Вечная жизнь не обещает вечного счастья

— Пошёл ты! Спидвагон зло щерится и в доказательство своих слов показывает немцу фигу. Штрохайм разводят руками и буквально суёт Роберту под нос заключение врача. — Ничего не знаю. Тут верным по белому всё написано. Тот нервно вырывает у офицера из рук несчастную бумажку и вчитывается в мелкий текст. — Ну что, убедился что это не моя прихоть? Врач сказал, что лучший способ тренировать твои лёгкие это занятие плаванием. А ещё эта сердца полезно, в твоём возрасте так тем более. — А мне плевать что там твой этот врач сказал! Роберт дрожащими руками чуть ли не комкая бумажку, отдаёт её немцу. — А если я не умею плавать? — Я тебя научу Спидвагон взвывает и закрывает лицо ладонями — Я отказываюсь! — Когда у тебя был выбор? — Действительно! Роберт отрывает руки от лица и зло вскидывает их вверх — Когда моё здоровье вообще было моей заботой? Что же я без тебя 72 года делал, а, офицер? Рудольф пожимает плечами — Меня особо не интересует, как там прошли твои годы, но в данный момент твоё здоровье это моя забота. — Я заметил, -едко бросает Спидвагон, — когда ты меня чуть не убил, ты видимо так сильно об моем здоровье пёкся! Немец закатывает глаза и проходит мимо возмущённого Роберта, садясь за стол и делая пометки в каких-то своих бумажках. — Можешь говорить что угодно, но я уже внёс занятие плаванием в твоё расписание. Они будут проходить четыре раза в неделю, с 16:00 до 17:30, перед ужином самое то. Роберт в последний бросает на невозмутимого Рудольфа ненавидящий взгляд и плюхается в кресло складывая руки на груди. Да уж, с этим чертовых расписанием он начинает понимать ненависть Джозефа к постоянному контролю. Но уж что верно, так это то, что у него не было ни минуты лишнего времени. «Лишним» немец Штрохайм называл время, не занятого ничем мало мальски продуктивным. Если раньше у Роберта во время свободное от забот связанных с фондом, практически не было каких либо интересных занятий, то теперь у него свободного времени вообще не осталось. Кроме идиотского расписания, немец постоянно таскал его с собой по базе. Бывали и достаточно интересные занятия, такие как кроссворды, обсуждение политики и прочие дела, в которых Спидвагон раньше не видел единомышленников. Как бы неприятно это для него самого не звучало, но он потихоньку начал проникаться вечной компанией Штрохайма. Офицер был начитанным, умел красиво разговаривать, не в пример Джозефу, через слово вставляющему раздражающий сленг. В беседах с немцем время летело неимоверно быстро. Роберт даже испытывал некое раздражение, когда Рудольф был занят и не имел возможности на беседу или партию в шахматы. Кстати играл он просто божественно, что Спидвагону тоже нехотя пришлось признать. Штрохайм даже научил его парочке приёмов. Шулерских или нет, судить не приходилось. Но вот что раздражало по-настоящему, так это постоянные попытки плохо скрываемого флирта со стороны немца. Он постоянно старался сесть поближе, якобы случайно коснуться чужого запястья или предплечья при любой ситуации. Пытливо заглядывал в глаза, растягивая губы в якобы обольстительной улыбке. А ещё специально выдавливал голос, делая его ниже и гортаннее. Последнее было скорее в духе Клауса, но никак не серьезного и собранного Рудольфа, обычно не позволяющего себе подобных вольностей. Спидвагон несколько раз всё это настолько доставало, что он прямым текстом просил Штрохайма прекратить этот цирк. А тот самым что ни на есть наглым образом подошёл сзади и положив ладони Роберту на плечи заявил что совсем не понимает о чем идёт речь. И Спидвагон смирился. Упрямо терпел все попытки флирта, старательно игнорируя все «случайные» касания и прочую лабуду. Пока в один момент ему не стало скучно и он не решил в кои-то веки ответить на заигрывания немца. Просто когда однажды офицер опять будто между делом бросил, что Роберт сегодня особенно хорошо выглядит, тот быстро-быстро захлопал светлыми ресницами и сдержанно улыбнулся, кокетливо скрещивая ноги. — Я польщен, офицер У Штрохайма в тот момент было такое лицо, будто ему сломали оба колена. Он сбивчиво что-то пробормотал и снова уткнулся в документы. Улыбка Спивадгона расползлась шире, становясь откровенно злорадной. Забавно однако. Однако к произошедшему только что он был совершенно не готов. Какое к черту плавание? Да он последний раз в воду заходил лет 40 назад! Да и сама перспектива раздеться почти догола перед человеком, делающему столь недвусмысленные намёки, отнюдь не была приятной. Рудольф поднял глаза от документов и бросил с долей сдержанного недовольства — — Также вынужден сообщить, что это единственные спортивные занятия, на которые допущен мистер МакФорд. После этих слов Спидвагон заметно оживился — Клаус тоже будет? Рудольф показательно тяжело вздохнул и кивнул, стараясь тем самым показать весь уровень своего негодования относительно этого факта. Роберт легонько улыбнулся, будто дразня немца. Хотя глупо было отрицать, что присутствие Клауса должно было срезать острые углы. Да и как то безопаснее было чтоли. Спивадгон обвёл кабинет расфокусированным взглядом и внезапно подал голос — А как вы познакомились с Клаусом? Штрохайм поднял глаза и дёрнул бровью, показывая тем самым степень своего скептицизма. — А он тебе разве ещё не прожужжал все уши насчёт этого? Роберт пожал плечами — Мне интересно услышать обе версии — А зачем мне тебе что-либо рассказывать? — Есть что скрывать? Немец хмыкнул и отложил ручку в сторону, складывая руки в замок на пачке бумаг. — Так уж и быть, я расскажу. *** — Знакомься, Рудольф, это твой новый друг. Его зовут Клаус, надеюсь вы поладите. Именно в тот момент, когда его уважаемая матушка, женщина с тугим пучком на макушке и строгими, точеными чертами лица, посадила перед ним этого мальчишку, юный Рудольф тогда ещё не фон Штрохайм почувствовал, что Надеждам матушки не суждено сбыться. Когда щербатый мальчишка с каштановыми кудрями протянул ему ладонь, Рудольф лишь скривился. Чужие пальцы были измазаны чернилами от автоматической ручки, а под обкусанными ногтями явно была грязь неизвестного происхождения. Мальчик, представленный Клаусом проследил за чужим взглядом и обтер ладонь прямо о штанину. — Привет! Тебя ведь Рудольф зовут? Можно я буду звать тебя Руди, а то твоё имя слишком сложное — Нет уж, будь добр произносить его целиком, можешь хоть язык сломать. Мальчик удивленно скосил глаза к носу и подвигал челюстью — Как же я его сломаю? Там же нет костей! Клаус оказался просто феноменально туп. Настолько, что Рудольф первое время не уставал удивляться той чуши, которую мальчонка нёс с серьёзным лицом. Например он выдвинул теорию, что у людей глаза голубые от того, что они бывало слишком долго смотрят на небо. Те у кого зеленые на траву, а люди с карими якобы долго глядят на землю. — Всё чтобы глазах отражается и придаёт им свет! Восклицал Клаус, вздернув грязный палец к небу — Но а как же генетика? Пролепетал Рудольф, суя мальчику под нос книгу по анатомии — Да чушь все это, отмахнулся Клаус, увлечённо обкусывая кончик карандаша — А что насчёт людей с серыми глазами? Как например у моей матушки? Клаус обернулся, задумчиво отвёл глаза в сторону и подумав в минуту выдал: — Она просто слишком скучная, вот глаза у неё и выцвели! — Она не скучная, а просто серьёзная, ощерился Рудольф, все взрослые такие МакФорд помотал головой — Ты вот одного возраста со мной, а всё равно скучный. У тебя глаза пока голубые, а как вырастешь тоже посереют — Быть серьёзным это хорошо! Воскликнул Рудольф, откладывая книгу. Мне уже 9, я должен оправдывать ожидания своих родителей и быть им опорой. — Это они хотят, а чего хочешь ты сам? Рудольф выпрямил спину и посмотрел своими ярко голубыми глазами на портрет матушки в позолоченной рамке. — Я хочу чтобы их ожидания стали действительностью. Я вот совсем не понимаю в кого ты…такой! Твои родители же тоже очень серьёзные! Клаус плюхнулся на пол и положил тонкие ноги со сбитыми коленками на стену. Туфли стояли у порога, а икры мальчика закрывали тёмные чулки. Сам МакФорд когда-то признался, что носит их только ради того чтобы мамочка не ругалась. — Я в дедушку такой. Он очень крутой! Выдалбливает фигурки из дерева и продаёт. Когда бабушка умерла, он не захотел жить в фамильном доме и уехал за город. У него там маленькая ферма с лошадьми. Мы с родителями жили там и помогали ему — Ранчо, а не ферма, задумчиво поправил Рудольф, — почему вы тогда вернулись? — Дедушка умер две недели назад. Упал с лошади и сломал шею. Он ужасно неловкий всегда был. Рудольф вздрогнул и удивленно посмотрел на мальчишку, увлечённо ковыряющего носком большого пальца обои — И ты говоришь об этом так спокойно? Разве тебе не грустно? — А зачем мне грустить? Дедуля и бабуля теперь вместе. Они наверное гуляют там наверху. У бабули был маленький садик в особняке. Наверняка когда она поливает свои цветы у нас идёт дождь. А ещё дедуля всегда говорил, что когда он умрет, то обязательно сыграет с Иисусом в настольный теннис или крокет. А то у него на иконам всегда такое несчастное лицо, ему явно не хватает партии в старый добрый крокет! Клаус оттолкнулся пятками от стены и сделав кувырок через голову и вновь оказался лицом к лицу с Рудольфом — Хотя если честно, мне самую чуточку грустно. Дедушка был моим единственным другом. Рудольф удивленно поджал губы — Я думал что у тебя много друзей, ты кажешься таким общительным. Клаус помотал головой и коричневые кудри полезли в разные стороны — Они все дразнятся Он засунул два указательных пальца в рот и широко растянул губы, делая себя похожим на лягушку — Чудила! Воскликнул он, продолжая корчить рожи — Ненормальный! Придурок! Он убрал пальцы и грустно посмотрел на Рудольфа — И так постоянно. Мамочка всегда говорит, что мне стоит быть серьёзнее, найти друзей среди этих раздутых петухов из знатных семей, а они сами не хотят со мной дружить! Что мне с этим делать? Рудольф пожал плечами — Стать нормальным Клаус встал с пола, шмыгнул носом и поправил съехавший чулок, потерев ногу о ковёр. Он сжал кулаки и ещё раз шмыгнул носом, посмотрев на Рудольфа с искренней обидой. — Ты не прав Он утерев нос рукавом и поджал тонкие губы Юный Штрохайм поднял голову и вновь уверенно повторил: — Если хочешь найти друзей, просто стань серьёзней — Замолчи! М-мой дедушка сказал никогда так не делать! -Только не плачь, фыркнул мальчик, -Терпеть не могу плакс. Тем более матушка будет ругаться что я обидел сла… Договорить он не успел. Клаус напрыгнул на него и сбил с ног. Они пару секунд катались по ковру единым клубком, пока Клаус не уселся на живот товарища, придавливая того к полу. — Не смей называть меня слабаком! Пусть я и младше, но пока ты сидел на попе за своим этим пианино и играл в шахматы я дрался! Рудольф недовольно сбрызнул, пытаясь скинуть вертлявого мальчишку с себя, но Клаус сжал его рёбра острыми коленками, пришпоривая будто лошадь. — Слезь с меня, немедленно. Будь серьё… — Достал! Клаус сжал зубы и долбанул костяшками мальчику в щёку, да так что у того зубы лязгнули. — Хватит лезть ко мне со своей серьёзностью! Я ещё хочу побыть ребёнком! У взрослых глаза мертвые! Они никогда не улыбаются! Я не хочу становиться таким раньше времени! Взрослым нужны только деньги! Эти треклятые зеленые бумажки! Мальчик снова замахнулся для удара, но Рудольф резко вскинул кулак в воздух и остановил чужую ладонь. Очередной качнулся в сторону и Клаус буквально скатился с него. Он теряя времени вскочил с пола и отряхнул тёмные штаны. — Если ты не хочешь меняться, значит и друзей себе никогда не найдёшь. Клаус снова зло всхлипнул и уставился на Рудольфа из-под каштановой чёлки. — Но почему? Почему все вокруг такие? Почему все хотят меня изменить? «Это пойдёт тебе на благо»! А мне оно даром не надо! Не будет друзей и ладно! Один как нибудь протяну… Он вмиг как-то сдулся, опустил глаза в пол и сжал дрожащие кулаки на штанине шорт. В комнате повисло напряжённое молчание. Рудольф неловко пожевал губу и бросил задумчивый взгляд на сжавшегося Клауса. — У меня тоже нет друзей. Эта короткая фраза разорвала неловкое молчание как опытный портной кусок ткани. Мальчик замер и неверяще поднял на Рудольфа глаза — Чего? Тот отвёл глаза и поджал губы. — Прочим детям не нравится, что я лучше их во всем. И во внешности и в статусе и в прочих мелочах. Их родители тоже воспитывают в старых дворянских традициях, а видите ли золотушный мальчик, маменькин сынок. А кто-то льстит мне настолько, что зубы от их приторных слов болят. Я однажды специально на пианино фальшиво сыграл, так мне сказали что игры лучше в жизни не слышали. Клаус незаметно улыбнулся — Насчёт внешности и того, что ей завидуют ты явно переборщил. Рудольф возмущённо нахмурился и сжал кулаки — На себя бы посмотрел! Клаус свесился вбок и заглянул в массивное зеркало. — Посмотрел, и что? Блондин всплеснул руками и раздраженно закатил глаза — Ты правда идиот! — Сам такой! Оба мальчика надулись и расселись по разным углам комнаты. А именно в тот момент, когда в макушку Рудольфа из дальнего угла прилетел ботинок Клауса, он сам для себя точно решил, что о дружбе между ними и речи идти не может. — Ай! Осторожнее! Клаус зашипел и отвернулся от Рудольфа, сжимающего в пальцах ватку, терпко пахнущую спиртом — Давай-ка не вернись, раздраженно шикнул на него Штрохайм, смачивая белый комочек новой порцией антисептика — И зачем ты к нему полез вообще? — Скучно стало. А вообще он первый начал! Этот гадкий Вернер с факультета Католической теологии думает что лучше других только потому что в его семейке все поголовно графы?! Да у нас почти все ребята так или иначе теталированные! — Титулированные, Клаус, — с тяжёлым вздохом поправил Рудольф, обрабатывая кровоточащую ссадину на скуле юноши. — Вот именно! Какого чёрта этот придурок возводит это в культ?! — А что конкретно вы не поделили? Осторожно поинтересовался Штрохайм, прикладывая к ранке новую ватку и закрепляя её парочкой кусочков клейкой ленты. Не для не кого не секрет, что ты у нас острый на язык, но чтобы дело дошло до драки это что-то необычное. И куда смотрели преподаватели? У тебя же не будет проблем с деканатом? — В этом ты прав. Не хотел бы вылететь из-за такой невообразимого пустяка как драка с этим заносчивым имбе имбецилом. Да тем более он даже почти не пострадал! — Пустяка? И ты называешь это пустяком? Рудольф возмущённо поджал губы, убирая аптечку в шкафчик. — Правильно, этот твой Вернер не пострадал, а вот тот бедняжка первокурсник вполне. — А с ним то что? Я кажется только одного человека бил. — Судя по словам очевидцев ты бросил в Вернера ранцем, промазал по нему, но попал в первокурсника. А пацан между прочим стоял на лестнице, ведущей на первый этаж, мне продолжать? — Не надо, я примерно понял. Клаус виновато отвёл глаза и почесал разбитую переносицу — Схожу сегодня в больничное крыло, извинюсь и принесу ему апельсинов. — Только попробуй принести это воняющее исчадие Ада в нашу комнату, прошипел Рудольф, -Иначе я подам четвертое за этот месяц прошение о смене сожителя! — Ладно, ладно не буду, пробухтел Клаус, складывая руки на груди, -Между прочим ты тоже меня был иногда. И такой трагедии на этой почве не разводил. — Правильно, кивнул Рудольф, вот только сегодняшний случай хуже — И почему же? — Во-первых я сейчас избран старостой, а значит за твои выходки отвечать тоже мне, во-вторых я всегда бью тебя за что-то, а он просто так. — Не просто так, буркнул Клаус, закидывая в рот карамельку. — Что? — Я его буржуем назвал — Так а что между вами случилось? МакФорд отвёл глаза в сторону окна. За стеклом плясали солнечные лучики, причудливо искривляясь в тени и блики на полу. Юноша покатал конфету на языке и не отрывая глаз от окна пробормотал: — Он приказал мне чай ему принести — Что?! — Ты же знаешь, что мои родители не особо любят показную роскошь, вот тот придурок и решил что может называть меня нищебродом. А они, по его словам, должны прислуживать таким как он. — Но ты же учишься в одном из самых престижных университетов, как ты можешь быть бедным? — Я так и сказал, буркнул Клаус, складывая руки на груди — И что тебе ответил Вернер? МакФорд промолчал, всё так же бегая глазами по оконному стеклу — Клаус? — Он сказал что я наверное лёг под декана! Тому видите ли рыженькие нравятся! Рудольф вздохнул, подходя ближе и кладя ладонь на плечо юноши — Завтра вечером — Ты о чем? — Завтра вечером, после занятий пойдём вышибать этому баклану зубы. Клаус резко повернул голову и слегка приоткрыл рот в хитрой улыбке, демонстрируя ряд неровных, слегка щербатых зубов. — Вместе? Рудольф кивнул. — А как же твои слова о чести и благородных принципах? Штрохайм поднял глаза и тоже уставился в окно, выдерживая логическую паузу в их диалоге — Думаю один раз я могу закрыть на это глаза.

***

Утро началось не с кофе, а с нескольких последовательных объятий с эмалированным корпусом унитаза. Рудольф фон Штрохайм, наследник древнего арийского рода, чьё семейное древо пестрило яркими личностями как новогодняя ёлка, утёр рукой рвоту с губ и устало застонал. — Клаус, чтоб тебя… Ответом ему был глухой стук. МакФорд лежал на полу, сжимая в руке стакан воды. Рядом с ним разливалась небольшая лужа воды. Юноша поднял руку, стирая воду прямо рукавом. — Да?.. — Чтобы я хоть раз ещё я тебя послушал… Штрохайм поморщился и сполоснул лицо водой из крана — Но ведь было круто! Кажется, что даже жуткое похмелье не мешало гаду источать энтузиазм. Рудольф вытер лицо полотенцем и сглотнул, прокатив вниз по горлу мелкий привкус чистейшего аммиака. Студенческие попойки на его памяти проходили не раз. Но эта было первой, в которой Рудольф решил поучаствовать собственнолично. Начиналось все относительно неплохо. Просто посиделки нескольких ребят с разных курсов и направлений пришли в чью-то комнату (ему сейчас навскидку и не вспомнить в чью именно), сидели, смеялись и рассказывали забранные истории с преподавателями и одногруппниками. А потом завалился какой-то ушлый пацан с факультета политологии, несущий в руках ящик дешевого пива и понеслось… Тот самый обладатель выпивки спился самым первым. Как оказалось позже, он по дороге умудрился опустошить целую бутылку. Второй, окончательно потерявшей голову, была какая-то девчонка. В голове Штрохайма стала медленно проявляться картинка, как та самая девушка в клетчатой юбке и блузочке с безвкусным декольте, начала садиться к нему на колени и пытаться что-то сказать, заплетающимся от выпивки языком. Но Рудольф заслуженно считал себя порядочным юношей, поэтому осторожно ссадил пьяно хихикающую девчонку на диван. Та сразу сползла на пол и громогласно захрапела, сжимая в объятьях одну из диванных подушек. Но долго покой Штрохайма не продлился. Ему на колени вновь кто-то бессовестно бухнулся. Этим кем-то оказался Клаус. Он издал какой-то нечленораздельный звук и обнял опешившего блондина на шею. Причём так сильно, что у него позвонки хрустнули, а воздух застрял в горле, выходя сдавленным хрипом. Рудольф хотел было отодрать товарища от себя, но МакФорд его опередил, так же резво исчезнув в неизвестном направлении. От греха подальше Штрохайм встал с дивана и подошёл к окну, приоткрывая форточку. Комната насквозь пропиталась алкогольными парами и запахами женских духов, которыми одна из менее пьяных девушек щедро поливала рыжие волосы Клауса, под радостные вопли другого юноши. Боже, это просто возмутительно, творить такое в стенах столь древнего и престижного учебного заведения. Не дай Бог на шум придёт кто-нибудь из преподавателей или старый вахтёр общежития. Он, конечно, как староста должен бы пойти и сдать всю эту шайку лейку, но что-то Рудольфу подсказывало, что делать этого не стоит. Уж кем кем, а стукачом он прослыть точно не хотел. Штрохайм ещё раз тяжело вздохнул и повернул голову в сторону. И тут его взгляд упал на закупоренную бутылку пива, стоящую на краю подоконника. Несмотря на распространённый стереотип о том, что немцы питают большую любовь к алкоголю, Рудольф ни разу за всю свою жизнь не брал в рот ни капли. Его многоуважаемые отец и матушка, ныне находящиеся в добром здравии, с раннего детства внушили своему сыну неприязнь к алкоголю. По их словам, пить стоило лишь благородные вина долгой выдержки, да и то в крайне ограниченном количестве. И юноша может поклясться, что до своих благородных 19 лет, он честно следовал наказу родителей. Но их сейчас рядом нет. Да и вряд ли он подаёт плохой пример товарищам. Им то сейчас явно не до того, чем так занимается их староста. Штрохайм ещё раз напряжённо огляделся по сторонам и неуверенно помявшись потянулся за бутылкой. Рядом же лежала штопорная открывашка. Крышка легко поддалась, с тихим стуком падая на пол. Как ожидалось, пиво было самым дешёвым из возможных аналогов. Его запах, цвет и консистенция напоминали мочу. Данный напиток даже в сравнение не шёл с тем самым благородным вином в слегка запылённых, массивных бутылках насыщенного изумрудного цвета, и оттиском даты изготовления на пробке. Штрохайм сглотнул и поднёс бутылку ко рту. В нос сразу же ударил мерзкий запах спирта и аммиака. Желание отпить мгновенно отпало. Но с другой стороны, подумал Рудольф, надо же хоть когда-то попробовать подобное, чтобы было что внукам в старости рассказать. Он закрыл глаза, перехватил горлышко поудобнее, и запрокинув голову сделал большой глоток. Дальнейшие события были как в тумане. Смех МакФорда, женские визги, чужие летающие по комнате ботинки. Как он хватал Клауса за лодыжки и высовывал в окно, чтобы тот спёр у соседей с подоконника цветок на закусь, когда скудные запасы еды закончились. В какой-то момент этого акта преступления, из кармана юноши выпала какая-то мелочь и рухнула прямо на голову случайному бедолаге, вышедшему покурить под вечер. Вспоминая об этом, Рудольф и по сей день стыдливо прятал улыбку и обещал, что вновь высунет Клауса за ноги в окно, но в этот раз отпустит, если гад не перестанет ржать.