Наши самые сокровенные мысли рано или поздно станут известны тому, о ком мы думаем чаще всего Авторская цитата
Застенчивые лучи несмелого солнца, чей огненно-рыжий бок чётко виднелся из окон роскошно обставленных покоев, робко потянули свои молочно-белые пальцы к полупрозрачным занавескам, осторожно раздвигая их и беспрепятственно просачиваясь сквозь резное стекло, и уронили на бархатную поверхность персидских ковров ровные полосы позолоченного света. В незримых пределах прямо брошенных отблесков лениво парили мелкие пылинки, неаккуратно сталкиваясь между собой, и без устали кружили в медленном танце под прицелом яркого взгляда восставшего солнца, являющегося единственным свидетелем этого тайного вальса. Словно осыпанные чистым золотом небесные искры бесцеремонно прыгали по узорчатым стенам изысканных апартаментов, порождая игривые блики и рассыпая по пёстрым арнаментам пламенные отсветы, похожие на неукротимое мерцание встревоженный свечей, и в дополнение к общей атмосфере спокойствия и уюта хитро поблёскивали в бережных объятиях дневного сумрака. Всё в этих покоях, от серебряных канделябров до расписной мебели, которой была заполнена погружённая в солнечный водопад комната, представляли явное отражение тонкого вкуса и придирчивых предпочтений их властного хозяина, в эти мгновения стоящего посреди тихого помещения спиной к входной двери, как в ожидании какого-то срочного визита. Его поддёрнутый неизгладимой пеленой мутной тоски серый взгляд неотрывно обратился к распахнутым настежь дверям просторной террасы, где вольно разгуливал дерзкий ветер, и в очередной раз за прошедшие несколько недель затуманился глубокой печалью, непонятной никому, кроме него самого, преждевременно посвящённого в то, что он был склонен считать недоразумением со стороны своего больного воображения. Но всё чаще ему то и дело казалось, будто что-то в обители этого непредсказуемого мира безвозвратно изменилось, как если бы внезапно исчезло самое дорогое, самое главное и ценное, что только имелось в его охваченной неизлечимой болью жизни. Всё чаще он ловил себя на пугающей мысли, что все его потаённые страхи, спрятанные от постороннего вмешательства в недрах израненной души, всё-таки нашли своё олицетворение в чьей-то чужой судьбе, которая, однако, с недавних пор как-будто превратилась в его собственную. Никогда прежде он не чувствовал себя таким потерянным и испуганным, лишённым всякого покоя и какого-либо высшего покровительства, брошенным один на один с непобедимой судьбой, чьи грязные игры сводились лишь к тому, чтобы вновь причинить ему нестерпимую боль. Раздавшийся позади него резкий стук в деревянную дверь заставил его позорно подскачить от неожиданности, поскольку столь громкий шум безжалостно выдернул его из бездонного омута собственных неугодных заблуждений и вынудил впервые за последние минуты слабо пошевелиться, разминая сведённые от долгой неподвижности оцепеневшие мышцы. Несколько раз он усиленно моргнул, прогоняя из тусклых глаз последние следы минувших страданий, и бесшумно выдохнул в попытке собраться, возвращая к себе прежний величественный и чуть дерзкий настрой, присущий ему в общении с любыми незванными гостями. — Войдите! — громко повелел он и сам удивился тому, что его голос не дрогнул и сохранил привычные нотки властной насмешки. Ему пришлось обернуться, чтобы встретить чужака как полагается, хотя достаточно давно он никого не принимал в своей нескромной обители и уже успел позабыть, что это входит в его обязанности. Как только он даровал пришедшему своё высочайшее позволение, тяжёлые двери апартаментов с характерным стуком распахнулись, пропуская за порог державшуюся с завидным достоинством нарушительницу господской безмятежности, и немедленно затворились за её спиной, оставляя обладателя проникновенного взгляда наедине с прекрасной незнакомкой, которую ему вскоре не составило труда опознать. Стройную, аккуратную фигурку юной девушки идеально облегало прекрасное изумрудное платье, в пленительном откровении подчёркивая прелести ярко выраженной талии и обнажённой умеренным декольте белой груди, плотная ткань в обтяг струилась по её хрупкому телу и спускалась в самый пол, безупречно сочетаясь с её сверкающими зелёными глазами, смотрящими чуть свысока и с господской надменностью. Беспордонно пройдясь оценивающим взглядом по представшей перед ним женщине, владелец богатых покоев заставил себя слегка кивнуть в ответ на её вежливый поклон головы, изящно изогнувший длинную тонкую шею, и в умело замаскированном нетерпении уставился на неё, прикрыв ледяные глаза. — Шах Тахмасп Хазретлери, — учтиво и при этом с намёком на поразительное хладнокровие произнесла девушка, без всякой опаски посмотрев прямо в глаза иранскому правителю. — Благодарю, что согласились принять меня. Вы оказали мне честь. — Михримах Султан, — в тон ей отозвался Тахмасп, едва не опешив от подобного проявления демонстративной непокорности со стороны Османской госпожи. Разумеется, он был наслышан о своенравной дочери султана Сулеймана, но даже представить не мог, что её властный характер способен проявиться в присутствии чужого повелителя. — Безмерно рад принимать Вас у себя. Что привело Вас в мой скромный Дворец? Не дождавшись должного позволения, Михримах смело приблизилась к шаху, ни на миг не отрывая проницательного взгляда от его невозмутимого лица, и остановилась прямо перед ним, ощутимо волнуясь перед предстоящей беседой. Несмотря на откровенную уверенность, непоколебимо застывшую на поверхности её кошачьих глаз, от неё так и веяло нарастающим беспокойством, отравляющим царившее в покоях умиротворение едким оттенком смутной тревоги. — Я пришла тайно, — понизив мягкий голос почти до шёпота, заговорила госпожа и воровато огляделась, будто опасалась, что их могут подслушать. — Даже отец не знает, что я здесь. Но я отправилась к Вам не по своей воле, а по просьбе моей давней подруги, Малкочоглу Эстер хатун. Знаете её? «Эстер». Раздражённо встряхнув головой, Тахмасп поспешил разозлиться на самого себя за то, что не сумел скрыть этот предательский оживлённый блеск в своих глазах при упоминании имени той, кому отныне принадлежало его ожесточённое постоянными невзгодами сердце. Как всегда, подумав про прекрасную и отважную Эстер, он возбудил внутри себя необузданную дробь, а по его телу без предупреждения прокатилась безудержная дрожь, бросая его в цепкий озноб и обрывая на полпути недавно тихое и ровное дыхание. Видимо, неподдельное замешательство шаха не укрылось от наблюдательной Михримах, поскольку её сжатые губы тронула лёгкая усмешка, а взгляд приобрёл неожиданную мягкость, вмиг потеплев. — Что с Эстер? — уже не пытаясь извернуться, прямо спросил Тахмасп, наклоняясь к позабавленной госпоже и тревожно сверкая сосредоточенными глазами. Его сердце неумолимо пропустило удар, заставляя всколыхнуть неподвижный воздух прерывистым вздохом. — Иншалла, она здорова? — Она умерла! — внезапно резко выкрикнула Михримах, порывисто поддаваясь к нему, и её пристальный взор приправился настоящим гневом, придающим ей сходство с разъярённой рысью. Внутри Тахмаспа что-то обречённо оборвалось, немедленно погружая скованную необъяснимым возбуждением грудь в ледяную пустоту. — Как, умерла? — в неверии переспросил он, хотя прекрасно понимал, что догадывался о чём-то подобном с того самого дня, когда в последний раз навещал Сиреневое поле. Но теперь, получив неоспоримое подтверждение неизбежного и бесповоротного, шах не мог с точностью осознать, какие чувства бушуют в его обескураженной душе, были то бесконтрольная злость на безжалостного Аллаха или просто слепое горе, вызванное безутешной болью по потери первой и единственной любви. — Что... Что случилось? Охваченная безумной скорбью Михримах словно нарочно тянула с ответом, но по её застланным завесой горьких слёз потускневшим глазам можно было понять, что она старается взять себя в руки, чтобы не разрыдаться прямо перед иранским правителем, чей блуждающий взгляд сам чуть не исказился постыдными слезами, а выражающее отчётливое недоумение лицо вдруг приютило на себе признаки мрачной печали. До сих пор Тахмасп не находил в себе сил и желания окончательно поверить в скоропостижную смерть своей любимой подруги и потому, когда справившаяся с обуревавшими её горестными чувствами госпожа наконец снова обрела дар речи и принялась рассказывать правду о произошедшем, он слушал вполуха, изучая недоступную пустоту безучастным взором. Что ему теперь делать? Как смириться с очередным беспощадным ударом судьбы, принять то, что Эстер покинула его навсегда? Где отыскать стойкость справиться с пожизненной тоской? — Видимо, Эстер знала, что скоро умрёт, и поэтому передала мне кое-что, — завершила своё повествование Михримах и дрожащими от безвучных рыданий руками вынула из дорожной сумки какую-то тетрадь в кожаном переплёте, протянув её шаху. — Это её дневник. Она сказала вручить его лично Вам в руки. Именно для этого я и пришла. Бережно приняв чужое сокровище из нежных пальцев Михримах, Тахмасп в немом изумлении, граничащем с невыразимой признательностью, покрутил потрёпанную ветхую тетрадь, завороженно разглядывая её и пытаясь представить, с какой целью Эстер решила передать эту вещь именно ему. Дневник, казалось, хранил в себе частицу её души, её неповторимого существа, её сломленного страданиями сердца, и берёг внутри себя все самые сокровенные мысли, тайные желания и преступные страсти, мог открыть жизнь воительницы с совершенно другой стороны. В груди Тахмаспа что-то неудержимо затрепетало, когда он осознал, что теперь у него появилась память об Эстер, вещь, смотря на которую, он будет вспоминать свою бескорыстную и искреннюю любовь, отныне он сможет в любой момент перечитать строки из этого дневника и хоть немного обуздать сжигающую его изнутри непреодолимую боль. Эстер никогда не покинет его, останется в сердце Тахмаспа, в его мыслях благодаря тому, что прятал под опшарпанной обложкой её личный дневник. — Спасибо Вам, госпожа, — искренне поблагодарил шах, награждая молчавшую всё это время Михримах посветлевшим взглядом. — Поверьте, для меня эта вещь очень важна. — Я верю, — кивнула султанская дочь, и её мокрые глаза вдруг полыхнули резвым огоньком грустной улыбки. — Берегите его как зеницу ока. Берегите то, что осталось от нашей Эстер. Не сказав больше ни слова, госпожа резко развернулась и в одно мгновение скрылась за дверью, бросив омрачённые глубоким горем покои в звенящую тишину и гнетящее одиночество, послужившее остолбеневшему Тахмаспу отличным условием, чтобы всё обдумать. Решив больше не медлить, он стремительно вышел на террасу навстречу сокрушительному порыву весеннего ветра, оставив позади изувеченное скорбной истомой помещение, и застыл возле мраморных перил, в трепетном предвкушении поглаживая ладонью приятную на ощупь старую кожу. Лишь одна восхитительная мысль успела промелькнуть в одухотворённом сознании шаха прежде, чем он раскрыл дневник и за считанные секунды погрузился в чтение.***
Скромная ночь, ты станешь единственной свидетельницей моего горя. Равнодушная луна, лишь ты одна увидишь мои жгучие слёзы, услышишь мой скорбный плач. Зыбкие тени, только вам суждено наблюдать мои невыносимые страдания и ждать, когда неотвратимая беда настигнет меня. Далёкие звёзды, не узреть вам впредь моих потерянных глаз, моего мечтательного взгляда. Я принадлежу всем вам и одновременно никому из вас. Я живу и в то же время я уже мертва. Нет любви, нет счастья, нет смысла. Есть только боль. Кто же ты, скажи мне? Откуда появился такой таинственный и необычный? С какой целью судьба послала мне твои восхитительные глаза, твою очаровательную нежную улыбку? Кто мы друг другу? Почему мы встретились? Почему не можем забыть? Я пишу для тебя, милый друг. Наверное, сейчас, когда ты читаешь эту запись, я на пути к неизвестному, я близка к концу, о котором должен был узнать лишь один из нас. Мою жизнь уничтожило жестокое проклятье, оно отобрало у меня всех, кого я любила. Но ведь ты такой же, как я. Ответь, разве же ты не знал, чем грозит тебе эта любовь? Разве не думал, на какую участь обрёк меня в тот самый миг, как безнадёжно влюбился? Наши жизни одинаково прокляты, и поэтому теперь я должна умереть. Почему именно мы с тобой? За что нам такая боль, такие страдания? Потому что мы другие, не похожие на остальных, наши сердца наполнены верой и мечтами, желанием видеть то, чего не видят все. Вспомни детские сказки, что читала тебе мать по ночам, вспомни, как самозабвенно ты слушал её и нисколько не сомневался, что тебе рассказывают чистую правду. Вспомни, как, единажды прознав про Сиреневое поле, ты твёрдо убедился, что обязан его отыскать, ты верил, что оно существует. Не только твоё сердце открыто неизвестному и невозможному, не только в твоей душе живёт наивная вера. Мы с тобой предназначались друг другу судьбой, потому что ты похож на меня, а я — на тебя. Вот и раскрыта эта страшная тайна. Всю жизнь я искала тебя, а теперь настал твой черёд покориться своей судьбе. Найди меня, найди на просторах Сиреневого поля, найди там, где рождается смерть и где растут прекрасные фиалки. Обещаю, если ты сделаешь это, если сумеешь отыскать мою потерянную душу, я протяну тебе руку, возьму тебя и уведу с собой, на поиски неминуемого конца. Придёт время, и ты сможешь найти меня. А если нет, тогда я сама приду за тобой.