Тайна исчезновения Эжена Лорена

В одном небольшом французском городе, чье название за давностью времени уже исчезло из истории, когда - то жила семья обеспеченного, процветающего торговца, господина Жана Лорена. Судьба была к нему благосклонна, а потому кроме денег и всеобщего уважения подарила ему трех сыновей и двух дочерей, образованных и приветливых, чья красота и воспитанность производили впечатление на всех, кому посчастливилось их узнать. Жена же его, мадам Ивонна, умерла последними родами, оставив о себе прекрасную память доброй и умной женщины, с характером твердым и смелым. Испытывая глубокую привязанность к умершей супруге, господин Жан отказался от любых намерений вновь сочетаться браком, посвятив остаток жизни семье и торговле. Замечательный двухэтажный каменный особняк мсье Лорена, расположенный на одной из главных улиц города, привлекал к себе внимание многих юношей, ученых мужей и торговых партнеров. Облицованные светлым камнем стены усиливали яркие лучи солнца в ясную погоду, а в пасмурную скрашивали серый пейзаж улицы своей белизной. Здесь радушно встречали каждого гостя, не чурались новых веяний, а хозяин, если бывал дома, всегда старался окружить посетителей заботой и занять интересным разговором. Среди всех своих детей больше всего пожилой торговец отмечал самого младшего Эжена, юношу неполных 17-ти лет, который чрезвычайно напоминал ему почившую жену. Он был невысок ростом, но узок в талии, как девушка, и не широк плечах, и хотя природа не отказала ему в физической красоте, он с трудом мог соперничать со статными, галантными и лощеными ухажерами сестер, чьи дорогие костюмы выдавали в них неисправимых модников и любимцев света. Эжен не носил, несмотря на предписанную моду, длинного парика с подвитыми локонами, а подхватывал собственные длинные кудрявые, пепельного цвета волосы бархатной темно-синей лентой. Костюм его был изыскан, но прост, башмаки начищены, а шелковые чулки ─ белы. Он чуждался общества из-за скромности и ровного нрава, проводя свои дни в небольшом саду особняка, надежно скрытом от чужих глаз высокой стеной. Он зачитывался философскими трудами, греческой литературой, работами отцов церкви, и, конечно, произведениями популярных писателей, чьи романы были у каждого на слуху. Эжен редко покидал свою комнату и территорию особняка, исключение составлял, разве что, прелестный дом в провинции, находящийся в нескольких лье от города, куда юноша с удовольствием отправлялся каждое лето, когда солнце нагревало поля и реки, наполняя густыми запахами воздух. Старшие братья, по доброй привычке, подшучивали над слабостью и затворническим характером юноши, говоря: «Когда же ты, наконец, повзрослеешь, братец, пора подумать о будущем», ласково трепали его по плечам, однако Эжен оставался невозмутим, только украдкой старался меньше попадаться им на глаза. Сестры же, не скрываясь и не таясь, откровенно журили его за нелюдимость, а ровный, добрый нрав принимали за притворство, едва ли не женское кокетство. Так проходили годы, сестры обзавелись мужьями и покинули дом, а братья начали торговать, последовав примеру отца. Они открыли собственные лавки, однако из дома не уехали, стремясь преумножить богатство семьи. Только один Эжен по-прежнему пропадал в саду и библиотеке дома. В конце концов, желая ему лишь добра, отец, переговорив с другими сыновьями, решил поставить его в управлении загородного имения и оторвать от бесконечных мечтаний. Услышав настойчивую просьбу родственников и не имея в характере излишнего, так свойственного сверстникам его возраста, упрямства, юноша молча согласился с предложением; наскоро собрался, и уже через день экипаж уносил его в сторону Шато Плезан. Стоял конец мая, погода была изумительная: покачивая пышными нежно-зелеными кронами по обе стороны от дороги шумел лес. Бежавшая по левую руку река переливалась и тихо плескалась мелкими волнами в берег. Птицы, почти не слышные в городе, радостно свистели и пели, переговариваясь в небесах. Юноша, разморенный полуденной жарой, лениво дремал, примостившись в углу экипажа; все внутреннее пространство было заполнено множеством корзин с провизией, небольшими ящиками с необходимыми предметами обихода, а в ногах находился огромный, обитый металлом, сундук, где лежали любимые книги молодого хозяина и письменные принадлежности. Покидая родной дом, он постарался захватить как можно больше еще не прочитанных сочинений, надеясь в умиротворяющей атмосфере шато предаться их вдумчивому изучению. Его неспешные размышления прервал громкий, звонкий голос Жака, слуги из имения, которого послали с ним в сопровождение. ─ Пожалуйте, мсье Эжен, мы прибыли. ─ и он ловко открыл дверцу экипажа, а затем выдвинул маленькую лесенку для хозяина, обитую темно-зеленой тканью. ─ Вот мы и в Шато. Эжен прикрыл глаза от слепящего солнечного света, с улыбкой приветствуя старую кормилицу Мари и работников имения, искренне радующихся его приезду. В отличие от других братьев, самый младший всегда был с ними ровен, относился с уважением, а потому не мог не заслужить открытой привязанности. Мари деловито растолкала кучку молоденьких служанок, подходя к юноше, и тепло приобняла его за плечи. ─ Боже мой, как же вы выросли, господин Эжен, а всего-то прошло несколько месяцев. Вот зимой мы вас вспоминали, сидела я у окна и думала: «А как поживает там мой Эжен, добрейший мой мсье Эжен». Вот вы и приехали наконец, теперь здесь будет порядок. Заходите скорее. ─ женщина задержала на нем теплый взгляд карих глаз, возвращаясь на кухню и подгоняя хихикающих девушек перед собой. Эжен потянулся, с наслаждением разминая затекшие руки и ноги, и отправился в главную спальню дома, которой теперь предстояло стать его почивальней на ближайший год. Тяжелые портьеры едва колыхались, движимые порывами сухого ветра, наполненного жаром скорого лета. Полосы света, в которых парили редкие искры пыли, сияли на начищенном паркете. Скинув жесткий жюстокор на постель, юноша прошелся по комнате, кончиками пальцев касаясь красивой резной мебели. «Неужели теперь это все мое. Невероятно», ─ подумал он, восторженно рассматривая небольшие, искусно вытканные гобелены на стенах и маленький, сделанный из наборного дерева, резной столик. Он дождался, когда двое крепких мужчин внесли его драгоценный, украшенный витиеватой резьбой сундук в комнату и наскоро запер двери, с радостью погрузившись в неторопливую распаковку вещей. Так и потекли дни. Поначалу юному господину пришлось нелегко: кипы бумаг, ежедневные отчеты управляющего, умение вести расходные книги и присматривать за слугами ─ все это было внове, но Эжен не жаловался, позволив себе лишь раз написать подробное письмо отцу с просьбой разъяснить ему наиболее сложные вопросы. Жак, быстрый, словоохотливый и необыкновенно смышленый, с радостью помогал хозяину. Он был неистощим на выдумки и, казалось, никогда не уставал. Эжен, позабыв о своей извечной скромности, ездил вместе с ним на долгие конные прогулки и с удовольствием блуждал по окрестным лесам. Отец, несмотря на обещание продержать сына в имении до начала осени, внезапно изменил свое решение. Юноша получил от него строгое и неожиданно серьезное письмо, в котором господин Лорен велел продолжать заботиться о благосостоянии шато, уведомляя, что навестит его не раньше следующей весны, а до тех пор оставляет его на попечении Жака и надеется, что это время пойдет ему лишь на пользу. Как бы Эжен не любил их провинциальный дом, он уже начал чувствовать легкую тоску по привычным, знакомым ему местам: внутреннему дворику и саду с красивым двухъярусным фонтаном, сумраку его комнаты, книжным шкафам и письменному столу. Книги, которые он привез с собой, были давно прочитаны, визиты вежливости отданы всем немногочисленным окрестным соседям, до которых было возможно добраться за пару часов, сам он гостей не принимал, до города было далеко, а потому пришлось подчиниться, терпеливо дожидаясь нового года. Пытаясь развлечь себя, он пытался писать. Первые стихи и очерки, созданные под чрезмерным влиянием чужого стиля, были нехороши, и потому расстроенный юноша решил оставить свои упражнения, заведя дневник. «Здесь уж меня точно не постигнет неудача» ─ решил он, выводя на титульном листе свое имя. «Дневник сей принадлежит господину Эжену Лорену, хозяину Шато Плезан. Моя жизнь и мои деяния». Чрезвычайно довольный первой записью, он взглянул в окно: бледно-серое небо скрыло от глаз солнце, дождь лил уже два дня, навевая меланхоличные мысли. Юноша прислонился к оконной раме, наблюдая, как медленно скатываются по стеклу потоки воды. На дворе стояла тишина: прислуга обедала. Внезапно, у ворот обеспокоенно засуетился привратник, отчаянно размахивая руками и пытаясь убедить кого-то подъехать к черному входу. «Кто бы это мог быть? Я не жду гостей» ─ удивленно подумал Эжен, набрасывая на рубашку весту и жюстокор. Он поспешил вниз по лестнице, от волнения забыв аккуратно повязать галстук, и столкнулся в дверях с Жаком, побледневшим, но тут же взявшим себя в руки при виде хозяина. ─ Господин Лорен, будете ли вы обедать? - произнес он ровным голосом, стремясь отвлечь внимание юноши от шума за стенкой. ─ Благодарю, Жак, но лучше объясни мне, что происходит. Я видел, что Бруно отказывался пускать кого-то в дом. Я должен понять, что произошло. Жак вздохнул, но не изменил тона. ─ Поль попал в ловушку в лесу, мсье, наткнулся на собственный капкан. Он поранил ногу. ─ Бедняга, но к чему скрывать от меня, что случилось, если это лишь досадная неприятность? - Эжен сделал шаг вперед, Жак вздрогнул, но посторонился, наклонив голову. Юноша распахнул двери в кухню, откуда доносились голоса, и сразу прижал ко рту белоснежный платок, расширенными от ужаса глазами наблюдая, как две служанки, промывают залитую кровью ногу Поля, сжимающего в зубах туго скрученную тряпицу. В помещении пахло бульоном и жареным мясом, небольшие окошки были крепко закрыты. ─ Святой боже, как это могло произойти?! ─ воскликнул, не помня себя, Эжен. ─ Нужно немедленно послать за врачом. ─ добавил он уже спокойнее, отнимая от губ платок, стойко переживая приступ тошноты от духоты и металлического запаха крови. ─ Жак, возьми лошадь и поезжай к мсье Сент-Оберу, он гостит сейчас у мадам Буше. Поторопись. ─ Да, господин Лорен. ─ Куда же он поедет, на дворе настоящий потоп! ─ запричитала Мари, протирая лоснящийся от пота лоб Поля, который вдруг обрел дар речи. ─ Не пускайте его в лес, там опасно, мсье.. Там вновь бродит это нечто.. ─ мужчина закашлялся, устало откидывая голову на соломенную подушку, которую кто-то успел положить на лавку. ─ Что ты говоришь такое, Поль? ─ Эжен склонился над пострадавшим, участливо глядя ему в глаза. ─ У него бред, вот и болтает не весть что. ─ пробормотала Мари, скривив губы. ─ Ничего я не вру, вот так и было уже в моем детстве, когда у нас четверо пропало: мой отец, Фабьен и еще двое.. ─ Поль вздохнул, вытягивая руку и пальцем указывая куда-то за спину удивленного Эжена. ─ А теперь, нечто это вернулось, бродит повсюду, ищет. ─ Что ж, если это правда, Поль, я лично позабочусь о том, чтобы никто больше не смел беспокоить мои владения. ─ уверенно сказал юноша, вновь обернувшись к Жаку. ─ Ну что ты стоишь, немедленно отправляйся. ─ тот нерешительно кивнул и покинул кухню, оставив хозяина и перепуганных слуг с тяжелыми мыслями. Эжен сел на услужливо поставленный перед ним стул. В томительном ожидании прошел час, на улице раздался скрип колес, перекрываемый шумом дождя, и лошадиное ржание. Молодой человек поднялся, отправившись к главному входу, чтобы встретить приехавшего доктора. Господин Филипп Сент-Обер, в накинутом на плечи шерстяном плаще, вежливо поздоровался с хозяином дома и попросил незамедлительно показать ему пострадавшего. Он промыл рану, тщательно осмотрев ногу Поля, и перевязал ее. Затем он достал из своего врачебного саквояжа несколько пузырьков с темной жидкостью, вкладывая их в руки экономки. ─ Давать больному каждые четыре часа. Завтра у него возможно случится лихорадка, лекарства помогут снять жар, если вдруг станет худо, обязательно пошлите за мной. Повязку необходимо менять дважды: утром и вечером. ─ Будет ли он в порядке, господин Сент-Обер? ─ тихо произнес Эжен, наблюдая, как на импровизированных носилках слуги переносят Поля во внутренние комнаты. ─ Нога его выглядит нехорошо, однако яснее станет через неделю или две. Если не случится воспаления, все обойдется. ─ бодро сказал доктор. Когда прислуга разошлась, а юноша провожал его у экипажа, мужчина внезапно наклонился к его уху и, понизив голос, пробормотал. ─ Держитесь, дорогой мой Эжен, подальше от того места, где случилось это несчастье. Я много видел ран, вы ведь знаете, в прошлом я военный врач, однако уверяю вас, эти отметины не мог оставить простой зверь. Один Господь ведает, как этому бедолаге удалось спастись. ─ а затем мсье Сент-Обер покинул имение. Эжен долго смотрел, как экипаж, покачиваясь на размокшей дороге, медленно пропадает вдали.