the brand of heritage

      День одиннадцатый.       Билл не казался дружелюбным, да и в принципе человеком, которому она могла бы доверить хоть что-то, кроме своей безопасности в отеле, поэтому, — после случая, когда она поделилась переживаниями с ним, — она решила, что более так поступать не стоит. Она решила, что зависимость постоянно говорить с ним, возникшая из одиночества, не самое прекрасное занятие.       Поэтому Мэйбл затеяла перестановку в своей комнате, чтобы отвлечься от назойливых и мрачных мыслей и заодно не звонить этому странному мужчине первой. Ей нравилась её комната, но многое кричало о прошлом, которое, — она понятия не имела, — важно ей или нет. Важны были люди, но точно не вещи, притащенные и купленные сюда из её прихоти.       Она содрала плакаты. Эти смазливые певцы и актёры больше не занимали в её сердце так много места, чем когда ей было пятнадцать-шестнадцать лет. Удивительно, что она считала себя ярой фанаткой, имея лишь плакаты, несколько брелоков и пару футболок с названиями групп и фильмов. Возможно, тогда это было круто.       Избавившись от мусора, Мэйбл принялась за перестановку. С трудом передвинула кровать к более тёмному углу, где лучи солнца больше не будут светить ей прямо в лицо, передвинула стол на бывшее место кровати, протёрла его от пыли и минимально обставила его на свой вкус, оставляя компьютер, скетчбук для рисования и вазу с искусственными цветами. Футляр со скрипкой она оставила у подножий стола, ближе к стене, а корзину для мусора переставила к выходу комнаты.       Гардероб перебирать было жалко. Но она сделала это. Выкинула некоторые футболки, лосины, носки, бельё, однако не посмела тронуть ни одно из платьев. Она точно зачарованная двигала вешалки с ними, рассматривая каждое. Отчего-то любовь к ним осталась, сохранилась в ней, несмотря на неприятный факт того, что именно Эдгар тратил на всё это великолепие целое состояние. Корсетные, с V-вырезом и А-силуэтом, с блестящими дорогими тканями и некоторые, вышитые с элементами настоящего золота.       Она потянулась к сиреневому платью с позрачными рукавами и мягким фатином, покрывающим юбку. С любовью затянула каждую завязочку на груди и с нескрываемым восторгом осмотрела себя в отражении зеркала. Она ни капли не изменилась внешне за несколько лет, поэтому смотрелось всё также, как и в день покупки.       Повезло, что в отеле хорошее отопление. По крайней мере она могла себе позволить расхаживать в этом здесь, для себя.       Мэйбл собрала волосы в пучок, прихватила карту отеля, телефонную рацию и спустилась вниз, чтобы выбрать себе очередную скудную консерву, которая звалась и завтраком, и обедом, и ужином. Она выбрала консервированную цветную капусту в томате и быстро съела её, сидя в столовом зале, где раньше кормили гостей отеля.       В пустоте и одиночестве Мэйбл чувствовала себя неуютно и ёжилась, когда за окном раздавался свист пронизывающего ветра. Она повернулась в сторону окна и разглядела, как у его основания со стороны улицы образовывались корки льда. Страшно подумать о том, что снег почти превысил своей высотой её рост.       Билл прав: выбравшись, она бы умерла.       Её взгляд упал на телефонную рацию, но она не могла позволить себе проявить уязвимость перед ним и набрать его прямо сейчас. Она ждала, что он сделает это сам, ведь обычно он набирал её каждое утро. Однако прошёл полдень. Звонка нет. Внутреннее беспокойство колыхнулось неприятным ощущением в груди.       Хоть бы ничего не произошло. Ей бы только выбраться отсюда…       Мэйбл взяла в руки карту, внимательно изучила её.       «Должно же быть хоть одно место, куда ведёт вход в казино. Я и так обошла те места, куда Эдгар запрещал мне ходить, и там ничего нет». — Размышляла она. — «Я понятия не имею где искать. Мне бы хоть одну подсказку…»       Она направилась в комнату Эдгара, чтобы поискать там ещё какие-нибудь зацепки, но остановилась в коридоре, наткнувшись на коробку с неразобранным хламом. Там были старые награды её отца, совершенно незначимые, рваное тряпьё, декорации и… — Полароид?       Мэйбл попыталась включить его. Безуспешно. — Села батарея? — Она прошла мимо комнаты Эдгара прямиком в свою и поискала свой USB-кабель, чтобы зарядить. Прошло около десяти минут. Она зажала кнопку включения, и лампочка загорелась. — Рабочий!       Она, не снимая с зарядки, заглянула во внутренний затвор и нажала на кнопку, благодаря которой поднялась верхняя крышка с электронной лампой-вспышкой. Мэйбл настроила фокус и сфотографировала комнату. С трескучим щелчком, из «шторки» медленно вылезла фотография.       К удивлению, плёнка на месте, да и к тому же имеет свободные кадры. Мэйбл с улыбкой отметила «9» на счётчике кадров. Мало, но она довольствовалась и этим.       Телефонная рация издала сигнал. Мэйбл поджала губы, оставив полароид и дальше заряжаться на столе, и приняла звонок. — Как прошло утро? — Как обычно.       Обыденные вопрос и ответ, которые, подобно маленькой традиции, звучали в начале каждого их разговора. Мэйбл это надоедало. Биллу, наверняка, тоже. Они оба не любили эту игру, но вынуждены в неё играть. — Что нового?       Мэйбл окинула взглядом стол ещё раз. Лампочка полароида всё ещё горела. — Я нашла камеру. Полароид.       Билл проглотил собственное раздражение. Только не говорите, что там есть какие-то фото тех дней, которые он сжёг несколько дней назад. Он не потерпит, чтобы этой дрянной девчонке что-то перепадало просто так, пока она не решит основную задачу, ради которой они здесь собрались. Однако её последующие слова его успокоили: — Но здесь нет фотографий. Плёнка, видимо, была кадров на десять. Одно фото я уже сделала в своей комнате. Не сказать, что разочарована, но… по крайней мере, я могу либо поснимать что-нибудь, либо использовать лампу-вспышку для освещения в местах, где нет света. — Ты ожидала найти там какие-то снимки? — Уточнил Билл. — Воспоминания? — Не совсем. У меня был похожий полароид, но я сломала его, когда мы семьёй путешествовали в горах. Он упал с обрыва, когда я хотела сфотографировать пейзаж с высоты трёх тысяч метров. Я видела, как он разбился, и плакала, ведь там были снимки с первой годовщины отношений с Гейбом. Отец тогда фыркнул в ответ на мои слёзы и выдал что-то по типу «Каждые картины и образы мы храним внутри себя». — Мэйбл немного подумала над этим и добавила: — В каком-то смысле он прав. Сейчас воспоминания о хорошем времени — это всё, что у меня есть, не считая целого состояния в виде проклятого отеля. — Всегда можно создать новые воспоминания. — Моя жизнь сильно изменилась для того, чтобы создавать новые воспоминания. — Ответила Мэйбл. — Не находишь это драматичным? Я рассталась с Гейбом несколько лет назад, и мы даже не успели попрощаться, прежде чем наши пути разошлись. Ни письма, ни смс-ки, ни номера. Ничего. Мои родители и брат мертвы, а друзей, как ни странно, у меня и в помине не было. Иными словами, у меня нет даже фундамента для начала.       Билл не проявил сочувствия, но невольно провёл параллель с собой. По сути, он тоже не был общительным или душой компании. Он тоже жил один, а близкие ему люди лежали глубоко под землёй. У него нет друзей, и он в них не нуждался также, как и она. Он отказывался думать об этом, но не смог игнорировать тот факт, что он и Мэйбл… слишком похожи. — Порой можно начать и без фундамента. Пироника твердила, что когда один фломастер перестаёт писать — ты должен просто взять новый. И даже если это другой цвет, — не тот, что ты хотел, — он прослужит также хорошо, как и тот, которого ты лишился. — Он улыбнулся. Воспоминания о сестре такие тёплые и одновременно печальные, когда он задумывался о том, через что она могла пройти. — Так что не стоит так строго судить о своей жизни. Нет человека, которому легко даётся прожить жизнь. Каждый прилагает усилие, чтобы сделать её лучше. И создать воспоминания в том числе. — Что, если этот фломастер — ты? Сам посуди: ты первый человек, с кем я более менее нормально разговариваю после смерти матери. Согласен ты считаться частью моих воспоминаний?       Билл усмехнулся, зарылся пальцами в светлые волосы. — В конечном итоге я же ничего от этого не потеряю, да и к тому же приятно создать воспоминания с человеком, которого едва знаешь. Я имею в виду, что проще рассказать что-то незнакомцу, чем… кому-то ещё, правда? — Ты на удивление дружелюбнее, чем когда-либо. — Искренне изумилась Мэйбл. — Мне нравится, когда ты говоришь со мной менее грубо, и мы не спорим. — Взаимоотношения работают с двух сторон. Если одна сторона не станет отвечать — вторая рано или поздно сдастся. Ты тоже стала дружелюбнее, Мэйбл.       Она не могла не согласиться, что все одиннадцать дней, что им приходилось общаться, уже не казались мукой. В некотором роде они дружили, пускай это и выглядело для наглядности слишком… наигранно?       Иногда она не понимала что на уме у Билла. Он бывает и добрым, и разговорчивым, а порой и мрачным, резким в словах. Он вроде и вызывал доверие, но в то же время настораживал немногословием. Мэйбл не могла решить для себя, как относиться к нему. Казалось, он из тех людей, кто воткнёт в спину нож тогда, когда и вовсе того не ожидаешь. — Есть какие-то новости по поводу казино? — Нет. Я же говорила, что обошла практически все места, куда мне запрещали ходить, и там нет никаких подозрительных дверей и входов. И прежде чем ты скажешь что-то ещё, я посмею заявить, что и тайных рычагов или волшебных отодвигающихся шкафов там тоже нет, так что… — Она прервалась, испуганно дёрнулась, когда свет резко погас. — Боже мой… Почему сейчас? — Что такое? — Свет. Свет пропал!       Мэйбл вглядывалась в комнату, глаза покалывало от окутавшего её мрака. Время около пяти вечера, а темно в зимнее время, тем более в Хелене, становится довольно рано. От одной только мысли, что весь отель покрыт тьмой, её бросило в дрожь. Она одна. И боится. — Сейчас попытаюсь решить этот вопрос. Минуту.       Она услышала, как Билл начал щёлкать по клавишам компьютера.       Мэйбл нервно озиралась по сторонам родной комнаты, будто призрак Эдгара должен был выползти из ниоткуда и утащить её в преисподнюю за то, что она стала владелицей всего, что он имел когда-то. — Послушай. — Прозвучал голос Билла. — Мне нужно связаться с местным электриком. — Что? Ты отключаешься? П-погоди, так не пойдёт! — Это ненадолго. Я лишь узнаю, как скоро решат проблему. На твоём месте я бы спустился к щитку вниз. Возможно, всего лишь выбило пробки. — Ты шутишь? Там очень темно. — Я наберу тебя сразу, как освобожусь. Попробуй попасть в коридор с щитком через служебное помещение на первом этаже. — Погоди!       Мэйбл схватилась за рацию второй рукой, но Билл уже отключился, и она стиснула челюсти от раздражения. Наощупь обнаружив на столе фонарик, она взяла в руки карту, рацию и вышла из комнаты.       Дверь в конце коридора второго этажа скрипнула и приоткрылась от возникшего сквозняка. Мэйбл замерла в испуге и побоялась выдохнуть, воображая себе страшные ситуации, в которых её, — как в прошлом, — хватают сзади руки мужчин-санитаров. Заставив себя сделать глубокий вдох и выдох, она продолжила идти. Скрипящие под ступнями половицы накаляли её страх, сердцебиение учащалось.       Мэйбл старалась не вдумываться в плохое, не думать о том, что свет мог пропасть по вине какого-нибудь недоброжелателя Эдгара, которому тот задолжал денег ещё при жизни. Хотя странно думать, что у Эдгара не было денег рассчитаться с кем-то. Однако никто не говорил, что он не мог не сделать этого исключительно из своей подлой натуры. Он же всегда любил играть с огнём…       Она вышла к лестничному кварталу и, осветив нижний этаж всего на несколько секунд, схватилась за перила. Она медленно шагала вниз, по одной ступеньке.       И вдруг донёсся какой-то шорох. Шорох, напомнивший звук переворачивающихся картонных коробок.       Мэйбл подняла фонарик перед собой и дрожащими пальцами стала освещать то одну сторону первого этажа, то другую. Никаких признаков шума не оказалось, но… — Кто здесь?..       Ещё один шаг вниз. Второй.       Снова шорох. — Ах!       Вскрикнула, оступилась.       Полетела вниз по лестнице, ударяясь локтями, коленом, плечом. Пускай старые и скрипучие, но крепкие ступени оставляли болезненные следы, когда она ударялась по пути вниз. Она выронила карту, фонарик, но не выпускала рацию. Понимала, что если упустит её, разобьёт, то не сможет ни с кем связаться, выбраться из этого ада.       Наконец остановилась. Ударилась об стену, встретившую её у лестничного разворота. Голова закружилась, она исступленно моргала, пытаясь понять что произошло. Единственное, что понимала — так это то, как сильно её трясло и как неприятно болели некоторые места на теле. Правая нога странно ныла.       «Надеюсь, не сломала…»       Мэйбл схватилась за перила и преодолела вниз оставшиеся ступенек шесть-семь до первого этажа. Что же… нога не сломана, стоять может, но болит, как будто слегка подвернула. — Где носит Билла?! — Прошипела себе под нос и склонилась, чтобы поднять фонарик и карту. Хорошо, что всё прилетело на первый этаж. Не очень хотелось бы вновь подниматься.       Похрамывая от боли в ноге, она медленно передвигалась к служебному помещению, а уже оттуда вышла через другой вход в совершенно незнакомый коридор. Такой же мрачный и пустой. Она шагала вперёд, старательно игнорируя шорохи, раздающиеся над головой, хотя и поклясться была готова, что её сердце вот-вот разорвётся от страха.       Это напоминало чьи-то шаги. Или тот же грохот, когда она поднимается в бельведер и видит, как отлетают куски крыши. Но бельведер в дальней части второго этажа, а не над ней. Разве нет?..       «Что это? В отеле не может быть кого-то, кроме меня. Этого просто не может быть…»       Она остановилась, задержав свет фонаря на одном месте.       Щиток.       «Ну, наконец-то!»       Мэйбл открыла железную дверцу, ища кнопку с обозначением «свет», потому как любых других она и в помине не знала. Потянула её вверх, отключая, а затем вниз, и…       Вздох облегчения. Старые лампы, моргая, осветили коридор.       Мэйбл расстроенно осмотрела синяки и царапины, а особенно испачканную и помятую ткань платья. Часть фатина порвалась, пока она падала, и это расстроило даже больше её ссадин, ведь любое из оставшихся в гардеробе платьев имело для неё значение.       Мэйбл осторожно двинулась в обратную сторону, шипя проклятия. — Билл Сайфер… Агент по экстренным ситуациям и безопасности… Ага! Придурок! Никакой организованности, а ведь требовалось лишь…       Телефонная рация запищала.       «Помяни чёрта». — Я связался с электриком. Он объяснил, что проблема в перенапряжении. Ты выключаешь свет в отеле на ночь?       Серьёзно? — Ты шутишь? Или думаешь, что ничего не боюсь? — Что? — Билл. Я боюсь отеля, даже когда в нём светло. Конечно же, я не выключаю свет на ночь. — Тогда чему ты удивляешься? Пробки выбило из-за того, что все источники света включены. Выруби хотя бы часть, чтобы снизить напряжение.       Мэйбл выдохнула. — Да. Ты прав. — Выходя, споткнулась о подъём. — Ай! — Что случилось? — Ох, ну если тебе интересно — я упала с лестницы! Теперь болит нога, чтоб её…       Она зла и хотела кричать на него, пускай и осознавала, что он ни в чём не виноват, и дело было лишь в её страхах, из-за которых она никогда не выключала свет. По сути, вся проблема возникла из-за неё, но признать это сейчас… нет уж. — Ладно. В любом случае я нашла щиток и перезапустила общую кнопку включения. Вроде как… — Она осмотрела потолок с изящно подвешенными на цепочках люстрами. — Всё работает. Но если ты ещё раз бросишь меня — я не знаю, что сделаю. На связь не выйду!       Билл не сдержал смех. — Мы же оба понимаем, что один из нас сдастся, верно? — Мы не сильно привязаны, как знакомые или друзья, но, пожалуйста… звони почаще. Мне это нужно.       Он хотел бы ответить и припомнить, как она отказывалась говорить с ним в самом начале и как отвергала любую предпринятую им попытку на вежливое общение, но не стал этого делать. На самом деле он изумился её желанию говорить чаще, поскольку до сих пор был уверен, будто она не выносит его и вынуждает себя контактировать из безвыходности.       Билл мысленно возрадовался. Наконец, как он и хотел, они начнут сближаться, как друзья, чтобы легче подобраться к ней и выяснить всё, что ему нужно. Сама идея восторга не доставила, однако он схватит Мэйбл за горло сразу, едва докопается до истины.       Ведь она главный объект его ненависти.       Дочь Эдгара Пайнса.

***

      День девятнадцатый.       Впервые она обнаружила что-то стоящее.       Скромный тайник под кроватью Эдгара, припрятанный меж старых досок. Это оказалась папка, замотанная в пищевую плёнку так, чтобы затмить цвет обложки. Мэйбл чихнула от пыли, осыпавшейся из-под кровати прямо перед носом. Бормоча ругательства, она вылезла из-под кровати и, сложив ноги в позу лотоса, принялась разматывать плёнку.       Папка непримечательная, блекло оранжевого цвета с боковой резинкой. Мэйбл предвкушала, что найдёт то, ради чего находилась в этом жутком отеле, но какого было её разочарование, когда она наткнулась на фото, при виде которых холодела кровь.       Фото матери, с годами утратившей излюбленный Мэйбл блеск в серо-голубых глазах, измученно улыбающаяся. Фото Диппера и незнакомки, обнимающихся на фоне бара. Девушка на каблуках улыбалась, обнимая Диппера так, словно между ними было что-то превыше дружеского общения.       Её тёмные волосы густой волной струились по плечам и груди, а глаза, яркие, янтарные, казалось, смотрели прямо на неё. — Считаю, любовь была вовсе не к азартным играм, а к сыну Эдгара, который был вторым влиятельным человеком в казино. Мне казалось, если она счастлива, то я должен поддержать её и я это делал. Но лучше бы нет.       «Пироника?»       Мэйбл провела ноготком по фото в лёгкой задумчивости. Вновь посмотрела на счастливую с виду пару и загрустила, что уже не сможет познакомиться с Пироникой вживую. Что брат уже не представит ей свою избранницу, и они не проведут вместе время, попивая коктейли в караоке-барах. Диппер обожал подобные места, а потому без сомнений — первую совместную встречу он бы назначил там.       Мэйбл заострила внимание на красных кругах, зарисованных вокруг лиц на фото. И на ней самой. Её фото оказались последними, в самом низу, и на них она не была той самой жизнерадостной девчонкой. На фото её волокут санитары. Лицо осунувшееся и бледное, глаза очерчены кругами, а сама она вырывается и кричит.       Руки задрожали. Она захлопнула папку и зажмурила глаза, заставляя себя дышать.       Это всё позади. Позади.       Она никогда не переживёт это снова.       Эдгар мёртв.       Он не сможет навредить.       Телефонная рация издала знакомый сигнал. Мэйбл не глядя потянулась за ней, приняла звонок, но продолжила молчать в попытках выровнять нервное и частое дыхание. Вскочив, она бросилась бежать в бельведер, к огромным окнам. — Всё в порядке?       Билл вслушивался в частое дыхание, в прорывающиеся всхлипывания, но не донимал новыми вопросами, позволяя Мэйбл прийти в себя. Она остановилась у окон бельведера, дыша полной грудью. Сквозь мелкие трещинки дерева до неё доходил холодок, морозный воздух. Она знала, что успокоится именно здесь, в самом светлом и прохладном помещении отеля. — Я в порядке. — Неуверенно ответила Мэйбл. — Я просто… — Замолчала на несколько секунд, смотря на нескончаемую метель. — Хочу домой.       От масштаба снега, окутавшего отель, паника норовилась вновь захватить её. Глядя на ледяные корки, сугробы и метель, Мэйбл мысленно отсчитывала, сколько ещё ей придётся торчать здесь. В её планах был всего день. Прошло почти двадцать. Почти целый грёбанный месяц. — Прогнозы по-прежнему неутешительные. Боюсь, твоё возвращение затянется. — Билл скрыл злорадство, с которым мог произнести каждое слово. Ему невыгодно отпускать Мэйбл тогда, когда дело пошло в движение. — Послушай. Не нужно паниковать. Скоро всё наладится. — Ни черта не наладится. Ты не знаешь, что было в день, когда выбило пробки! Ты, мать твою, не слышал шагов, что раздавались на этаж выше, прямо над моей головой. Я скоро с ума сойду от страха! Мне плохо, я не хочу здесь находиться ни секунды! — Может, тебе просто послышалось. — Не знаю! Точнее, я не уверена… Я уже ни в чём не уверена.       Между ними воцарилось молчание, но никто не сбрасывал звонок. Мэйбл прижалась лбом к ледяному стеклу, создавая дыханием запотевшие пятна. Билл заговорил спустя несколько минут, отодвинув в сторону почти остывший стакан кофе. — Я с тобой. — Заверил он, заставляя себя говорить как можно мягче. — Понимаю, ты подавлена, и никто из нас не хотел, чтобы ты застряла в этом жутком месте, но нужно успокоиться. Снег здесь не вечен, уверен, ты и сама знаешь. Ты жила здесь долгое время. — Но я не хочу быть здесь до конца марта. — Просипела она, отчаянно сжимая рацию. — Я не выдержу. Я не найду казино. Я никогда не узнаю, что случилось с моим братом и твоей сестрой. — Найдёшь и узнаешь. Мы сделаем это вместе. — Ты не здесь. Ты, чёрт побери, далеко. Где-то в своём офисе.       Билл усмехнулся, отчего Мэйбл разозлилась пуще прежнего, но прежде чем она открыла рот и ответила, он добавил: — Я тоже застрял здесь. На рабочем месте. Есть, разумеется, плюсы в том, что хорошо доплатят за проживание на работе, однако что хочу сказать: ты и я в некотором роде на одном плаву, мы контактируем и боремся с апатией, разве нет? Я пытаюсь сказать, что ты не одна. Я тоже здесь, всегда на связи. И я не скажу, что предлагаю тебе неистовую дружбу, но хотелось бы верить, что ты всё ещё хочешь дружить со мной. — Кто сказал, что я не собиралась? — Наигранно возмутилась она.       На лице невольно образовалась улыбка. — Ты можешь рассказать мне всё. Я пойму.