_______________
Мью глубоко вздохнул и осторожно положил руку на грудь Галфа. Он понял, что Галф был первым во многих важных моментах его существования. Галф был первым, кто подарил ему облегчение, когда он боролся с самим собой. Он был первым, у кого екнуло сердце из-за него. Он был первым, кто заставил его предать свою мать до такой степени, что разработал план, настолько сложный и немыслимый, что он даже не понимал, как ему это удалось, пока всё продолжалось. Галф был его первой любовью, возможно, он станет и последней. Он также был первым, кто разбил ему сердце. И в этот самый момент Галф станет первым человеком, которому он лично подарит самую лучшую любовь из всех существующих. Мью отдался своей сущности — чистой, неподдельной силе, струящейся по его венам. Смертные часто говорили о его луке и стрелах и о том, как — даже в младенчестве — он стрелял в них, чтобы вызвать чувство неконтролируемого желания. Чего они не знали, так это того, что стрелы были для него средством направлять свою сущность, когда она проходила через его плоть. Стрелы никогда не были источником его силы: они были инструментами для него, чтобы должным образом контролировать его волшебство. И как божественное создание, достигшее зрелости, его способности также достигли своего пика. Ему больше не нужны были стрелы, чтобы заставить других чувствовать влечение, желание или настоящую любовь. Ему нужно было только потянуть за невидимую нить, соединяющую каждую душу; ту, которой смертные часто пренебрегали из-за эгоистичных интересов и извращенных убеждений. Мью со слезами на глазах улыбнулся Галфу, когда чуть-чуть тронул сердце своего возлюбленного — ровно настолько, чтобы тот влюбился, но не в Мью, а в жизнь. Он заставит Галфа долго жить и стремиться к счастливому смертному существованию. Это будет его последний подарок перед тем, как они расстанутся навсегда. Прежде чем он, наконец, отпустит его и будет всегда любить его издалека. Мью наблюдал, как цвет медленно возвращается бледной коже Галфа. Его плотно закрытые веки начали подергиваться, пока он не зажмурился и медленно не открыл глаза. Галф моргнул от слепящего света перед собой, пока его зрение не прояснилось и он не увидел лицо мужа. Он уставился на него широко раскрытыми глазами, а его муж яростно нахмурил брови. — Ты идиот! — огрызнулся Мью. — Разве тебе не говорили много раз не смотреть на содержимое кувшина?! Неужели у тебя действительно нет уважения к чужой собственности, раз ты хотел украсть часть того, что тебе не принадлежит? Встань и должным образом извинись перед моей матерью за то, что обокрал ее и предал ее доверие к тебе! К удивлению Мью, Галф просто смотрел на него, пока слезы не потекли по его щекам. При виде этого он почувствовал, как его сердце забилось в панике. Он уже собирался извиниться за то, что напугал его, когда Галф крепко обнял его за шею. — Мью! — выдохнул он. — Это действительно ты, мой муж! — радостно воскликнул он между всхлипами. Глаза Мью расширились. Он… никогда не называл ему своего имени. Галф зарылся носом в волосы Мью, наслаждаясь знакомым ароматом корицы и вспоминая слова богини Тихе из своего сна. — Если ты действительно полон решимости любить его всю оставшуюся жизнь, то будет правильно, если ты узнаешь настоящее имя своего мужа, — сказала Дженни. Галф нахмурился, смущенно глядя на нее. — Разве он не великий бог Эрос? Дженни усмехнулась. — Для смертных — да, — сказала она. — Он — Эрос, он — Купидон. Но для нас его зовут по-другому. Мью. Считай это моим прощальным подарком тебе. Мью не знал, что делать. Галф внезапно прижался к нему, как будто ужасно скучал по нему. Надежда начала расцветать в его груди, и ему это не нравилось. Он не мог позволить своему сердцу разбиться во второй раз. — Прости меня, — сказал Галф, наклоняясь, чтобы посмотреть на него полными слёз глазами. — Мне правда очень жаль. У меня нет оправданий. Я не заслуживаю твоей любви, и я пойму, если ты никогда больше не сможешь любить меня. Но я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя — правда люблю. И я бы провел остаток своей жизни, любя только тебя, даже если бы больше не мог остаться рядом с тобой. Мью почувствовал, как его сердце забилось от этого признания. Он заглянул глубоко в глаза Галфа, чтобы уловить любой намек на колебание — любой намек на обман, — но ничего не обнаружил. Его глаза, его сердце были такими же честными, как и в первый раз, когда он увидел его. Мью почувствовал, как на глаза навернулись слезы, и покачал головой. Сейчас было не время для эмоций. Галф любил его. Хотя это было то, что заставляло его сердце торжествовать, это не спасло бы Галфа от гнева его матери. Он должен был найти способ освободить его… И он понял, что точно знает, что делать. Мью вытер глаза Галфа пальцами. — Послушай меня, — сказал он. — Закончи свое последнее задание. Отдай кувшин моей матери, но никогда никому не говори, что ты меня встретил. Галф моргнул, глядя на него, прежде чем кивнуть. Он не был уверен в том, что делает Мью, но был готов доверять ему и делать все, что он скажет. — Теперь это важно, — сказал Мью. — Если ты действительно любишь меня так, как говоришь, подожди меня. Подожди, пока я вытащу тебя из рук моей матери. Никому не говори, что я заберу тебя отсюда. Просто жди, как будто я никогда не приду. Галф кивнул, его глаза лани выражали полное доверие. — А теперь встань и иди, — сказал Мью, помогая ему подняться. Он огляделся и обнаружил, что кувшин, к счастью, все еще запечатан и цел. Он поднял его с земли и протянул Галфу. — И никогда больше не открывай этот кувшин. Галф застенчиво улыбнулся ему. — Я… хотел выглядеть как подобает… когда я снова встречу тебя, — пробормотал он, стыдливо склонив голову. Мью вздохнул, удерживаясь от того, чтобы еще крепче обнять его и осыпать его очаровательное личико поцелуями. Он должен был собраться с мыслями, и милое поведение Галфа отвлекало его от этого. — Ты глупое дитя, — выругался он. — Ты никогда не будешь выглядеть не как подобает в моих глазах. Галф удивленно уставился на него, прежде чем отвернуться; его щеки вспыхнули. — А теперь иди, — настаивал Мью, нежно убирая выбившуюся прядь волос с лица Галфа. — Пока моя мама еще больше не расстроилась из-за твоего опоздания. Галф лучезарно улыбнулся ему. Он кивнул и легкомысленно зашагал прочь, обернувшись, чтобы несколько раз взглянуть на мужа, прежде чем он, наконец, исчез. Мью, с другой стороны, глубоко вздохнул и устремил взгляд на Олимп.__________________
Зевс вздохнул с облегчением, входя в свои покои, радуясь, что наконец-то смог унять гнев своей жены. Едва уловимого упоминания об одном из его предыдущих прелюбодеяний было достаточно, чтобы богиня Гера вновь разбередила старые раны, потребовав от него всю ночь, чтобы успокоить жену и, наконец, убедить ее, что он никогда больше не совершит ничего подобного. — Великий бог Зевс, дедушка, — внезапно раздался голос Мью с балкона. Зевс ахнул и с тревогой повернулся к нему. — О нет, молодой человек, я больше не собираюсь влюбляться ни в кого, кроме Геры! — воскликнул он, поднимая руки. — Избавь меня от своих стрел! Я только что провел всю ночь, пытаясь убедить свою королеву, что никогда больше не предам ее! Мью моргнул, глядя на него. Он не был уверен, что именно произошло, пока он барахтался в жалости к себе в своей комнате, но такое развитие событий — тоже удобное. Он ухмыльнулся. — Испытав предательство, я лучше понимаю чувства богини Геры, — сказал он. — И как человек, который наконец-то влюбился, я понимаю твои. Я лишь хочу поговорить. Зевс настороженно прищурился, глядя на него. — Мы уже говорим, — сказал он. — Мой… опыт в любви преподал мне ценный урок, — начал Мью. — Любовь может заставить нас совершать самые безумные поступки в ее присутствии и еще хуже в ее отсутствие. Я пережил достаточно мучений без моего супруга; достаточно, чтобы знать, что я никогда не захочу другого. Я хочу попросить у тебя разрешения обвенчаться с моим возлюбленным на Олимпе перед всеми богами. Зевс фыркнул. — Ты пытаешься совершить серьезный поступок, — сказал он. — Это почти сродни тому, чтобы пожертвовать овес реке Стикс. — Что я и сделаю без вопросов. Зевс скрестил руки на груди. — Этот… брак, которому ты хочешь полностью посвятить себя, — начал он, — не так прекрасен, как ты думаешь. Посмотри, как мы с богиней Герой — тысячелетия вместе и все еще спорим направо и налево, причиняя себе горе, и… от тебя ожидается, что ты будешь спать только с одним человеком целую вечность. Мью прикусил губы от смеха. — Что ж, это правда печально, — ответил он. — Но я был бы рад такому ужасному опыту, только если бы он был лишь с ним. Зевс мгновение изучал его, прежде чем хмыкнуть. — Хотя я действительно рад за твою вновь обретенную преданность, выполнение того, о чем ты просишь, может навлечь на тебя гнев многих, особенно твоей собственной матери, — сказал он. — Что именно я получаю от поддержки и содействия этому вечному союзу? Мью улыбнулся. — Я рад, что ты спросил._________________
Галф вернулся в свою темницу с печальным выражением на лице, чтобы убедиться, что никто во дворце не заметил счастья, которое трепетало в его груди. Как только дверь за ним плотно закрылась, он вздохнул с облегчением и плюхнулся на пол с улыбкой на лице. Он помнил каждую деталь лица Мью, когда проснулся: изгиб брови, пристальный взгляд, острый нос, завиток губ… Галф не мог не покраснеть, когда обхватил себя руками, имитируя тепло, исходящее от тела Мью. Он ужасно скучал по нему. — Тебе холодно? — знакомый бархатный голос раздался у него за спиной. Галф ахнул и быстро обернулся. Его каштановые губы растянулись в улыбке облегчения при виде его возлюбленного. Он нетерпеливо встал ему навстречу и покачал головой. — Больше нет, — сказал он, и его глаза лани заблестели от восторга. — Мы уходим, — сказал Мью, беря его за руку. Дверь позади него внезапно со скрипом открылась, и появился молодой человек с острыми глазами. На нем был плащ путешественника и крылатая шляпа. — Ох! Ты уже здесь, — сказал он. — Бог Зевс только что велел мне привести его! — Ты можешь собрать всех остальных, Майлд, — сказал ему Мью. — Я отведу его туда. Майлд улыбнулся и кивнул ему, прежде чем повернуться к Галфу. — Я как следует поговорю с тобой позже, — сказал он, игриво подмигнув ему перед уходом. Галф в замешательстве нахмурился. Незнакомец, казалось, знал его. Затем Мью вывел Галфа из комнаты и повел вниз по мрачным коридорам подземного уровня дворца, отчего у Галфа екнуло сердце. — Н-но богиня Афродита! — запротестовал Галф, опасаясь, что их поймает его теща. — Они все заняты чем-то другим, — объяснил Мью, ведя его вверх по ступенькам в просторное фойе. Затем он выбежал из массивных, инкрустированных ракушками двойных дверей в сад с видом на огромный океан облаков. Галф не мог понять, что у него перед глазами. Он ясно помнил, как дворец строился на низине, но все же был там, глядя на край того, что казалось горной вершиной. — Ты мне доверяешь? — спросил Мью, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. Галф уверенно посмотрел ему в глаза. — Полностью, — ответил он. Мью расплылся в улыбке. Он притянул его ближе и обвил руки Галфа вокруг своей шеи. — Держись за меня, — сказал он, прежде чем одним махом оторвать Галфа от земли, от чего у того перехватило дыхание. Затем Галф увидел пару массивных белых крыльев, выросших из спины Мью, почти затмевающих ослепительно белое солнце над головой. Белые перья, казалось, переливались золотыми отблесками под солнечным светом, и они напоминали те, которые он видел в недавнем прошлом. Он ахнул, поражаясь красоте, которой обладал его муж. Крылья слегка изогнулись и один раз хлопнули; их размер и сила создавали движение ветра в зеленом саду. Галф ахнул, заметив последовавшее за этим ощущение невесомости. Они летели! Затем Мью поднялся еще выше в воздух, пока Галф не увидел целый город, стоящий на вершине горы. Мог ли Галф быть на Олимпе все это время?! Затем Мью развернулся и плавно устремился вниз, паря против ветра, по мере того как они приближались к городу. Галф крепче сжал шею Мью, разинув рот, глядя на высокие сооружения, которые переливались золотом и ярко блестели под солнцем. В отличие от города, в котором он вырос, где сочетание скромных домов и высоких просторных жилищ заполняло пространство, в этом не было ничего, кроме роскошных дворцов и пышных садов. Улицы мерцали мрамором и известняковыми кирпичами. Мью повернул направо, открывая вид на залив, пока не заметил знакомое строение на окраине города. Он почувствовал, как сердце Галфа забилось быстрее его собственного, а руки крепче обхватили его за шею. — Мью, — Галф ахнул, когда они мягко приземлились на знакомом цветущем лугу с видом на облака. Мью осторожно позволил обутым в сандалии ногам Галфа коснуться земли, прижимая его к себе, так как холодная температура заставляла Галфа дрожать. Галф уставился на золотой дворец перед лугом: дом, который он потерял из-за своего предательства. — Н-но я и близко не подходил к горе Олимп! — пробормотал он, вспомнив, где его оставили, чтобы объявить невестой чудовища. Мью улыбнулся. — Я же говорил тебе, что пытался защитить тебя от гнева моей матери, не так ли? — спросил он. Галф кивнул, его глаза лани с любопытством смотрели на него. — Это был один из таких способов, — объяснил Мью. — Мне пришлось прятать тебя от моей матери, пока я заставлял ее верить, что тебя постигла та участь, о которой она просила меня. Видение моей матери очень сильное. Как богиня страсти, она может найти любого, просто почувствовав его сердце, но у этого есть свой недостаток. Во-первых, она может найти кого-то только в том случае, если у нее было представление о местонахождении этого человека. Так что единственный способ, которым я мог спрятать тебя, был поселить тебя здесь, где она и представить себе не могла искать тебя. Галф мог только с благоговением смотреть на него. Таким образом, он был на Олимпе не только все время, пока находился с богиней Афродитой, но и с самого начала своего брака. — Н-но разве смертным не запрещено находиться на Олимпе? Мью кивнул, надув губы. — Поэтому я попросил бога обмана Долоса переместить мой дворец так, чтобы он парил над другой горой, когда взойдет солнце, — сказал он. — Дело не в том, что я покидал тебя каждый день, Галф. Дело в том, что мой дом — часть Олимпа — временно переехал, чтобы спрятать тебя. Таким образом, ты мог бы оставаться под защитой, пока я выполнял свои божественные обязанности и искал постоянное решение для нашего бедственного положения. Мой дом возвращался вечером, когда я заканчивал свои дела, потому что я мог прятать тебя с помощью своей силы, пока я с тобой. Галф просто не мог поверить, что Мью придумал такой сложный план, чтобы защитить его. Мью взял его руку в свою, его глаза были полны печали и сожаления, когда он нежно поцеловал костяшки пальцев Галфа. — И я не мог позволить тебе увидеть меня или дать тебе знать, кто я такой, потому что эта иллюзия отлично сработала за определенную цену, — сказал он. — Мне пришлось пожертвовать своим горячим желанием рассказать тебе о том, кто я такой. Чем больше я прятал тебя от мира, тем больше я должен был прятаться от тебя в качестве платы. Выражение лица Галфа смягчилось, в его глазах лани заблестели слезы. Мью так многим пожертвовал ради него. Он нежно обхватил ладонью щеку Мью, не в силах подобрать нужных слов, чтобы выразить, как он благодарен, тронут и счастлив, что встретил его. — Спасибо тебе, — сказал он, ограничившись двумя простыми словами, которых, как он знал, едва хватало, чтобы выразить его чувства. Мью улыбнулся ему. — Есть еще одна вещь, которую тебе нужно знать, — сказал он, и его глаза внезапно погрустнели. — Я был причиной твоих страданий. Как-то днем мы встретились в доках. Ты подбодрил меня своими словами. Я был так тронут твоей добротой и чистотой твоего сердца, что… был поражен до глубины сердца. В то время я был в полном раздрае и находился в эпицентре кризиса бытия. Это повлияло на мою способность контролировать свою сущность и… невольно наложил на тебя чары, чтобы другие могли выразить тебе то обожание, которым я хотел тебя осыпать. И из-за этого моя мать ненавидела тебя. Ты прошел через все эти страдания из-за меня. Галф ухмыльнулся этому признанию. Выходит, богиня Тихе — Дженни — была права. Он лучезарно улыбнулся Мью. — Ты также подарил мне счастье и дом, о которых я и мечтать не мог, — сказал он, удивив Мью. — Если ты просишь у меня прощения, то оно у тебя есть, хотя лично я не думаю, что в этом есть необходимость. Знай, что если бы мне дали шанс пройти через все это снова, я бы с радостью сделал это в мгновение ока, потому что я знаю, что все эти трудности привели бы меня обратно к тебе. Глаза Мью заблестели от слез, когда он держал руку, которая ласкала его щеку. Возможно, Артемида была права. Любовь была не так уж плоха. Возможно, боль, которая приходит с любовью, была необходима, чтобы по-настоящему оценить счастье, которое приходит вместе с ней. Мью наклонился, чтобы поцеловать каштановые губы Галфа, в то время как Галф счастливо закрыл глаза и наклонился вперед, чтобы встретить его губы на полпути. — Стойте! — проревел голос из дворца. Мью и Галф замерли и резко открыли глаза. Они повернулись туда, откуда он доносился, и увидели двух молодых людей в ослепительно белых туниках, идущих в их сторону. Первый был Майлд, если Галф правильно помнил. Другого он не знал. — Довольно! — воскликнул Майлд. Приберегите это для окончания церемонии. Галф моргнул, глядя на него. — Церемонии? — спросил он в замешательстве. — Верно, — встревоженно сказал Мью, слегка нахмурившись, когда он держал руку между ними. — Эм… Я обещал тебе, что найду способ успокоить гнев моей матери против тебя. И я это сделал. Но… Это не…просто. — Что именно? — Галф нежно стиснул руку Мью, чтобы подбодрить его. — Я… попросил провести официальную свадебную церемонию здесь, на Олимпе, — объяснил Мью. — Мы просто будем представлены как супружеская пара перед всеми божествами и бессмертными. Загвоздка в том… что это потребует длительных обязательств. Мы с тобой будем связаны навечно. Галф снова уставился на него широко раскрытыми глазами. Мью вздрогнул. — Я… я останусь с тобой навсегда? — спросил Галф, его каштановые губы растянулись в обнадеживающей улыбке. Мью кивнул. Галф разрыдался и крепко обнял Мью. — Спасибо, — выдохнул он, позволяя своим счастливым слезам течь по его щекам. — Большое тебе спасибо. Мью улыбнулся, слезы потекли из его глаз, когда он ответил на крепкое объятие. Майлд громко откашлялся. — Ну, теперь, когда вы оба согласны на церемонию, мы можем начать готовиться к ней? Мью и Галф неохотно отпустили друг друга и вытерли слезы. — Что нам следует делать? — спросил Галф, ожидая, что он займется традиционными приготовлениями для церемонии. — Ничего, — ответил молодой человек, стоявший рядом с Майлдом, его голос звучал устрашающе знакомо. Галф нахмурился. — Зефир? — Ты можешь называть меня Найс, — ответил тот, лучезарно улыбаясь. — Добро пожаловать домой. Галф разрыдался. — Прости меня, Найс, — всхлипнул он, вспоминая, как тот предупреждал его о сестрах и как он сомневался в своей любви, когда решил предать Мью. — Мне так жаль. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? Найс быстро притянул его к себе для объятий — его глаза блестели от слез. — Я уже сделал это, — сказал он, нежно похлопывая его по спине, когда он задрожал в изгибе шеи. — Важно то, что ты дома, и на этот раз навсегда. Галф улыбнулся и счастливо кивнул, прежде чем отстраниться, чтобы как следует вытереть слезы. — Тогда давай оденем тебя как следует, — сказал Найс, хмуро глядя на его изодранную одежду. — А ещё помоем, чтобы все жители Олимпа могли увидеть, насколько божественен мой господин. — Тогда я оставляю его на твое попечение, — сказал Мью, прежде чем вернуться во дворец.__________________
Невидимые дворцовые слуги мыли и одевали Галфа, пока Мью занимался тем, что принимал гостей в своем доме для церемонии. — Вот и всё, — сказал Майлд, довольный венком из фиолетовых, белых и желтых цветов крокуса, который он надел на голову Галфа. — Это подарок от меня Затем он в последний раз осмотрел Галфа с головы до ног, прежде чем они подошли к дверям, ведущим в сад. Галф был одет в ослепительно белую тунику, которая отливала золотом под ярким солнечным светом. Майлд и Найс немного поспорили о том, какой цвет ему следует надеть. В конце концов они остановились на белом, чтобы подчеркнуть его чистое сердце. Они также украсили его шею замысловатым золотым ожерельем с драгоценными камнями, а запястья — золотыми браслетами. Капли бриллиантов также свисали с его ушей. Желтовато-золотая вуаль свисала с его макушки и обвивалась вокруг плеча. Начищенные золотые сандалии также украшали его ноги. — Идеально, — гордо сказал Майлд. — Приготовься плакать, Найс. — Я не буду плакать! — пробормотал Найс, отводя взгляд и пряча слезы, уже катящиеся из-под век. Я пойду постою с толпой, — сказал он Галфу, улыбнувшись ему в последний раз, прежде чем повернуться, чтобы уйти. — Хорошо, пойдем, — сказал Майлд, ведя Галфа под руку к двойным дверям внизу.___________________
Галф глубоко вздохнул, стоя за дверью. Майлд и Найс сказали ему, что для церемонии ему придется пройти через толпу бессмертных. Они также сказали, что если ему когда-нибудь станет страшно, он должен смотреть вперед, и он найдет Мью, ожидающего его перед великим богом Зевсом. Он улыбнулся, увидев, как Майлд и Найс поддерживали его, как будто они были его семьей. Галф взглянул на Майлда, который стоял рядом с ним, прижавшись ухом к двойным дверям, вероятно, ожидая сигнала, что им следует выйти в сад. Он казался очень добрым, как будто не возражал бы, если бы тот задал ему вопрос, который ему не терпелось задать с тех пор, как Майлд подарил ему венок. — Майлд, — начал он. — Да? — с улыбкой отозвался тот. — Когда я был на самом низком уровне, я увидел цветы крокуса, и это дало мне надежду, — сказал он. — Быть может, это ты? Ты вырастил эти цветы для меня? Майлд удивленно уставился на него на мгновение, прежде чем улыбнуться. — Они тебе понравились? — спросил он. Галф склонил к нему голову. — Они мне очень понравились, — ответил он. — Благодарю тебя, крылатый вестник и посланник богов; бог пастухов, торговли, путешествий, языка и спорта — Гермес. Я обязан тебе жизнью. Майлд моргнул на мгновение, прежде чем одарить его довольной улыбкой; его сердце наполнилось благодарностью, которую он выразил. Галф действительно был милым мальчиком. — Подними голову, дитя, — сказал он. — Ты мне ничего не должен, потому что ты сделал моего дорогого друга таким счастливым, каким он только мог быть. Я был так близок к Мью, что смертные, подобные тебе, даже сплетали истории о том, что он мой сын — вероятно, потому, что у меня были крылатые сандалии, а у него были крылья. На самом деле никто из нас не возражает против этого. Но мне было грустно, что, хотя Мью отдавал любовь другим, он так и не получал ее обратно. Так что я действительно счастлив, что теперь у него есть ты, и я рад, что ты тоже решил быть с ним. Галф застенчиво улыбнулся ему.___________________
Зевс стоял перед огромным собранием бессмертных в саду дворца Мью, каждый из которых был одет в свои самые красивые наряды. Все они стояли лицом к краю его владений; поля ярких гелиантов обрамляли их, яркие желтые цветы мягко покачивались на прохладном ветру Олимпа. Мью стоял рядом с Зевсом, склонив голову, когда гости бросали на него любопытные взгляды. — Божественные жители Олимпа, — начал Зевс, его голос гремел, как гром под его властью. — Как сказал вам Майлд, я призвал вас всех сегодня сюда, чтобы стать свидетелями церемонии, которая официально свяжет Мью с его возлюбленным в глазах каждого присутствующего бога. Вы знаете, что я избаловал Мью в его младенчестве, потакая его детским выходкам, и вы все так или иначе попадались на одну из его шалостей. Я решил обуздать его… порывы яркой юности узами брака. Вместо того, чтобы пускать свои стрелы в чистом самозабвении и развлечении за счет наших собственных брачных уз и хрупких сердец, ему будет дан супруг — тот, которого он уже лишил девственности, тот — о котором он будет заботиться и которого будет лелеять во всем своем существовании. Позвольте им вечно нежиться в объятиях друг друга. Затем он повернулся к Афродите, которая стояла напротив своего сына. — Дочь моя, я знаю, ты не считаешь, что Галф достоин быть супругом Мью из-за его смертного происхождения, и я действительно понимаю тебя как его мать. Так что перед всеми вами в качестве свидетелей я сделаю эту связь законным браком между равными, подарив Галфу дар бессмертия. В толпе послышались вздохи и ропот. Затем Зевс громко откашлялся, прежде чем устремить взгляд на большие двойные двери напротив него. — Майлд! — проревелон, разделяя толпу бессмертных посередине и образуя путь для того, кто выйдет за дверь. Двери открылись, и бессмертные, затаив дыхание, ждали, когда Майлд выйдет; его рука поддерживала высокого молодого человека, который элегантно шел рядом с ним в ослепительно белом свадебном наряде. Галф сглотнул, почувствовав каждый пристальный взгляд, брошенный на него из толпы лиц, окружавших их. Он судорожно вздохнул и с неловкостью обнаружил, что его глаза лани оглядываются по сторонам. Толпа бессмертных была одета в сверкающие платья разных цветов; некоторые с аксессуарами и драгоценностями, которые напоминали ему об их владениях и природе. Когда он шел по длинной дорожке к возвышающемуся бородатому мужчине в белой тунике, он понял, что на заднем плане играет музыка. Его глаза проследили за направлением звука и обнаружили бога Пана, играющего на свирели в углу, с сияющим молодым человеком, играющим на лире — Аполлон, предположил Галф. С ними счастливо пела женщина — может быть, Муза? Пан поймал любопытный взгляд Галфа и игриво подмигнул ему. Чем ближе они подходили к Зевсу, тем больше знакомых лиц видел Галф. Он обнаружил, что Найс поднял два больших пальца в его поддержку. Он стоял вместе с толпой слева от Галфа. Он увидел, что богиня Гера и богиня Деметра тепло улыбаются ему слева от него. Они стояли рядом с богиней Персефоной, которая тоже улыбалась ему, и богиней Афродитой, которая странно спокойно наблюдала за ним. Богиня Тихе тоже стояла справа от него. Она игриво подмигнула ему. Затем он нашел Мью перед возвышающимся богом Зевсом. Его муж со слезами на глазах улыбался ему; его теплый взгляд заставил сердце Галфа наполниться облегчением. Майлд отпустил его руку, передавая ее в протянутую руку Мью. Затем он занял место Мью в стороне от толпы и наблюдал, как пара встала друг напротив друга перед Зевсом. — Галф, — начал Зевс, глядя на молодого человека, чьи глаза лани уже сверкали любовью и обожанием к его мужу. Он почти пожалел, что встал между ними. Зевс откашлялся. — Эта церемония узаконит ваш союз с Мью в глазах каждого бессмертного и смертного, — сказал он, прежде чем повернуться к богине Ирис, которая вручила ему золотой кубок. Он предложил его Мью. Мью внезапно замолчал, неуверенность заполнила его миндалевидные глаза, когда он держал чашу между собой и Галфом. В кубке был божественный напиток амброзия, который даровал бессмертие любому смертному, кто его выпьет. К сожалению, даже Зевс не мог заверить Мью, что Галф должным образом станет бессмертным, как только выпьет его. Он мог закончить, как Титон, который не мог умереть, но продолжал стареть и увядать. Он также мог закончить, как Эндимион, который погрузился в глубокий сон, сохранив свою молодость с помощью своего бессмертия. Должен ли он действительно рисковать жизнью Галфа только для того, чтобы держать его рядом с собой? И что, если Галф в конце концов пожалеет о своем решении выйти за него замуж, как он это сделал, когда они впервые поженились? Галф заметил, что в голове Мью назревает буря. Он с любопытством взглянул на содержимое кубка. Он выглядел как толстое расплавленное жидкое золото. — Выпей это, Галф, — сказал Зевс, глядя на него. — И ты станешь бессмертным. Это создаст нерушимую связь между тобой и Мью, и ваш брак будет длиться вечно. Галф понял, что жидкость могла быть только амброзией — напитком богов, который, как говорили, приносил бессмертие. Он взглянул на встревоженное лицо Мью; его рука, казалось, колебалась, предлагать ли ему напиток. У Мью, вероятно, были какие-то сомнения в последнюю минуту по поводу того, чтобы привязать его к себе навечно. Но Галф был уверен в том, что хочет сделать. Он выхватил чашу из рук Мью — удивив его — и залпом осушил напиток. Галф поморщился, когда подавляющий кисло-сладкий вкус жидкости провел теплую линию по его горлу. Он отдал пустой кубок Мью, вытирая губы тыльной стороной ладони. Мью уставился на него широко раскрытыми глазами; в его взгляде сквозила тревога. Майлд забрал чашку из рук Мью, пока они, затаив дыхание, наблюдали, как амброзия подействует. И действительно, Галф внезапно почувствовал головокружение. Он поморщился и покачал головой, подавшись вперед и почти потеряв ориентацию, если бы не сильные руки Мью, внезапно прижавшие его к себе. — Галф? — спросил Мью, его голос был глубоким и внезапно зазвучал туманно, когда он почувствовал, как жар наполняет его вены. Это длилось мгновение, прежде чем мир, казалось, наконец перестал двигаться. Он открыл глаза и обнаружил, что Мью смотрит на него, разинув рот. — Что? — спросил Галф. — Что такое? — Твоя кожа, — выдохнул Мью. Галф посмотрел на свои руки. Это был все тот же загорелый оттенок… За исключением того, что он, казалось, светился и блестел, как золото под солнечным светом. — Знаешь ли ты, Мью, — Зевс фыркнул, насвистывая, — отныне у тебя есть бессмертный божественный супруг. Галф в замешательстве уставился на Зевса. — Редко бывает, чтобы чистокровный смертный обрел бессмертие, не потеряв слишком много своих человеческих черт или не обретя либо бессмертие, а только вечную молодость, — объяснил Зевс. — Но ты не только сохранил большую часть своего человеческого облика и получил вечную молодость и жизнь; ты и твои поступки также сделали тебя достойным стать воплощением души. Ты будешь известен смертным как Психея — воплощение человеческого духа, сущность жизни, воплощение души, очищенной страданиями и несчастьями, дабы получить награду чистого, абсолютного и истинного счастья. Затем Зевс улыбнулся толпе свидетелей, собравшихся перед ними. — Пусть этот неразрывный союз означает, что любовь не может жить без души, как душа не может жить без любви, — провозгласил он, чем заслужил аплодисменты бессмертных. Галф натянуто повернулся к Мью, который со слезами на глазах улыбался ему. — Означает ли это, что я могу быть с тобой вечно? — прошептал он. Мью разразился смехом, прежде чем кивнуть. — Да, — прошептал он в ответ. — Именно так. Галф рассмеялся и прислонился лбом к Мью; сильные руки его мужа нежно прижимали его к груди, прежде чем, он, наконец, мог завладеть его каштановыми губами в лихорадочном поцелуе. Афродита громко откашлялась, подходя к паре, заставляя их остановиться и отпустить губы друг друга. Они обернулись и настороженно посмотрели на нее. — Не смотрите на меня так, — сказала она. — Я знаю, что причиняла боль. И, честно говоря, я не вижу никакого смысла соперничать с так божественным бессмертным. Это просто неразумно. Мью, ты прекрасно знаешь, что мы с Афиной не всегда сходимся во взглядах, но мы с ней — семья. Если кто-то из нас попадет в беду, мы обе отдадим свои жизни, чтобы помочь друг другу. Я надеюсь иметь такие же отношения с тобой, Галф, — сказала она, взглянув на Галфа. Галф и Мью расслабились, на их губах появилась добрая улыбка. — Я знаю, что причинила тебе много зла, которое нелегко исправить, — продолжила Афродита. — Но если позволишь — клянусь рекой Стикс — я постараюсь загладить свою вину перед тобой как твоя тёща и… как бабушка твоего ребенка. — Что ты сказала?! — воскликнули Мью и Галф, растерянно уставившись на нее. Афродита застенчиво отвела взгляд. — Ну, — начала она. — Ты помнишь, как ты и твоя семья так щедро сделали мне подношения на твою свадьбу, верно? Я была… весьма впечатлена, поэтому подарила тебе подарок, который никогда не получал ни один мужчина. — Ты… заставила его выносить ребенка?! — рявкнул Мью, потрясенно уставившись на свою мать. — Технически, это сделал ты, дорогой, — парировала Афродита, виновато глядя на него. — Но посмотри на это с другой стороны. Вы с Галфом можете завести собственного ребенка! Галф напряженно отвел взгляд, не в силах полностью осознать, что происходит; его рука бессознательно схватилась за живот. — Как… Как же я справлюсь с этим? — спросил он. Он не был настолько сведущ в вопросах беременности и родов, но был уверен, что только у женщин есть тело, которое способно давать жизнь детям. Он вдруг почувствовал, как кто-то успокаивающе похлопал его по плечу. Галф поднял глаза и увидел, что Гера лучезарно улыбается ему. — Я помогу тебе, — прошептала небесная царица, игриво подмигнув ему. — Это требует двойного празднования! — воскликнул один из бессмертных, уже поднимая в воздух кувшин с вином. Его темные вьющиеся волосы были украшены виноградом, когда он выставлял напоказ свое едва одетое тело. — Тост за божественных жениха и невесту и за ребенка в утробе невесты! Это вызвало громкое и радостное согласие остальных гостей. — Дионис, — подсказал Мью, отвечая на невысказанный вопрос Галфа, когда бессмертные зааплодировали и начали шумное празднество с танцами, пиршеством и выпивкой. И вот, девять месяцев спустя, Галф родил дочь, которую они назвали Гедоной — воплощением удовольствия, всей душой достигаемого в любви. . . . . — Это не имеет смысла, — пробормотал Люций, слушая рассказы странствующего торговца, которого он встретил, прогуливаясь по рынку. — Чтобы мужчина мог родить?! Мужчина с красотой, которая могла бы соперничать с красотой женщины, и ты говоришь мне, что эта божественная Психея даже родила ребенка? Путешественник пожал плечами, откусывая кусок хлеба, который дал ему Люций. Они сидели в тени земляничного дерева, прячась от гнетущих лучей солнца над головой. Люций нашел его измученным и без сознания на обочине дороги. Обеспокоенный, он попытался разбудить его и предложил ему буханку хлеба, которую он только что купил на рынке. В обмен на его доброту путешественник предложил ему то, что он обещал, — величайшую историю любви, наполненную юмором, трагедией, тревогой и счастливым концом. — Ты уверен, что Психея бог? — спросил Люций, все еще сомневаясь в деталях рассказа. — Это имело бы больше смысла, если бы Психея была богиней. Путешественник просто улыбнулся ему. — Я говорил тебе, что это величайшая история любви, — сказал он. — Та, которая доказывает, что любовь не знает границ. Затем он поднялся на ноги. — Я оставляю за тобой право верить в то, во что ты хочешь верить. Я рассказал тебе эту историю. Еще раз спасибо тебе, добрый друг, за помощь. Люций задумчиво отвернулся, его брови все еще были нахмурены при тревожной мысли о том, что бог-мужчина женится на другом боге-мужчине. Однако он должен был признать, что история была прекрасной. Возможно, он мог бы использовать её. Он повернулся на бок, чтобы попросить у путешественника разрешения написать сказку, но путешественник уже исчез. Он нахмурился и поднялся на ноги. Люций в последний раз взглянул на земляничное дерево, которое заслоняло их от солнца, и вспомнил, что оно было посвящено богу Гермесу. Он моргнул — любопытная мысль всплыла у него в голове — прежде чем он стряхнул ее как великую невероятность. Люций решил включить эту историю в свои сказки. Но вместо того, чтобы изображать Психею как принца, наделенного красотой, превосходящей пол, он описал его как принцессу, что было более правдоподобно, чем оригинальная история. _____________________ От автора: Это официально последние пояснительные примечания к Arrow.🥺 Эрос спасает Психею — в оригинальной переведенной версии истории Эрос стер сон и положил его обратно в кувшин. Затем он разбудил ее наконечником своей стрелы. Сцена тоже не была романтичной (по крайней мере, на мой взгляд). Это была строка из переведенного текста: «Посмотри, как ты снова чуть не погубила себя, бедное дитя, своим ненасытным любопытством. А теперь поторопись и закончи задание, которое поручила тебе моя мать. Я позабочусь обо всем остальном." Зевс руководил «церемонией» — в оригинальной переведенной версии истории Зевс действительно согласился женить Эроса. Он сделал это с таким условием: «…Я сделаю, как ты просишь. Но только при одном условии: чтобы ты не сделал меня своим соперником, отдав мне в уплату за эту услугу какую-нибудь другую девушку выдающейся красоты». И если вы подумали, что я была груба, когда заставила Зевса упомянуть о девственности Психеи перед всем бессмертным народом, вот версия из оригинального переведенного текста: «Мы должны обуздать его детскую непосредственность узами брака. Он нашел девушку, он лишил ее девственности. Позволим ему овладеть ею, обнять ее и в объятиях Психеи вечно предаваться своим страстям». Древнегреческий брак — «брак» здесь не совсем соответствовал традиционным западным ритуалам, таким как эмоциональный обмен клятвами или долгожданное «ты можешь поцеловать невесту», потому что я хотела остаться верной обстоятельствам. Я уже отмечала некоторые подробности о древнегреческих свадьбах в предыдущих главах. Здесь я просто хочу упомянуть, что произнесение клятв и поцелуи невесты на свадебной церемонии не входили в обряд. Брак был совершен, как только невеста переезжала в дом жениха. Тем не менее, у них была свадебная процессия, где колесница, управляемая женихом, доставляла невесту с вуалью на лице в его дом. Мать жениха приветствовала бы их у домашнего очага, а затем подарила бы сухофрукты и орехи, чтобы благословить их плодовитостью и процветанием. Затем жених вел невесту в комнату для новобрачных и ритуально снимал с нее вуаль. К вашему сведению: согласно источникам, большинство свадеб в Афинах проводились ночью. План Эроса — оригинальная переведенная версия истории никогда по-настоящему не объясняла, почему Эрос должен был скрываться от Психеи. Вероятно, это было сделано для того, чтобы подчеркнуть важность доверия в отношениях, но я всегда хотела, чтобы это имело смысл, чтобы весь план исходил из моей творческой свободы. Древний свадебный наряд — я также хотела немного соответствовать традиционным канонам свадебного наряда, который включал вуаль, украшения и использование цветов. Хотя считалось, что Древняя Греция была одной из первых, кто использовал цветы на свадьбах, они не создавали из них букеты. Вместо этого невесты носили их в виде венков на головах. Также говорили, что вуаль не была полупрозрачной или кружевной, потому что часть ее предназначения состояла в том, чтобы скрыть невесту от злых духов. Они также украшали своих невест драгоценностями, в том числе бриллиантами, которые, как говорили, были «слезами богов», символизирующими пламя любви. Ирис — богиня радуги, а также известна как посланница богов. Она также подает нектар божествам, поэтому я заставила ее подать амброзию. Гермес ведет Психею к алтарю — в оригинальной переведенной версии истории Зевс приказал Гермесу привести Психею на Олимп. Я хотела включить одну из самых известных картин о Купидоне и Психее (Похищение Психеи Уильяма Адольфа Бугро) в историю, где Купидон уносил Психею, поэтому я заставила Эроса забрать Психею. Но я все же сохранила ту часть, где Гермес ведет Психею на церемонию. Гедона — это было настоящее имя дочери Эроса и Психеи в оригинальной истории. Люций в конце — эта часть не имела цели оскорбить кого-либо, в том числе, в плане пола. Но я включила ее в работу, чтобы поделиться своей точкой зрения.🥰