Такова жизнь

Запомните навсегда, на всю свою жизнь, эту и будущую в том числе, Игорь, мать его, Гром ненавидит, когда его кто-то трогает. Не смейте прикасаться к его запястьям, ладоням, шее и прочему! Ни в коем случае! Бить людей — это одно, он в кровь мешает их мерзкие лица, когда бьют его — тоже все равно, если честно. Приятного мало, в общем-то, но драки — это по другому. Не так, как в обычной жизни простые люди так норовят его потрогать. Он вам что, медведь плюшевый? Игорь Юльке сразу сказал, мол, не делай лишних телодвижений ты, дорогая, в мою сторону. Личное пространство и посягательство на него карается игоревым законом строго. Пчелкина — девушка далеко не глупая, все сразу поняла. А Димке он сказать, видимо, позабыл. Впервые, когда Дубин схватил его, Грома, за запястье в попытке тормознуть, майор сам ни черта не понял. Был легкий ступор и кожа чуть онемела в том месте, куда пришлось прикосновение. И все. Никаких отталкивающих ощущений, только мягкое покалывание. Это странно. Димка тогда внимания не обратил на шок напарника, а сам мужчина вдруг понял: Дубину он как раз и позабыл сказать о своей нетактильности! Да и поздно было, вдруг Дима надумает себе чего, это точно было бы лишним в их и так напряженной ситуации. А потом случились вдруг игоревы чувства, что лавиной накрыли его с головой. Странные, морозящие, и мурашки по коже запускающие. Необычные. В свою очередь, Дима знать не знал о том, что происходит на душе у друга. Для него ничего и не поменялось вовсе, он как трогал Грома на постоянной основе, так и продолжил, даже еще усерднее. Накрыть чужую ладонь в знак поддержки? Да, почему нет! Размять пальцами затекшую шею? Ладно, Игорь, ты только не засиживайся на работе. Обнять после тяжелой драки? Не лезь вперед опергруппы, Гром, сколько я тебя просил! У Игоря же каждый раз перед глазами все плыло, а в голове кавардак полный. Чужие прикосновения все так же казались отталкивающими. Цветков, Зайцева, да даже Прокопенко, все они ощущались не так как нужно, по-другому, не как Димочка. Дубин касался медленно, чувственно, с тактом, будто мальчишка знал как действует на Игоря. А потом Гром смотрел в голубые омуты, глядевшие на него самого с такой отдачей, с такой невинностью, с такой тревогой, что в пору на эшафот и в петлю за такие мысли. Дима бы не стал, Дима другой, не такой как все. Индивидуальность в своей индивидуальности. Когда Юля наконец заметила, что Димке позволено трогать, то успела ошалеть от всего происходящего, подумать и спросить затем: — И с каких это пор нам тебя трогать можно? — Надуто фыркнула Юлька, разглядывая Димину руку на колене майора. Никакой пошлости, просто дружеская поддержка! — Чего? — Тяжко выдохнул Гром, оборачиваясь на Пчелкину. Та выглядела воинственно и заинтересованно. Юля вообще оказалась с ними по чистой случайности, им нужна была информация, которая у журналистки, конечно же, имелась. — Ты же сам мне сказал, что трогать тебя смерти подобно! — Она взмахнула ладонью, ерзая на месте. Возмущение грозилось выйти за пределы, и вот тогда ему будет несдобровать. — Игорь? — Неуверенно протянул Димка, убирая руку с чужого колена. Ему вдруг отчего-то стало неловко и неуютно под настойчивым взглядом подруги. — Почему ты мне не сказал? — майор посмотрел на Диму, и, кажется, тот выглядел очень расстроенным. Черт. Опять Игорь все испортил. — То есть ты ему не сказал? Какого черта, Игорь, я жду! — Юля смешливо вздернула брови, быстро сдуваясь, ярости будто и не бывало. — Неуспелось. А потом как-то привык, — мужчина пожал плечами, возвращаясь к бумажкам. Пальцы дрожали, а сердце бешено билось о ребра. Нет, только не сейчас. — Ладно, я пойду, — виновато выдала девушка, чувствуя напряженную атмосферу. — Мне еще с Сашей нужно увидеться, — она задорно подмигнула Игорю, почти что выбегая из квартиры. — Когда это моя подруга начала встречаться с моей бывшей? — Задал риторический вопрос Гром, медля и все пытаясь отсрочить разговор с Димкой. — Игорь, — тяжело вздохнул Дубин. — Ты мог бы мне сказать, что тебе неприятно. Я бы перестал. А так, я чувствую себя виноватым теперь, — он поджал губы и снял очки, откладывая их в сторону. — Дим, — растеряно начал Гром. Нужно было поговорить, но слова все не находились, вылетая из головы или забываясь напрочь. — Я хотел сказать. — Так почему не сказал? — Иронично выгнул бровь юноша. Он выглядел действительно задетым всей этой глупой ситуацией. — Потому что мне не было неприятно, — дернул плечом майор. — Было необычно, — юлил мужчина, не желая раскрывать все карты. — Ты просто не хочешь меня расстраивать, — усмехнулся Дубин. — Я ведь не маленький, Игорь, ты можешь говорить со мной напрямую, ладно? Я правда знаю, что тебе не нравится мой чай, мои рассказы про искусство и прочее, — он пожимает плечами. — Просто ты слишком добрый, чтобы сказать мне об этом. Я это ценю, правда, — Дубин закачал головой, даже протянул ладони, дабы коснуться Игоревых плеч, почувствовать собеседника, но вовремя опомнился. — Прости, — вновь извинение в пустоту. — Забыл. — Вот из-за этого! — Вспылил вдруг Игорь. — Из-за этого, Дим! Ты бы винил себя, думал что не так с тобой, хотя дело ведь во мне. Во мне, — он бессильно стукнул себя кулаком в грудь. — Но мне нравится, — все же решился продолжить Гром. — Нравятся твои рассказы. Но не потому что они про искусство, а потому, что ты говоришь. Я пытался читать этого Есенина, не понял ничего, не проникся. А ты так рассказываешь, что аж за душу берет. Чай завариваешь такой вкусный, какой я не пил никогда, правда. Я с тобой порой забываю обо всем, никогда не думал, что мне неприятно, когда ты мои царапины обрабатывал. Не думал, когда ты меня обнимал, — выдал как на духу Гром. — Ты мне весь нравишься, если честно, — шепнул он в гудящую тишину квартиры. Тяжелые вздохи Дубина раздавались совсем под ухом, горячие ладони на щеках ощущались неимоверно приятно, димкины губы на его губах чувствовались слишком правильно. И все это было и впрямь слишком, потому что Игорь любил Диму. И тот, кажется, любил его в ответ.