку в сторону лежащего на земле, как вдруг Хэ Сюань распахнул глаза и едва заметно пошевелился. Смотря будто сквозь Цинсюаня, тот пробормотал с раздражением: — Неужели эти воспоминания никогда не закончатся? Ши Цинсюань вскинул брови и помахал ладонью перед его лицом: — С кем ты говоришь? Взгляд Хэ Сюаня наконец-то обрёл осознанность, однако смотрел тот до сих пор с подозрением. — Это ты? — Я? — Ши Цинсюань даже оглядел свои руки и одежды. — Конечно, я! Кто же ещё? — В смысле, ты — тот, кто ушёл, или ты — одно из этих бесчисленных воспоминаний? — О, тот, кто ушёл, конечно, — отозвался он, наконец-то поняв, в чём дело. Хэ Сюань хотел принять сидячее положение, но его рука соскользнула, а лицо искривилось от боли. Ши Цинсюань успел ухватить его за предплечье. — Объясни-ка мне, какого демона ты сюда полез и почему ты весь в крови? — Так, вышел один забавный случай, — как-то уж слишком очевидно солгал тот и после спросил: — А сам что здесь забыл? Ты, кажется, собирался куда-то идти. Ши Цинсюань лишь закатил глаза, но не стал вступать в спор; повисла гнетущая тишина, которая вкупе с нарастающей тьмой порядком действовала на нервы. Нетерпеливо постучав пальцами по ступени, он спросил изменившимся тоном: — Клеймо, значит, да? Хэ Сюань вскинул голову и с долей удивления, которое в иной ситуации Цинсюань счёл бы даже забавным, спросил: — Так ты всё слышал? — Не знаю, всё или не всё. Я пошёл вслед за тобой, ну… хотел поговорить, — он невесело усмехнулся, — ещё разок, ха-ха. Но то, что ты сказал тогда… Я правда не знал, что с этим делать. Если моё присутствие рядом и впрямь вызывало у тебя подобное чувство, то я не могу понять, почему ты просто не сказал мне об этом. Зачем же так мучить себя? — Это не так. Всё не так, — покачал тот головой. Присев на ступени и подперев подбородок руками, Цинсюань скосил взгляд и спросил: — А как тогда? — Я говорил лишь о том, что это не стереть и не исправить. Как бы ты ни смотрел на меня, что бы ни говорил, в конечном итоге я — убийца твоего родного брата. И даже если ты не попрекаешь меня, не бросаешься обвинениями в лицо, даже если сам об этом стараешься не думать, это просто данность. Если уж на то пошло, Ши Уду спас твою жизнь, а я лишь испоганил её, поэтому твой выбор вполне очевиден. — Выбор? — переспросил он, оглушённый услышанным. — Ну какой же ты всё-таки придурок. — Прости? — Хэ Сюань приподнялся на локте и в упор уставился на Цинсюаня. — Мы не овощи на рынке выбираем, чтоб ты знал. Он — мой родной брат. Вот что называется данностью. А ты… — Ши Цинсюань резко запнулся, неуверенный, какое определение подошло бы лучше всего. — Самый близкий мне человек. И это тоже данность. Суть в том, что выбор, о котором ты твердишь — ты сам же и выдумал. Я никого не выбирал и выбирать не собираюсь. — Но ты… — Отправился за ним? Да, как видишь. Я распрощался с жизнью, чтобы увидеть его вновь. Но неужели ты не понимаешь? Будь он там, со мной, а ты — здесь, я поступил бы точно так же. Я расстался бы с жизнью, чтобы увидеть тебя ещё один раз. И я сказал бы тебе всё это прямо там, если бы ты не набросился на меня, стоило только прозвучать имени моего брата! Да, и вот ещё что, — он вскинул сложенный веер и гневно указал им на Хэ Сюаня, — я не заслужил тех слов, что ты сказал! Я не лжец и никогда им не был. Если я кому-то и лгал — то лишь себе, но да это не твоё чёртово дело! Что на небесах, что на земле я был честен с тобой, я был искренен. Так что не смей больше говорить подобного, иначе я тоже возьму и выскажу всё, что думаю о тебе! — Ну… так выскажи, — хмыкнул тот, воззрившись на Цинсюаня почти с интересом. — О, правда хочешь услышать? — Ши Цинсюань всплеснул руками. — Отлично! У тебя просто отвратительный характер, чтобы ты знал. От тебя люди как от огня шарахаются, стоит тебе на них только взглянуть! Ты грубый и циничный, не терпящий чужого мнения, взрываешься по поводу и без! Твоя недоверчивость и вовсе не знает границ, настолько, что и нескольких веков мало, чтобы ты взял и просто кому-то поверил! И я уже не говорю о том, что ты в порыве гнева готов смешать с грязью даже самых близких людей. Хэ Сюань помолчал какое-то время, а после откинул голову обратно и, зажав рану обеими руками, рассмеялся хриплым, невесёлым смехом. Ши Цинсюань оглядел его и ужаснулся количеству крови. — Не дёргайся, — прошипел он зло, когда понял, что тот лишними движениями только потревожил рану. Цинсюань скинул с себя верхнюю накидку и, приблизившись, не терпящим возражений голосом, произнёс: — Нужно хотя бы зажать, тут и так всё в крови. — Он плотно прижал скомканную ткань к кровоточащей ране и, попутно приподняв голову Хэ Сюаня и уложив её на свои колени, спросил: — Так уж смешно? — Да, не то слово, — признался тот. — Потому что я не услышал ничего нового. Благодарю за честность, конечно, но все эти века ты знал, с кем имеешь дело. А что до моих слов… Мы с тобой оба знаем, что я перешёл грань. — Да уж, перешёл не то слово. — Цинсюань невесело усмехнулся. — Ведь совсем недавно ты говорил, что понимаешь меня, что будешь следовать за мной, и много чего ещё. А потом что? — Он протянул руку и, коснувшись чужой щеки, повернул лицо Хэ Сюаня к себе. — Назвал лжецом, сказал катиться на все четыре стороны, просто взял и ушёл, оставил меня у этого проклятого водопада. Ха-ха, почти как плевок в лицо. — Плевок… — повторил тот сдавленным тоном, а после, хмыкнув, резким движением оттолкнул чужую руку и отвернул голову. Ши Цинсюань успел заметить, как блеснули в полутьме его глаза. Лишь сейчас, в воцарившейся тишине, Цинсюань ясным взглядом увидел то, что упускал прежде. Он ненадолго прикрыл лицо ладонью и не сдержал невольного вздоха. — М-да, я тоже натворил дел, — признал Ши Цинсюань тихо, всё равно зная, что будет услышан. — Всё случилось так быстро, так стремительно: я даже задуматься не успел, как именно моё поведение выглядело со стороны. Я стал сам не свой после того, как господин Вэй посоветовал мне похоронить собственный прах на вершине горы. Это… Я не знаю, почему, но это выбило почву из-под моих ног и одновременно дало понять: никто, кроме меня самого, не примет решения, не сотворит чуда. Ведь всё это время: со смерти и до сих пор я жил со странным ощущением внутри, не до конца осознавая себя самого, — говорил он, не отрывая ладоней от лица. — Я знаю, что сильно обидел тебя. И я не пытаюсь оправдываться. Всё ещё помню, как раздражают тебя извинения, — Ши Цинсюань усмехнулся и, сделав над собой усилие, отнял ладонь от лица и посмотрел на Хэ Сюаня сверху вниз. — Но всё же, прежде чем принять решение, мне стоило вначале поставить тебя в известность, и я уж точно не должен был тебя ударять. Злость из-за твоих слов — не оправдание, поэтому извини меня за это. Но я не забыл о твоей просьбе и в итоге не смог уйти, как изначально планировал. Я ведь не знал, что ты пошёл следом, думал вернуться. Теперь вижу, что обратного пути нет. Повисла тишина; Хэ Сюань упрямо молчал, даже не думая отвечать. — Эй! — воскликнул Цинсюань и несильно встряхнул того за плечо. — Не нужно разыгрывать тут спектакль, Хэ-сюн, я ведь извинился! В конце концов, ты тоже повёл себя со мной не очень-то хорошо! Хэ Сюань повернулся, окинул его взглядом исподлобья и, закатив глаза, покачал головой. Ши Цинсюань страдальчески вздохнул: — А это ещё что значит? Слушай, я ведь только что выложил всё как есть. Мы почти на том свете, Хэ Сюань, а из тебя по-прежнему не вытянешь ни слова! Хочешь продолжить ту тираду, что высказал мне перед уходом — так вперёд, но только молчать не нужно. — Хорошо. Всякий раз ты заставляешь меня чувствовать себя уязвимым перед тобой. — внезапно заговорил тот совершенно не то, чего Ши Цинсюань мог ожидать. — Я, признаться, не помню, каким человеком был в смертной жизни, но в посмертии не мог даже допустить, чтобы кто-то разглядел во мне хоть толику сомнений или слабости. Именно поэтому раз за разом я ощущал это невыносимое напряжение, ожидание, что вот-вот — и я пожалею. Я знаю, что ты не делал ничего намеренно, но… — Что для тебя уязвимость? — тихо спросил Цинсюань, пропустив меж пальцев несколько прядей чужих волос, успевших спутаться и испачкаться в крови. — Нет ничего зазорного в том, чтобы быть обычным человеком. Для людей нормальны сомнения и страхи. И если закрыться от всего этого и не пропускать через себя — в конце концов будет только хуже. Доверие — это не волшебство, берущееся из ниоткуда по одному только щелчку пальцев. Это добровольный риск и твой собственный выбор, ведь за выборы других ты не в ответе. Хэ Сюань усмехнулся: — Наверное, ты прав. Но это довольно… непросто. — Мгм, — согласился Ши Цинсюань с улыбкой. — Жуть как непросто. Хэ Сюань прикрыл глаза, пробормотав то ли вопрос, то ли утверждение: — Ты назвал меня самым близким человеком. — Ну да. Его губы изогнулись в полуулыбке, но глаза Хэ Сюань по-прежнему не открывал. Ши Цинсюань нахмурился и, приблизив руку к чужому лицу, несильно ущипнул его за щёку: — Что это с тобой, в самом деле? Не стоит тут засыпать, ладно? — Цинсюань, это называется потеря крови. — Хэ Сюань раздражённо поморщился и приоткрыл глаза. — Она, знаешь ли, не слишком приятна для смертных. — Здорово, но ты-то тут причём? Ты же призрак. Помнишь, что сказал господин Вэй? В худшем случае — пара лет, и физическая оболочка восстановится. — А ещё он сказал, что сюда могут попасть только небожители или те, кому было предначертано вознесение. — Ну тебе ведь было… — Ши Цинсюань прервался на полуслове, ощутив, как в груди медленно зарождается паника. Всё это время он позволял себе беспечно болтать лишь по той причине, что был уверен: даже с такой раной Хэ Сюаню в сущности ничего не угрожает. — Твой прах. Он в безопасности? — На вот, взгляни. — Пошарив в рукаве, тот передал Цинсюаню мешочек с прахом. Взяв его в руку Ши Цинсюань сразу же заметил, что прах стал вполовину легче. — Не понимаю. Хэ Сюань посмотрел на свою ладонь, сжал и разжал пальцы. — Да я тоже не особо понимаю. — он перевёл взгляд на Цинсюаня и бросил насмешливо: — Не волнуйся ты так. — Что насчёт раны? Ты не отделаешься от меня своими «забавными случаями». — А, это. — Хэ Сюань продемонстрировал кинжал и спросил: — Видел его прежде? Присмотревшись, Ши Цинсюань не мог не узнать двух драконов на рукояти, весьма необычных для простого кинжала. Стоило связать всё воедино, он не сдержал горестного стона, со всей силы ударив себя ладонью по лбу: — Святые небожители, какой же Цзимин идиот! Мне не следовало соглашаться и брать его с собой! — Ну ты же не знал, что всё зайдёт, — Хэ Сюань кашлянул со смешком, — настолько далеко. Ладно, что уж там — даже я такого не предвидел. Впрочем, кто бы знал, что мы оба закончим в подобном месте. — Хэ Сюань закашлялся, зажимая рану ладонью. — Человеческое существование до ужаса утомительно, — посетовал он и вытер кровь с уголков рта. Ши Цинсюань принялся нервно оглядываться по сторонам в попытке отыскать лазейку, но всё вокруг поглотила тьма. — Цинсюань… хочешь расскажу тебе одну историю? — Ээ, — протянул Ши Цинсюань с сомнением. — Ну давай. — Я… не сказал бы, что так хорошо помню свою семью, ведь моя память давно превратила их в расплывчатые образы. Но кое-что я помню так отчётливо, словно это было только вчера. — Хэ Сюань сделал паузу и приоткрыл глаза; Ши Цинсюань смотрел на него внимательным, чуть настороженным взглядом. — Мне было лет пять, может, больше. И меня, как и многих детей в том возрасте, стал мучить вопрос смерти. После проводов кого-то из далёких родственников, мы с отцом шли по ночной дороге в полной скорби тишине, как вдруг отец сказал мне: «на самом деле, он не умер». Я решил, что отец обманывает меня, ведь сам видел, как тело умершего человека предали огню… — Хэ Сюань криво усмехнулся. — Но он сказал: «человек умирает дважды. Первый раз — когда перестаёт дышать, и второй — когда из жизни уходит последний, помнящий его имя. Если хочешь продлить чью-то жизнь, просто живи и помни его». Я до сих пор думаю — это лучшее, что мне приходилось слышать в жизни. Губы Цинсюаня дрогнули, он плотно сжал их, а после натянуто улыбнулся: — В нашем случае, умирают трижды, Хэ Сюань. — Да, в нашем трижды. Но, к счастью, тогда мой отец не мог предусмотреть третьего варианта. — Это… хорошая история. — Цинсюань отвернулся, не зная, останутся ли заметными скопившиеся в уголках глаз слёзы. — Почему ты решил рассказать её мне? — Если честно, я не знаю, — пожал тот плечами. — Веками я видел в этом своё бремя и спасение одновременно, ведь я был последним, кто остался. Последним звеном, соединяющим моих родных с жизнью. После свершения мести, я был уверен, что уйду, но ничего не заканчивалось. — Хэ Сюань замолчал, а его взгляд устремился в никуда. — После… когда не стало тебя, я решил, что обязан жить ради памяти о тебе. Находить в этом смысл было проще и понятней для меня, чем не знать вовсе, почему я всё ещё существовал. Цинсюань смотрел на него, не в силах пошевелиться, как будто услышанное оглушило и обездвижило его. — Потом ты вернулся, но я всё ещё оставался привязанным к миру. Я был так зол на невозможность понять, видел в этом несправедливость, ведь даже мелкие демоны находили цель существования — а я, прошедший Тунлу непревзойдённый демон, никак не мог этого сделать. Будто вечная насмешка мироздания. Хэ Сюань сделал паузу и, подняв взгляд, странно усмехнулся. Его ладонь опустилась поверх руки Цинсюаня, что всё ещё зажимала кровоточащую рану. Сделав глубокий вдох, словно набираясь сил перед чем-то важным, Хэ Сюань произнёс: — Я без конца твердил себе, что не похож на Собирателя цветов, и цель моего существования не может сводится к одному единственному человеку. Я до сих пор не знаю, так это или нет. Знаю только одно: если ты захочешь идти дальше, я пройду вслед за тобой ровно столько, на сколько мне хватит сил, если захочешь остаться — останусь и я. Но лучше я проведу вечность в кромешной тьме между жизнью и смертью, чем ещё хотя бы мгновение в мире, в котором не стало тебя. Ши Цинсюань смотрел в ответ немигающим взглядом, ощущая странное онемение. Мысли путались, и все важные, значимые слова так или иначе от него ускользали. Изнурённый бесконечными поисками всех этих лет, он осознал, что ему больше не нужно ни бежать, ни задаваться безответными вопросами. Всё, что так или иначе имело значение, находилось прямо в его руках. От этого простого осознания Цинсюань вскинул голову и рассмеялся странным, болезненным смехом. Он склонил голову, откинув в сторону завесившие лицо пряди волос, и, сократив последнее расстояние между ними, прижался губами к губам Хэ Сюаня, что слегка подался ему навстречу. Ощутив металлический привкус крови, Ши Цинсюань медленно отстранился и, стараясь не выдавать в голосе тревогу, тихо, почти шёпотом, произнёс: — Я здесь. И я больше никуда от тебя не уйду. Ни в этом мире, ни за его пределами. Ши Цинсюань заозирался по сторонам и лишь сейчас заметил, как темно стало вокруг, словно всё пространство сузилось лишь до них двоих. Единственный свет источала маска цианового дракона, всё ещё висящая у него на поясе. Судорожно выдохнув от страха перед сгустившейся тьмой, Цинсюань крепче сжал ладонь Хэ Сюаня. — Если станет совсем темно, не хотелось бы потерять друг друга в этом… Я даже не знаю, где мы, если честно, находимся. — зачем-то пояснил он. — И… как выйти отсюда, я тоже не знаю. Господин Вэй говорил, что обратного пути нет. — Только не делай такое лицо. — Какое — такое? — Будто хоронишь дорогого родственника. Ши Цинсюань закатил глаза и в сердцах воскликнул: — Проклятье, ну как же глупо будет закончить вот так! — Вот так? — переспросил Хэ Сюань. — Ты о том, что мы сгинем в твоих же воспоминаниях? — Ну… чисто теоретически, мы не можем быть непосредственно в моих воспоминаниях… — Ох, ну раз теоретически… — Ты не имеешь права меня осуждать! — разозлился Ши Цинсюань на откровенно ироничный тон. — Нет, что ты. Это ведь моё желание самоубиться достигло таких масштабов, что я отыскал доисторического бога и бросился в какой-то дурацкий водопад, чтобы потом сидеть посреди чёрт знает чего и продолжать жаловаться! — Скажи, ты намеренно надо мной издеваешься, зная, что тебе за это ничего не будет? Хэ Сюань хотел что-то ответить, но вместо этого сделал судорожный вздох, и его руки слегка вздрогнули; Ши Цинсюань лишь крепче сжал его ладони в своих. Блёклый, лазурный свет, исходящий от маски, выхватывал из темноты осунувшиеся черты лица Хэ Сюаня, сейчас как никогда прежде походящего на мертвеца. Ши Цинсюань высвободил правую руку и дрожащими пальцами очертил его лицо. Губы Хэ Сюаня слегка приоткрылись, как будто тот хотел сказать что-то ещё, но тут же передумал. Ши Цинсюань склонился ниже и, коснувшись лбом чужого лба, ненадолго прикрыл глаза. — Я действительно не знаю, что делать. У меня не осталось духовных сил, ничего. Я не знаю, как тебе помочь. — Не думаю, что ты можешь. Я просто умираю, — Хэ Сюань хрипло рассмеялся, а его грудь сотряслась в приступе кашля. — В который уже там раз. — В смерти мало смешного, — немного зло пробормотал Цинсюань себе под нос. — Но это и впрямь смешно. И самую малость глупо, учитывая, кто именно стал причиной моей смерти, — фыркнул тот. — Цинсюань, — Хэ Сюань с сожалением качнул головой, — кажется, всё вновь повторяется. Но на этот раз я уйду не по своей воле, как все предыдущие… Просто так уж выходит. — Так уж выходит, — повторил он глухо, не поднимая взгляда, и крепко-крепко сплёл их пальцы вместе. — Есть вещь, что всё не даёт мне покоя, — Хэ Сюань потянулся к его лицу и стёр со щёк слёзы, которых Ши Цинсюань даже не чувствовал. — Скажи, можно ли засыпать море, бросая в него лишь камни да палки? Ши Цинсюань задохнулся от слёз; лицо Хэ Сюаня перед глазами стало расплываться. Поразительно, но Цинсюань всё ещё помнил тот разговор у костра, будто было это только вчера. — Да, можно, — судорожно закивал он. — Конечно, можно. — Что ж, может, тогда эта твоя птица была не такой уж и глупой. Свет лазурной маски погас. Ши Цинсюаню стало страшно так, как никогда прежде. — Хэ Сюань? — позвал он, обхватывая того что есть сил во всепоглощающем страхе, что человек в его руках вот-вот исчезнет, рассыплется прахом, как одно из множества воспоминаний. — Ты меня слышишь? — Ши Цинсюань встряхнул чужое плечо, но снова не получил ответа. Судорожно выдохнув, он, не отпуская руки Хэ Сюаня, потянулся и сорвал с пояса маску цианового дракона — единственный предмет, всё ещё источающий хоть крупицу духовной энергии. Преподнеся маску к лицу, Цинсюань прошептал: — Сделай что-нибудь, помоги мне. Прошу тебя. — Ничего не изменилось, и Ши Цинсюань, ощутив внезапную волну злости, воскликнул: — Помоги мне, ты, бесполезная деревяшка! На кой чёрт ты выбрала меня в тот самый день, если теперь оставляешь в кромешной темноте! Словно услышав, маска вспыхнула ярким, лазурным пламенем и обожгла ладонь. Цинсюань зашипел от боли и случайно выпустил маску из рук. Та стала отдаляться, теряясь во тьме, как вдруг послышался треск — маска раскололась надвое, а из неё вырвался призрачный силуэт лазурного дракона. Существо принялось наворачивать круги в воздухе, а после, развернувшись, полетело прочь. — Постой! — закричал Ши Цинсюань вслед. Вновь сгустилась тьма, но это не продлилось долго — вдалеке, подобно крохотному жёлтому светлячку, замерцал огонёк. Ши Цинсюань смотрел в эту маленькую, приближающуюся точку, широко распахнув глаза. Вначале он и вовсе решил, что бредит. Но свет разгорался сильнее, а вместе с ним и тонкий, похожий на призрака, силуэт незнакомого человека, следом за которым, подобно ручному зверю, вился призрачный дракон. — Господин! — закричал Цинсюань что есть сил и даже замахал свободной рукой. — Господин, вы видите меня? Я здесь! Человек подошёл совсем близко и опустил фонарь перед Ши Цинсюанем. Смотря на того снизу вверх, он невольно приоткрыл рот от удивления: это был, несомненно, тот самый человек, чью статую им довелось увидеть по дороге во владения Вэй Усяня. Казалось, взгляд его был полон мудрости и незримой печали. — Мой друг умирает, — опомнился Ши Цинсюань. — Вы можете помочь? — Положи его передо мной, — спокойно произнёс мужчина и присел в позу лотоса напротив. В одно мгновение на его коленях оказался искрящийся энергией гуцинь. — Я слышал о подобных практиках исцеления… — удивлённо пробормотал он и осторожно опустил Хэ Сюаня на землю. Голова демона безвольно откинулась на бок, а тёмные пряди волос наполовину завесили лицо. Несмотря на то, что Ши Цинсюань спустил Хэ Сюаня со своих коленей, он по-прежнему крепко сжимал его прохладную ладонь. — Лучше отойди в сторону, — произнёс незнакомец. — Тебе это может навредить. — Потерплю, — упрямо качнул головой Цинсюань и прикрыл глаза. Зазвучавшая мелодия оказалась приятной слуху, немного печальной, но в то же время преисполненной невероятной силой. Волны энергии проходили сквозь его тело, порой доставляя лёгкий дискомфорт. Кем был этот человек, что он тут делал, как был связан с Богом Смерти — всё эти вопросы вытеснялись иррациональным спокойствием. — Ты можешь открыть глаза. Ничего вокруг не изменилось, мужчина напротив уже успел убрать гуцинь, а рана на груди Хэ Сюаня затянулась и оставила за собой лишь багровые пятна на одежде. — Почему он не приходит в себя? — спросил Цинсюань, не выпуская чужой руки. — Нужно время. К тому же, он не должен был пересекать границу этого места. Наверное, будут последствия. — Отсюда не выбраться? Незнакомец приподнял бровь, почудилось, едва заметно улыбнувшись. — Ты мне скажи, это ведь твои воспоминания. — Мои, но… Что в них делаете вы? Я никогда прежде вас не встречал. — Верно, — кивнул незнакомец. — Я заперт в этом замкнутом пространстве множество сотен лет. Порой здесь появляются новые люди, и тогда кромешная тьма озаряется ярким светом их воспоминаний, как и в твоём случае. Но они меркнут и исчезают, как и их обладатели. Никто ещё не задерживался так, как ты. — Что «это»? — Цинсюань обвёл рукой пространство над ними. — Ничего. Этому нет названия. Просто пространство меж двух реальностей. — Но как тогда мы встретились? Как вы нашли меня? Как он, — Ши Цинсюань кивнул в сторону Хэ Сюаня, — смог пройти вслед за мной? Разве это место — не что-то метафорическое? — Вовсе нет. Когда человек проходит здесь, то его воспоминания образуют крепкий мост между реальным миром и финальной точкой назначения. Мост рушится, когда человек забывает всю свою жизнь до последнего момента. А до тех пор, пока этого не случилось, это место остаётся осязаемым. Давний друг рассказал мне о тебе, — мужчина поднял ладонь, и лазурный дракон коснулся мордой его руки. — В данный момент всё держится лишь на тебе и на твоём желании вернуться назад. — Желании вернуться? — Ши Цинсюань замолчал, опустив взгляд на Хэ Сюаня. Там, по ту сторону, осталось немало прекрасного, если вдуматься. Там остался Се Лянь с Цзимином, там осталось так много вещей, что некогда Ши Цинсюань безумно любил. Там остался тёплый летний ветер, старый друг, которого Цинсюань бросил, даже не обернувшись на прощание. — Я хочу вернуться, — признался Ши Цинсюань. — Я так сильно хочу вернуться назад. Хочу, чтобы мы все выбрались из этой пустоты. — Смотри, — тихо произнёс незнакомец. Ши Цинсюань несмело приоткрыл глаза; тьма рассеивалась, из крошечной точки света вырисовывались огромные врата — путь обратно. Он поднялся и, взвалив Хэ Сюаня себе на спину, обернулся: — Идём вместе с нами, — позвал Цинсюань. — Наверное, вам тоже хочется вернуться домой.