Изуми Айзава

      Всё её тело болело, а голова раскалывалась от внезапно пробившегося через подобие толстого слоя воды оглушающего гула и грохота. Ей потребовалось как минимум полминуты, чтобы приглушить этот взрыв звуков в своей голове и начать в полной мере ощущать сильную усталость, давящую её на голову во много раз больше, чем раньше.       Да, похоже она всё-таки отрубилась там, посреди этого несколько уничтоженного полигона на горе каких-то обломков. Оставалась лишь надежда, что хоть удалось не поцарапать лицо об это всё. Кое-как заставив себя об этом не думать, Изуми сосредоточилась и обратила всю себя в слух. Пытаясь разобрать хоть что-то, она уловила пару отличных друг от друга, но всё ещё слышащихся слишком глухо голосов.       Открыв слипшееся от грязи и слёзных выделений веко, она сначала зажмурилась, а потом стала с неподдельным интересом разглядывать чисто-белый потолок. О, она снова в лазарете. Почему это уже перестаёт удивлять?       Руками она схватилась за белоснежные простыни, а локти поставила опорой на мягкую поверхность кровати. Вот чёрт, запястье… как вообще можно было забыть о своём главном повреждении и травме, помимо чрезмерного переутомления?       Первая попытка подняться не увенчалась успехом. Нет, даже не так. Изуми совсем не удалось даже оторвать себя от кровати, и она, поморщившись от внезапной боли, обессиленно отпустила светлую ткань.       Так, этот вариант можно отметать, пора пробовать следующий. Всё ещё чувствуя некоторую боль, но уже значительно меньшую, чем раньше, она перекатилась на бок, отличный от того, где была её повреждённая рука, и с небольшим усилием подняла свой корпус, приняв вертикальное положение.       — Дорогуша, ты уже очнулась, — да, теперь она могла отчётливо разобрать голос Исцеляющей девочки       — Ага… Сколько… Сколько я была в отключке? — Изуми посмотрела в глаза стоящей прямо перед ней старушки всё ещё плавающим взглядом.       — Не так долго, как тебе могло показаться. Всего десять минут, — звучало вполне обнадёживающе, ей действительно казалось, что это было намного больше.       — Это хорошо.       — Я вылечила всё остальное, но с твоим запястьем дела похуже будут. Вывих и небольшой закрытый перелом лучевой кости. Я сделала всё, что могла, но на полное исцеление твоих сил бы уже не хватило, поэтому будет болеть ещё некоторое время. Похоже Всемогущий сильно перестарался, раз ты настолько измотана.       — Ну… есть ещё причины. Они, видимо, сложнее, чем кажутся, поэтому я должна буду разобраться с ними, — всё было довольно хорошо, за последние тридцать секунд разговора её разум стал полностью чистым, а зрение прояснилось.       — Конечно-конечно, но пока оставайся здесь, отдыхай, а я схожу проверю нет ли травм у других детей, — героиня закончила разговор и, опираясь на свою своеобразную трость в виде шприца, вышла из этой комнаты в её не очень большой палатке-медпункте.       Изуми молча кивнула и проследила на её удаляющейся фигурой до самого выхода. Усталость всё-таки взяла своё и она даже с наслаждением повалилась обратно в постель. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, её глаз уже успел прикрыться, как вдруг её отвлёк очень резкий и неожиданный голос, исходивший из угла небольшого помещения.       — Очухалась?       — Я... Я думала, ты уже давно ушёл. Разве Исцеляющая девочка не закончила твоё лечение? Она делает это достаточно быстро…       — Я здесь, блядь, могу быть сколько захочу!       Не смотря на обыкновенно грубый и громкий тон, Изуми удалось уловить в голосе Бакуго явную усталость и что-то ещё действительно непонятное. Зачем он здесь? В чём конкретно причина?       Алые прищуренные глаза ещё некоторое время вглядывались в неё и, казалось, проникали в саму душу, прежде чем он вновь решил заговорить.       — Какого хуя произошло с твоей причудой?! — он задал чёткий вопрос, конечно, не лишённый матов. Хотя, по правде говоря, он был совершенно логичным, ведь, исходя их описания своей причуды, которое Изуми любезно преподнесла для Каччана, это не входило не в какие-либо возможные рамки. А самое ужасное, что она сама понятия не имела, как на это в принципе отвечать.       — Я не знаю, — честно сказала она без единой капли смущения или откликов совести, ведь лгать тут было не в чем. — Случилось то, чему я пока не могу дать объяснение. Не, тем не менее, мы победили, а значит это уже только моя проблема.       — Твоя проблема?! Ты, блядь, издеваешься?! Должно было быть что-то вроде силы и взрывов, а вместо этого вылезла какая-то ползучая чёрная херня! Каким хуем я должен это понять и просто забыть?!       — Да ты издеваешься! Я сказала, что не знаю, значит, я не знаю! Я тебе сразу сказала, что всё может из-за этого пойти не по плану, а ты чем вообще слушал?! Задницей! Или ты думаешь, что сразу, как создаётся новая причуда, я сразу знаю, как ей управлять!? Было бы всё так просто, я была бы во много-много раз сильнее!       Она сорвалась. Смертельная усталость, боль и тяжесть во всём теле напрягли её нервы до предела, а теперь… плотину просто прорвало, и всё накопившееся за ней бешенным потоком выплёскивалось наружу, на сделавшего последний удар по ней Бакуго. Изуми уже не могла остановить бурю необдуманных и грубых слов       — Ты видел, чтобы я радовалась или прыгала от счастья, когда эта неведомая сила выплеснулась из моей руки?! Каждый раз при использовании моей причуды, жизнь превращается в чёртову лотерею, откуда я могу достать как счастливый, так и смертельный билет! Ты хоть это понимаешь?! В любой момент может произойти то, что убьёт либо меня, либо людей вокруг, и спортивный фестиваль прямое тому доказательство! Не спрашивай у меня, как это работает, просто уйди от сюда!       Воздух закончился в её лёгких, и Изуми замолчала, тяжело дыша и смотря прямо в лицо Кацуки, которое так и готово было взорваться новым потом оглушающе нецензурной брани, что оно и сделало.       — Я уйду, только когда сам этого пожелаю! А теперь заткнись и послушай меня! Подстраиваться под твои уебанские выходки — это далеко не так легко, как ты думаешь! Я в отличии от Пучеглазого твои мысли читать не умею! Думай о ком-то кроме себя, когда работаешь в команде! Даже я, сука, это понимаю!       — Даже ты!? Смеёшься? Ты всю начальную школу только и делал, что ненавидел меня, о какой команде может быть речь?! Я не понимаю, почему ты вообще решил быть таким любезным, что заговорил про сотрудничество?! А?       — Потому что в один момент ты просто взяла и исчезла! На пять ебаных лет! Твоё имя не числилось ни в одном морге, ни в больницах! Я думал, что уже просто свихнулся и выдумал себе твоё существование! А потом раз, и я вижу тебя в UA, самой престижной геройской академии всей Японии! Понимаешь, о чём я вообще говорю!? А в добавок к этому ещё и являешься приёмной дочерью чёртового про!       Изуми закрыла рот и слабо отшатнулась назад, опираясь спиной о заднюю железную часть кровати. Выразительную зелёную радужку окрасил яркий оттенок смятения и отчаяния, на мгновение заставляя её выпасть из нити разговора. Губы побледнели от прилагаемых усилий и превратились в тонкую полосу.       С трудом возможность здраво мыслить и управлять своим телом возвратились, и молчание тяжело повисло в воздухе, усердно давя на начинающую нагреваться от сумасшедшего количества мыслей голову. Нервно проглотив слюну, она придала себе максимально нейтральный вид и начала говорить.       — Так, значит, понял? — с поддельным спокойствием тихо спросила она.       — Я что ёбанутый по-твоему или совсем слепой! — Бакуго чуть преумерил свой пыл, но его лоб всё ещё украшала вздутая венка. — Думаешь, я просто взял и, сука, забыл то, что увидел!?       — Случись такое, я бы не сомневалась в этом… Ну, раз такой умный, то наверняка должен знать, чем грозит это знание… Ведь так? Или считаешь, что это скрывается просто из-за вредности и прихоти?       Её попытки выглядеть абсолютно спокойной и скрывать бушивавшую внутри бурю, страх и безумие, пока что имели эффект. Что Каччан сделает с этим знанием и почему доселе держал рот по этому поводу на замке? Каковы будут последствия?.. А вернее, насколько они будет ужасны? Она не знала Бакуго настолько хорошо, чтобы ответить на этот вопрос самостоятельно, поэтому всевозможные предположения, возникшие с момента его самого первого слова по этой теме, продолжали поедать её мозг, словно лакомый кусочек, оставляя за собой лишь фрагмент, содержащий бесконечное беспокойство и страх… страх неизбежного.       — Это опасно, не так ли? — теперь его лицо абсолютно спокойно и непроницаемо, лишь одна бровь слегка приподнята наверх. — Из-за того, что он про-герой?       — Да, — даже несмотря на все усилия, её голос всё равно слабо отдаёт неуверенностью и дрожит, но, к счастью, не может отразить все истинные эмоции, потаённые в глубинах сознания.       — Это Айзава-сенсей был человеком, которые спас твою жизнь, когда… не знаю, когда это было, но приблизительно, когда…       — Когда мамы не стало, — без предупреждения вставила она в его речь, не мигая.       — …А потом каким-то хреном стал твоим опекуном. Я прав? — вопрос был скорее риторический, но Изуми всё-таки ответила:       — Да.       — Единственное, чего я не могу приплести к этому всему, так это Пучеглазого ублюдка. Не ебу, как получилось, что он оказался в это впутан, но точно не просто так. Зовут по-другому, — Бакуго замолчал, обдумывая что-то ещё, а Изуми не желала говорить, пока он не закончит.       — И ещё, на будущее, не стоит заниматься такими охуенными делами, как объятья, в чёртовом лазарете, куда, блядь, без проблем может зайти абсолютно каждый, а не даже каждый второй. Для это существует ахуенная херня, мозги называется.       — Что будешь с этим делать?       — С чем? С вашим пиздец каким важным секретом? Хах… Будь кто на моём месте, то стал бы вымогать, шантажировать или пороть ещё какую-нибудь херню. Но…       — Но...?       — Но мне это нахуй не сдалось! Я не собираюсь это никому рассказывать.       — Н-но почему? Почему ты поступаешь именно так?! — голос Изуми дрогнул и превратился почти в истерический.       — Скажи я это, всё пошло бы нахуй к чертям собачьим, да? Так зачем мне хуярить чью-то жизнь в хлам?       — Всё детство ты делал именно это, и глазом не моргнув, а сейчас вдруг стал таким?! Почему?! — она надрывалась в крике.       — Знаешь… в этом мире не одна ты изменилась за пять лет, — объяснил он как бы непринуждённо, но точно подразумевал что-то, что ей не ведомо и неизвестно. Лишь догадки способны прояснить, но время для них придёт, видимо, ещё не скоро.       Успокоить Изуми полностью простое предложение с непонятным и криво примешанным подтекстом не смогло, но сбросило её гнев к планке у нуля, оставляя лишь уже приросшие к ней за последние несколько минут смятение и страх.       Было дело в ней самой, ситуации в целом, упущенном прошлом или потерянном настоящем, она знать не могла. От выплеснутых слов и эмоций её душа казалась опустошённой и выжатой. Ответов больше не стало, а проблема так и плясала у неё перед глазами, вытягивая последние остатки здравого смысла и возможности соображать вообще.       Почему он это делает?       Каковы его мотивы? Не может же всё быть так просто? Оптическая иллюзия, обман, проникновение в голову? Что угодно, но должно же быть объяснение!       Или… или она была настолько глупа и слепа, что не заметила этого с самого начала, ещё со времён её беспричудного прошлого с натянутой личностью глупой девочки? Быть может эта «глупость» никогда не являлось чем-то иным кроме как частью её самой под толстым панцирем её непринятия?       Почему теперь всё стало так сложно?! Мысли превратились в неперевариваемую кашу в её голове, от чего та гудела всё сильнее и сильнее.       Дрожащие ладони с противным хрустом пальцев сжались в грубые потёртые кулаки, покрываемые неприятными мозолями, шрамами и мелкими истёртостями по всей их площади. Локти грубо прижимались к бокам, а плечи несознанно сгорбились и мелко тряслись. Какое ужасное чувство…       — Да, это так, — через добрую минуту полной тишины, разбавляемой только тиканьем механических часов и глубоким дыхание обоих подростков, Изуми осторожно и всё ещё напряжённо продолжила: — Всё то, что ты сказал, - правда, хоть и не полная. А Хитоши… почти по чистой случайности я помогла вылезти ему из отвратительной жизни и найти новый дом, тот который когда-то обрела сама.       — Брат? — тут же тихо спросил он.       — Брат, — подтверждающе вторила она без промедления, но со всё ещё подрагивающим голосом.       — Чертовски логично, если учитывать вашу близость, — Бакуго сделал гримасу, определённо отдающую удовлетворением. Очевидно, он предполагал такой сценарий у себя в голове ранее, но всё же оставался в сомнениях, поэтому, вероятно, и не стал заявлять об этом сразу.       — Можешь быть спокойна в сохранности своих тайн. Я пошёл, увидимся как-нибудь потом, — сказав это, Каччан повернулся к девушке спиной и наотмашь бросил правую руку в знак прощания. Изуми ничего не оставалось кроме как сделать схожий уставший жест и безмолвно пожать плечами.       После всего произошедшего её голова отвратительно болела и раскалывалась, а измотанность только накопилась и продолжала накапливаться в геометрической прогрессии. Всё оказалось чрезвычайно выматывающим. Настолько, что единственное, что она в принципе была способна сделать – это с обессиленным стоном свалиться обратно на подушку и от безысходности всего происходящего окунуться в неё лицом.       — Ааа! — промычала она сквозь зубы, уткнувшись носом в кристально чистую белую ткань, от которой уже тошнота постепенно начинала подползать к горлу.       Я не знаю, что делать… ***       Хитоши стоял молча. Его ноги тяжело и не совсем устойчиво стояли у шаткой стены, а напряжённая спина медленно двигалась в такт его размеренного дыхания. Волосы на затылке буквально стояли дыбом, даже без учёта большого количества и так удерживавшего их геля для укладки.       Всё вокруг стихло, и одним лишь доступным звуком был стук собственного сердца. Это стало невыносимо сложным. То, что сейчас дошло до его ушей, не должно было быть услышано кем-либо никогда, поэтому он чувствовал себя самым отвратительным человеком на свете. Слишком подло, низко, гадко и гнусно, что аж хотелось проблеваться. Нет, он не желал это слышать, не хотел и особенно не старался сделать это намеренно. То, что изначально можно было приписать к случайности, теперь вовсе не было таковым.       А ведь он просто хотел посмотреть, какого состояние его сестры, но потом всё пошло к чертям собачьим. Будучи отвлечённым в своих мыслях, Хитоши, уже схватившись за ручку, понял, что за дверью что-то происходит. И присутствовать при этом он не должен был совсем, но как только громкое « …еёшься? Ты всю начальную школу только и делал, что ненавидел меня, о какой команде может быть речь?! Я не понимаю, почему ты вообще решил быть таким любезным, что заговорил про сотрудничество?! А?» врезалось ему в уши, ноги резко отказались двигаться.       Это была паника, к которой была примешана доля злости и гнева, как он выяснил позже. Противно. Он не желал этого слышать, но также и не мог даже сдвинуться с места, будто подошвы его геройских ботинок намертво приклеили к полу и насильно заставили слушать это. Он правда не хотел… это был личный разговор и выяснение отношений двух людей, знакомых слишком долго, чтобы игнорировать наваливающиеся, подобно снежному шару, катящемуся с горы, проблему и недоговорки.       Тогда каким образом здесь оказался он?       Бакуго был умён. Даже в момент их самой первой встречи Шинсо удалось это понять. За всей этой громкой, взрывной и бушующей личностью скрываются далеко не заурядные мозги. Он является одним из лидеров класса по общим оценкам и, очевидно, увидев произошедшее в медблоке на спортивном фестивале, оказался способным сопоставить некоторые факты и чёртову картинку перед своими глазами. Это всё в совокупности и образовало тот самый разговор.       Хитоши слушал и слушал, и слушал, пока не понял основную суть: Бакуго не собирался уничтожать в пыль его жизнь. А в особенности жизнь его сестры. Тяжело выдохнув, он провёл рукой по взмокшему лбу и, прежде чем окончательно уйти, до него дошли последние фразы, сказанные двумя подростками. Теперь Бакуго знает и о его причастности ко всей этой истории.       Диалог очень явно и открыто подходил к быстро надвигающемуся концу, поэтому, сдерживая своё тяжёлое дыхание, Хитоши поспешил выйти из комнаты, пропитанной его собственным угнетением и гневом. Он просто отвратительный брат.