Borgata

      Утреннее солнце вновь прорывалось в комнату, совсем не жалея двоих спящих в одной постели влюбленных. Кажется, они снова забыли завесить шторы. Ночью было совсем не до этого. Когда они утопали в любви к друг другу, им не было никакого дела до незашторенных окон.       Чонгук шумно выдохнул, морщась, и недовольно зашипел, с трудом разлепляя глаза.       Первое, что он почувствовал — рука онемела настолько, что он, казалось, не мог пошевелить пальцами. Тэхен же, тихо сопя, уютно устроил голову чуть выше сгиба локтя, закинув на Чонгука ногу. Омега спал так практически постоянно — прилипал, как колючка. Не хотелось даже знать, что будет, если Чон отодвинется от него хотя бы на пару сантиметров дальше положенного.       Альфа осторожно приподнялся, высвободив свою руку из-под головы парня, и сел на постели. Взгляд скользнул по красивому лицу, по которому лениво бегали солнечные зайчики, по длинным пушистым ресницам, что совсем слабо трепетали, словно Тэхен был на грани сна и реальности. Губы были чуть приоткрыты, а грудная клетка совсем легко и редко вздымалась, доказывая, что Тэхен все же крепко спит.       Чонгук никогда бы не подумал, что вместо того, чтобы вставать и сразу уходить в свой кабинет, он будет подолгу любоваться человеком, спящим в его постели. Но так теперь он проводил каждое свое утро. Словно магический ритуал: проснуться, наблюдать за спящим Тэ, касаться его красивого лица, проявляя небывалую нежность, пока никто не мог стать ее свидетелем. Сегодня он тоже не смог себе отказать.       Альфа опустился на подушку, подставив руку под голову, и протянул ладонь, мягко огладив щеку Тэхена, убирая с лица каштановые пряди. Тэ поморщился сквозь сон, уводя лицо от навязчивых прикосновений, и, забавно причмокнув губами, вовсе отвернулся, обнимая руками подушку.       Чонгук тихо хмыкнул и вновь придвинулся ближе. Рука скользнула по стройной талии, забравшись под пижамную рубашку, а губы коснулись вкусно пахнущей макадамией шеи, щеки, скользнули смазанным поцелуем у уха.       — Не смей будить меня раньше двенадцати, Чон Чонгук, — хрипло пробормотал Тэхен, все же очнувшись от сладкого сна, и завел руку назад, вопреки своим словам зарываясь пальцами в волосы мужчины. Губ коснулась мягкая, довольная улыбка, и Тэ откинул голову, дав альфе доступ к своей шее.       — А мне кажется ты совсем не против, — так же хрипло ответил Чон, усмехаясь.       — И минуты без меня прожить не можешь, — хихикнул Тэхен, съежившись от мурашек, пробежавших по спине, когда альфа мягко прикусил мочку его уха и откинул одеяло в сторону. Легко перевернув омегу на спину, Чон навис над ним и устроился меж стройных ног.       — Протестую. Могу, когда работаю, — усмехнулся Чонгук, наслаждаясь тихим смехом у своего уха и длинными пальцами, что сжали его плечи.       — Мы что, в суде? В таком случае протест отклоняется. Вы виновны в том, что жить без меня не можете, господин Чон, — заявил Тэхен, но тут же шумно выдохнул, стоило лишь Чонгуку поднять его рубашку и, спустившись ниже, обхватить губами сосок, лаская языком и слабо прикусывая.       — Кажется, это мне стоит выдвинуть подобные обвинения в Вашу сторону, господин Чон Тэхен, — губы растянулись в усмешке в то время, как пальцы Чонгука скользнули по обнаженному бедру.       Вчера ночью, когда они ложились спать, Тэхену было слишком лень искать свои пижамные штаны и белье, которые Чонгук в порыве страсти закинул в неизвестном направлении, и омега уснул в одной лишь рубашке.       Знал бы он, как это сыграет им на руку утром. Сейчас Чонгук мог совершенно беспрепятственно коснуться пальцами нежного чувствительного места меж ягодиц. Но только от этого ощущения сам альфа не сдержал громкого выдоха.       — Так влажно, словно ты всю ночь ждал, когда я проснусь и прикоснусь к тебе, — шепнул он, прикусывая горошину соска и плавно проникая пальцами внутрь, тут же ощущая жар и узость мышц.       Даже если в прошлом у Тэхена было слишком много мужчин, даже если они занимались сексом вчера ночью не один раз, наутро он снова был узким, и это было потрясающе. Чонгука и правда восхищала эта способность любимого тела.       Тэхен тихо застонал, крепче сжимая пальцами волосы Чона и прогибаясь в пояснице. Чувствовать его в себе было потрясающе, даже если это были лишь пальцы. От одних только прикосновений можно было сойти с ума, и Тэхен действительно не мог насытиться ими, подаваясь навстречу и разводя ноги чуть шире. Он бы обязательно ответил Чонгуку, возможно, снова бы съязвил, но у него попросту не хватило сил, а из горла вырвался очередной стон, стоило лишь Чонгуку нажать на простату пальцами.       — Не нужно долго готовить меня, Гук-и, — зашептал он, выдыхая, прикусывая губы. От этого нежного голоса у Чонгука голову вело. Никто и никогда не называл его так ласково. Ни в постели, ни в жизни. Но с губ Тэ это любовное прозвище звучало не просто позволительно, оно звучало правильно.       И все же, как бы Чонгук не любил потакать всем желаниям своего мужа, в постели он мог себе позволить подразнить его, чтобы он изнемогал и желал большего, просил и умолял своего альфу дать телу то, чего оно жаждет. А судя по всему, тело Тэхена жаждало его постоянно. Иначе невозможно объяснить то, насколько быстро Тэ заводился. Было достаточно нескольких поцелуев.       — Чонгук, — застонал Тэхен, кусая нижнюю губу, когда альфа вновь ввел в него пальцы глубже. Хорошо, очень хорошо, но недостаточно. А Тэ не из тех, кто будет ждать слишком долго, особенно если дело касается Чонгука, а его действия и движения ничем не ограничиваются.       Омега тихо зашипел и, самостоятельно отстранив от себя руку, перевернулся с Чоном, ловко оседлав его бедра. Его взгляд сверху вниз был дерзким, словно он бросал мужчине, на которого смотрел свысока, вызов.       — С каких пор мои просьбы так нагло игнорируются? — усмехнулся он, прижимаясь бедрами к уже вставшему члену, ощущая, насколько сильно Чонгук возбужден, — Ты ведь хочешь меня, зачем тянешь?       — Люблю дразнить тебя, — зашептал Чон, приподнимаясь и стягивая с Тэ рубашку, тут же припадая губами к его шее.       Тэхен не сдержал очередного шумного выдоха, покачиваясь на бедрах мужа, кусая губы и вскидывая голову. Каждое прикосновение Чонгука разносило по телу волны дрожи и удовольствия. Хотелось поскорее ощутить его в себе, еще раз убедиться в том, насколько ему бывает хорошо, когда Чонгук вбивается в его тело. Но теперь время тянул сам Тэхен, потому что ощущения были столь потрясающими, что он буквально не мог прервать их, даже если знал, что все будет в разы ярче, когда Чонгук окажется внутри.       Пальцы Тэ скользнули по татуированным плечам и рукам, по груди и прессу, обводя каждую выделяющуюся от напряжения мышцу, и подцепили край белья, освобождая член от мягкой ткани. Хотелось чувствовать его полностью, кожа к коже.       И Чонгук его желание как всегда безоговорочно разделял. Он лишь помог Тэхену окончательно стянуть с себя белье, вновь откинувшись на подушку лопатками, а в следующее мгновение по комнате разлетелся стон омеги. Он легко опустился на член Чона, придержав его рукой и выпачкав ладонь собственной смазкой.       Чонгук прикрыл глаза, шумно выдыхая, и на мгновение замер. Чувствовать Тэхена было хорошо, в нем было влажно, горячо и узко, так что все мысли в один миг вылетали из головы, полностью погружая хозяина в наслаждение.       Тэхен уперся руками в грудь альфы, начиная двигаться, и вздрогнул от того, как крепко Чон сжал его бедра, помогая набрать темп. Они могли быть до бесконечности нежны к друг другу, могли часами ласкать друг друга и пробовать найти что-то новое в телах, но ничто не могло заменить этой близости. Когда они становятся продолжением друг друга.       И тогда секс перестает быть просто сексом. Это еще один способ для каждого признаться в любви, рассказать, насколько сильны их чувства.       Знал бы омега, как сильно Чонгук любил эту позу. Любил видеть, как Тэхен запрокидывает назад голову, раскрывая губы в нежных стонах или кусая их, как по ним скользит язык, отчего они слегка поблескивают. Как он жмурит глаза или сводит брови, когда опускается до конца и замирает. Нравится ощущать, как мокро становится меж их тел, потому что пахнущая сладкой макадамией смазка выделяется слишком сильно. И эти тихие влажные звуки от их движений тоже нравятся.       Они могли бы не говорить о том, что любят друг друга, достаточно просто двигаться друг другу навстречу.       Чонгук приподнялся на локте и за шею опустил Тэхена к себе, впиваясь в губы поцелуем жадным и влажным, чтобы сцеловать каждый стон, чтобы Тэ еще сильнее и крепче хватался за него, задыхаясь от удовольствия и собственных чувств. Особенно, когда Чонгук сам толкнулся в него крепче и глубже, заставляя омегу вздрогнуть.       И с каждым таким движением стоны Тэхена становились все громче. Он не сдерживал себя ни в чем, да и зачем? Они мужья, они законно принадлежат друг другу. Так смысл скрываться или сдерживаться? Плевать, даже если их будет слышать весь особняк.       Каждый толчок отзывался в теле Чонгука волной удовольствия, он и сам не сдерживал шумных выдохов, продолжая целовать любимые губы, словно умалишенный. Тэхен был прав, когда говорил, что он и минуты не сможет прожить без него. Чонгук нуждался в нем так же сильно, как Тэхен нуждался в Чоне. Казалось, если когда-нибудь Тэхена не станет рядом, Чон потеряет весь смысл своего существования. Никакие деньги, никакие люди не смогут заменить его, и Чонгук останется здесь совсем один, с зияющей дырой в груди.       — Il mio sole, — тихо зашептал Чонгук, срывая с губ Тэхена жалобный вздох. Слышать такое обращение к себе было настолько прекрасно, что в горле до сих пор появляется ком, стоит лишь Чонгуку начать шептать это ему на ухо. Чонгук еще ни разу открыто не сказал ему заветного «я люблю тебя». Но кому нужны эти громкие слова, если признанием пропитаны все без исключения поцелуи, прикосновения и движения? Разве это не есть любовь? То, как он глядит на него по утрам, не зная, что иногда Тэ просыпается от этого взгляда, то, как касается, как с беспокойством поглядывает, когда Тэ обиженно морщится и дует губы. Когда-то Тэхен спросил у Джуно, как ему понять, что Чонгук испытывает то самое сильное чувство? И тогда Джуно ответил: «Когда убьет за тебя человека». И Тэхен, к своему счастью или сожалению, знал, сколько людей успело погибнуть за его жизнь, за любовь Чонгука к нему — быть может, недостаточно светлую, но крепкую и безграничную.       Придержав спину омеги, Чонгук перевернулся с ним, прерывая движения лишь на секунду, но не покидая любимого тела. Секундная пауза, когда их взгляды встретились, и, казалось, даже время остановилось сейчас. Вся жизнь затаила дыхание, и они тоже боялись сделать вдох, теряясь в глазах друг друга.       Тэхен был таким красивым с порозовевшими от возбуждения яблочками щек, припухшими влажными губами, раскрасневшимися от поцелуев, и с разбросанными по подушке волосами, беспорядочно взъерошенными ото сна и близости. Чонгук и правда боялся дышать, моргать. Вдруг он исчезнет?       И только омега хотел попросить его возобновить движения, потому что тело изнемогало в истоме, Чонгук сам сделал это. И теперь была его очередь смотреть на любимое лицо сверху вниз, вжимая его в мягкий матрас, двигаясь быстрее прежнего. Чонгук подводил их обоих к разрядке. Но чтобы было удобнее, он выпрямился, перемещая тонкую щиколотку на свое плечо и целуя ее.       Он уже делал так однажды. И, как и в прошлый раз, у Тэхена от этого действия сердце предательски пропустило удар. К такому нельзя было привыкнуть.       Быть может, для многих Чонгук был тем самым монстром, без жалости убивающим людей за деньги, территории, быть может, он действительно был жаден до власти, поглощая клан за кланом, но для Тэхена он был вот таким — нежным, любящим, исполняющим любые его прихоти, чего бы только не пожелал омега. И Тэхен старался давать в ответ все, что мог — свою любовь, свою поддержку, свою нежность, что копилась годами в груди, не находя выхода. Рядом с Чоном Тэ не боялся быть слабым, не боялся показаться не тем, кем его представляли. Рядом со своим мужем он мог быть собой.       Толчок за толчком выбивали из груди Тэхена громкие стоны, и, стоило лишь Чонгуку двинуться особо глубоко и резко, он не сдержался, кончая с беззвучным стоном на губах, прогибаясь в пояснице и хватаясь пальцами за изголовье постели. Чон кончил одновременно с ним — невозможно было терпеть, когда его так крепко сжимали в себе.       В комнате царила тишина, прерываемая лишь их шумным дыханием и редкими звуками поцелуев. Чонгук не мог оторваться от губ Тэхена, опустившись к нему и целуя без перерывов, ловя совсем тихие и слабые стоны Тэ, что отходил от оргазма. То, как Тэхен постанывал уже после секса, тоже было его особенностью. Чонгук еще ни разу за свою жизнь не слышал ничего более прекрасного, даже подобного.       — Отпусти меня в душ, — тихо зашептал Чонгук, снова коротко целуя мягкие губы и тихо усмехаясь, когда Тэхен протестующе замычал и крепче прижал к себе, обнимая его за плечи.       — Ты помнишь, что я говорил тебе о клановых татуировках? — невзначай поинтересовался Чонгук, все же выпутываясь из объятий Тэ и садясь на постели, подбирая свое белье.       — Ага, помню, — отозвался Тэхен, повернувшись на живот и украдкой глянув на забитую татуировками спину мужа. — Но я все еще не готов портить свое прекрасное тело чернилами, — фыркнул он.       Чонгук лишь тяжело вздохнул.       — Это серьезно, Тэ. У всех кланов есть свой герб, своя метка. И если ты принадлежишь клану, она обязана красоваться на твоей коже, хочешь ты того или нет.       — Да помню я, — недовольно пробурчал омега, поджимая губы. — Но я понятия не имею, какую часть своего тела мне менее жалко, чтобы отдать ее на растерзания твоему мастеру. Почему вообще орел и змея? Вот куда я это всуну? Мне это совсем не подходит.       Чонгук только усмехнулся и качнул головой.       — Не я это придумал.       — Ладно. Я подумаю до вечера и скажу тебе, где именно набью ее, хорошо? Но взамен ты заберешь меня с собой в душ.       — Иди сюда, — без пререканий позвал Чонгук, потянув к Тэхену руки, и омега, перевернувшись обратно на спину, обнял крепкие плечи руками, а ногами обхватил бедра, чтобы Чонгук мог как обезьянку поднять его и унести в душ. Тоже привычное для их совместного утра дело.       — Просто доедь до мастера сегодня вечером. Я дам тебе его телефон, договорись с ним о времени, поболтай. Вместе с ним будет проще определиться с местом. Эскиз у него уже есть, — продолжал вещать Чонгук, пока нес Тэ в ванную комнату.       Тэхену оставалось лишь тяжело вздыхать и кивать, покрепче прижимаясь к мужу, совсем слабо улыбаясь своим мыслям. И все же, одно его желание точно исполнилось — его муж любил его настолько, что носил на руках в буквальном смысле.

***

      Уверенность Чхве Хосока в том, что домой он вернется к живому отцу, а не к трупу, стремительно сходила на нет. Чхве Юнхо, возглавляющий клан уже долгие годы был слаб здоровьем. Доктора не смели делать на его счет никаких прогнозов, а это значило лишь одно: Хосоку необходимо в срочном порядке наладить необходимые связи, чтобы отец хотя бы в этом плане мог быть спокоен. Чтобы он знал, что даже если и оставляет клан на сына, тот не находится в упадке. Это было единственное, что Хосок мог сделать для него на данный момент. Только так можно было отдать отцу дань уважения.       Машину пропустили на территорию особняка не сразу, а самого Хосока обыскали, как только он вышел из автомобиля и после, у кабинета Чонгука. Последний и самый тщательный обыск производил Мин Юнги, которому хотелось переломать руки каждый раз, как альфа касался ими тела наследника Чхве.       Но у Хосока была гордость, было чувство собственного достоинства, и он стерпел все эти манипуляции молча, со сжатыми зубами. Потому что он пришел сюда не толковать собственные правила, он пришел заключать мир.       Именно об этом он должен думать, и как бы не бесил сейчас вид Чонгука, ответственного за состоянии отца, на это необходимо было закрыть глаза, забыть, подумать о том, что только этот договор может спасти клан от краха и разорения.       Однако, стоило лишь увидеть Чона-старшего, что даже не удосужился поднять взгляд на вошедшего, раздражение прилило с новой силой. Чонгук демонстрировал собеседнику лишь те манеры, которых он, по мнению главы самого крупного клана Сеула, был достоин. И сейчас он ясно дал понять Чхве Хосоку лишь одно: он не достоин рукопожатия, не достоин приветствия, не достоин даже беглого взгляда в свою сторону.       — Чон Чонгук, — тихим, угрожающим тоном произнес Хосок, и лишь после этого хозяин дома указал ладонью на кресло перед собой.       — Даже не взглянешь на того, чьего отца ты едва не отправил прямиком в могилу своим идиотским поступком? — на этот вопрос Чонгук наконец удостоил гостя вниманием, посмотрел на него, но спокойный взгляд быстро сменился заинтересованным. Он даже вздернул бровь, но все еще молчал.       — Что, я ни единого слова от тебя не достоин? Мне казалось, это ты едва не лишил меня единственного живого родственника, а не наоборот, — заметил Хосок.       Чонгук сухо усмехнулся и вернулся к прочтению документа. Он поставил в нем подпись и отложил лист в сторону.       — Идиотским? Мне казалось, взорвать мой склад было более идиотским решением, ты так не считаешь? К тому же, я мог бы посмеяться над такими обвинениями, но по-человечески тебя понимаю, потому как сам был в такой ситуации. Только мой отец не едва не отправился в могилу. Он отправился туда прямиком.       Хосок терпеливо выдохнул, хотя параллель между Чон Донсу и его собственным отцом раздражала.       — Видишь ли, — продолжал мужчина, достав сигареты, — я не имею никаких претензий к твоему отцу, Хосок. Я имею претензии к Чхве Юнхо. Он сорвал мне огромную сделку. Здесь ничего личного. Мы ведь не в розовых пони играем, если ты до сих пор не понял. И методы у нас у всех одинаковые.       — Твой отец был мудаком, Чонгук.       Чон тихо усмехнулся, взглянув на фото отца, стоявшее на полке. Взгляд Донсу был высокомерным и немного безразличным, он выдавал строгость и дисциплинированность мужчины. Другого взгляда ни Чонгук, ни Хосок за всю свою жизнь ни разу и не видели. Не было в нем ни отцовской любви, ни нежности, присущей родителям, любящих своих детей.       — Может быть. Но он все же был частью моей семьи. Но ты ведь приехал ко мне не для того, чтобы поболтать о наших отцах и сообщить, что твой почти умер, верно? Ближе к делу, Хосок, мое время стоит дорого.       Чхве тихо вздохнул и потер виски, силясь успокоиться. Болезнь отца и его инфаркт, почти полностью лишивший единственного родителя жизни, сильно подкосили его моральное состояние, и мужчине требовалось немного времени, чтобы прийти в себя. Чонгук ему это время давал, терпеливо ожидая, когда же он скажет о том, ради чего решил посетить его дом.       — Я хочу предложить тебе сотрудничество, — решился Хосок. Чонгук, откинувшись на спинку своего кресла, выдохнул струйку дыма в сторону.       — Скорее ты хочешь, чтобы я помог тебе остаться на плаву, — безразлично сказал Чон. Он любил называть вещи своими именами, а не приукрашать их красивыми словами, — Что я получу взамен?       — Важную информацию, которая будет полезной для тебя, — Хосок внимательно следил за реакцией Чонгука, но он, кажется, даже не был заинтересован, его взгляд ничего не выражал, кроме скуки и равнодушия.       — Важность и значимость информации я оценю самостоятельно. Раз заикнулся, тебе придется все рассказать, потому что я даю тебе слово, если она мне покажется действительно нужной, помощь от меня последует незамедлительно.       — И почему я должен верить тебе на слово? — Хосок дернул бровью.       — Потому что я никогда не нарушал своего слова. И у тебя нет выбора, так что я слушаю.       Вот почему отцу так не нравится Чон Чонгук. Он давил и выворачивал ситуацию в свою пользу, даже если изначально его оппоненту казалось, что все тузы он спрятал в своих рукавах.       — Хорошо, — вздохнул Хосок. Он еще несколько секунд собирался с мыслями, разглядывая сидящего напротив него мужчину. Было непривычно видеть, как Чонгук бессознательно крутил на пальце обручальное кольцо, пялясь куда-то в сторону Хосока, но при этом словно глядя сквозь него. Будто ему было настолько неинтересно находиться здесь, что он думал о чем-то совершенно отвлеченном от происходящего здесь, в данную секунду.        — Во-первых, в круге приближенных к тебе людей есть крыса, посланная к тебе кланом Мун. Этот человек внедрился в твои ряды много лет назад. Когда точно, я сказать не могу. Он все еще где-то рядом с тобой, но я не уверен, что он все еще работает на клан Мун, — наконец начал Хосок.       На лице Чонгука не дрогнул ни один мускул, разве что желваки поиграли под кожей пару раз, но это была вся реакция главы клана. Словно он уже знал об этом и успел избавиться от мерзавца, а слова Хосока пробудили в нем неприятные воспоминания о предательстве, коих он не приемлет. Но он, по крайней мере, внимательно слушал.       — Во-вторых, я уверен на сто процентов в том, что Мун Тэиль и Юн Енсу — любовники. И в том, что сын Мун Тэиля, которого никто из нас никогда не видел, совместный ребенок Тэиля и Енсу. Я долго и много копал под клан Мун.       На несколько секунд в кабинете повисла тишина. Чонгук толкнул языком щеку, потушив недокуренную сигарету о дно пепельницы, и, закрыв ее крышкой, сухо кивнул. Он информацию к сведению принял. Нужно было отдать должное Чхве Хосоку, он не соврал. Информация и правда была интересной. Чонгук бы даже не соврал, если бы сказал, что все это могло бы в определенный момент сыграть ему на руку. И своих обещаний Чон на ветер действительно не бросал.       — Я договорюсь с моими друзьями из Китая на контрактное производство на фармацевтической фабрике. На самых выгодных для тебя условиях. Будете производить медикаменты там, пока не восстановите завод. Но никогда не забывай, Хосок, что дела твоего клана теперь зависят от меня целиком и полностью. Если ты или Чхве Юнхо захотите перейти мне дорогу еще раз, я не раздумывая вас уничтожу. Это мое последнее предупреждение.       Хосок кивнул и поднялся, протянув Чонгуку руку. Чон тоже встал с места и пожал крепкую ладонь своего нового партнера. Возможно, самого преданного, пусть и вынуждено. Но глава клана Чон не отпускал руки Чхве-младшего, глядя ему прямо в глаза.       — Ты же понимаешь, что я бы действовал жестче, если бы не понял, кто именно помог мне спасти Тэхена? — внезапно поинтересовался он, вскинув бровь, — Ты здесь, живой и невредимый только потому, что жив он.       Мужчина сухо усмехнулся и, когда Чонгук отпустил его ладонь, сунул руки в карманы. Порой Чон был пугающе проницательным. Хотя нельзя было исключать возможность того, что его проинформировал Чон Хосок.       — И в качестве благодарности ты довел моего отца до инфаркта, и теперь он балансирует на грани жизни и смерти? Буду знать, как ты благодаришь друзей.       — Я ведь не приставил нож к его горлу. — Чонгук безразлично пожал плечами, — В состоянии его сердца виновато время, Хосок, но уж точно не я.       Чхве-младший лишь хмыкнул и, развернувшись, вышел из кабинета. В любом случае он добился того, что задумал, и как бы к этому не относился его отец, он знал, что это было верным решением. Союзников нужно выбирать правильно.       Жаль только, что за такое долгое правление и руководство кланом, его отец не усвоил этого урока. Возможно, если бы он был чуточку умнее, они не находились бы сейчас в таком плачевном состоянии, и Хосоку не потребовалась бы помощь Чонгука.       Но этого они уже никогда не узнают.

***

      Тэхен с самого утра посетил стройку, проконтролировал процесс, встретился с дизайнерами и, внеся пару изменений в их чертежи, со спокойной душой вернулся домой. Тэмин сказал, что он не нужен ему сегодня в борделе, и отправил заниматься семейной жизнью.       Омега тяжело вздохнул.       Если б его муж еще был не так сильно занят целыми днями, чтобы ему было чем заниматься.       Без дела Тэхен слонялся по территории особняка уже полчаса, которые по ощущениям тянулись как несколько часов полного безделья. Онлайн-шоппинг надоел, а на нормальный ехать в одиночестве не было никакого желания. У него даже промелькнула мысль взять с собой Пак Чимина и пройтись по магазинам с ним, но только представив в своей голове ситуацию, в которой муж и бывший любовник Чон Чонгука прогуливаются по магазинам вместе как лучшие друзья, Тэхена едва не стошнило.       Давненько в его голове не мелькало настолько бредовых идей, что он сам начинал сомневаться в собственной адекватности.       Пнув ни в чем не повинный камушек гравия, омега застонал.       — Чем я, блин, должен заниматься? — спросил он в пустоту.       Парень огляделся, остановившись у фонтана, и поджал губы. Его взгляд несколько секунд изучал миниатюрную статую Самсона, разрывающего пасть льва, и он поморщился.       — Бедное животное, — фыркнул он и вдруг замер. Его словно осенило. Чонгук как-то обмолвился, что у него есть собаки, но почему-то так и не показал их омеге. А он ведь любил собак.       Можно провести какое-то время с ними. Тэхен был уверен, что в компании двух очаровательных псов время пролетит совсем незаметно, а там недалеко и до ужина в компании мужа, и до ночи. Если не любовью займутся, так хоть поговорят.       Знать бы только, где именно их держат. Вроде как в вольерах, но в какой части территории эти вольеры расположены, Тэ не знал. И как хорошо, что на глаза попался какой-то огромный увалень из охраны, что совершал обход вместо Юнги. Видимо, даже у начальника охраны были какие-то важные дела в этот день. А вот у Тэхена их не было, и Юнги сейчас бесил его еще больше.       — Стой, — окликнул омега мужчину, и тот хотел было нагрубить, уже открыв рот и развернувшись, но увидев, кто именно к нему направляется, низко поклонился и прикусил язык. Если б нагрубил, мог бы и языка, и жизни лишиться. — Где находятся вольеры?       — Господин? — непонимающе спросил охранник, не поднимая головы, застыв в поклоне. Чонгук не позволял смотреть на Пак Чимина, когда тот был его любовником, а на мужа и подавно смотреть не стоило.       Тэхен закатил глаза, не понимая, почему всем охранникам нужно разжевывать свои вопросы. Действительно, все как на подбор. Безбожно красивые омеги и беты, и непроглядно тугие охранники и вся служба безопасности с Юнги во главе.       — Вольеры, в которых Чонгук держит своих собак, что непонятного? Где они? — судя по тону, омега немного раздражался несообразительностью мужчины, и тот поспешил ответить на вопрос.       — За крылом охраны есть служебные помещения, вольеры стоят там, только вот…       Только вот Тэхен не дослушал его. Получив ответ на интересующий его вопрос, он пошел в нужном направлении, не замечая, каким взглядом ему в спину посмотрел человек из охраны, который не очень понимал, к чему довольно нежному (по крайней мере на вид) омеге смотреть на этих чудищ и интересоваться ими.       Если только он не разделял вкусов своего мужа. Но если это было так, опасаться омегу стоило еще сильнее. Семейка, что надо.       Тэхен все шел и шел. Он уже думал, что заблудился, но услышал шуршание, низкое поскуливание и голос Чонгука. Ровный и мягкий. Так он разве что с Тэ разговаривал, и омега еще ни разу не слышал, чтобы его муж обращался так к кому-то еще, помимо него самого.       — Умница, Герда, — приговаривал мужчина, — хорошая девочка.       Тэхен ускорил шаг, в предвкушении потянув губы в улыбке. Не терпелось увидеть этих очаровательных созданий.       Чонгук был настолько сильно увлечен общением со своими питомцами, что даже не сразу заметил самого Тэхена, стремительным шагом приближающегося к нему. У омеги промелькнула мысль обидеться, но тут он обратил свое внимание на собак, и улыбка медленно сползла с губ.       — Какая прелесть, — без былого энтузиазма и с явным сарказмом произнес он, скривившись и остановившись недалеко от вольера, привлекая к себе внимание. Чонгук поднял голову одновременно с собаками, что поднялись на четыре лапы и принялись беспокойно принюхиваться. Вроде бы подошедший к ним человек и пах хозяином, а вроде бы и нет.       — Что это за порода? Они… страшненькие. Я немного не так представлял себе твоих собак, — Тэхен даже немного расстроился. Собаки больше были похожи на нагоняющих страх волкодавов из какого-нибудь аниме, даже когда они с радостью подставлялись под руки хозяина или доверчиво ложились на спину, прося почесать животик, что альфа и делал.       — Питбуль-мастифф, — отозвался Чонгук и легонько оттолкнул от себя пса, когда тот попытался встать лапами на его плечи и лизнуть хозяина в лицо. — Ты немного невовремя сюда пришел, Тэ. Они сейчас будут есть, так что… может, мы с тобой поболтаем немного позже? — спросил Чон. Он немного напрягся из-за того, что Тэ был здесь. Ему уж точно не стоило видеть, как и чем питаются эти собаки, иначе омега точно подаст документы на развод, что грозился сделать уже на следующее утро после свадьбы.       — Может, хотя бы когда едят, они выглядят мило? — поинтересовался Тэхен, пожимая плечами.       — Не думаю, малыш, — Чонгук нервно усмехнулся и оглянулся за спину Тэ, словно он кого-то ждал.        — Я войду? Даже если они страшненькие, вроде добрые, — проговорил омега, подходя ближе к клетке. Бойцовскую породу было видно издалека. Большая голова, мощные грудные мышцы, пугающие челюсти и лапы пока что вызвали только страх и совсем немного отвращение. Но провести немного времени с животными хотелось. Тэхен не собирался отказывать себе, как всегда, и уже собираясь коснуться прутьев пальцами, но Чонгук довольно резко поднялся с места, отчего собаки настороженно зарычали в сторону омеги, и положил руку на прутья в том месте, куда легла рука Тэхена, глянув в сторону собак, что странно опустили головы к земле, обнажая острые зубы и капая слюнями на пол вольера.       — Сидеть, — холодно отчеканил Чон, и псы, недовольно заурчав, закружили на месте, все же выполняя команду. Альфа тихо выдохнул и перевел взгляд на Тэ.       — Не стоит. Они агрессивно реагируют на чужих, а я не хочу остаться вдовцом, со свадьбы даже недели не прошло.       Улыбка исчезла с губ Тэхена, превращая их в тонкую линию.       — Ха-ха. Охуеть, как смешно. Не знал, что ты бываешь настолько комичным, дорогой. Но у меня есть вопрос. Почему на собак ты находишь время, а на меня нет? — Тэхен скрестил руки на груди и все же отшагнул от вольера в сторону. Мало ли, что эти совсем не милые существа могли выкинуть, раз вот так рычали на него. Он был недоволен.       — Потому что ты можешь поесть самостоятельно, а к ним не входит даже Хосок, Sole.       Тэхен хотел было сказать, что если бы они сожрали Чон Хосока, то он, Тэхен, проникся бы к этим псинкам глубокой симпатией, но тут его взгляд наткнулся на что-то совершенно непонятное в конце вольера. Он бы и внимания не обратил, если бы одна из псин не подошла к этому странному «что-то», обнюхивая и укладываясь рядом со своей добычей, начиная странно чавкать и хрустеть. Пальцы? Кисть? Он же, наверное, ошибся? Омега как открыл рот, так и закрыл его, нахмурившись.       — Чонгук?.. — позвал он супруга, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту, от которой поморщился, но взгляда не отводил, что-то не давало ему сделать это. Наверное, желание убедиться в том, что рука — всего лишь муляж, и она уж точно не принадлежит человеку, — А почему их игрушки такие странные? Ты что, хочешь им все же скормить кого-то на подобие своего братца?       Смех Тэхена был немного нервным. Ну, не может же быть все настолько плохо, верно? Не может быть.       Альфа вскинул брови, словив направление взгляда мужа и обернувшись, тут же на мгновение прикрывая глаза и шумно выдыхая.       «Ну все, Чон Чонгук, это развод.» — промелькнула в его голове мысль голосом Тэхена, прежде чем он сделал шаг в сторону, закрывая омеге вид на Кая. Пес слишком некстати решил пожевать то, что осталось в вольере после прошлой кормежки.       — Ну… это не игрушка, вообще-то, а их завтрак, Тэ.       Чонгук сказал это спокойным, будничным тоном. Тэхен сначала подумал, что это его очередная неудачная шутка, но лишь встретившись с альфой взглядом, понял: он не шутит. Он совершенно серьезно сообщил о том, что вот эти две псины, радостно прыгающие вокруг него, которым Чонгук начесывал животы, сожрали на завтрак вполне себе человеческую руку. А, может, и не только руку?       И кому эта рука, вообще, принадлежала? Они ее начали жрать, когда человек был жив или мертв? Или, может, кого-то неугодного кинули в этот вольер, и потому Чонгук попросил Тэхена не входить? Потому что собаки знают, что все, кто не хозяин — еда, особенно, если в их клетке?       Последней мысли желудок Тэхена не выдержал, потому что в голове возникла очень яркая картинка. Человек кричит и корчится в агонии боли, а две собаки отрывают куски его кожи и плоти. Стоило в красках представить, губы Тэхена задрожали, и он едва сдержал рвотный позыв, отходя чуть дальше и в два шага добираясь до красиво подстриженных кустов, падая на колени. Всего мгновение и он не выдержал, отвернувшись от Чона и выворачивая все, что ел на обед, под эти же самые кусты.       Чонгук шумно выдохнул, проведя по лицу рукой, и уже собирался выйти из вольера, чтобы помочь мужу, но взгляд зацепился за приближающегося Хосока. Он нес размороженную, распиленную на два равных куска часть бедра с уже порванной сильными челюстями кожей, и это нужно было отдать собакам. Чонгук тихо заматерился, замахав Хосоку руками, чтобы он развернулся и свалил отсюда нахрен, но, кажется, было поздно.       — Ты чего тут скачешь? Урок физкультуры? — хохотнул Хосок, подойдя к вольерам и вскидывая брови, замечая у кустов Тэхена. И только омега поднял на него взгляд, его глаза, кажется, стали еще больше, чем были до этого. Тэхену показалось, что его отпустило, но увидев то, что Чон Хосок держал голыми руками, тошнота накатила с новой силой.       — Учись на ошибках мужа, не занимайся спортом после еды, братец. У вас тут групповое занятие? Давай позовем всю охрану и ты проведешь им мастер-класс по аэробике, только удостоверься, что они пожрали достаточное время назад, а то заблюют тут всю площадку, — продолжал язвить Хоби, но от очередного страшного звука со стороны омеги поморщился, переведя взгляд на него.       — Хосок, — тихо прошипел Чонгук, но его брат на это только равнодушно пожал плечами.       — Окей, давай серьезно. Это нормально, что он блюет здесь? — спросил Хосок, кивнув на Тэхена.       — Нормально, — пробормотал Чонгук и скомандовал собакам отправляться на место и ждать. Он открыл для брата дверь вольера, и Хосок без вопросов закинул куски человечины облизывающимся чудовищам, поморщившись на их голодные взгляды, и отошел в сторону, чтобы брат тоже вышел.       — Обед, — спокойно сказал Чон, и животные тут же сорвались с мест и набросились на принесенное им лакомство.       Альфа же подошел к Тэхену, присев рядом с ним на корточки, и хотел было коснуться спины омеги, но он довольно резко откинул от себя руку мужчины, заставляя его недовольно толкнуть языком щеку.       — О том, что ты настолько больной ублюдок, Чон Чонгук, нужно было предупреждать до свадьбы, чтоб тебя, — хрипло сказал Тэхен, вытирая рукавом розовой рубашки губы.       Чонгук хотел было снова коснуться плеча омеги, но он опять не позволил этого.       Хосок с интересом наблюдал за семейной драмой. Может, после этого Тэхен реально разведется с Чонгуком? Было бы здорово.       — О нет, не трогай меня, пока не вымоешь руки с мылом после этих чудовищ, дорогой.       — Я тебя отведу в дом, пойдем. Помогу умыться, — предложил Чонгук, но Тэхен только выпрямился и отошел от него на шаг.       — Знаешь, довыблевать обед я могу и сам. И вообще, поеду, пожалуй, в бордель. За работой будет проще принять суровую реальность, в которой у меня муж — конченый садист. До скорых встреч, — Тэхен резко развернулся и, махнув рукой, пошел прочь.       А ведь Чонгук сразу говорил, что знакомство с его собаками Тэхена разочарует. Папа в детстве учил Тэхена слушаться старших, они иногда оказываются правы, черт возьми…       — Эй, а ты не хочешь за собой убрать? — крикнул Хосок вслед омеге, игнорируя недовольный взгляд старшего брата, — Наблевал на только недавно выстриженный газон. Хуевый из тебя хозяин дома, Тэхен-а! — продолжал альфа, криво усмехаясь на показанный ему средний палец и громкое «Иди нахуй, Чон Хосок!».       — Ходить нахуй — это твоя работа, хоть и бывшая, малыш!       — Хосок, ты договоришься, и я проедусь по твоему еблу. Не беси меня, — сурово пригрозил Чонгук брату. — Займись делом и скажи, чтобы здесь прибрались.       — Не будь занудой. Как ты, вообще, мог выбрать муженька с таким слабым желудком? Хотя теперь мне даже интересно, как бы он отреагировал, если бы узнал, что ты выдавливал глазки неугодным? О, мне теперь очень хочется посмотреть на выражение его лица. Он после такого уж точно не даст тебе себя трахнуть. Подольше поживем без маленьких Чон Чонгуков!       Ситуация Хосока веселила до невозможности. Следует отметить, это был его первый приступ веселья со дня свадьбы.

***

      Алкоголь до добра не доводит. Эта мысль не давала покоя, пока Чимин, не очень ровной, но все-таки устойчивой походкой направлялся в подвал особняка семьи Чонов. Он, на самом деле, искал Мин Юнги уже почти час, успел обойти все служебные помещения и даже случайно наткнулся на вольер с собаками, которые предпочли незамедлительно облаять его.       Самый опасный киллер Сеула убежал оттуда на подкашивающихся в коленках ногах, и, кажется, у него все еще дрожали ручки. Если рассказать об этом Чон Хосоку, с вероятностью в размере ста процентов он будет стебать различного рода шуточками на эту тему примерно неделю. А, может, дольше. Смотря, насколько это будет его развлекать. Чонгук обязательно ему подыграет, а Тэхен… Тэхен, пожалуй, злорадно усмехнется. Юнги просто одарит пренебрежительным взглядом. Но вероятность того, что его глаза не будут выражать вообще ничего, конечно, больше.       — Где начальник охраны? — спросил Мини, поймав за руку мужчину с явно выделяющейся среди черных волос проседью. Почему старики вообще работают в охране Чон Чонгука? Если бы Чимин встретил его полчаса назад, он бы обязательно спросил, но сейчас, к счастью, парень был чуть более трезв. Способность держать язык за зубами благополучно вернулась.       — Он должен быть в мониторной, господин, — низко склонив голову, пробасил мужчина. Чимин, не благодаря, продолжил свой путь в прежнем направлении. Чутье не подвело его.       Его шаги глухим эхом отражались от выкрашенных в нежный голубой цвет стен подвала, но стальная лестница, надо признать, уж точно не была рассчитана на то, что по ней будет пытаться спуститься Чимин в не самом трезвом состоянии. Нужно обязательно сообщить Чонгуку о необходимости замены чертовой лестницы. И вон той лампочки, из-за которой омега, если она мигнет еще хотя бы пару раз, словит эпилептический припадок.       Или стоит высказать Юнги? Эту часть дома должны обслуживать сотрудники службы безопасности, которой Мин Юнги, вообще-то управляет и руководит. Пожалуй, Чимин выскажет ему все напрямую.       Только вот спустится до него…       Миновав лестницу, парень мотнул головой и устало выдохнул, словно он проделал огромный и очень тяжелый путь.       Справа от лестницы за стальной серой дверью находилась мониторная. Иногда Юнги проводил время здесь, наблюдая за огромным количеством изображений, передаваемых с бесчисленного количества камер, установленных на территории особняка и за ее пределами. Так сказать, охранял покой клана. Но Чимина на данный момент это вообще никак не волновало.       Он уверенно нажал на ручку и дернул дверь на себя, но она не поддалась, даже не стукнула. Закрыто было наглухо.       И что он там делает? Почему закрылся, да и, судя по всему, не на один замок. Бред какой-то.       Чимин дернул ручку снова, но история повторилась, ведь дверь все еще была закрыта. Что, в целом, вполне логично, ведь ее не спешили открывать. И тогда омега, не церемонясь, не думая о том, что в оружейной может находиться Чонгук и заниматься своими ножами, а шум, вероятно, его потревожит, принялся пинать дверь носком дорогих туфель.       Замок щелкнул, дверь приоткрылась, а в щели показался недовольный Мин Юнги. Чимин мог поклясться, что если бы он выставил вместо себя какого-нибудь бедолагу из охраны, Юнги без лишних разговоров взял бы пистолет и прибил паршивца на месте, не беспокоясь о численности своих сотрудников. Но так как это был Чимин, мужчина и слова не сказал, лишь громко выдохнул носом, недовольно причмокнув губами. Но это были все эмоции, которые он предпочел проявить. Взгляд оставался холодным, хоть и вопросительным.       Если бы омеге пришлось честно рассказать о том, что он чувствовал в этот момент, сказал бы: «Стыд». Но в реальной жизни Пак Чимин никогда в этом не признается.       Он бесцеремонно раскрыл дверь шире и, отодвинув Юнги со своего пути, прошел в мониторную. Чимин не спрашивал разрешения начальника охраны, не интересовался, не слишком ли тот занят. Ему, в принципе, было плевать на это. Абсолютно ненужная информация.       — Вам сюда нельзя, — заметил Юнги бесцветным голосом, но дверь-таки закрыл, да еще и на замок. Он включил кондиционер и вытяжку, поставил их на режимы помощнее и закурил. Потому что после прошедшей ночи оставаться с омегой наедине, да еще и в таком узком помещении, как мониторная, было чревато определенными последствиями.       Юнги сел в удобное компьютерное кресло, глубоко затянулся и, выдохнув в противоположную от омеги сторону дым, внимательно посмотрел на него. Он вообще не понимал, что Чимин здесь делает и зачем пришел. Если пострелять, то дверью он немного ошибся.       — На лестнице омерзительно мигает лампочка. Я почти словил приход, пока спускался, — пробормотал Чимин, опустившись на небольшой кожаный диван и надув губы.       По виду не скажешь, но по немного, едва уловимо заторможенной и чуть более протяжной, чем обычно, речи, Юнги различил легкую степень алкогольного опьянения. И ему это не понравилось. В последнее время Чимин слишком часто прикладывался к бутылке, да и Шуга никогда не видел, чтобы он пил больше одного бокала вина. Альфа ни разу за все их знакомство не видел его пьяным даже настолько, как сейчас. Но, черт возьми, даже в таком состоянии омега умудрялся выглядеть мило и нежно, сидя на диване и усиленно разглядывая свои ладошки, пальцы которых перебирали край рубашки.       — Вас что-то беспокоит? — спросил мужчина, подняв глаза на омегу. Почему-то ему подумалось, что он в праве задавать подобные вопросы. Чимин, после прошлой близости, много говорил.       — Тебе важно, беспокоит ли меня что-то? Расскажи об этом кому-нибудь другому, — колко ответил он. Юнги криво усмехнулся и перевел взгляд на мониторы, но ничего не ответил.       Зато Чимин почувствовал себя грубым идиотом и опустил глаза вновь.       — Не хотел обидеть, — читать «Извини», — но о том, беспокоит ли меня что-то, говорить не хочу.       Юнги молча кивнул и затянулся. Он не стал продолжать разговор или пытаться спрашивать что-то еще, просто молчал. Если Чимину будет, что сказать, он сделает это самостоятельно. Даже если Юнги жизненно необходимо узнать, что именно тревожит омегу, он не в том статусе, чтобы ему доверяли свои переживания. Он вообще в целом не особо понимал, что в формате их отношений ему позволено, а что нет.       Пожалуй, простой разговор облегчил бы жизнь им обоим, но никто его не заводил. Может быть потому, что никто не хотел возводить какие-то рамки? Черт его знает…       Чимин первым не выдержал повисшей между ними тишины. Он задумчиво жевал губу, разглядывая Юнги, который вообще перестал обращать на него внимание, пока давящее молчание не доконало омегу вконец. Встав с места, Мини подошел к мужчине ближе и, взяв подлокотник, повернул Юнги в кресле к себе, внимательно посмотрев ему в глаза. И снова этот взгляд от начальника охраны. Такой непонятный для Чимина, внимательный, казалось, пробирающийся в самую душу, но в то же время совершенно незаинтересованный, нарочито, словно фальшивка. Чимин и думать забыл, для чего вообще сюда пришел, и неожиданно для всех присутствующих, опустился перед ним на колени.       — Что Вы делаете? — тут же спросил Юнги, протянув руку и придержав омегу под локоть, чтобы он немедленно встал. Такой тупой вопрос, но он пытался воззвать к здравому смыслу. В конце концов, Чимин был не настолько пьян, чтобы не отдавать себе отчет в своих действиях, а значит, до его разума еще можно достучаться.       — Замолчи, — сказав без какой-либо интонации, опаснейший киллер Сеула отмахнулся от мешающей руки Юнги и, глядя ему в глаза, принялся расстегивать его брюки.       Он бы сказал, что таким образом пытается разобраться в себе, но не мог. Даже в мыслях это звучало как слабость, а Чимин позволял себе быть слабым только рядом с Чонгуком и иногда с Хосоком. Потому что больше никто, черт возьми, ничего не знает о его гребаной жизни. И никому больше он не доверяет.       Исключение составляет только Юнги. Но не настолько, чтобы рассказывать что-то личное.       А может и настолько. Однако, прежде чем сделать точные выводы, Чимин предпочел разобраться в себе при помощи алкоголя, затем при помощи общества Юнги, а теперь при помощи минета. В целом, это не такая уж плохая градация. Мини, в принципе, не видел ни одного минуса.       За все те разы, что они занимались сексом, Чимин ни разу не был инициатором, никогда не опускался перед этим мужчиной на колени, не ласкал его так, только прикасался рукой. Он и сам не знал, почему. Быть может, ему было необходимо ощутить некую степень единения с партнером для приемлемости подобных ласк, а может понять, что они друг другу доверяют? Черт разберет, что нужно было мозгу омеги, который в данный момент он сам не понимал.       Не понимал, но усердно прижимал языком ствол к небу и втягивал щеки, чтобы было приятнее. И ему, черт возьми, понравилось ощущение того, как член Юнги твердел на языке. Ему понравилось чувствовать руку на своем плече и слышать тяжелый шумный выдох сверху тоже было приятно.       Приятно, когда ласки ценят и оценивают, когда ими наслаждаются.       Здесь не было «Сейчас ты мне отсосешь, Пак Чимин, а потом я трахну тебя вон у той стены», как обычно это бывало с Чонгуком. Юнги просто наслаждался им, пока что не смея сжимать волосы на затылке, хотя очень хотелось, а Чимин просто дарил ласку и делал это так, как сам того желал. Без наставлений, без команд и условий. Делал так, чтобы Юнги получал удовольствие, ощущая взамен, как в кончиках собственных пальцев пульсирует предвкушение. И от этого ощущения Чимин не сдержал собственного стона.       А Юнги не мог оторвать от него взгляда. Он наслаждался, его тело прошибало то жаром, то холодом от одного только осознания того, что происходило в небольшой каморке прямо сейчас. Невозможно было отвести взгляд от скользящих по напрягшемуся стволу пухлых губ. Но еще лучше было установить зрительный контакт, чтобы потеряться в этом человеке окончательно.       И казалось бы, о какой романтике и каких чувствах может идти речь, когда наблюдаешь, как любимый человек отсасывает тебе, стоя на коленях посреди мониторной в разгар рабочего дня? Но для Юнги на протяжении каждого раза, что они оказывались в одной постели не было более романтичного и значимого момента, чем этот.       Но смотреть на омегу в таком положении было слишком тяжело, нереально сложно, и Юнги позволил себе вольность: осторожно перехватив его волосы, трогать которые до этого не решался, альфа отстранил его от себя, поднял с колен, глядя в глаза, поднялся сам и завис. Всего лишь на секунду, показавшейся чертовой вечностью, потому что время в этот момент остановилось.       Чимин сообразил первым и впился в губы Юнги жадным, собственническим поцелуем. Если бы Юнги только знал, каких трудов омеге стоило не застонать в его губы слишком откровенно от того, как крепко он сжимал ягодицы. И насколько это было приятно.       Но Юнги не собирался затягивать. Он ни на миг не прерывал поцелуя, заставляя Чимина буквально задыхаться от этой ласки, не стесняясь прикусывать его губы, потому что ощущение дрожи в теле от каждого такого укуса заводило сильнее. Альфа дернул пуговицу на явно дорогих брюках какого-то именитого бренда, опустил вниз собачку и, недолго думая, дернул полы рубашки в стороны. И он вообще не думал о том, как Чимин будет отсюда уходить, потому что получить доступ к его телу, заласкать его кожу во всех чувствительных местах было уж точно важнее, чем какая-то там тряпка. Даже если она стоит как пара месячных зарплат Мин Юнги. Плевать.       Задыхающийся в поцелуе омега, хватающийся за плечи мужчины как за единственное спасение, не успевал за ним. Он еще не знал, насколько жадным до его тела был Мин Юнги, не понимал, что двигало альфой, заставляя мужчину желать его так сильно и ласкать так чувственно, что Чимин забывал о необходимости дыхания. Поцелуй — и кислород больше не нужен. И даже разорванную рубашку можно не заметить.       Дернув брюки вниз и разорвав поцелуй лишь для того, чтобы заглянуть в глаза напротив и увидеть в них такое же безумие, что было внутри Юнги, мужчина усадил омегу на стол и опустился жадными поцелуями, смешанными с движениями языка, на шею, от прикосновений к которой Чимин с ума сходил, и уши. А когда Юнги вел языком по хрящику, Чимин никогда не мог сдержать дрожи своего тела и скулящих стонов. Упустить такую ласку было бы преступлением, идти на которое Мин Юнги совсем не хотел.       Наоборот, чем громче и жалобнее были сейчас его стоны — тем лучше.       Юнги стянул брюки вместе с бельем с тонких щиколоток и отбросил их в сторону, уже прикусывая напрягшийся сосок, наслаждаясь маленькими ладонями в своих волосах и стонами омеги, от которых у альфы едва не подкашивались ноги, настолько потрясающе было слушать их.       Он подтянул Чимина к себе, перехватив его под коленями и, заглянув в потянутые вожделением глаза, собрал пальцами выделившуюся смазку, введя их внутрь. Альфа едва сдержал тихий рык, наблюдая, как глаза напротив закатываются от удовольствия, как губы раскрываются в тихом стоне, и следом по ним скользит язык. Захотелось поцеловать его, и Юнги не стал сдерживать своих желаний.       Поцелуй был влажным, властным и нетерпеливым, как будто оба делились друг с другом непреодолимостью своего желания. Чимин поражался тому, как сильно холодный и безэмоциональный Юнги в жизни отличается от нетерпеливого, жадного любовника, что сейчас так крепко прижимал его к себе. Омега поражался мысли в своей голове, мелькнувшей красным огоньком: он никогда и никого так сильно не хотел, как Мин Юнги.       Как объяснить это желание он не знал. Но как же стало хорошо, когда Юнги ввел свои пальцы глубже и укусил нежную кожу шеи, не позволяя омеге думать слишком много.       — Ну же… не тяни, — нетерпеливо прошептал он, опуская дрожащие руки на кромку черных джинсов, принимаясь их стягивать с бедер. Ждать дольше Чимин был не намерен, да и просто не мог.       — Презервативы. У меня их нет, — выдохнул альфа. И пусть он не останавливал рук Чимина, но даже сейчас прислушивался к слабым отголоскам разума.       — Плевать, — равнодушно сказал Чимин, кое-как справившись с ненужными штанами начальника охраны, заглядывая ему в глаза и за ягодицы заставляя прижаться к себе еще крепче. Если бы не неуместная сейчас гордость, омега обязательно сказал бы, что у Мин Юнги гипнотизирующие глаза, которым он безоговорочно доверял. Но он уберег их обоих от никому ненужных сентиментальностей и занял свои губы губами Юнги.       Это «плевать» было для мужчины словно красная тряпка для быка. От одной лишь мысли, что он сможет почувствовать его вот так, без всякой защиты, без преград, по коже мужчины пробежали мурашки.       Он не стал терпеть долго. Чимин был таким влажным внутри, что его смазка капала на рабочий стол, а комната, казалось, полностью заполнилась его нежным ароматом. Запах омеги немедленно смешался с тяжелым запахом можжевельника, образуя нечто невероятное. Эта смесь действовала на них обоих хлеще самого сильного дурмана.       Чимин крепче сжал плечи мужчины пальцами, громко выдыхая и зажимая рот ладонью, стоило лишь тому толкнуться внутрь, входя до упора. По телу практически мгновенно разлилась сладкая нега, и омега, зажмурившись, все же не сдержал стона. От каждого движения кружилась голова, Юнги толкался глубоко, но не грубо, чуть медленнее, чем делал это вначале. Они спали всего несколько раз, но альфа был столь внимателен к нему, что практически сразу запомнил, как и что нужно делать, чтобы в его руках оставалось лишь сходить с ума от удовольствия, и ни на что другое не хватало сил.       Комната заполнилась поскуливанием и тихими стонами, которые Чимин, кусая губы, пытался сдерживать. Да, он был пьян, но ему совсем не хотелось так сильно подставлять мужчину перед Чонгуком. Не стоило главе клана знать, чем занимается его телохранитель на таком ответственном посту.       Юнги, не останавливаясь, целовал его шею, плечи, с которых спала разорванная рубашка, и ловил себя на мысли, что в этом куске тряпки, в которую превратилась дорогая брендовая вещь, Чимин выглядит еще более сексуально и притягательно, чем даже в том чертовски соблазнительном красном костюме с широкой лентой, подчеркивающей тонкую талию.       Но больше всего с ума сводили его стоны, тихие мольбы не останавливаться, его руки, сжимающие плечи Юнги. То, как Чимин запрокидывал голову от удовольствия, глядя куда-то в потолок, но от проникновения закатывая глаза. Это было столь бесподобно, что не поддавалось ни единому сравнению, и Юнги не мог оторвать от него взгляда.       Но даже то, что он видел, не могло затмить потрясающих ощущений. Нет, это была не просто физиология, эти чувства были крепкими и сильными, они напрочь лишали рассудка и рациональности, присущих альфе, кажется, с самого детства.       — Еще… — продолжал шептать Чимин. В его голове с каждым новым проникновением мыслей становилось все меньше и меньше. Теперь там не было ничего, кроме удовольствия и чего-то еще. Чего-то, что заставляло его хотеть то, что уже получил еще сильнее, отчего он так отчаянно хватался за сильные плечи, отчего сходил с ума и теперь уже едва мог сдерживать голос, ставший громче.       Юнги поднял взгляд к губам омеги, впиваясь в них крепким поцелуем, заглушая ставшие слишком громкими стоны. Он не мог описать всех тех чувств, что испытывал, держа его в своих руках. Такого недосягаемого, даже сейчас, безбожно красивого, нежного. Альфа готов был восхвалять едва ли не каждое его слово, движение, взгляд. Все в этом человеке казалось ему нереальным. Разве возможно было влюбиться так сильно? Как он вообще мог позволить себе влюбиться в такого недостижимого для него человека, как Чимин?       — Юнги, — сорвалось с припухших от поцелуев губ, и то, как Чимин назвал его имя, заставило колени задрожать, а его толкнуться в чужое тело глубже.       Его тело говорило слишком о многом сейчас. То, как сильно и крепко омега сжимал член Юнги в глубине нутра, давало понять: им осталось совсем недолго наслаждаться друг другом, но альфа был намерен довести сначала его, а уже после получать удовольствие самому. Так будет правильно.       Если бы у него был презерватив, он не раздумывая кончил бы, не покидая Чимина, но сейчас был не тот случай. Юнги, как всегда, даже в такие моменты не мог забыть о рациональном мышлении.       Сжав изящную талию, он стал двигаться чуть резче, так, что у Чимина от каждого толчка из легких вылетал весь воздух, и он не успевал сделать вдох. И ему не нужно было говорить, что он на грани. Омега прекрасно знал, что Юнги чувствует его намного сильнее и лучше, чем Чонгук, в постели которого он был столько лет.       Стоило лишь осознать эту потрясающую разницу, он бурно кончил, подавившись стоном, с сожалением и одновременно восторгом ощущая, как Юнги покинул его тело и излился на его живот. И даже этот момент был таким интимным и значимым, что Мини едва не расплакался от накативших, непонятно откуда взявшихся чувств, природу которых осознать было слишком страшно.       — Никак не могу взять в толк… — сквозь шумное дыхание прошептал Чимин, путаясь во взмокших у корней черных волос, — Почему рядом с тобой я чувствую себя… живым?       Чимин благоразумно не дал ему ответить, лишь поцеловал. Чувственно и нежно. Поцеловал так, как не поцеловал бы никого и никогда. В каждое движение губ он вкладывал все те эмоции, что пробуждались в истерзанном и запертом сердце, замок от которого Юнги умело вскрывал, отвечая на ласку с теми же эмоциями и чувствами, но уже осознанными и крепкими, давшими глубокие корни.