Одна глупая оплошность

Чонгука, сколько он себя помнит, никогда не привлекали альфы — ни эмоционально, ни физически. Ему по нраву больше хрупкие омеги со сладкими ароматами, аппетитными формами и мягкими голосами, и своё будущее он представлял только рядом с ними так же, как и большинство представителей сильного пола. Чонгук рос в полной, любящей семье, где его с детства учил отец бережному обращению с хрупкими созданиями и тому, что тот должен стать для них поддержкой и надёжной опорой. Альфа-то и сам прекрасно понимал и принимал это, даже не пытаясь перечить. Свой первый поцелуй и первый раз Чон подарил чудесному омеге из параллельного класса, который испытывал к нему симпатию продолжительное время и всеми силами старался завоевать его внимание. Он был весь из себя такой милый: подкрашивал губки розовым тинтом, носил лёгкие блузы и при встречах с Чонгуком вечно делал свой голос более высоким. Альфа долго не замечал его попыток показать свою заинтересованность, ведь он учился в последнем классе старшей школы, всё свободное время посвящая подготовке к скорому поступлению. Но у настырного омеги всё же получилось привлечь его, и на выпускной бал они пришли за руку, ловя восхищённые взгляды в свою сторону. Чонгук был обычным альфой: имел те же заморочки и те же проблемы — ничем не отличался от большинства таких же мужчин. Однако… в какой-то момент что-то пошло не так. В одну из ночей, когда альфа занимался сексом со своим омегой, тому в голову пришла безумная идея: ему захотелось поласкать Чона там, не предупредив о своём желании альфу. А сам Чонгук, не будучи готовым к подобному, неожиданно для себя… ещё больше возбудился. Его член стал без преувеличения каменным, а ноги подкосились, когда чужие нежные пальчики начали мягко входить в узкое нутро. С тех пор и пошло-поехало: каждый раз, мастурбируя, он приставлял пальцы к анусу и вводил сначала один, а потом и второй, массируя простату и задыхаясь от испытываемых ощущений. Ему нравилось, но признаться в этом хоть кому-то у него не хватало смелости. Ведь как это — альфа, сильный пол, тот, кто должен обеспечивать семью, и кайфует от движений внутри себя? Чонгук это прекрасно понимал, оттого и держал всё в тайне, молясь, чтобы никто о ней не прознал. Со временем он решил начать ублажать себя чем-то внушительней пальцев. В ход пошли всевозможные подручные средства: ручки расчёсок, зубные щётки и прочее; и в один момент, когда на роль игрушки ему приглянулась сочная, спелая морковь, альфа совершил одну глупую оплошность: в порыве страсти парень перестал контролировать себя, слишком сжимая анус, и овощ оказался глубоко внутри него — так, что его было невозможно достать самому. Он понимал всю нелепость данной ситуации и не знал, каким образом объяснить доктору, который специализировался на подобных проблемах, почему эта морковь оказалась в таком не типичном для неё месте. Однако, стоя у входа больницы, Чонгук взял себя в руки, решая рассказать всё, как есть. И тогда ещё он даже подумать не мог, что вместо старой аджумы, которой уже всё равно на то, чем занимались её пациенты, в кабинете будет сидеть милый, обворожительный омега, при взгляде на которого Чон незамедлительно потеряет дар речи. Чувство стыда в тот момент увеличилось в трёхкратном размере. Чонгук же сам по себе выглядел классно, особенно в тот момент, ведь он надел чёрную кожанку, что автоматически выкручивала крутость до максимума. Но образ стильного мачо портило лишь одно: морковь, застрявшая в анусе. И когда пришло время рассказать Ким Тэхёну — тому самому обворожительному омеге — истинную причину его пребывания здесь, Чон замялся. Действительно ведь, как он мог не соврать? Доктор бы явно подумал, что у альфы проблемы с головой, раз он занимается подобными вещами. «Споткнулся и упал» — первое, что пришло тогда в голову. И Чонгук даже не подумал, что это могло звучать нифига не правдоподобно, ведь мозг будто разучился адекватно мыслить. У него не было возможности встать и уйти, а ведь очень хотелось; с щёк не сходила постыдная краснота, которую стопроцентно заметил доктор Ким, а тело заторможено выполняло все его поручения, хоть сам Чон и старался унять медлительность. Всё происходило как в тумане: и то, как он прошёл за ширму, и то, как снял брюки с носками, и как неуклюже улёгся на кушетку — тоже. Дикое желание провалиться под землю не ушло и тогда, когда омега начал ощупывать его изнутри и объяснять каждое действие своим — о Боже — приятнейшим голосом, от которого и так больной мозг Чонгука стал подкидывать ему картинки того, как доктор раскладывает его на горизонтальной поверхности. И у него не мог не встать, и из-за этой проблемки ему было страшно сдвинуться с места, ведь он не мог допустить, чтобы Тэхён увидел этот позор. Да и в целом Чон чувствовал себя именно так: унижено и задушено, с игриво тянущим возбуждением внизу живота и пульсирующей от напряжения венкой на лбу. Однако, надежды Чонгука на то, что доктор не заметит его состояние, оказались напрасны; и омега мало того, что не посмеялся над глупым, испытывающим явные проблемы с самоконтролем пациентом, так ещё и сделал то, что окончательно лишило альфу возможности мыслить. Он его трахнул. И совсем не в привычном понимании этого действия, ведь назвать так то, что происходило за той злосчастной ширмой, язык не повернётся. Трахнул омега морковью — его же морковью! — которой до этого любовно ублажал себя Чонгук. И сделал это так хорошо, что у альфы после этого ещё продолжительное время не было позывных в постель. Да и в голове никак не могло уложиться произошедшее. Ведь Чон — альфа, а альфам не должно нравиться подобное. В конце концов, когда Чонгук делал это сам, такие мысли его не особо терзали: никто же не знал об его тайном увлечении — а сейчас о нём был осведомлён Тэхён — омега, перестать думать о котором у альфы никак не получалось. Самое глупое то, что воображение подкидывало ему кадры их полноценного секса, где Чон выступал в пассивной роли — именно так, как он и желал уже на протяжении долгого времени. Очень хотелось прогнуться под чужим телом, чувствовать внутри себя торопливые толчки и испытать, наконец, удовольствие не от собственных фантазий, а от омеги. И именно тогда Чонгук понял, что в его жизни что-то пошло не так.

***

Подняться утром с кровати оказалось для альфы настоящим испытанием, так как всю ночь он не мог сомкнуть глаз, раздумывая о грядущем дне. Его план был предельно простым: встретить доктора в конце его рабочего дня у здания больницы и предложить прогуляться. Ему было страшно до дрожи в коленях получить отказ, ведь тогда и так мизерным остаткам его достоинства придёт конец. Альфа наливает воду в чайник, нервно постукивая подушечкой указательного пальца по столешнице, и переводит взгляд на настенные часы: полдевятого. Значит, ему ещё около семи с половиной часов придётся маяться ерундой, прежде чем пойти на долгожданную встречу с доктором Кимом. Он заваривает себе чёрный чай, отрезает большой кусок варёной колбасы и кладёт его на хлеб, присаживаясь за стол и грузно выдыхая. Волнуется, как мальчик-подросток перед первым свиданием, ей-богу. И стоит умолчать о том, что этот мальчик-подросток перед завтраком хорошенько вымыл себя там, избавившись от лишней растительности, появившейся за неделю воздержания. Ему хотелось выглядеть безупречно, чтобы у омеги не появилось желание над ним постебаться. Поэтому Чонгук и стоит добрых полчаса перед раскрытым комодом, выбирая, что надеть. Его гардероб по большей части состоял из вещей тёмной палитры, но сейчас он желал надеть что-то более светлое, чтобы не казаться чёрным пятном на фоне светлого Тэхёна. Так, натянув серого цвета футболку, поверх неё бело-голубую кофту с принтом статных коней и штаны с разрезами на коленях, альфа встал перед зеркалом, придирчиво рассматривая своё отражение. Под глазами из-за недостатка сна появились тёмные круги, которые он аккуратно замазывает консилером, а затем для ещё большей маскировки надевает очки круглой формы, и улыбается: вот теперь он красавчик. Вылив на себя половину одеколона, перекрывающего его природный аромат — крепкий кофе, который искренне не нравился альфе, так как казался тому слишком горьким для омежьего нюха — и обув молочные кеды, он вышел из квартиры, хлопая дверью. С момента посещения больницы прошла неделя. Неделя, на протяжении которой Чонгук буквально собирал себя по кусочкам и настраивался на то, чтобы прийти туда снова. Но уже не в качестве пациента, а лишь с одной целью: встретить доктора Кима и поблагодарить его за оказанную помощь. Он отвёз свою машину на мойку, перекусил в KFC поблизости, а затем заскочил на работу, забирая оттуда забытую вчерашним вечером зарядку для телефона. По образованию Чон юрист, в нескольких словах: не самое удачное направление, по его мнению, он выбрал — в теории всё казалось довольно радужным, но вот практика подвела. В свои двадцать четыре Чонгук работает бариста в кафе, что находится в одном крупном торговом центре. Альфа всегда был общителен, поэтому подобного рода занятие оказалось ему по душе. Устроился он сюда ещё во время учёбы в университете, и вот уже как три года радует посетителей вкуснейшим кофе. Он балдеет от запаха свежезаваренного американо, нотки сладости в котором так нежно ласкают его носик. Он вообще падок на сладкое и был бы полностью доволен собой, если бы и его природный аромат был таким же приятным. Его можно сравнить скорее с шотом крепчайшего эспрессо, а этот напиток Чонгук никогда не любил. Тэхёна, похоже, совсем не смутил запах альфы, чему он неимоверно рад. В тот момент, когда омега его — Чону до сих пор неловко об этом вспоминать — трахал, горький кофе разнёсся по всему кабинету, заполняя собой каждый угол помещения. Нельзя не упомянуть и о том, как отчётливо был слышен и аромат явно возбудившегося омеги, отдающий душистой фрезией, и альфе кажется, что это сочетание — лучший микс среди всех, что он когда-либо слышал. В четыре часа альфа уже караулит в машине на парковке больницы, не отводя взгляда от главного входа. На соседнем сидении лежат букет тюльпанов, купленный в цветочном магазине по дороге, и коробка шоколадных конфет с вишней в ликёре. Так же обычно благодарят докторов? В любом случае, Чонгук настроен на приятный разговор, а после и на совместное времяпрепровождение. Внизу живота разливается тепло, когда альфа вспоминает об очаровательном омеге, а от мыслей об их скорой встрече на щеках появляется румянец. Чон признаётся себе, что, похоже, действительно запал, раз Тэхён никак не может покинуть его голову. Из здания больницы вышло уже приличное количество людей, однако ни в одном из них альфа не узнал Кима. Чонгук дико накручивал себя, боясь, что он мог ошибиться с днём и прийти в выходной доктора. Если это так, у Чона вряд ли получится приехать сюда ещё раз, ведь и сегодня парень еле заставил себя это сделать. Его ведь легко вывести на чувства — по своей натуре он, хоть и альфа, человек чувствительный и местами сентиментальный. Но везение сегодня оказалось на его стороне: за стеклянными дверями показалась каштановая макушка, отливающая вишнёвым, а затем и сам обладатель этой шевелюры — тот, ради которого Чонгук здесь. Тэхён уже не в рабочем халате, а в обычной, повседневной одежде; на нём светлая, пыльно-розового цвета футболка и серого цвета штаны, на лице лёгкая усталость, но, несмотря на это, он все равно выглядит прекрасно. Альфа улыбается своим мыслям, беря букет тюльпанов и коробку конфет, и выходит из машины. Погода на улице чудесная, как самочувствие Чонгука и его настрой: при взгляде на омегу он поднялся в разы. — Доктор Ким! — с улыбкой окликает, быстрым шагом минуя расстояние. Тэхён разворачивается и, окидывая взглядом всех окружающих, останавливается на альфе, что направляется в его сторону. И у Чона дыхание сбивается, ведь взгляд у омеги удивлённый, пронизывающий до костей. Он не заметил этого в прошлый раз: ему тогда было совсем не до этого — а сейчас сполна ощущает все эмоции. — Доктор Ким, я Чонгук, помните меня? — спрашивает аккуратно, поправляя заправленную в штаны футболку. Ответа и не требуется — альфа и так по глазам видит, что помнит. Тэхён расправляет плечи и приподнимает уголки губ. — Чон Чонгук? — названный кивает, а внутри него разливается тепло. Всё же до одури приятно это слышать. — Надеюсь, в этот раз Вы пришли не потому, что упали на морковь? Чонгук подавляет усмешку. Как-никак, доктор имеет право над этим шутить — альфа сам облажался. — Я хотел поблагодарить Вас за… помощь. Мне очень неудобно, что Вы увидели меня в таком плохом свете. На самом деле… Несчастные попытки оправдаться прерываются звонком чужого телефона. Тэхён, коротко извинившись, поднимает трубку, в то время как Чонгук пытается взять себя в руки или хотя бы собраться с мыслями — тут уж как получится. Похоже, от альфы у него осталось только название, иначе как объяснить то, что происходит с ним, стоит только начать разговор с этим омегой? Чон не может дать ответ на вопрос, почему он становится самой натуральной мямлей, не способной адекватно вести диалог, и почему ему так тяжело сосредоточиться на чём-то конкретном. Аура у Кима, видимо, не располагает к расслаблению, а других вариантов у альфы и нет. Он крепче сжимает букет и коробку конфет в руках, терпеливо дожидаясь, пока из телефона Кима зазвучат гудки. Разговор был недолгий, и Тэхёну или не очень импонировал собеседник, или не было охота разговаривать вообще. Чонгук прочищает горло: — Это Вам. — Немного робко протягивает подарок. И вот именно эта робость не позволяет ему чувствовать себя раскрепощённо, так, чтобы точно быть уверенным в своей способности покорить сердце доктора. У Тэхёна поражённо глаза блестят, он слегка обескураженно принимает букет, утыкаясь в него носиком, и вдыхает полной грудью. Ему точно должно это понравиться. Чонгук протягивает следом коробку конфет. — Вы, наверное, подумали, что я извращенец ненормальный, но это не так! Совершенно! — лопочет альфа. Его голос немного сиплый. — В тот день просто так получилось… Судя по выражению лица Тэхёна и его виду в целом, можно понять, что Чонгук, похоже, выглядит нелепо. Вероятно, большинство подобных пациентов в глазах Кима выглядят именно так — Чону-то откуда знать. Но взгляд у него всё же не доставляет дискомфорта; он не осуждающий или насмехающийся, скорее заинтересованный. Или же альфа просто себя накручивает. — Совсем нет, Чонгук, не переживайте по этому поводу, — для убедительности Тэхён кивает. — Я доктор, и моя обязанность помогать таким, как вы. — «Таким, как вы» звучит ещё хуже, — дует губы Чон. Ким улыбается. — Я не имел в виду ничего плохого. И Чонгук это понимает. Вот только всё равно неприятно, что его приравнивают к остальным, и правда извращенцам. А альфа себя действительно таким не считает. — Знаю, — грузно выдыхает, решаясь озвучить витающие в голове мысли. Сделать это оказалось тяжело, так как у парня от напряжения будто язык отсох, не желая ничего произносить. Вот только медлить, как оказалось, нельзя: Тэхён, вежливо кивнув, прощаясь, разворачивается, собираясь покинуть территорию больницы. Но ведь Чонгук же ещё не успел рассказать о главной причине своего пребывания здесь! И поэтому он, недолго думая, окликает доктора громче, чем ожидалось, и произносит: — Не хотели бы Вы провести сегодняшний вечер со мной? — А после добавляет: — Поужинать вместе? И выдыхает. Молодец, Чон, ты настоящий альфа, если смог, наконец, перебороть трусость. Тэхён же явно в смятении. Омега немного удивлён, и это отчётливо читается на его лице: рот немного приоткрыт, а сам он даже не моргает, смотря то на бывшего пациента, то на букет тюльпанов в своих руках — раздумывает. А Чонгуку эта неловкая пауза давит на сердце, и так бьющееся в бешеном ритме, ведь молчание не способно дать ответы на его вопросы. — Вашего подарка вполне достаточно, чтобы поблагодарить меня, — немного помедлив, отвечает доктор. Чон хмурится. — Мне бы очень хотелось показать Вам, как я признателен за Вашу помощь. Сделать это… лучше. Вы действительно хорошо справились в тот день. Уверенность альфы возросла при виде замявшегося омеги, ведь не ему одному было неловко, и видно это было слишком явно. Чонгук делает шаг навстречу и вопросительно склоняет голову набок, побуждая Тэхёна думать быстрее. Не то, что Чон спешил куда-то — у него-то, собственно, кроме доктора дел никаких и нет — просто слишком долгое ожидание ответа сильно нервировало, а это чувство альфе за последнюю неделю успело хорошенько так поднадоесть. — И как вы планируете показать мне это? — с игривой — игривой же? — ноткой в голосе интересуется Ким, на что Чонгук неоднозначно пожимает плечами: — Предлагаю начать с ужина. И улыбается. Улыбается не только из-за удачно проходящего диалога, но и из-за одобрительного кивка доктора: тот всё же соглашается — и лёгкой походкой бредёт за альфой, что ведёт его в сторону своей машины. Чон, как настоящий джентльмен, открывает ему дверь, перед этим положив подарки на заднее сиденье, и садится рядом — за руль. Они не проронили ни слова, но тишина между ними не была напряжённой, так как каждый думал о чём-то своём: Чон — сосредоточенно ведя автомобиль, а Тэхён — поглядывая в окно. И у Чонгука внутри всё ходуном ходит, потому что получилось — привлечь внимание доктора получилось! И сидит тот сейчас рядом с ним, наверняка давит улыбку в своё стекло, потому что неловко, ведь воспоминания о недавней встрече всё ещё свежи. — Вы не против, если мы перейдём на «ты»? — нарушает тишину Чон. — Совсем нет. Омега ёрзает на сиденье, зажав ладони между коленей, и время от времени поглядывает на альфу. Не сказать, что Чонгук не замечает чужого внимания, и это ему безумно льстит. — Ты любишь японскую кухню? — интересуется Чон. Он сворачивает на узенькую улочку, по обеим сторонам которой расположились маленькие магазинчики и кафешки. — Да, — кивает Тэхён. — Я знаю заведение, в котором готовят вкуснейшие суши. По дороге к кафе они не перекинулись и словом, но зато, когда зашли в помещение, выполненное в изысканном японском стиле, разговор завязался сам по себе. Атмосфера там была прекрасная: в самый раз для того, чтобы избавить друг друга от стоящей неловкости; парни заказали Нигири сет, запивая его баночной колой, купленной тут же, и болтали о всяких мелочах: о погоде за окном, слишком суетливом официанте, а вскоре и о рабочем дне Тэхёна. Как оказалось, сегодня пациентов было как никогда много, и совместная прогулка оказалась очень кстати. — Я действительно не понимаю, почему люди не могут запомнить элементарного? — пережёвывая суши, возмущается омега. — Подручные средства — зло, а они всё суют их себе в анусы, и суют. Главное: потом приходят ко мне с таким невинным видом, будто не они несколько часов назад запихивали в себя всякую фигню. Чонгук задумчиво кивает. — Может, они не думали, что такое возможно. — Конечно, не думали! Вот только когда пациенты приходили ко мне повторно, придумывая ещё более глупые отмазки, моя надежда на их сообразительность угасла. К их столику подбегает официант, забирая использованные салфетки; Чонгук откидывается на спинку дивана и грузно выдыхает от ощущения наполненности в желудке. Аккуратно спрашивает: — Обо мне ты был такого же мнения, когда я пришёл тогда и тоже начал нести чушь? — Знаешь, есть разница между тобой и большинством других пациентов, — говорит Тэхён, повторив позу альфы. Чон выгибает бровь. — Никто ещё не догадался использовать морковь? — Я тебе больше скажу: со всем тем ассортиментом, с которым ко мне приходили, я мог бы открыть собственную овощную лавку, — он давит улыбку, а смех Чонгука, кажется, разносится на всё кафе. — Просто понимаешь, в большинстве случаев ко мне приходят люди в возрасте, осматривать которых… дело не совсем приятное. — Ты хочешь сказать, что… — Впервые за долгое время ко мне пришёл альфа, и он был таким красивым, что я, кажется, потерял голову. Сердце у альфы трепетно забилось в груди. — Потерял голову и сделал то, что до сих пор не смог выбросить из головы. Чонгук промаргивается, вытирая вмиг вспотевшие ладони о штаны. То, что из них двоих именно омега ведёт себя смелее, Чон принял ещё в прошлую их встречу. Вот только сегодня в его планах было не выслушать чужое признание, а самому его совершить — как и подобает настоящему альфе. Он только и может, что выдавить из себя: — Я тоже до сих пор не смог выбросить из головы произошедшее. Тэхён приподнимает уголки губ и встаёт с места, огибая столик. А у Чонгука тахикардия, в ушах стоит гул; он задушено скулит, стоит только Киму положить на его колено ладонь и засунуть пальцы в дырку в штанах. — Раз так, то как насчёт того, чтобы повторить? — шепчет прям в самое ухо. И сердце альфы терпит поражение в бою с разумом, когда его губ осторожно касаются чужие, по-омежьи мягкие и невероятно сладкие. Доктор ведёт себя осторожно, но уверенно, когда одну ладонь кладёт на затылок, а вторую, что до этого лежала на колене, перекладывает критически близко к паху, лишая Чонгука последнего желания жить. — К тебе или ко мне? — ловя ртом воздух, спрашивает альфа, смаргивая нежданную мокроту. Тэхён пальцем очерчивает его скулу, заинтересованно заглядывая в блестящие глазки, и мягко отвечает: — Ко мне. На том и порешили. Дорога домой заняла, по меркам Чонгука, целую вечность, хотя на самом деле не прошло и часа. Он паркует машину у высотного здания с внушительным двором, и дрожащими руками отстёгивает ремень безопасности. Всю поездку рука Тэхёна не переставала поглаживать внутреннюю сторону его бедра, что не то, что не позволяло нормально сконцентрироваться на дороге, так ещё и мозг подкидывал картинки того, чем они займутся по приезде домой. Член Чонгука в штанах настолько сильно затвердел, что, казалось, он вот-вот готов порвать прочную ткань. Альфа уверен, что его запах забился в каждый угол машины, прочно впитался в одежду обоих и захватил разум, не оставляя ничего помимо сильного желания. Чон облизывает губы, поворачиваясь к Тэхёну, и притягивает его за затылок к себе, впиваясь в чужие уста с остервенелым поцелуем. Сразу же начинает обсасывать омежий язык, что будто был создан для подобных манипуляций. — Дотерпишь до квартиры? Или уже никак? — усмехается Ким, отстранившись от альфы. Чонгук словно сквозь пелену смотрит на доктора, заторможено кивая, и они вместе выходят из машины, направляясь к нужному подъезду. Цветы и коробка конфет так и остались внутри. Альфа чувствует себя грёбаным подростком, когда прижимает Тэхёна к его же входной двери, наступая на аккуратно стоящую возле шкафчика обувь, и пальцами грубо очерчивает изгибы желанного тела, задурманенным рассудком пытаясь понять, что ему предстоит сделать дальше. Однако Ким не даёт времени для раздумий: он сам прижимает альфу к стене напротив, звучно стукаясь с ним зубами и оставляя на губах кровоточащие ранки. Со стороны кажется, будто у них противостояние, победителем из которого выйдет единственный выживший, по крайней мере, именно к этому всё и идёт, ведь воздуха в лёгких у обоих катастрофически мало. Тэхён кусает Чонгука за подбородок, хищно улыбаясь, и тянет его в сторону кухни, по дороге врезаясь в дверной косяк. — Хочешь трахнуться на кухонном столе? — хрипло тянет альфа. Его безумно заводит смелость омеги. — Да, хочу трахнуть тебя на кухонном столе. — Ты… — Чона затыкают новым поцелуем. Они будто борются за главенство, и Чонгуку на самом-то деле не тяжело доверить это доктору. Он даже не сопротивляется, когда его сажают на твёрдую поверхность, заставляя раздвинуть ноги, и продолжают напористо двигать губами. — Предпочтёшь морковь, или есть какие-то особые пожелания? — довольно спрашивает Ким, прокладывая дорожку поцелуев от подбородка к шее. — А разве не ты недавно говорил, что ублажать себя подручными средствами — негигиенично? — Какой ты внимательный. — Тэхён засасывает нежную кожу, оставляя на ней багровое пятно, и спускается ниже. — Только не забывай, что я доктор, и если что-то пойдёт не так, я смогу оказать помощь. Он чертовски горяч, когда, заворожённо глядя в глаза альфы, стягивает с него одежду, время от времени позволяя себе касаться губами голых участков тела. Кофта с футболкой были скинуты на пол, и Чонгук приподнимает бёдра, облокачиваясь на локти, чтобы у Тэхёна была возможность стянуть и штаны. — Такой прекрасный, — говорит доктор, отчего Чон, и так до невозможности красный, кажется, уже полностью утратил природную белёсость кожи. — Почему я чувствую себя течным омегой? Ты так странно на меня влияешь, — выдыхает Чонгук, а затем протяжно стонет, стоит Киму сжать его каменный член через трусы. — Милый, привыкай, — хрипло смеётся Тэхён. — Ты же не думал, что после произошедшего я позволю тебе быть сверху? Я же понял, что тебе нравится, когда тебя ласкают там. Он второй рукой ныряет в его трусы, сжимая альфьи ягодицы, и продолжает: — И мне тоже понравилось, когда ты так чувственно стонал подо мной. — Предлагаешь поменяться ролями? — Именно к этому всё и идёт, — Тэхён продолжает улыбаться, стягивая с бёдер последний элемент одежды. Крепкий член стоит в полной боевой готовности, обильно истекая смазкой, и Ким, продолжая мять пальцами мягкие половинки, обводит головку языком, слыша сверху напряжённый вздох. Орган большой: уж точно не поместится во рту у омеги — поэтому он берёт за щёку, лаская оставшиеся без внимания участки ладонью. — Знаешь, — с придыханием начинает Чонгук, вплетя пальцы в локоны Тэхёна; тот перекатывает во рту вкус альфы, вопросительно мыча, — отсосать мне может каждый омега. Я думал, мы, м, будем заниматься кое-чем другим. Ким выпускает член изо рта, хрипло смеясь. — Так не терпится перейти к главному? На утвердительный кивок он отвечает хитрым оскалом, и снова припадает к каменному органу, нежно лаская язычком уретру. Его руки тянутся к пакету, стоящему под столом. — Я давал тебе возможность самому выбрать игрушку на сегодня, но так как ты не сделал этого ранее, решение приму я. А Чонгук-то и не против, он только за: сидит с раздвинутыми ногами, жадно глотая ртом воздух, и со свистом выпускает его обратно, когда Ким демонстрирует ему сочный, спелый баклажан, такой идеальной формы и размера. — То, что надо. Тэхён берёт его в рот, отчего на фиолетового цвета корочке появляются красивые, влажные следы. Чонгук буквально давится, глядя на эту картину, и не может не прикоснуться к себе: он немного сжимает свой член и подушечкой пальца обводит головку, надавливая на неё кончиком. С уст срывается поражённый стон, когда Ким заглатывает почти на половину, и альфа водит рукой вверх-вниз, ни на секунду не отводя от такого горячего омеги взгляда. — Приляг на спину, — тянет Тэхён, а после, когда Чон выполняет желаемое, раздвигает его ягодицы, любовно осматривая анус и гладко выбритую кожу вокруг, и припадает к нему губами. А Чонгук и слова вымолвить не может; он сжимается от приятных ощущений, почувствовав, как возбуждение ещё сильнее ударило в и так порядком задурманенную голову, и негромко вскрикивает, ощутив в себе влажный палец. Никакой боли, лишь растекающееся по телу удовольствие от таких движений. Альфа, да, однако что он может сделать с тем, что подобная стимуляция заставляет внутри всё трепетать? Чон бьётся головой о стол, поджимая пальцы на ногах, хнычет плаксиво: хочется большего. Он же растягивал себя накануне, в нём не узко, но доктор всё равно продолжает делать это медленно, неторопливо, будто не его пациент сейчас умрёт от перевозбуждения. Сам насаживается глубже, старается ускорить темп и показать ему, что он вполне уже может приступить к самому главному. — Тэхён, — шмыгает носом альфа, — я уже не могу терпеть. Внутри целый ураган из эмоций, и два пальца омеги по сравнению с ним кажутся настоящей мелочью. Ким послушно выходит из растянутого ануса, чмокая его напоследок, и тянется к стоящему на тумбе кокосовому маслу. Он отрывает от баклажана хвостик, щедро поливая его вязкой жидкостью, и наклоняется к лицу Чона: — Это именно то, что ты так хочешь? Чонгук промаргивается. — Похотливый альфа. И как часто ты делал это с собой? Я уверен, что после посещения больницы, каждый раз, мастурбируя, ты представлял меня. Он подставляет овощ к нетерпеливо сжимающемуся анусу и круговыми движениями ласкает нежную кожу, дразня. — Я прав, Чонгук? — шепчет прям в ухо. Альфа выдыхает еле слышное: «да». На большее его не хватает, ведь желание быть оттраханным бессовестно подавляет все остальные чувства. — Я не услышал, — издевается Тэхён. — Да! Да, я представлял тебя, — немного нервно отвечает. И после этих слов Ким, наконец, вводит в него баклажан, придерживая овощ кончиками пальцев. Чонгук удовлетворённо стонет, закатывая глаза, и из него всё так же продолжают вырываться несдержанные вздохи, ведь доктор трахает быстро, как и в прошлый раз, да так, что у Чона темнеет перед глазами. Запахи обоих слились воедино, ведь на грани был и Тэхён, до этого и не подавший виду, что он также испытывает дискомфорт. Но сейчас Ким не сдерживается: заводит руку назад и запускает её в штаны, проникая в себя сразу на две фаланги. Чонгук дышит очень часто, повторяя ритм биения сердца; хнычет на выдохах, пока одинокая слёзка скатывается по щеке к подбородку. Он не может понять, от чего именно ему так хорошо, потому что всё, что Чон разбирает за мутной пеленой перед глазами — Тэхён очень быстро двигает рукой и внутри себя, и внутри него, с глупым выражением лица закатывает глаза и то и дело облизывает губы. Чонгук тянется к своему члену, ритмично надрачивая вслед за движениями Кима, и ещё сильнее запрокидывает голову назад. В момент, когда его разум туманит оргазмом, Чонгук уверен: в его собственных глазах, когда они сталкиваются взглядами в эту секунду, красной строкой бежит фраза «Ты именно то, что мне надо». Он плачет от удовольствия и сверхчувствительности внизу живота, когда баклажан — который всё же выскользнул из пальцев Тэхёна и оказался внутри — бьётся о простату. Доктор высоко стонет, наконец, оставив в покое раскрасневшийся анус парня, и насаживается на пальцы, размыто смотря Чонгуку в глаза. — Похотливый альфа, говоришь? — хрипло хмыкает Чон. — А сам-то дрочишь себе, трахая меня. Омега содрогается в оргазме, слабо ударив Чонгука по ляжке, и утыкается лбом в край стола. — Отличное время выбрал для того, чтобы подколоть меня. Говорить сейчас не хотелось от слова совсем — оба уставшие, но очень довольные, судя по их блаженным улыбкам. — Достанете, доктор Ким? — игриво спрашивает Чон, намекая на баклажан, застрявший внутри. Тэхён делает задумчивое выражение лица, будто и правда размышляет, а затем всё же просовывает пальцы внутрь, подцепляя овощ ноготками. Он весь блестит, пахнет сладким кокосом и горьким кофе, что полностью обволок кухню. Омега протягивает ему бумажные полотенца, и сам вытирает руки и запачкавшиеся участки стола. Кухня ещё долго будет напоминать ему об этом происшествии — Ким даже не сомневается. Он помогает Чонгуку натянуть штаны и футболку, а кофта так и остаётся висеть на стуле. — Кофе будешь? — вежливо интересуется Ким, на что получает утвердительный кивок. Альфа присаживается за тот самый стол, неловко бегая взглядом по комнате, и робко интересуется: — Тэхён… что теперь между нами? То, что ему когда-то удастся найти омегу, который примет его с такими странными желаниями, раньше не приходило и в голову. Но Ким, вроде как, не говорил ничего против, даже больше: он сам его дважды трахнул, испытав при этом такое же удовольствие. — А что между нами может быть? Можно ли будет назвать их отношения правильными? Пара двух извращенцев — никак иначе, и если бы Чонгуку раньше сказали, что он будет заниматься подобными вещами — только посмеялся бы в ответ, даже не воспринимая этого всерьёз. — Хочешь быть моим омегой? — спрашивает Чон, но тут же осекается. — Будешь моим омегой? Его серьёзное и максимально напряжённое лицо забавит Кима. Он ставит на стол две кружки с кофе — крепкий эспрессо! — и подходит ближе, тормоша его спутавшиеся волосы. — А ты хочешь быть моим альфой? — Хочу, — незамедлительно отвечает Чонгук. Тэхён дарит ему нежную улыбку, тыкая пальцем в щёку, и впивается в его губы с мягким поцелуем, лаская их своим язычком. И всё же зря Чонгук переживал и думал, что в его жизни что-то пошло не так. Вряд ли бы ему удалось познакомиться с доктором Кимом, не будь он очарован сочной морковью, и у него бы не получилось стать альфой такого прекрасного омеги, одна мысль о котором способна вогнать его в жар.