Путь жандарма

      Севастьян всерьез рассматривал вариант остановки в Адлере, даже забыв о том, что это место — край ссыльных. Молодой человек продумывал варианты и, поделившись своими размышлениями с Виталием, услышал реплику, полную изумления:       — Ты с ума сошел? Привезешь свою Агнессу на очередной морской курорт для ссыльных — точно без психиатра не обойдетесь.       Севастьян непонимающе посмотрел на сослуживца.       — Край ссыльных, болота, леса, малярия… — сказал Виталий. — Агнесса, как ты говоришь, только в себя пришла, а ты ее отправляешь туда, куда по доброй воле не едут. Чем тебе Мацеста не курорт?       — Агнесса хочет тишины и покоя, — ответил Севастьян.       — Значит, снимай дом на окраине Мацесты, — произнес Виталий. — А то приедете в Адлер, Агнесса увидит, сколько вокруг ссыльных и сразу пустится в воспоминания о другом морском курорте.       — Может, от греха подальше, в Феодосию? — задумчиво спросил Севастьян.       — Уж лучше в Феодосию, нежели туда, куда ты собрался ехать, — ответил Виталий.       Путем некоторых размышлений Севастьян пришел к выводу, что надо ехать именно в Мацесту. Тихий уголок ближе к окраине поселения вполне пришелся по душе семье и Ася, выйдя на первую прогулку к морю, с воодушевлением сказала:       — Это не Татарский пролив.       Севастьян приобнял супругу за плечи и произнес:       — Может быть, на пароходе покатаемся? В Гагру, например, и обратно.       — Как свободные люди… — дрожащими губами прошептала Ася.       — Конечно, как свободные люди, — ответил Севастьян.       — Покатаемся, — утвердительно сказала Ася. — Обязательно.       Шло время. Видя бескрайнюю заботу своего супруга, Ася постепенно возвращалась к прежней жизни. К осени молодая женщина поняла, что снова беременна.       — Севастьян Михайлович, — произнесла Ася, уже вернувшись домой. — В семье будет пополнение. С вас слово офицера, что в ближайшие восемь или сколько там осталось месяцев меня будет ждать тишина, покой, отсутствие волнений из-за возможных попыток сделать народу лучше и, что самое главное, если меня потянет не туда, как в самый первый раз, вы на меня руку не поднимете.       — С точки зрения некоторых людей я уже опозорил свое честное имя, — ответил Севастьян. — Однако позорить его еще раз я не хочу. Агнесса Викторовна, поймите меня правильно, боюсь что-то обещать.       — Что именно? — спросила Ася. — Что вы не будете ничего предпринимать или что руку на меня не поднимете?       — И то, и другое, — честно ответил Севастьян. — Я постараюсь не поднимать на вас руку, Агнесса, но вы же сами знаете — привычки и реакции впереди разума иногда идут. Не приведи Господь, подойдет ко мне сзади хулиган — я сообразить не успею, как он уже будет лицом вниз лежать. С руками то же самое. Боюсь давать слово, так как вдруг не сдержу его?       — Дайте слово офицера, что не посчитаете возможным меня наказывать, даже если я буду неправа, — уточнила Ася. — Невольно получившаяся пощечина в расчет не идет.       — Вы что-то задумали, Агнесса? — спросил Севастьян.       — Нет, — ответила Ася. — Просто готовлю почву на будущее. Мало ли, что в голове перемкнет на этот раз?       — Хорошо, я даю слово офицера, что постараюсь не наказывать вас, что бы ни произошло, — сказал Севастьян. — Если только в голове, как вы выражаетесь, не перемкнет.       — Если у офицера, который вправе носить оружие, что-то перемыкает в голове — это плохой звоночек, — произнесла Ася. — Это повод задуматься.       — Надеюсь, до этого не дойдет, — ответил Севастьян.       Ася тяжело вздохнула и продолжила:       — Тогда вернемся к первой части моей просьбы. Севастьян Михайлович, у вас есть какие-то планы? Раз вы не можете дать слово офицера?       — Пока что нет, — честно ответил Севастьян. — Но, Агнесса Викторовна, вы же сами все прекрасно понимаете. Сегодня планов нет, а завтра будет удачный повод. Не упускать же его.       — Обещайте трижды, четырежды, семь раз подумать, прежде чем что-то делать! — воскликнула Ася. — Сможете — я первая вами гордиться буду. Но вы же уже сами убедились в том, что трудно, очень трудно суметь что-то сделать… Что система слишком хорошо работает. Что вас раскусили в прошлый раз слишком быстро.       — Обещаю, — произнес Севастьян. — Слово офицера.       Ася села на диван.       — Понимаете, Севастьян Михайлович… — вздохнула молодая женщина. — Мне кажется, пришло время уступить дорогу другим людям. Революционер с тремя детьми — не революционер. Ему должно думать о детях. Воспитывать их. Вкладывать в голову правильные понятия о добре и зле. Растить себе достойную смену. Мы с вами не Зоя Михайловна, которая беременная в карцере истерики устраивала, и не Владимир Герхардович, который практически сразу же после рождения дочери собрался ехать в Петербург и взрывать царя. Я некоторое время назад поняла, что не такая уж и идейная, как действительно борющиеся с системой люди, а вы, не желаю, конечно, вас обижать, тоже, раз посчитали для себя возможным вернуться в жандармерию, значит, так же как и я предпочитаете место потеплее и рубашку поближе к телу. Это не плохо, Севастьян Михайлович, это просто наши особенности. Проходите ко мне в зрительный зал, садитесь рядышком, будем просто пассивными наблюдателями сего действа. У других людей получится — просто искренне их поздравим.       Севастьян недоуменно посмотрел на Асю и сказал:       — Агнесса Викторовна, даже если все это ненадолго и вас из-за беременности уносит уже в другую сторону — это неплохо. Это куда лучше, нежели вас уносило в прошлые разы…