Изуми Айзава

      — Невероятно… — ненароком сорвался с губ тихий шёпот, пока расфокусированный взгляд неосознанно блуждал по чистой серой стене.       — А? Что невероятно?       — А?! — Изуми подпрыгнула на своём кресле и случайно ударилась затылком о находящуюся прямо позади него стену. — Ты чего пугаешь?! — вскрикнула она, потирая ушибленное место.       — Это я ещё пугаю? Сама сидишь тут с таким тупым лицом и бормочешь непонятно что! — возмутился на её слова Хитоши, до этого спокойно читавший какую-то книгу.       — Да? Серьёзно? — она неверующе наклонила голову набок. — Я что-то бормочу? Правда?       — Да, правда. Ещё и достаточно громко, чтобы я начал сомневаться в твоей адекватности, — с полной невозмутимостью он потянулся рукой к чашке с кофе и с наслаждение сделал аккуратный глоток.       — Ох, прости, — скривив лицо и закатив глаза, она пихнула его ногой в бок, от чего ёмкость с любимым напитком брата чуть не вывалились из его рук. — Если уж я тебе настолько мешаю, то уши закрой. Не видишь, что я вообще-то думаю?       — Ещё как вижу… Вон, аж пар от головы поднимается, — Тоши поставил чашку и указал пальцем ей на голову. — А может, это от того, что ты такая неуклюжая и чуть не расшибла себе макушку к чертям.       — Эй! Я между прочим из-за тебя ударилась! Да и вообще! Ты сбил меня с мысли, сиди да помалкивай!       Изуми в последний раз толкнула его ногой, отчаянно желая попасть по голове, но, к сожалению, это оказалось всего лишь плечо. Вздох от неудачи прозвучал за мгновение до того, как её взгляд снова стал пустым и упёрся в стену. Она снова начала думать.       А думать было над чем… Буквально несколько часов назад ей довелось узнать о тайне причуды, хранившуюся столетиями. Сила, которую можно передавать от человека к человеку… великое противостояние нескольких поколений…       Это удивительно, но всё ещё в какой-то степени невообразимо. Почему он вообще решил ей это рассказать? Вряд ли это было только для того, чтобы поговорить о том, из-за чего она смогла использовать полёт и чёрный хлыст. Только в конце, когда Изуми спросила большую часть интересующих её вопросов, они оба пришли к взаимному согласия, что ей по всё ещё не совсем понятной причине удалось применить причуды предыдущих владельцев Один-за-всех.       Все-за-одного был старшим братом уже много лет покойного самого первого владельца силы, которая спустя много лет оказалась у нынешнего героя Номер 1, а потом была передана третьекласснику UA, Мирио Тогате.       Это была как раз та часть, что не была поведана ей ещё в начале года Незу из-за прервавшего его Всемогущего. Сейчас она вдруг задумалась, а что бы было не прерви тогда герой директора? Насколько другой была бы её реакция? Хотя… в чём смысл размышлять над тем, что не произошло в прошлом, и не произойдёт в будущем...       Изуми захотела протяжно зевнуть, как вдруг её взгляд остановился на застывшей фигуре её старшего брата. Он молча и абсолютно безэмоционально смотрел в книгу, крепко сжимаемую его руками, но его глаза оставались совершенно неподвижными. Они не бегали по строчкам и не читали написанного. Только сейчас она поняла, что за все два часа их молчания Хитоши ни разу не перевернул страницу и даже не переместил вложенную в сгиб закладку. Его тёмный кофе уже давно остыл, а единственный раз, когда брат вообще его касался, был лишь в момент их короткой словесной и частично физической перепалки.       Что с ним не так? Что произошло такого, что он не желает с ней об этом поговорить?       — Эй, что с тобой?       Теперь пришло время для Хитоши удивлённо вскрикивать и, вскидывая руки, смачно биться головой о находящуюся ровно позади него стену.       — А?! — брат уставился на неё, выпучив украшенные тёмными кругами глаза. — Ты зачем это сделала? Месть что ли?       — Месть? Ты серьёзно? Я не настолько глупа. Была бы это месть, всё случилось бы в намного больших масштабах, и ты это точно знаешь и понимаешь, — говоря это, Изуми с трудом сдержала себя от закатывания глаз и очередного пинка Хитоши под рёбра.       — Ну да, наверное. Чтобы без шума, грохота и внимания? Да не в жизнь бы не поверил, — съязвил он, руками показывая, насколько, по его скромному мнению, хотя и по мнению Изуми тоже, ужасным ему виделось возможное будущее.       — Вот-вот.       — Так что ты от меня там хотела?       — Я хотела?.. А да, я хотела… хотела спросить, что с тобой сегодня? — игривое лицо в мгновение ока превратилось в серьёзное и сосредоточенное. Она знала, Хитоши это не любит.       Когда-то давно, слишком давно, чтобы она ещё помнила, с чего всё начиналось, после похожего случая, он признался ей, что в такие моменты он чувствует себя будто в допросной, где именно она играет роль плохого полицейского и со всеми пристрастиями допрашивает провинившегося, чью роль, как не сложно догадаться, играет сам Тоши.       Изуми правда не горела желанием делать это, но что-то ей упорно подсказывало, что просто так брат никогда даже частично не расскажет о том, что заставило его чувствовать себя так.       Скорее всего и Шота не сумел бы добиться от него правды, будь он конечно здесь, а не в очередной раз на ночном патруле после бесконечного «доделывания очень важных дел» в академии, которые были такими же бесконечными, как и их завершение. В последние дни ему приходилось работать в разы больше и усерднее. Было это следствием надвигающегося спортивного лагеря или прошедших не так давно злодейских атак уже хорошо известной для значительной части геройского мира Лиги, Изуми не знала, но слишком частое отсутствие Шоты не могло не разочаровывать.       Лицо Хитоши приняло странное выражение, смешивающее в себе слишком много плохо сдерживаемых эмоций, от чего понять что-то на нём было практически невозможно. Но для того и было это «практически», чтобы Изуми смогла различить в этой каше сильно преобладающее чувство стыда.       — Ну… так что это? — после слишком продолжительного молчания повторила вопрос она.       — Ничего, — быстро ответил он и, состроив каменное выражение, отвернул голову от настойчивых допросов сестры.       — Не держи меня за идиотку! — её губы надулись, а брови сползлись к переносице. — Я не настолько слепая! Глаза имеются!       — Один.       — Один, но он всё-таки же есть. Рассказывай, говорю!       — Ничего не произошло, поэтому и рассказывать не буду, — Хитоши был слишком упрям и отказывался отвечать на вполне обоснованный заданный в лоб вопрос.       Где же он этого понабрался? А… да, точно.       — Врёшь.       — Нет.       — Я же вижу, что врёшь, — но и Изуми отступать была не намерена.       Тишина вновь заполнила просторную гостиную.       — Ла-а-адно, — протянула девушка, скинув со своих колен пушистый плед светло-серого цвета ровно на голову сидящего поодаль чёрного кота, который от неожиданности подпрыгнул на месте и ощетинился, шипя и на Изуми, и на плед одновременно.       — Не хочешь?       — Мне нечего рассказывать.       — Хорошо, — Изуми подняла руки, как бы отказываясь от продолжения этого разговора, но пока замолкать уж точно не собиралась.       — Мне не нравится твой тон… — Тоши стал что-то заподазривать. — Чего ты ещё от меня хочешь?       — Да в общем-то и нечего не хочу, — на лице проскользнула лукавая улыбка. — Просто рассказать кое-что хотела. Забыла я сразу это сделать, после прихода домой, вот сейчас решила. Как никак тебя это касается ровно также, как и меня.       От её зоркого взгляда не укрылось то, как лицо Хитоши в мгновенье стало серьёзнее, а руки приняли более жёсткую позицию, чем-то схожую с оборонительной. Он её боится?       Брат незаметно сглотнул в тот момент, как капелька пота начала образовываться у корней фиолетовых, взлохмаченных и вздёрнутых вверх остатками геля и лака, волос.       — После прохождения экзамена мне довелось довольно откровенно поговорить с Каччаном.       Изуми практически могла видеть сквозь его толстую черепушку, как там начало её не очень долгого повествования стало стремительно складывать разрозненный по закоулкам его сознания ранее пазл. О, там, конечно, должно было быть и лёгкое недовольство. Хитоши никогда не мог он понять, почему даже столько лет спустя после того, что и дружбой то не назовёшь, она продолжала упрямо называть Бакуго старым детским прозвищем.       Хотя Изуми и сама не могла до конца это понять. Это, должно быть, от того, что где-то в глубине её сердца хранилась толика прежней версии её самой до того рокового дня. Она боялась это отпустить, боялась забыть и потерять навсегда в пучине всё прибывающего нового и настоящего, а не утерянного прошлого.       — О чём? — брат постарался сделать как можно более нейтральное лицо, но это получилось откровенно паршиво.       — Оуу… — разочарованно вздохнула Изу. — Не придуривайся. Ты не тупой, уже давно всё понял!       — Даже если это может быть так, я всё равно жду, когда ты уже перестанешь тянуть и расскажешь нормально, — его имитация всё ещё выглядела ужасно, но, когда он поднял бровь, отвечая на высказывание сестры, это стало немного понатуральнее.       — Хватит бубнеть и слушай уже!       — Уже давно готов.       — Помнишь ещё тогда на спортивном фестивале он ворвался в лазарет?       —Как такое забудешь, — он ответил ровным голосом.       — Как и следовало ожидать, он всё понял, — Изуми прикрыла веко и задумалась.       А ведь она сразу поняла, что скрыть от него эту тайну будет нереально, ещё до этого случая, когда, уведя её после занятий, он начал свои расспросы. Очевидно, что он хотел знать намного, намного больше, чем получил тогда, но поведать ему этого Изуми не хотела и не могла. Она не была готова открыться ему.       Только сейчас, когда последние тайны стали ему известны, она могла сказать, что сделала всё правильно, не сказав ничего сразу. Что было бы тогда с ней и с ним? Несмотря на то, что некоторая неуверенность всё ещё колыхалась где-то внутри, почему-то она верила, что Каччан не будет превращать в действительность самые страшные её опасения.       — Я ещё в начале года сказал ему, что живу с человеком, который спас мою жизнь, но тогда он никак бы не смог до этого догадаться. Видимо, того, что он увидел, оказалось вполне достаточно, чтобы понять всё остальное.       Хитоши на удивление слушал достаточно внимательно, смотря ей прямо в лицо, не отрываясь. Он всё ещё вёл себя очень и очень странно: руки продолжали туго сжиматься в кулаки до повеления костяшек, а глаза – намного более покрасневшие, чем обычно, - без единого моргания уставились чуть ли не вплотную.       — Единственное, чего он не смог понять, так это то, как со всем этим связан ты, — Изуми тихо хихикнула и более задорно продолжила. — Хотя это странно. Ты буквально уменьшенная копия Шоты с добавлением фиолетового.       Брат оставался невозмутимым, поэтому, с особенным старанием подавив внезапно появившуюся смешинку, она продолжила с вновь серьёзным лицом.       — Я оказалась слишком уставшей и поглощённой эмоциями… мягкотелой… и сказала всё, как есть. Прости меня, пожалуйста.       После произношения последних слов она опустила взгляд и, не смея смотреть Хитоши в глаза от стыда, отвела его в сторону, где, состроив себе из скинутого ранее пледа подобие лежанки (его настоящая лежала всего в паре метров сбоку), отлично устроился мурчащий от удовольствия Тору. Да уж, его настроение было даже чересчур хорошим по сравнению с остальными присутствующими.       Тёплая рука вдруг схватила её безвольно висящую кисть. Правое плечо внезапно сильно потяжелело и было зажато в сильных пальцах и грузной ладони.       — Это ты прости меня! — он почти кричал, а в его голосе отчётливо отражалась мольба, буквально написанная, нарисованная и как только не отражённая в его глазах.       — Но?.. — Изуми не знала, что и говорить.       — Прости меня. Пожалуйста!       — Что произошло? За что ты извиняешься?! — она взяла его за плечи и, встречаясь взглядами, встряхнула его. — Объясни! Сейчас же!       — Прости… — Хитоши попытался отстраниться, но её руки продолжали крепко удерживать его на месте, не давая никакой возможности сдвинуться.       — Я не буду ничего делать, пока ты мне не скажешь, в чём, чёрт возьми, вообще дело!       Но брат молчал, больше не издавая не единого звука.       — Говори!       Тишина.       — Что же произошло такого, что ты не хочешь мне рассказывать и только просишь прощение? — спросила она уже намного более тихим голосом.       И он рассказал. ***       — Какое интересное стечение обстоятельств, — сладкий тягучий голос медленно и неспешно стал раздаваться в просторном помещении, эхом отдаваясь от полностью пустых стен.       Длинные пальцы элегантным замысловатым движением сплелись в замок, в то время как один стал ритмично настукивать какую-то мелодию явно на старый мотив. Крепкие широкие плечи, обтянутые классическим пиджаком и белой выглаженной рубашкой, на которой лишь одна светлая пуговица у горла, где торчали толстые медицинские трубки, была расстёгнута.       — Удивительно, — слащавый голос заговорил вновь, — что жертва, которую дорогой Томура выбрал для мести и развлечения, оказалась столь интересным экземпляром.       Коварная удушающая только своим видом улыбка угрожающе расцвела на его лице. Стоящий аж в пяти метрах от него доктор съёжился от давящей властной ауры, стремительно расползшейся по помещению.       — Способность создавать новые причуды, словно творец…       Замок расцепился, и одна из больших рук, сопровождаемая тихим звуком шуршания чёрной ткани пиджака и скрипа тёмной кожи дорогого роскошного кресла, была поднесена к лицу и едва ощутимыми движениями провела по рубцовой коже, находящейся чуть выше линии рта, прежде чем лениво подпереть острый подбородок.       — Да… творец.       Угнетающая тишина после его последних слов практически могла разорвать барабанные перепонки, будь её продолжительность хоть на секунду больше. Галантным, таким же тягучим, как и всё в нём, движением он положил ногу на ногу и грубым, но продолжающим быть таким гладким и сладким голосом, он приказал:       — Приведите его.       Тут же за широкой дверью послышалось тихое мельтешение и шорох. Спустя каких-то ничтожных десять секунд они без единого скрипа отворились, и через узкий проход было брошено чьё-то тело. Перепачканная в грязи жертва с местами оборванной одеждой осторожно подняла голову. В больших очках, скатывавшихся с его носа, не хватало одной линзы, а правая дужка была невозвратно согнута под почти прямым углом.       Безобразные рыжие кудри скатались с грязью, пылью и торчащими несколькими ветками в один большой противный, отвратительный комок, лишь отдалённо напоминавший когда-то красивые локоны.       Обрывки изорванной практически в клочья светло-розовой рубашки прикрывались халатом, который был в чуть более приемлемом состоянии. Остаток некогда целого галстука торчал из уцелевшего кармана белого цвета с примесью земли и сточной воды.       Он был жалок.       — Зачем же надо было так сопротивляться? — почти с оттенком удивления зазвучал певучий голос. — А ведь это должно было походить на приятную беседу за чашечкой чая. Что же вы так?       Его собеседник молчал.       — Ну же, садитесь, — рукой, расслабленно опиравшейся на дорогой подлокотник, он сделал короткое ленивое указывающее движение в сторону маленького обшарпанного деревянного стула с треснувшей спинкой перед своим изысканным и богатым, обделанным великолепной кожей цвета грозовых туч.       — Выпьем же чаю, — грозно, но всё ещё слащаво, сказал он вроде бы обычным тоном, в котором совершенно открыто господствовал оттенок прямого приказа.       Кожа доктора покрылась крупными мурашками, а жалкий рыжий молодой человек сильно вздрогнул, прижимая ноги к груди сильнее и поджимая подбородок, но на худых трясущихся ногах поднялся, не осмеливаясь перечить самому воплощению власти и могущества под таким всепоглощающим давлением.       Он преодолел короткое расстояние мелкими дергаными шагами, за время чего часть дряни и мерзости, плотно впитавшейся в остатки одежды, немного осыпалась на идеально чистый пол. Ужас пробрал каждую клеточку его измученного тела, но ничего не последовало, поэтому, стараясь двигаться как можно более плавно и тихо, он дошёл до предоставленного ему места напротив высокой и могущественной фигуры и с ещё большим страхом сел, поднимая расширенные от чистого и самого настоящего ужаса глаза.       — Отлично, — чуть ли не ласковая улыбка обнажила два ряда идеально ровных белоснежных зубов.       Капля пота скатилась по лицу рядом с его, чуть прищуренным от отсутствия линзы, глазом. Страх или ужас – определения слишком слабые, чтобы описать его истинные чувства. Это было тем, что раньше он не мог даже вообразить, не то чтобы придумать подходящее для этого слово. Перед ним с удушающей и скручивающие все внутренности улыбкой, скрестив длинные широкие ноги, одетые в дорогие чёрные брюки и классические лаковые туфли в тон, сидело всемогущее, всевластное, всесокрушающее и абсолютное Зло во плоти.       — Ну же, — и вновь тягучий голос стал заползать ему под кожу гремучими змеями и червями, пробираясь к самому мозгу, где хранилась желанная Злом столь ценная информация, из-за которой запястья его бледных костлявых рук покрывали жёсткие железные наручники, впивающиеся в кожу и оставляющие глубокие раны от каждого резкого движения, что сопровождалось невыносимой болью, отдающей после всех последующих раз всё больше, сильнее и дальше.       — Рассказывай, — одно только слово заставило спутанные волосы на его затылке встать дыбом, но тонкие побелевшие и многократно потрескавшиеся сухие губы не разжались ни на миллиметр.       — Ну же. Рассказывай мне всё, что ты знаешь об этой причуде, — Зло требовало, но ожидаемого ответа так и не последовало. Он ждал, но жалкий, закутанный в свои обрывки одежды парень не произносил ни единого слова.       — Мне известно о твоей крайней осведомлённостью интересующего меня вопроса, поэтому тебе лучше поведать обо всем по-хорошему, иначе это уже не будет приятным мирным чаепитием, — стальное терпение начало постепенно заканчиваться. — Ведь это именно ты своими собственными руками открыл силу, творящую новые причуды, принадлежащей простой девчонке, Ясато Киёши. Открыл и принял активное участие в её развитии. Говори.       Болезненно долгое молчание нарушило всего одно короткое слово:       — Нет.