Всё началось с Совы. С Совы, прилетавшей каждую ночь к их дому, каждую ночь смотревшей на его сестру своими огромными глазищами, из раза в раз силившейся различить в той Зайчика. Но спустя бесчисленное множество попыток найти в Оле
то самое, ночная птица переключилась на Антона. И попала в самое яблочко.
Последовав тогда за Совой, мальчишка оторвал от себя человечность. Оторвал, скомкал и выкинул, точно фантик от конфеты. Теперь он шёл вперёд, смотря на всех взглядом зверя, готовый разорвать всякого, кто приблизится к нему на расстояние менее двух метров. Но этого, вопреки его периодически возникающему средь бела дня желанию рвать плоть и вгрызаться в чужие кости, не происходило, потому как все, подсознательно понимая, кто на самом деле причастен к таинственной пропаже Семёна Бабурина, старались обходить Антона за милю. Он же буквально трепетал: его боялись. А вот мальчишка ничего не боялся. Никого не боялся. И этим жутко гордился.
Такая жизнь Петрова вполне устраивала. Утром и днём он наслаждался страхом, возникающим в глазах ребят при виде него; ночью мальчишка уходил в поле, провожаемый испуганным взглядом младшей сестры, танцевал под луной и звёздами вместе со своей настоящей семьёй, поедая после бурных плясок неугодных. Но одно его неумолимо скребло, сжирало изнутри: с каждым разом возвращаться в человеческий дом становилось всё тяжелее, мучительнее. Ведь лес давно стал ему лучшим домом, чем этот.
Он всегда с нарастающим нетерпением ждал своего возвращения туда.
— Анто-о-о-он… — послышалось за окном. Раздался настойчивый стук.
Мальчишка спешно встал с кровати, не забыв надеть очки, одёрнул шторы. За окном сидела Сова, постукивая металлическим клювом в стекло и кивая большой головой в сторону заснеженного поля, как бы приглашая. Антон, ожидавший этого момента, наверное, целую вечность — так ему казалось — сбежал по скрипучей лестнице вниз, накинул куртку. Сапоги и остальная одежда были ни к чему — они только мешали, обременяли, напоминали о том, что мальчишка всё ещё человек. Куртку тоже хотелось оставить доживать свой век на крючке в прихожей, но что-то ему запрещало выходить без неё. Возможно, привычка.
Он было уже хотел открыть дверь и выпрыгнуть на улицу, сломя голову понестись к полю, скидывая по пути мешавшуюся куртку, но внезапно что-то упало ему на голову. Тяжёлое. Перед глазами вспыхнуло с десяток разноцветных искр, в тот же момент начавшихся расплываться, точно лужи. Мир поплыл следом — Антон, не удержав равновесия, упал.
Его кто-то ударил? Что это было вообще?
Петров пришёл в норму спустя минуту, быть может, две. Он тёр ушибленный затылок, озирался, стараясь рассмотреть в темноте коридора Олю, ибо почему-то уверился в том, что именно она его огрела по голове. А кто же ещё, как не она? Родители не осведомлены о его, скажем так, лесной стороне жизни. Если, конечно, эта соплячка не разболтала. Кое-как поднявшись на ноги, он сделал шаг, как тут же наступил босой ногой на странный… объект. Этот «объект» был сделан, судя по всему, из дерева, но по какой-то причине отдавал пробирающим кости холодом. Мальчик наклонился, взял в руки странную вещь. И моментально в голове его что-то щёлкнуло.
Крест, долгое время исправно висевший над дверью, упал ему на голову. Но с чего бы ему падать?
Так или иначе, его стоило бы повесить обратно. Не только потому, что родители сразу приметят отсутствие «святой деревяшки» на её законном месте, но и потому, что сама вещица вызывала странные, чем-то неприятные, давящие ощущения.
— Повесь обратно, Тоша.
Скрипучий голос — одновременно мягкий, заботливый и властный — заставил Антона резко развернуть голову, едва ли не до хруста в шее. Казалось, ещё бы чуть-чуть, и он станет не Зайчиком, а второй Совой.
— Повесь обратно.
В темноте коридора стоял непонятный силуэт, напоминающий своими очертаниями среднестатистическую бабушку из деревни. Стоял неподвижно, всем своим видом выказывал укор, злобу, винил мальчишку за всю ту кровь на руках, какую обычным мылом уже нельзя было ни отмыть, ни оттереть. Хоть при всём желании.
— Чего встал, как истукан? Повесь, говорю, обратно! Али испугался?
Антон, доселе наивно полагавший, что ничего и никого не боится, застыл в ужасе. Такой сильный страх у него не вызывали даже звери. Разум полностью опустел за долю секунды, но на задворках сознания успела промелькнуть мысль: «Это конец».
Он сглотнул.
— А В-вы…
— Ай! Родную бабку не признал! — силуэт посмеялся и двинулся вперёд, заступая на то место, что хоть как-то освещалось из окна лунным светом.
Выглядела она точь-в-точь так, как он представлял, помнил. Синий платок с разноцветными цветочками, как на самом последнем её фото с его матерью, на плечах старая шаль, домашнее платье, фартук, на ногах галоши. Лицо бледное в лунном свете, не так сильно искажённое морщинами, как у некоторых женщин в её возрасте. Глаза смотрят добро и ласково, но с каким-то скрытым укором в глубине. Мальчишка был бы даже не удивлён полночному появлению старухи, — многие из пенсионеров имеют проблемы со сном, — но один «забавный» факт всё мельтешил вокруг да около, заставлял сердце с каждым ударом вновь и вновь падать в пятки: она давно мертва.
— Э-эх! Горе ты моё, давай его сюды, — проскрипела бабушка, выхватывая из рук опешившего Антона крест и вешая тот на место.
Закончив, она отряхнула руки и повернулась обратно к нему. Он потерянно моргал, стараясь как-то осмыслить происходящее.
— Ну и? — бабушка приподняла правую бровь, с интересом смотря на внука.
Петров снова моргнул, не понимая вопроса.
— Зачем тебе это всё?
До него дошло, о чём старушка спрашивала.
— Я… Мне…
Прояснить хотелось многое. И про издевательства в школе, и про то, что со зверями ему куда лучше, чем с людьми. Что они его приняли, что теперь он куда сильнее, чем был раньше. И что он этим доволен. Но слова застревали в горле.
— Пойдём, Тоша, прогуляемся, — ласково, непринуждённо.
Бабушка подпихнула его к двери, поторапливая. Антон не стал сопротивляться, как минимум по той причине, что сейчас его буквально трогал человек, давно умерший.
Кажется, он сходит с ума. Кошмары ему не снились со времён царя Гороха, как и обычные сны. Если же это и был сон, то больно реалистичный.
Снег хрустел и скрипел под ногами, впивался в голые ступни острыми краями снежинок. Мороз неприятно колол щёки, пробирал Петрова до костей — зуб на зуб не попадал. Пальцы на босых ногах посинели, а в лунном свете они и вовсе выглядели так, будто он стал ходячим трупом. Прямо как его… бабушка, шедшая рядом с ним, смотря в сторону от дороги, на то заснеженное поле перед лесом, где звери обыкновенно танцевали под звёздами и опосля устраивали пиршество, утоляя вечный голод. Однако сейчас там, к удивлению мальца, никого не было. Лишь ветер гулял, да шевелил верхушки деревьев, стоящих рядом с полем.
Бабуля резко свернула к полю, ничего не говоря, ничего не объясняя. Старушка тянула Антона за руку как строптивого щенка за поводок, чтобы тот наконец перестал сопротивляться и пятиться назад, испуганно скуля. Стоит ли говорить, что именно так он себя сейчас и ощущал. Нашкодившим щенком, которого вели к месту преступления. В его случае, настоящего преступления. По пути он запинался, падал, но бабушка всякий раз его подымала, отряхивала и вела дальше.
Кровь. Трупы.
С дороги поле выглядело чистым, безлюдным, абсолютно пустым. Пустое белое полотно, без единого пятнышка. На деле же оказалось, что оно вдоль и поперёк усеяно трупами пропавших детей. Вот Вова Матюхин. У него выклеваны глаза, нет двух рук и одной ноги, а кишки вываливаются наружу. Здесь лежит Семён Бабурин. Голова отдельно от тела, конечностей нет вовсе, как и половины туловища. Вон там маленькая Сенечка, у которой распотрошён бок и вытащены наружу рёбра. Ещё множество неизвестных ему детей, у которых состояние отнюдь не лучше.
Рот наполнился слюной. Вид всего этого месива, этот запах железа с ноткой сладости вызывали в нём тот голод, желание. Он хотел припасть на колени, оторвать кусок побольше, погрызть хрупкие косточки, чувствуя как те ломаются. От подобных мыслей Антон начал согреваться, а снег перестал быть колющим и холодным, становясь мягким и пушистым.
Додумать вкусную фантазию ему не дали.
Его толкнули. Толкнули с такой силой, что очки слетели, а он буквально впечатался лицом в белое покрывало. Вся мягкость в миг исчезла, уступая место жесткости. Лицо обдало сначала морозом, затем жаром и только потом уже болью. Немногим позже, боль с лица перетекла в другое место. Кажется, он прикусил язык. Кажется, до крови. Мальчишка кое-как поднялся, параллельно утопая в снегу по колено. Огляделся. Ни бабушки, ни зверей. Нет даже тех трупов, только что лежавших повсюду.
Да что же с ним такое?
— А вот и угощение! Зайчик, попробуй первым! — донеслось до ушей.
Он не успел повернуться. Его вновь повалили на снег. Чьи-то острые зубы впились в бок, в затылок начали неумолимо долбить. Он кричал, боль разрывала всё тело. Он рыдал, он молил о пощаде, не задумываясь о том, что ранее не щадил никого. Краем глаза, когда ему удалось хоть немного повернуть голову, он увидел над собой кого-то, очень смахивающего на него самого. Тоже в очках, тоже со светлыми волосами. Он совсем перестал понимать, что происходит.
Это конец.
А в какой-то момент всё стихло, исчезла боль. Тело прекратили без конца дербанить, кусать и рвать. Антон всё ещё дышал, но в ушах застыл звон, а перед глазами стояла тьма. Опосля пришло осознание, что он может двигать конечностями.
Открыл глаза.
Антон всё ещё лежал в снегу, на поле. На чистом, белоснежном. Без трупов, без живых душ вокруг. Луна по-прежнему ярко светила, изредка скрываясь за проплывающими мимо чёрными облаками, почти незаметными на фоне тёмного неба. Но чей-то тёмный силуэт вдруг заслонил небо, наклоняясь над мальчишкой в одном растёгнутом пуховике. Он толком не мог рассмотреть, кто это: бабушка, кто-то из погибших детей, Оля, быть может кто-то из зверей. Скрипучий голос всё расставил по своим местам.
— Вставай. Пойдём домой. Нас там ждут.
***
ВНИМАНИЕ, ПРОПАЛ РЕБЁНОК!
Петров Антон, 13 лет.
Ученик 6«Б» класса.
21–22 января ушёл из дома ночью и до настоящего времени его местонахождение неизвестно.
Приметы: Рост 157 см, глаза зелёные, волосы светлые, среднего телосложения.
Был одет: жёлтый пуховик, возможно пижама.
Всех, кто может сообщить какую-либо информацию о местонахождении Антона, просьба позвонить по телефонам:
3-67-22 или 02 — милиция
3-1*-** — родители Антона
