Дух зверя, дух безумия

У Олега восхитительно дрожали бедра. У него абсолютно срывало замки и цепи, когда наслаждение затапливало. А Волков уже плавился в неизмождении после второго оргазма. А ни Птица, ни Сережа даже не приступили к основному действу. Сережа любил измываться над любовником. Птица обожал его доводить, делая из сильного крепкого хищника скулящего щеночка. Золотой взгляд скользнул по искаженному лицу мужчины, продолжая покусывать и вылизывать внутреннюю сторону бедер, крепко удерживая разведенные ноги. Ладони лежали поверх таза, ощущая, как вновь и вновь прокатывается под кожей спазм крепких мышц. — Знал бы ты, насколько потрясающий, — почти урчит Птица, потираясь щекой о наливающиеся кровью синяки. — Послушный волчонок. Он провел когтями длинные неглубокие борозды по ногам, следом по ним двигаясь языком. Олег заскулил, заметавшись по простыне, хватаясь пальцами за ткань. Но не отодвигался, не сжимался, не пытался трогать. Отдался на волю этих двоих, надеясь на их милость. Милости пока не было. Только сладкая пытка, которая все не заканчивалась. Он готов был молить уже своих мучителей, но держался. Лишь поджимал крепко губы, дикими глазами глядя на Разумовского. А тот, сменяя главенствующих, снова и снова утолял свою жажду. Они оба были без ума. Упивались своей властью и реакциями чужого тела. — Господи, как я тебя люблю, — прошептал Сережа, целуя мужчину под коленкой, нагло задирая чужие ноги. Олег умудрился покраснеть, хотя смущение и так его затопило. Сердце Разумовского трепетало от воодушевления и нежности к этому мужчине. Он не лукавил и не лгал — действительно любит. Любит каждый шрам, каждую родинку, каждую морщинку, каждый его сантиметр души и тела. Обожает и боготворит, хотя собственное божество и затмевает разум периодически. Птица вздрогнул, потянувшись на руках, вдыхая крепкий терпкий запах у кромки ошейника. Он тихо застонал, сам вздрагивая от переполняющего возбуждения. Дух несдержанно прикусил перекат плеча — хотя на нем уже места не было. Он притирался к влажному телу, размазывая сперму и пот между ними. Олег выгнулся ему на встречу, застонав сквозь зубы. — Громче, Волчик, громче, — хрипло протянул Птица, сминая ягодицы мужчины. — Не сдерживайся, хочу тебя услышать. Олег упрямо закачал головой, поджимая губы. Не любит быть шумным, не хочет быть слабым. Но этого хотят они — его хозяева и любовь. Они хотят раскрыть его, вывернуть наизнанку, показать те стороны, которые тот пытается скрыть. Птица продолжает кусать крепкие плечи и грудь, широкими мазками вылизывает по-животному, собирая солено-горький пот. — Ты хочешь наш член, волчик? — спросил Дух, с силой проводя по объемным выступающим мышцам на боках. Волк несдержанно застонал, сквозь сжатые губы. Птица недовольно цокнул языком, сжимая бедра когтями. — Словами, малыш, или будешь наказан. Олег запрокинул голову, упираясь затылком в постель, отчетливо хныча. Птица только довольно усмехнулся, проводя языком вдоль члена партнера, специально срывая его самообладание. Его уже точно не было, хотя Волков проявляет действительно удивительную стойкость. — Пожалуйста, — всхлипывает, едва слышно проговаривая слова, Олег, сильно жмурясь, почти до боли. — Пожалуйста, я хочу вас… Ваш член. Прошу. — Вот теперь ты умничка, — прошептал довольный Дух, целуя живот с белесыми подтеками. — Переворачивайся. Хочу взять волка по-собачьи. — Ты все опошляешь, — выстонал Олег, поднимаясь и медленно разворачиваясь к Разумовскому спиной, вставая в унизительную и самую беззащитную позу — стоя на коленях, упираясь локтями в матрас. — Не дерзи, особенно когда так спинку подставляешь, — усмехнулся Птица, от души шлепая по ягодицам. — Как жаль, что у нас с Сережей одно тело. Вдвоем сразу было бы намного интереснее. — Пожалуйста, прекращай, — попросил Олег, низко опуская голову. Дух довольно фыркнул, проводя ладонью вдоль позвоночника к шее, крепко сжимая ее. — Милый, мы только начали, и пока оба не будем удовлетворены, то и не закончим, — протянул с хищным рокотом Птица. — А твоя задача просто подставляться и быть паинькой. — Звучит, как задача для шлюхи, — фыркнул Олег. От Разумовского раздалось неопределенное мычание, а затем копчика коснулись мягкие губы, опять вызывая девчачью дрожь бедер. — Олеженька, — прозвучал нежный голос Сережи, а его руки оглаживали ласково ноги партнера, удобнее устраиваясь между. — Мы никогда так о тебе не думали, и не будем. И ты не грузись, хорошо? — Я, может, впервые решил использовать грязные словечки в сексе, а вы, — усмехнулся Олег, но все веселье прекратилось, когда тонкие аристократичные пальцы вновь протиснулись в давно растянутый влажный анус. Волков почти подавился своими словами, чуть выгибая спину. Сережа довольно промычал, продолжая дразниться, наслаждаясь такой реакцией вечно собранного Волкова. — Мой милый, как я тебя обожаю, — мурлыкнул Сережа, подтягиваясь выше, целуя в черную макушку, продолжая свободно двигать пальцами. — Кого хочешь первым? Меня или Птицу? Мы не обидимся на любой выбор, просто любопытно. — Мне все равно, — выдохнул Олег. — Начните уже скорее. — Какой нетерпеливый, — усмехнулся Сергей, прижавшись грудью к крепкой спине с татуировкой, а пахом к ягодицам. — Думаю, первым будет Птица. Он тебя измотает, пока у тебя есть еще немного сил, а потом разнеженного и ослабевшего тебя возьму я. Хорошо, сладкий? Олег только громко показательно застонал, специально толкаясь назад, стараясь раздразнить любовника. И его шалость удалась, и он услышал шорох крыльев, а затем на постель легла их мягкая тень. — Какой послушный и открытый волчонок, — прохрипел Птица, направляя член в подготовленный анус. — Готовься кричать, малыш. Он резко толкнулся, сразу вгоняя до предела, действительно выбивая что-то похожее на сиплый вскрик. Дух хрипло рассмеялся, четко и резко двигаясь, царапая зубами шею. У Олега дрожали ноги и руки, удерживающие собственный вес и навалившегося партнера, который, кажется, поставил для себя целью ритмичными и резкими толчками повалить любовника. Птица не делал пауз, не замедлялся и не раздумывал, двигался резко и по-звериному жестко, издавая тихое рычание. Олег скользил по простыни, чувствуя, как горит кожа на коленях и предплечьях. Он старался держать, пытался молчать, но Птица умел доводить, особенно, если этого хотел — а он очень хотел. Дух слегка сместился, и член резко и правильно попадал по простате, все-таки сорвав с сжатых губ сладостный стон. — Правильно, Волчик, все верно, продолжай, — поощрил Птица, проводя когтями по крепкому прессу. — Как ты хорош, прекрасно принимаешь меня. Громче вой, волчонок. Олег всхлипнул, падая грудью на постель, не выдержав напора. Птица хрипло рассмеялся, выпрямляясь, давя рукой между лопаток, укладывая ниже, а другой рукой придерживал достаточно высоко бедра. Было слишком. Слишком горячо, слишком чувствительно, слишком близко. Волков уткнулся лбом в сгиб локтя, позволяя отпустить себя, стыдливо постанывая. Птица, продолжая двигаться, ехидно усмехнулся, потрепав волосы любовника, как холку пса. Небрежная похвала, которая почему-то вызвала странную нежную отдачу в сердце. — Птица, — взвыл Олег, подмахивая бедрами. — Я хочу кончить… пожалуйста… — Послушный мальчик, — протянул Птица, немного меняя позу, поднимаясь с колен, упираясь пятками в постель, более жестко и глубоко проникая, внимательно наблюдая, как покрасневшие мышцы принимают его член. Олег все же не выдержал. Он практически вскрикнул, дрожа всем телом, колени разъехались, и он рухнул на постель, кончая под себя. Птица позволил ему лечь, звонко посмеиваясь, оглаживая сдрогающиеся спазмами мышцы поясницы и бедер. — Меняемся, — произнес Птица, Олег не успел среагировать на это, лишь хнычуще вздохнул, когда его снова растянул член Разумовского — на этот раз медленное и плавное движение, абсолютно контрастирующее с предыдущими. — Он тебя хорошо разогрел, — вздохнул удовлетворенно Сережа, медленно, практически лениво двигаясь, не покидая податливого тела. — Ты уже не в силах, дорогой? — Прости, — всхлипнул Олег, поворачивая голову, но не в силах поднять свое тело. — Не переживай, — улыбнулся Сережа. — Мы тебя не один час испытываем, так что не удивительно, что в финале Птица со своим… стилем тебя так размотал. Но потерпи, хорошо? Я быстро. Несмотря на обещание, Сережа был медленным и вдумчивым, больше акцентирующий внимание на общих прикосновениях к телу, превращая секс в извращенный массаж — чувственный и эмоциональный, направленный на расслабление и поддержке партнера. Сережа практически урчал, выцеловывая волчью татуировку, разминая мышцы поясницы, еле сдерживаясь, чтобы не начать, подобно Духу, вколачиваться в ослабленного партнера. Ему хотелось сорваться, хотелось самому расслабиться и телом, и духом, но… Но Олег практически плачет под ним от заливающей нежности и ласки, от медлительного темпа, от чувствительного после не первого оргазма тела. Сережа сломал его. И как ему это безумно нравилось, что он готов был терпеть, сцеловывая соленые капли с подставленной щеки. — Как я люблю тебя, Олежа, — прошептал прямо на ухо партнеру Сережа, все же не сдерживая позывы тела и кончая в любовника. Олег не мог ответить, тихо поскуливая, ломая жалобно брови. Но Разумовский не просил ответа. Понимал, что все происходящее было им — и Сереже, и Птице полностью доверяли, показывая свою слабость. И позволяя ею пользоваться.