Печеньки с изюмом

      Прошло всего несколько дней с того момента, как завершился сумасшедший, по мнению Гарри, Турнир Трех Волшебников. Немного больше недели с момента, как портал в Кубке доставил его и тело Седрика ко входу в лабиринт.       Турнир начинался как попытка укрепить отношения между волшебниками разных народов и магических школ, а закончился самой настоящей катастрофой. Но хуже всего было даже не само воскрешение Темного Лорда Волан-де-Морта, не смерть Седрика Диггори и даже не тот факт, что Гарри не смог нормально противостоять Пожирателям Смерти. Куда хуже было то, что ему никто не поверил — ни Фадж, ни авроры, что допрашивали всех и вся в Хогвартсе, ни однокурсники. Никто. Ну, почти никто — профессор Дамблдор, состроив скорбное лицо, объявил перед всей школой, что Гарри не виноват, но произвело это совсем обратный эффект. Многие лишь больше уверились в том, что это никакой не Волан-де-Морт, а очень даже сам гриффиндорец убил конкурента ради победы на Турнире и, разумеется, вечной славы Чемпиона.       Естественно, его проверяли. Сначала был публичный диалог с представителями Департамента Правопорядка, затем была сыворотка правды и уже частная беседа с аврорами. Волшебную палочку только что не понюхали и не разобрали на части, пытаясь доказать его причастность, однако ничего из этого, конечно же, не вышло. И хоть Гарри и опасался, что ему могут подбросить чужую палочку в момент допроса, но обошлось. Затем, против всех доказательств, и, разумеется, нисколько не спрашивая разрешения самого Гарри, журналисты разного пошиба принялись мусолить его биографию, представляя его как жуткого темного мага, которому самое место в Азкабане или в отделении принудительного лечения Мунго, если не вообще в могиле с осиновыми кольями в сердце и голове — просто так, на всякий случай, чтобы не восстал потом.       Припомнили ему и парселтанг, который, по мнению большинства обывателей, был признаком исключительно темных волшебников; и исчезновение Квиррелла — хорошо, что не доказали, что это именно он убил профессора; и братание с Блэком — впрочем, тут тоже больше было домыслов и слухов, но когда это кого останавливало? И нападение на профессора зельеварения на третьем курсе… Много чего накопали журналюги, где-то просто наплели с три короба, однако общество магов Британии расценило статьи в «Пророке» как истину в последней инстанции… В общем, уже к полудню весь Хогвартс, кроме буквально трех-четырех человек, свято верил, что Гарри Джеймс Поттер — жуткий черный маг, который только и ищет момента, чтобы всадить ближнему своему ритуальный кинжал под лопатку.       В один миг даже самых здравомыслящих людей как будто подменили. Гарри слышал, как шептались ученики, стоило ему пройти мимо. Некоторые и вовсе старались обходить его десятой дорогой. Наверняка они считали, что он неуравновешен и может представлять опасность, а то и ожидали, что он начнет разбрасываться убивающими проклятиями. Реакция учеников разнилась по факультетам: слизеринцы подкалывали его причастностью к темной магии и то и дело пытались в издевательской манере представить его Темным Лордом — мол, «ждем приказаний, ваше темнейшество»; равенкловцы строили теорию за теорией относительно того, мог ли он убить или нет, а если да — то каким именно образом; Хаффлпаффцы просто смотрели на него с ненавистью (все же Диггори был именно с этого факультета) и даже не пытались строить никаких планов, теорий или иллюзий на его счет, в лицо называя его убийцей. Да что там… Даже гриффиндорцы поглядывали на него с опаской и осторожностью.       Куда хуже, что друзья тоже ему не поверили. Рон, с которым он вроде как помирился (хоть, наверное, и не следовало), вновь насмерть с ним рассорился, и теперь громче всех костерил бывшего лучшего друга на все лады. А стоило Гарри заслуженно врезать ему по зубам — тут же умчался к деканам и рассказал, что «этот слетевший с катушек» без всяких на то причин напал на него. Разгореться скандалу, конечно, не дали, а учителя — явно через силу — сподобились провести небольшое локальное расследование, в ходе которого вынуждены были признать — Рон сам нарвался. Тем не менее едва-едва восстановившаяся дружба снова рухнула в бездну. Гермиона же, услышав, что Гарри подрался с «другом», бросила ему:       — Сначала ты лезешь с кулаками, а потом что? Ждать от тебя убивающего проклятия в спину?       Это был особо тяжкий удар. Кто бы что ни говорил, Гермиона всегда была рядом с ним. Даже когда все остальные от него отвернулись. Этот удар был слишком силен. После такого ему на какое-то время даже жить перехотелось. Оставшись в полном одиночестве, Гарри даже подумывал спуститься в Тайную Комнату и вогнать в руку клык василиска или просто приставить к подбородку палочку и произнести два заветных слова. Два слова, зеленая вспышка — и он будет далеко от всего творящегося вокруг кошмара. Может, даже снова увидит маму и папу. Как в тот миг, когда его палочка и палочка Волан-де-Морта установили связь с помощью «Приори Инкантатем». Впрочем, вскоре он эту мысль отбросил — едва ли люди, отдавшие жизнь ради своего ребенка, после смерти попадают туда же, куда и отчаявшиеся самоубийцы. Да и вся эта орда стервятников, притворявшаяся окружающими людьми, только этого и ждет. Ждет, пока он, наконец, сломается и тем самым покажет, как они были правы. Не дождутся!       Естественно, настроение у Гарри из-за всего этого было ни к черту. А ведь еще и приближался конец года, а значит, скоро он вернется в дом номер четыре по Тисовой улице. Это тоже бодрости духа не придавало… Наконец Гарри решил, что он больше не хочет находиться в мире волшебников. Кто бы что ни думал. Надо всего лишь попросить у директора отчисление по собственному желанию. Однако же Дамблдор огорошил его:       — Мальчик мой, к сожалению, это невозможно, — Гарри в этот миг заметил, что директор старается не смотреть на него. — Пойми, не потому, что я не хочу тебя отпускать. Виной всему магический контракт со школой…       — Контракты. Контракты. Контракты! — Гарри грохнул кулаком по столу, отчего несколько мелких штуковин со стола директора со звоном слетели на пол, в углу закурлыкал пробудившийся от шума феникс. Крошечное напыление сдержанности, что он смог собрать, слетело в одно мгновение. — Какой еще, к дьяволу, контракт?! Я никаких контрактов не подписывал! Ни гребаного контракта с Кубком Огня! Ни контракта со школой!       — Мальчик мой, — примирительно поднял руку Дамблдор. — Я правда сожалею, что все произошло так, как произошло. Но не стоит из-за этого переживать настолько сильно. А контракт со школой заключили твои родители вскоре после твоего рождения. И согласно этому контракту ты должен проучиться в Хогвартсе все семь лет и сдать экзамены.       — Да плевал я на этот контракт! — Гарри уже буквально кричал, будучи не в силах что-либо сделать, и от этого бессилия злился еще больше. — Не хочу я всего этого! Ни обучения! Ни магии! Гори он в аду, этот магический мир, если он так жесток! Мне уже надоело, что все всё решают за меня! Надоело… Не могу…       — Гарри…       — Да идите вы к черту!       Он попытался развернуться и просто убежать, но чертова дверь не поддавалась ни на дюйм. Гарри пнул ее, но этим добился лишь того, что сильно ушиб пальцы на ноге.       — Немедленно выпустите меня отсюда!       — Мальчик мой, в таком состоянии ты можешь навредить и себе, и окружающим, — равнодушно-спокойный голос Дамблдора начинал уже действовать на нервы. — Прошу тебя, успокойся и присядь.       — Не хочу!       Гарри почувствовал, что в его сердце закипает нечто доселе неведомое. Как будто по всему телу прошла волна чего-то очень холодного, но от этого холода стало как-то слишком жарко… Как если бы он обжегся о нечто холодное. Он так и не смог себе объяснить, что произошло. В какой-то миг он потерял нить реальности. Лишь очнувшись в Больничном крыле Хогвартса, он обрывочно вспомнил, что после того возгласа в кабинете директора поднялся настоящий шторм. Все, что не было намертво приварено или прикручено к полу и стенам, — летало и переворачивалось, а ручка на запечатавшейся двери оплавилась под его пальцами. Он помнил, как чертову дверь снесло, помнил, как что-то кричал в лицо Дамблдору, а затем короткий взмах палочки директора — и вот он уже здесь… Похоже, ему натурально снесло крышу. Впрочем, Гарри нисколько не жалел о случившемся. Он боролся за свою свободу, а значит, директору не в чем его обвинить. Между тем где-то рядом вышеупомянутый директор беседовал с мадам Помфри. Они пока еще не поняли, что он проснулся, а Гарри не торопился открывать глаза.       — Что скажешь, Поппи?       — Что скажу?! — судя по оттенкам голоса, пожилая целительница кипела гневом. — Я скажу, что эти идиоты довели мальчишку до магического выброса! И очень сильного! Представь себе, что могло бы произойти, сорвись он где-нибудь по пути в Лондон? Ты хоть представляешь, Альбус, какие возможности у этого мальчика?!       — Я заметил, насколько он силен, — как-то задумчиво проговорил Альбус. — Он так порывался выйти на свободу, что смог разрушить чары самих Основателей на двери моего кабинета… Может быть, он и стал бы великим чародеем под моим чутким руководством, но про это мы еще поговорим когда-нибудь потом… Как его состояние на данный момент?       — Плохо, — огрызнулась целительница. — Такой мощный магический выброс полностью выпил его силы. Это будет чудом, если он полностью поправится и останется таким же сильным магом, как прежде. Сейчас шансов у него немного, будем честны сами с собой. Вероятность, что он останется сквибом, если вообще не утратит магическую силу — более восьмидесяти процентов. Еще в девятнадцати из ста он останется волшебником, лишь немного более сильным, чем самый захудалый первокурсник… Но есть крошечный шанс в один процент, что он восстановится полностью. И тогда уже я ничего не смогу предсказать. Потому как в моей практике не было ни таких мощных выбросов, ни случаев полного исцеления после них.       — Скажи мне, Поппи… До конца недели он сможет хоть немного восстановиться? Все же надо будет отправить его вместе с остальными учениками домой.       — Ты в своем уме?! — снова сорвалась на крик мадам Помфри. — Мальчишка пережил полное магическое истощение! Ему сейчас источник Хогвартса как соломинка для утопающего! В такой богатой магией среде он восстановится гораздо быстрее! А ты собираешься послать его к магглам?!       — Ну, — Дамблдор запнулся. — Буквально несколько часов назад он сам порывался вернуться в обычный мир. Так что, думаю, мы можем попробовать. В конце концов, к сентябрю он вернется сюда.       — К сентябрю может быть поздно, — покачала головой целительница. — Ему нельзя покидать магически богатые места. По крайней мере, в них он восстановится с большим шансом.       — То есть, в принципе, он не умрет?       — Нет. — Помфри понизила голос. — Но учти, Альбус: если мистер Поттер покинет мои владения — я умываю руки.       — Большего мне и не требуется.

***

      Поезд легонько дернулся — и потащил вагоны прочь от Хогвартса.       Гарри сидел в купе совершенно один, никто его не беспокоил и никто не стремился поговорить. Да и сам Гарри не хотел их слушать. Все они — ученики и учителя Хогвартса, журналисты и простые обыватели — уже сказали свое слово. Он их услышал. И теперь не собирался слушать дальше. Равно как и не собирался их прощать. Однажды они поймут, что он все это время был прав, и приползут к нему с извинениями, как уже было на втором курсе, когда выяснилось, что это не он Наследник Слизерина. Вот только на этот раз он не станет прощать. Дал уже второй, а кое-кому — даже третий шанс. И не его вина, что окружающие этот шанс упустили.       Невольно подслушанный в Больничном крыле разговор в сочетании с тотальным недоверием со стороны близких людей навсегда изменил его представление о магическом мире. Не хотят, чтобы он был в полной силе — ну и черт с ними. Станет сквибом или вовсе магглом — плевать. После такого не особо-то и хочется возвращаться ко всему этому. Гнилой мир, погрязший в грязи… Подлые и черствые люди, что вечно думают только о себе. И вечно плывут по течению. Сегодня он для них герой, на которого можно скинуть миссию по спасению магического мира, а самим ничего не делать; а уже завтра он — отринутый всеми преступник, хотя ничего предосудительного не совершал. Сегодня они благоговеют перед его образом, завтра — проклинают даже его имя… Наверное, в мире простых смертных это тоже так, но в мире магическом, где основная масса влиятельных людей приходится как минимум дальними родственниками друг другу, концентрация этой грязи была выше на порядок.       Гарри надоело ловить на себе косые взгляды, а потому он просто запер выученными в ходе Турнира заклинаниями дверь в купе и теперь думал о своем. И даже толком не заметил, в какой момент он уснул.       Из бездны беспамятства его вырвал аккуратный стук по стеклу. Гарри вздрогнул, открыл глаза, мельком глянул на большую черную птицу, что уцепилась за медную жердочку с наружной стороны окна и теперь настойчиво требовала, чтобы ее впустили, отвернулся.       — Лети куда хотела, — пробормотал Гарри, даже толком не глядя в ту сторону, хотя и прекрасно понимал, что птица не может его услышать сквозь толстое стекло. — Здесь нет и не может быть твоего хозяина. А я не хочу никого видеть и слышать даже в письме…       Между тем птица, оказавшаяся соколом с необычайно красивым черным опереньем, снова постучала мощным клювом по стеклу. Гарри повернулся, встретился с крылатым почтальоном взглядом. Злость и отчаяние немного отошли на второй план. В конце концов, зачем мучить птицу? Сокол виноват в том, что большая часть волшебников — моральные (а порой и не только моральные) уроды? Не виноват. Так почему бы и не забрать его груз, а если потом не понравится — послать письмо (или что там у него?) в огонь?       — Ты уверен, что тебе сюда?       Сокол вместо ответа снова постучал клювом в стекло. Гарри покачал головой, приоткрыл окно. Могучая хищная птица тут же влетела в купе, опустилась на место напротив. К лапке был привязан небольшой мешочек. Гарри сразу узнал его. Точно такой же мешочек он видел в лавке, где покупал сундук для укладки вещей в школу. Что-то вроде зачарованного кошеля с малыми чарами незримого расширения, положить в который вещи и изъять их оттуда может только владелец или тот человек, кому владелец позволит это сделать. Стоило такое удовольствие целое состояние, да и редкая для волшебников птица показывала всем своим видом, что ее владелец, кем бы он ни был, является довольно состоятельной особой.       Гарри отвязал кошель от лапки сокола, потянул веревочку завязки — и мешочек с тихим шелестом разложился в тканую подложку, на которой сами собой появились всего две вещицы — большущая, никак не меньше тома «Британской энциклопедии», книга в темно-красном кожаном переплете и небольшая записка, выведенная на грубом пергаменте. С грустной усмешкой вспомнив присланный схожим образом «Нимбус», Гарри потянулся к записке, написанной ровным аккуратным почерком. Как оказалось, снова не прогадал.       Здравствуй, Гарри!       Кто я такой? Не суть важно… Скажем так, я — твой очень хороший друг, которого ты, впрочем, никогда не узнаешь, хотя мы и пересекались несколько раз.       Я необычайно рад, что у тебя заварил котелок, наконец, а в придачу еще и открылись глаза на некоторые вещи. Конечно, стоило раскрыть тебе правду с самого начала, может быть, даже прибыть к тебе лично, но сейчас уже поздно о чем-либо жалеть. Сейчас перед тобой возникла необычайная по своей сложности проблема. Восставший из небытия Темный Лорд никому не нужен, но с его мощью приходится считаться даже таким, как я и Дамблдор. Волан-де-Морт силен и с каждым днем будет все сильнее. И как бы старик Дамблдор ни старался убедить всех, что победить Темного Лорда можно с помощью силы любви, света и прочих положительных сил, факт остается фактом — одолеть столь мощное проявление Тьмы сможет только сама Тьма.       Впрочем, думаю, теперь ты и сам понимаешь, каков обещанный директором Свет, и можешь судить непредвзято. Он предлагает тебе отправиться к магглам и тихо-покорно дожидаться своей участи, пока сильные мира сего будут делить тебя между собой. Я же предлагаю тебе кое-что большее. В твоих руках, друг мой, сейчас находится Гримуар. Богатейшее собрание из более чем сотни основных трудов, касающихся совершенно иной стороны магии, собранных под одной обложкой и чарами компактности. Той стороны магии, к которой слабые опасаются подходить просто потому, что эта сторона пугает их. Но я знаю, что ты сильнее, чем кажется на первый взгляд. Сильнее, и превосходишь окружающее тебя стадо во всем. Я не заставляю тебя и не влияю на твою волю. Я просто предлагаю выход из ситуации, в которую тебя загнали против твоей воли.       Переходи на темную сторону, Гарри Поттер! У нас есть печеньки! У светлой стороны они тоже есть, но у нас они с изюмом!       Твой друг,       Г.Р.Ш.       P.S. Сокола зовут Гед. Если он тебе понравился — можешь оставить его себе.       Гарри покачал головой, прогоняя наваждение, посмотрел на сокола, что неотрывно смотрел на него все то время, пока он читал мало понятное по своей сути письмо.       — Хочешь остаться? — спросил он. Сокол кивнул. — А сову трогать не будешь? — на сей раз сокол покачал головой. — Ну, хорошо… Я не против. Оставайся у меня… Гед…       Он снова перечитал письмо. Затем еще и еще раз, пытаясь понять скрытый смысл, однако не преуспел. Единственное, что Гарри понял, так это то, что ему предложили переход на сторону темных сил. И, памятуя о происходившем в «оплоте Света и безопасности», то есть в школе Хогвартс, Гарри уже не был столь категоричен. Еще год назад он бы разорвал это письмо или отнес бы вместе с книгой Дамблдору. Но не теперь. Старик показал истинное отношение к нему. Пешка. Не более чем пешка в большой игре, которой легко можно пожертвовать и которой можно безболезненно рискнуть. Пусть так…       Но все же… Темная сторона… Темные искусства… То, от чего его так отваживали долгих четыре года в Хогвартсе. Ими пугали, Дамблдор не раз и не два рассказывал и ему, и другим ученикам, как эти искусства раскалывают душу и сущность человека, как развращают и подчиняют себе. Учителя — все, кроме профессора Снейпа, пожалуй — также отваживали учеников от этих разделов магии. Они боялись их… Но так ли они страшны на самом деле? Или же это учителя те самые «слабые», что боятся сами и не подпускают никого к тому, чего не понимают и чего опасаются? Пока что Гарри колебался. Уж больно резким был такой вот переход, слишком не вовремя его нагнало письмо с посылкой. А ведь кто-то не пожалел сил и времени, чтобы доставить ему все это в столь сложный час! Да и, судя по контексту письма, отправитель точно не был из числа Пожирателей Смерти, а даже совсем наоборот — выступал против Волан-де-Морта, то есть не был таким уж явным врагом или злым волшебником…       Гарри перевел взгляд с сокола на книгу, затем на тяжело ухнувшую Буклю, снова на книгу, посмотрел на пейзаж за окном. Наконец он решился:       — Мне ведь не обязательно пользоваться этими силами, верно? Достаточно просто знать, что они есть, и знать, чем может пользоваться мой враг. Верно же? — спросил Гарри сам себя, после чего перевернул обложку гримуара. — В самом худшем случае… Мне все равно уже нечего терять…