Назову звезду твоим именем

      Тишина звоном отдаётся в барабанных перепонках. Я сижу на жёсткой двуспальной кровати, сложив руки на коленях. Не знаю почему, но я не хочу сейчас здесь находиться. Я словно лишняя в этой холодной и мрачной обстановке, которая царит в комнате.       Тёмно-серые, почти чёрные, обои давят на мозг, как и вся мебель из тёмного дерева. И я практически уверена, что моё светлое жёлтое платье вообще не вписывается во всё это. Именно поэтому я чувствую себя не в своей тарелке.       Дима сидит за столом и ковыряется в старой плате пинцетом. Наверное, ещё поэтому я чувствую себя лишней, ведь вообще не понимаю зачем пришла. Просто чтобы посидеть и смотреть на его спину?       Провожу рукой по простыни и снова опускаю её на колено. Несмотря на то, что сейчас лето, ткань безумно холодная. Странно, что я не заметила это как только села.       Из открытого окна дует холодный ветер и редкие капли дождя падают на подоконник с громким стуком, предвещая ливень. Уже темно, а это значит, что совсем скоро мне нужно будет быть дома. Взглянув на часы, я вижу, что уже половина девятого, а мне нужно быть не позже десяти. У меня ещё есть время, хотя я сомневаюсь над тем хорошо это или нет.       Ветер лениво колышет мои длинные распущенные волосы, а по спине пробегает толпа противных мурашек, из-за чего я передёргиваюсь. Обнимаю себя руками и борюсь с желанием уйти отсюда. Мне здесь не место.       Дима отталкивается ногами и стул на колёсиках отъезжает назад. Внутри меня появляется надежда, что сейчас он наконец уделит мне внимание и я перестану чувствовать себя лишней и ненужной. Но этого не происходит. Как и не происходило весь тот час, что я здесь.       В очередной раз обведя комнату взглядом, я замечаю несколько сжатых банок от пива и несколько царапин на обоях прямо над ними. А ещё свежее пятно от остатков напитка. Тело пробирает дрожь. А что, если он сейчас пьян?       Я не раз видела Диму в таком состоянии, но каждый раз мне поскорее хотелось избавиться от его компании, независимо от наших отношений. Терпеть не могу находиться рядом с пьяными людьми.       Желание уйти увеличивается в два раза, и теперь на то есть причина. Я подозреваю, что Дима будет препятствовать этому, но он прекрасно знал о моей неприязни.       Ладно, я тоже дура. Как с самого начала не учуяла запах алкоголя и не ушла? Наверное, потому, что его перекрывал резкий аромат табака, который практически с силой врезался в рецепторы.       Мне это надоело. Я даже сомневаюсь знает ли он, что не один в этой комнате, пусть и сам впустил меня сюда. Я намерена уйти прямо сейчас.       Встаю с кровати и она слегка скрипит, но Дима, кажется, даже не услышал этого, что для меня является маленькой победой. Как можно тише стараюсь подойти к слегка приоткрытой двери. Желания трогать её нет, но я понимаю, что не просунусь в эту щель. Берусь за ручку и медленно тяну на себя, стараясь не оглядываться на Диму. Как назло петли двери тоже скрипят. В этом доме есть хоть что-то, что не издает этот режущий слух звук?       — Уже уходишь? — раздаётся прямо над ухом, и я вздрагиваю. В нос ударяет резкий и противный запах пива. Кажется, меня сейчас вывернет.       Я чувствую, как по спине пробегает холодок вместе с неприятными мурашками. Я не хочу, чтобы он прямо сейчас стоял за моей спиной. Чтобы был рядом. А ещё не хочу находиться не то, что в этой комнате, но и в этом доме. Кажется, всё здесь пропиталось запахом алкоголя и сигарет. Как я раньше этого не замечала?       Отпускаю ручку и практически сразу дверь захлопывается от руки Димы, которая теперь у меня над головой. По какой-то непонятной причине я чувствую себя в клетке, будто я лишена свободы. Хотя, по всей видимости, так и есть, ведь я не могу сделать ни шагу в какую-либо сторону. Тёмные стены только усугубляют ситуацию и только больно давят на голову, ещё больше уменьшая пространство.       — Я… Да, мне пора домой, — непонятно почему тихо мямлю я, а внутри желаю, чтобы он не препятствовал.       Я разворачиваюсь в этом маленьком пространстве и с надеждой смотрю на него. Но его глаза стеклянные и он будто находится не здесь.       — Ты сегодня красивая, — говорит Дима, будто вовсе не слышал моих слов. И в этот раз мне его слова совсем не льстят, как это было раньше. Почему-то теперь все не так, как раньше.       А потом его холодные губы касаются моих и практически сразу он углубляет поцелуй в своей привычной манере. Солоновато-горький вкус касается моего языка, а я хочу лишь одного: чтобы Дима поскорее отошёл, и я имела возможность уйти отсюда.       К моему счастью, он отстраняется, по всей видимости потому, что не получил ответной положительной реакции. Хмурит тёмные брови и, противоположно моим надеждам, прижимается ещё ближе.       Одна его рука опускается на моё бедро и медленно тянется вверх, отчего по телу пробегает дрожь, а в груди начинает расти паника.       Я понимала, что рано или поздно в наших отношениях всё сведётся к сексу. И я была к этому готова. До этого Дима позволял себе лишь шуточные касания, но сейчас я более чем уверена, что это не просто тупые шуточки. И почему-то сейчас я не то чтобы не готова, а просто не хочу. Ни его, ни всего того, что может произойти. Возможно по бо́льшей части из-за того, что он пьян.       — Не переживай, это быстро, — хрипит Дима мне в ухо и к горлу подкатывает ком, который я при всем желании не могу проглотить.       — Дима, — резко говорю я, стараясь не показывать все свои эмоции на лице, и беру его голову в руки, — Пожалуйста, не надо. Ты пьян. Если не хочешь сделать мне больно, то прекрати, пожалуйста.       — Я трезв, как стёклышко.       Он не слышит самого главного. Это я поняла только сейчас.       Его рука двигается всё выше и непривычно холодные пальцы касаются ткани белья и тянут вниз. Я хочу этому препятствовать, но дрожь, которую я так усиленно хотела скрыть, мешает.       — Не хочешь попробовать? — внезапно, будто из воздуха, в его свободной руке появляется белая таблетка, которая будто сияет в темноте, — Уверен, тебе понравится. Ты расслабишься и получишь только удовольствие.       Паника растёт всё быстрее, кажется, ещё немного и выйдет за края моего тела. Дима же утыкается мне в шею и тяжело дышит в кожу. Горячее дыхание будто проникает внутрь меня. Сейчас я в самом деле готова отдать всё, что угодно, лишь бы это прекратилось.       — Пожалуйста, хватит, — опять прошу я, но эти слова снова проходят мимо Димы.       Я стараюсь собрать в себе всю свою силу, пока это не зашло слишком далеко. И в следующий момент моя нога врезается в его пах и Дима недовольно шипит и матерится.       Это даёт мне фору. Дима отшатывается назад, мелькает возможность открыть дверь и уйти из комнаты, что я стремительно делаю. Но непонятный страх всё равно остаётся внутри меня и не исчезает даже когда я выхожу на улицу.       Дождь бьёт прямо по лицу, но я не останавливаюсь. Хочу поскорее убраться отсюда, пусть вроде как ничего смертельного и не произошло. Холодный ветер дует против бега, но мне уже всё равно.       Как назло дом находится в самом конце участка, и расстояние, разделяющее меня и некую свободу, кажется огромным. Почему-то хочется плакать, но я старательно держу себя в руках.       — Сучка! — слышу я голос Димы со стороны дома и борюсь с желанием обернуться, — К новому хахалю бежишь, да? Грёбаная шлюха!       Дальше я не слышу. Слова болью врезаются прямо в сердце и теперь я не могу сдержать те накатившие слёзы, которые буквально душили все это время.

***

      Просыпаюсь я резко и неожиданно. Только спустя несколько секунд мне удается выровнять дыхание и примерно в этот же момент приходит осознание, что это был просто сон. Просто. Самый обычный. Сон. И ничего более.       А потом, когда дымка дремоты начинает медленно пропадать, я чувствую резкую боль, которая ударяет прямо в виски́. Сажусь на кровати и двумя пальцами каждой руки тру точки, от которых исходит пульсирующая боль, распространяющаяся по всей голове.       И только когда она становится меньше, я понимаю: я одна в данной комнате. И, скорее всего, это к лучшему. Во всяком случае, мне удается избежать вопросов по поводу кошмара, ведь более чем уверена, что не раз крутилась в кровати. Ну а потные лоб и спина и валяющееся на полу одеяло — лишь посредственность.       Опускаю ноги на пол, который приятно холодит кожу, и только тогда замечаю на столе таблетку и полуторалитровую бутылку воды. Если это сделал Данил, то я готова ему поклоняться.       Только взглянув на живительную влагу, я почувствовала насколько сухо у меня во рту. И первое, что я делаю, вместо принятия аспирина, — это несколько огромных глотков. Приятная прохлада проходится по телу и сразу становится чуть легче жить в этот момент.       Только потом замечаю, что на улице едва начинается рассвет и включаю тёплый свет над столом, который сразу же режет глаза. Закидываю таблетку и запиваю её ещё несколькими большими глотками, полностью опустошая бутылку.       Аспирин действует только минут через пятнадцать, и за это время я чуть ли не на стенку лезла от головной боли и сухости во рту. Обнимаю руками и ногами одеяло и, наконец, боль медленно отступает. Пульсации становятся всё реже, а я облегчённо выдыхаю. Рецепторов касается почти невесомый запах табака, и я сильнее сжимаю в руках одеяло.       Я помню всё. Абсолютно всё, что происходило вчера. И на удивление я не чувствую смущения или стыда за свои действия. А ещё ни капли не жалею об этом.       Переворачиваюсь с одного бока на другой вместе с одеялом и не замечаю, что была на краю кровати. С грохотом падаю на пол и чуть ли не вою от несправедливости. Ну что за жизнь-то такая? Сейчас ещё и весь дом разбужу, вообще отлично будет.       Лежу на полу минуты с две, а потом дверь приоткрывается. Поднимаю голову и в лицо светит яркий экран телефона с какой-то перепиской. Ну, естественно, это Кузнецов. Вспомнишь солнышко — вот и лучик, блин. И всё из-за него же. Ладно, упала я не из-за него, но это последствие выпитого вчера пива!       — Ты в порядке? — раздаётся хрипловатый голос, и я сильнее сжимаю одеяло.       — Лучше всех, — отвечаю и снова утыкаюсь лицом в одеяло.       Слышу тихие шаги и чувствую, как руки Кузнецова обхватывают мои предплечья и тянут вверх. Даже не сопротивляюсь, когда его ладони спадают на мою талию, а затем сажают обратно на кровать. Не могу понять почему так, но я просто не могу воспротивиться. Может, стоит ещё немного поспать или что?       — Таблетку выпила? — в ответ я киваю, стараясь проглотить появившийся в горле ком, — Хорошо. Как давно?       Только сейчас я замечаю, что Данил без футболки. Уголки губ дёргаются вверх, формируя подобие улыбки. Правда, не знаю почему, но хочется, чтобы подобные ситуации были привычными.       — Минут двадцать назад, — сипло отвечаю, всё-таки пересилив себя.       — Значит уже должна начать действовать, — я снова киваю и Данил, к моему сожалению, встаёт.       Приятное тёплое чувство испаряется, словно его и не было, хотя он ещё не ушёл. Руки Кузнецова опускается на мои щёки, заставляя меня теперь поднять голову и взглянуть на него. Мне не хочется, чтобы Данил уходил. Но тем не менее я не стану его останавливать, ведь он и так сделал слишком много.       Серые радужки глаз красиво переливаются на тёплом свету лампы, и я внимательно рассматриваю их. По какой-то неведомой мне причине, уголки моих губ тянуться ещё выше, а улыбка становится шире. Это глупо, да? Всё то, что происходит сейчас — безумно глупо с обеих сторон, и я это прекрасно понимаю. А ещё я прекрасно понимаю, что не в моих силах это остановить.       — Ты может и выспалась, но твой организм явно нет. Поэтому приляг на пару часов, — Данил наклоняется и его губы слегка касаются моего лба, отчего ушедшее тепло на мгновение возрождается и проходится по телу.       Когда дверь прикрывается с тихим скрипом, режущим уши, я поднимаю одеяло с пола и обратно укладываюсь в кровать. Опять обнимаю его руками и ногами, но в этот раз точно убедившись, что лежу не на самом краю.       Я не знаю, что со мной происходит. Не знаю по какой такой причине я влюбилась в Кузнецова. Не знаю чем это всё закончится. Но знаю на все сто процентов, что снова наступаю на одни и те же грабли и, возможно, в этот раз будет ещё больнее, чем год назад.

***

      Кузнецов оказался прав, когда опять отправил меня спать, иначе сейчас у меня было бы состояние дохлой лошади и не поливала бы малину, а спала бы в ней лицом к земле. Хотя, возможно, это было бы неплохо, ведь здесь есть хоть какая-никакая тень, в отличие от остального участка.       Данилу повезло намного меньше, потому что он поливает картошку, а там даже намека на тень нет. А сейчас два часа дня — самая жара. Но он на удивление сейчас проявил инициативу, ещё и маме предложил, чтобы я помогла. И я помогаю: поливаю малину. Пока что из тени выходить не хочется, и в сомневаюсь, что это желание появится. Малину залью, зато не получу солнечный удар.       Вообще с того момента, как Данил ушел из моей комнаты в четыре утра, мы ещё ни разу не разговаривали. Проспала я до девяти часов, а всё остальное время просто особо не пересекались, разве что только за завтраком и сейчас. Я не из тех девушек, которые считают, что первый шаг всегда должен делать мужчина, нет. Но сама я почему-то не начинала никакого даже самого тупого разговора. Мне было просто неловко, и я не могу понять почему, потому что этого странного чувства не было ни вчера вечером, но сегодня ранним утром. Хотя было бы странно, если бы вчера оно было.       Я зависла в своих размышлениях, и ничем хорошим это не заканчивается: вода вытекает да пределы грядки, а земля вокруг корней размыта. Мама узнает — точно убьет. И в такие моменты я иногда задумываюсь над тем, что смерть от жары — не такой уж и плохой исход.       Кусты малины заканчиваются, к моему превеликому сожалению, и мне приходится покинуть тень, хотя желание просто упасть на землю и лежать все ещё имеется. А Кузнецову, как мне кажется, вообще всё равно: хоть двадцать, хоть сорок градусов на улице.       Направляю шланг с распылителем на мамины любимые розы возле уже политой Кузнецовым картошки. Если ещё и их залью — то мне точно конец. И не факт, что самый хороший и быстрый. А вообще зачем сажать розы рядом с картошкой, так ещё и в самом конце участка?       Внезапно в ноги меня сильно ударяют капли воды, а я резко разворачиваюсь, чуть ли не упав спиной на цветы. Да, было бы просто замечательно, если бы я ещё и спину всю исполосовала. Это была бы моя расплата за немного размытые корни.       Я, если мягко сказать, не ожидала увидеть рядом со мной Кузнецова, ведь до этого он находился в рядах десяти от меня. Начинаю сомневаться, что он не умеет телепортироваться. И из-за этой неожиданности я совершенно случайно не успела убрать шланг и практически полностью облила Данила водой.       Практически сразу футболка прилипла к его груди, выделяя рельеф. Клянусь, я правда пыталась смотреть ему в глаза. Вот честно. Но мой взгляд постоянно метается туда-сюда, и мой разум ничего не может с этим сделать.       Но каждый раз, когда я поднимаю взгляд к его глазам, замечаю в них странный озорной огонёк. Это одновременно пугает и интригует. Он явно что-то задумал, но мне пока не удаётся понять что именно.       Долго думать мне не приходится. Кузнецов резко поднимает шланг и капли воды бьют по телу, пропитывая одежду. Я зажмуриваю глаза на всякий случай, но облегчённо открываю их, когда поток воды прекращается, так и не достигнув лица. Ладно, заслуженно, даже спорить не буду.       — Теперь мы квиты, — смеётся Кузнецов, и всё-таки снова поднимает шланг и вода бьёт прямо в лицо.       И с этого момента я имею полное право мстить, потому что я остановилась только на одном теле, не трогая голову. Так что я тоже поднимаю шланг, перебивая его поток своим.       В прямом смысле этого выражения отскакиваю вбок, а потом вперёд, пытаясь уйти от роз, а то падать в них у меня желания всё ещё не появилось. А Кузнецов следует за мной, стараясь не увеличивать между нами расстояния, всё также высоко держа шланг, как и я.       Если быть честной, то моментами я даже была не против. Ну во-первых, это довольно весело, а во-вторых, хотя бы не так жарко. Правда не против только тогда, когда Кузнецов не направляет распылитель прямо мне в лицо.       Ещё делаю несколько шагов назад, покидая дорожку между розами и картошкой, и неожиданно спотыкаюсь и какую-то палку, торчащую из земли. Шланг буквально вылетает из руки и я падаю назад прямо в огромное широкое железное ведро литров на тридцать. Ну хоть не в розы, уже облегчение.       Больно ударяюсь копчиком, а Кузнецов смеётся. Нет, ну дебил же! Красивый, но дебил.       — Эй! — практически кричу я, и Данил опускает шланг примерно в то же место, что и я. Да, мамины розы точно не останутся в живых после сегодняшнего дня, чувствую, — Поможешь подняться?       Кузнецов с ухмылкой смотрит на меня. Самой мне встать точно не удастся, а если и получится, то для начала мне придётся стать черепахой. И как они живут так всю жизнь? Это ж неудобно. Перевернёшься — хрен поднимешься.       — Я подумаю, — и разворачивается. Ну что за человек!       За несколько недель жизни с Кузнецовым под одной крышей я поняла как минимум одну вещь: его настроение — вещь вообще непредсказуемая. То он может быть лапочкой, то вредной задницей. И иногда это бесит, например как сейчас.       — Значит, когда не надо, то пожалуйста, а когда попросишь, то «сиди, Алёна, подыхай на солнце до самого вечера»? Ну спасибо!       Пытаюсь сама встать, но когда ведро тянет назад, понимаю, что это бессмысленная идея. Нет, мне что, в самом деле здесь до вечера сидеть, пока не приедет папа? Я на такое не согласна!       — Если потом поцелуешь — помогу, — ещё и условия ставить пытается! А я, между прочим, из-за него и оказалась в таком положении. Ну вообще по большей части из-за своей невнимательности, но он же начал все эти «водные бои».       — Только в щёку!       Кузнецов смеётся, но всё-таки возвращается и хватает меня за протянутую руку. Тянет на себя и копчик начинает болеть ещё сильнее, когда я выпрямляюсь. Но я хотя бы свободна.       Но даже когда я уже ровно стою на ногах, Кузнецов не отпускает мою руку из своей. По всей видимости он ни капли не шутил. И мне даже не удаётся понять против я или нет.       Поднимаюсь на носочки и коротко целую Данила в мокрую щёку. Практически сразу отстраняюсь, но он не отпускает мою руку, а озорной огонёк в его глазах словно по щелчку сменился на что-то иное.       Всё происходит слишком стремительно. Впрочем, как и в те два раза.       Данил наклоняется и его губы буквально впечатываются в мои. В момент мне становится абсолютно всё равно на всё, что происходит вокруг в этом мире. Одна его ладонь, не держащая сейчас мою, легла мне на затылок, притягивая ближе.       Внутри загораются тысячи сияющих искр, которые и не думают потухать. Этот поцелуй намного крепче и жёстче предыдущих, но не менее сладкий и приятный. Свободная рука будто по инерции легла на его плечо, словно там и было её место.       Лёгкие горят, впрочем как и всё моё тело. Я снова и снова сгораю изнутри, не оставляя места ни чему другому, кроме желания.       Но я отстраняюсь. Против своего желания, но во имя здравого рассудка. Рука спадает с его плеча, но я не спешу отступать назад. Просто смотрю ему в сверкающие на солнце серые глаза, пытаясь найти в них ответ.       — Что происходит? — тихо спрашиваю я, словно меня кто-то посторонний мог услышать. Шум воды перебил меня, но я особого внимания на это не обратила.       Кузнецов вопросительно поднимает правую бровь и мимолётно сжимает мою руку, которую так и не выпустил из своей. А я всё ещё внимательно продолжаю смотреть на него, ища ответа на его лице.       — Ну если в мире, то коррупция, санкции, а ещё скоро летние Олимпийские игры в Бразилии и… — я пару раз хохотнула, перебивая ход его мыслей, — Или в каком плане, морковка? Выражайся конкретнее.       — Что происходит между нами? — выпускаю весь воздух из лёгких, ожидая ответа.       Буквально минуту мы стоим и смотрим друг на друга. Как-то по-серьёзному, словно сейчас решается судьба целого мира. Фактически так и есть: решается судьба моего внутреннего мира. Расцветать ему или увядать.       — Не знаю, — отвечает Данил и отпускает мою руку. Я тяжело вздыхаю и горло сдавливает непонятное чувство, — Но я точно знаю, что влюблён в тебя.       А потом он резко разворачивается и идёт в ту же сторону, куда шёл, когда я упала в ведро. Серьёзно? Просто возьмёт и уйдёт после подобных слов? Ну может быть для него говорить их дело привычное, но для меня — нет. И именно по этой причине я стремительно иду следом. Если я сейчас не разберусь, что мне со всем этим делать — то наверняка буду жалеть.       — Куда ты идёшь?       — Воду перекрыть. Или ты хочешь всю деревню затопить? — теперь в его голосе я не слышу такой привычной усмешки.       Останавливаюсь, оборачиваюсь и буквально застываю на месте. Место, где мы стояли, и всё рядом размыто. И в это «рядом» входят ещё и мамины розы. Отлично, просто прекрасно! Интересно, насколько долго мама будет мучать нас перед смертью?       Слышу скрип крана, и один из шлангов начинает уменьшать напор воды. Но ситуацию это никак не спасёт. Можно как-нибудь и куда-нибудь сбежать отсюда? Всё-таки мне ещё хочется немного пожить, можно хотя бы года два.       Поток воды прекращается полностью и я выдыхаю. Ну хоть ситуация не усугубится.       Чувствую тёплое дыхание Кузнецова у себя на затылке и хочу развернуться, но слишком маленькое расстояние не позволяет мне это сделать.       - А что насчёт тебя? - его тёплая рука касается моей талии и мокрая ткань футболки ещё сильнее прилипла к телу, - Ты же тоже влюблена в меня, я прав?       - Возможно... - отвечаю я ровно в тот момент, когда его горячие губы коснулись моей шеи.       По телу пробежала приятная дрожь и в животе завязался тугой узел. Данил лениво провёл губами от скулы до ключицы и обратно, каждый раз пуская по телу толпу мурашек. Рассудок снова помутнел и, кажется, одна половина мозга точно отключилась. Сердце быстро забилось в груди, а кровь в венах стала закипать.       - А если подумать? - но думать я не могла. Кажется, я вообще ничего не могла, кроме как сдавленно ответить "да".       И в следующий момент он разворачивает меня в своих руках и целует. Всё так же крепко, но в этот раз более чувственно. Его рука касается моего подбородка и тянется вверх, ложась на щёку.       Но к моему сожалению он вскоре отстраняется, но руки не убирает ни с талии, ни с щеки, оставляя меня в своих объятиях.       - Ну значит теперь ты в самом деле моя девушка, - говорит Данил, заправляя мокрую прядь волос мне за ухо, а я улыбаюсь.       Мне хочется спросить о многом. Например о чем он разговаривал вчера с моей бывшей одноклассницей, или из-за чего он недели две назад подрался с Димой. Но все мои мысли и незаданные вопросы прерывает новый головокружительный поцелуй.       И на данный момент я по-глупому счастлива, словно произошло самое великое событие в моей жизни. Хотя, возможно, так и есть.