Амнезия

Я стояла у алтаря с сухим букетом красных роз в руках, острые шипы резали мою тонкую кожу, оставляя мелкие, но болезненные царапины. Павел крепко держал меня за локоть, будто опасаясь, вдруг я убегу. К горлу накатывало удушающее чувство страха и отвращения. А за ними последовала паника, исцарапанные ладони начали мокреть и трястись. – Готовы ли вы, Дарья Фёдоровна, терпеть избиения Павла? Готовы ли вы провести всю жизнь бок о бок с тираном. Готовы ли вы каждое утро пудрой скрывать следы побоев? Готовы ли вы... – монотонно говорил святой отец, поглядывая на бледнолицого молодого человека. С рук выпал букет. Алые розы свернулись, изуродовались. Лепестки отпадали, ломались. – Что же вы так неаккуратно? – Павел поднял сухой букет и поднес мне его, заглядывая в глаза. Правая рука потянулась за кольцом и бросила его на каменный пол. Сорвавшись с места я побежала к выходу из церкви. Отзвук тяжёлых шагов от одних каменных с одной каменной стены отталкивался к другим, оставляя за собой глухое эхо. Задерживаться было нельзя. Я задыхалась но не снизила темпа, кислород бил в горло холодной волной. Сердце я чувствовала как тяжёлое, вязкое тело, которое сжирает мою грудную клетку, обжигая лёгкие. Холодный воздух жёг горло, стопы спотыкались об камни. Все мышцы разболелись, требовали перерыва, кричали об этом. Иначе бы я полетела на неровную брущатку. Жадно хватая воздух ртом я отчаянно хваталась за каждую возможность убежать отсюда поскорее. Мрак, окутавший разум искажал внешний мир, солёный пот заливал глаза. Этот круг ада казался бесконечным. Отвращение стояло огромным комом у меня в груди. Срывая пуговицы с корсета платья я жадно хватала воздух ртом, упиваясь сладостью свободы. На ходу я сняла туфли и оглянувшись, кинула их в сторону церкви. За ними полетела моя длинная воздушная фата и венок из колючих проклятых роз. Разъяренный Павел увидев меня, ещё быстрее рванул в мою сторону. Моя цель была проста и ясна. Её можно было вместить в два слова: сбежать прочь. Впереди стояла карета моего муженька и не увидев другого выхода я приказала кучеру ехать куда подальше отсюда, закрывая за собой двери, свалилась внутрь. Павел только успел подбежать к карете, ухватившись за моё платье, в руке его остался только кусок от него. *** Тяжёлые шторы со скрипом разъехались по сторонам и холодный свет из окна заполнил, мою не менее холодную, комнату. – Дарья Фёдоровна, Вам пора вставать. – крепостная Настасья тихо проговорила, аккуратно, будто с опаской, касаясь моего плеча. Мои сновидения закончились резко. Я подорвалась с кровати, осматривая руки, касаясь щек. Всё было как прежде, никаких следов нет. Так странно.. – С Вами всё хорошо? – Да. Просто сон дурной приснился. Налей мне воды, – отрубила я, указывая на кухоль со свежей водой. Молодая девица налила в стакан воды и поднесла ко мне. Жадно выпивая всё до дна, я размышляла о предстоящем дне. – Настасья, платье где? Когда мы будем собираться? – Платья уже у вас в комоде, с украшениями и фатой. Уже сейчас стоит начать готовиться. Всё-таки, не каждый день замуж выходите, – наивно улыбнулась девушка, чуть склонившись ко мне на носках, всё ещё держа в руках кухоль. Я промолчала. Тихо встав с кровати села к зеркалу и подала ей знак, чтоб она заплела мне волосы. Длительная подготовка длилась вечностью. Крепостные пудрили мне лицо, собирали волосы, в моей голове был целый металлолом. Тугой корсет мешал дышать, пышные юбки ходить, а фата – видеть. Девки крутились вокруг меня, не отходя ни на минуту. Вечно поправляя что-то, предлагая. Когда силы окончательно меня покинули я прогнала их и села на стул. Поглядывая в окно за сухими деревьями я понимала, что с каждым мгновением я всё ближе к этому "знаменательному моменту". Водя пальцами по тёмно-зелёному корсету я с каждой секундой была ещё ближе к окончательному заключению в этом холодном и неуютном дворце. В комнату зашли с коротким стуком: – Дарья Фёдоровна, Павел Алексеевич Вас уже ожидает. Вам стоит поторопиться. Последний раз взглянув на себя в зеркало я вышла из комнаты. Стук каблуков раздавался по всему помесью глухим эхом. Кончики пальцев скользили по перилам, иногда постукивая по головам горгулей. Сделав последний поворот я увидела его. Чуть покачнувшись, я пошла навстречу, даже не пытаясь натянуть улыбку. Подсвечник с многочисленными рожками, расположенными по окружности, погас. Тишина стала невыносимой. – Прекрасно выглядите... – он поправил тёмную фату и заставив меня взять его под руку, направился к выходу. Шаг за шагом, последний раз я имею право выбора. Раз. Карета везёт нас к храму, сопровождая тишиной и стуком копыт. Два. Восхищённые глаза гостей и неуместные пожелания. Три. Священник, читающий монотонную речь. Кольца, колющийся букет в руках и резкий запах свечей, вызывающий тошноту. Крики гостей и начало новой, счастливой замужней жизни. Внутри меня всё сжималось, оставалась только пустота. Цвета тускнели и выцветали. Кольцо ужасно неудобно крутилось на моём пальце и он крепко сжал мою талию, повернулись к гостям, ликуя. Гордый мужчина, алчный. Костлявые руки хололи ещё больше, худой силуэт стал ещё изящнее, ещё более хрупким, невесомым. Острые скулы, по которым играли желваки выпирали ровными и симметричными линиями. Аристократ по натуре, крови, гордился своим происхождением, брав вверх над социальной лестницей. Выше его, разве что, император. Сформировавшийся мужчина отличался хитростью, тщеславием. Подлинная изящность заканчивается, когда он становится одержим своим новым влечением, новой жертвой. Право, увидев его впервые вы бы сразу поняли, что он чистых кровей. Просвечивающиеся вена на виске под тонкой бледной кожей надувалась, предательски выдавая его напряжение и неискренность. Губы скривились в гордую ухмылку. Гости хлопали в ладоши, натягивая свою неискреннюю улыбку. Безнравственные, глупые люди, потерявшие свою особенность в искушении, полном эгоизме и жалком тщеславии. Скучные, неинтересные дамы хохотали, прикрывая свой оскал веерами. Безвкусные шляпки, безсмысленные разговоры. Их речи наполнены только лицемерием, наглой ложью. И самое забавное, что каждая из этих дам считает другую хуже себя. У одной муж тиран во плоти, другая покупает в ломбарде украшения, ещё одна самозванка, сплетница. Эстетические ценности в их голове давно померкли, уступив место чему-то материальному, наполнив их нрав корыстностью. Огромные грехи рождаются в головах этих джентльменов, но в изложению доходят только лестные речи. Парадоксы. Но именно в именно в них и открывается сущность бытия. Ведь если бы каждый из нас, говорил то, что действительно чувствует, думает, мир бы познал новые краски, люди бы познали новые взаимоотношения, а приятелей бы у нас не было. Кучер вёз нас в поместье Шереметевых. Копыта лошадей звонко стучали по брущатке, стало душно, мрачно. Всё стало тёмно-серым. Все окрест было плотно окутано влажным и молочно-белым дымом тумана. Проезжая по мосту были заметны нечёткие очертания судна, высокой мачты и развивающегося флага, по северному верту. Заволокло это в душу что-то тёмное, тягостное. Поёжившись от холода, я почувствовала на своей спине холодные руки, кончики пальцев стремились приобнять меня за плечо. Сердце я почувствовала в горле. Тёмная туча поглотила небо, полностью забрав последние проблески света, заточила солнце в своей темнице. Спохватившись, сильный ветер наклонил карету. Руки Павла прижали меня к себе, словно защищая. Оказавшись у него на плече я чувствовала его свежий запах и громкое сердцебиение. Глубокое дыхание сопровождается периодическими вздохами. Аккуратными, изучающими движениями он поглаживал мою руку, только изредка касаясь моего корсета. На мгновение всё в мире замерло. Остались только он и я. Резкий блик света ударил где-то рядом, отчего дерево вспыхнуло ярким огнём. Языки пламени пробирались дальше по траве. Сухое громадное дерево свалилось рядом с лошадьми. Животные испуганно помчались вперёд, позабыв о кучере, карете и прочих мелочах. Резко, как выстрел прогремел гром, рассеиваясь вдаль. Я закрыла глаза, ожидая конца этого ужаса. Брюнет ещё сильнее прижал к себе и я, ухватившись за его пальто дышала ему в грудь. С неба обрушилась резкая лавина дождя, молнии вспыхивали почти непрерывно одна за другой. Не утихая, гремела в тучах гулкая небесная серенада. И от этого блистания и грохотания трепетно сжималось сердце… Его алые лепестки губы прислонились к моим волосам и небрежно касаясь их, что-то тихо шептали.