— На коньках? Э-э.— Я невольно вспоминаю, как в детстве мы с родителями ходили на небольшое замёрзшее озеро, когда ездили на каникулы за город. Там папа учил меня кататься на коньках и, в силу своей безграничной любви к хоккею, играть. Стоит ли говорить, что каждый такой поход на озеро и игра в хоккей, как правило, заканчивались синяками и чудом не сломанными конечностями?
К слову, папа оставил попытки сделать из меня хоккеиста, а кататься на коньках я так и не научилась.
Но отвечать Серёже мне не пришлось — он все понял по озадаченному выражению моего лица и фирменно ухмыльнулся.
— Придётся учить. — Горошко лукаво улыбается, заводит машину и выезжает с парковки, не позволяя мне возразить.
— Кто будет оплачивать мне переломанные ноги? — Бурчу я, когда в окне начинает виднеться новогодняя ярмарка, расположившаяся почти в самом центре города и огромный каток неподалеку.
— Я все оплачу, можешь не переживать. — Горошко оставляет автомобиль недалеко от входа в парк и выходит из машины. Я шумно выдыхаю, ощущая собственную безысходность и выхожу следом.
На улице постепенно начинает темнеть. В парке зажигаются уличные фонари, тёплый свет которых мягко ложится на белоснежные сугробы и ледяные дорожки парка.
— Волшебно.— Я с восхищением рассматриваю бесчисленные палатки ярмарки, украшенные цветной гирляндой, каток, со стороны которого доносится звонкий детских смех, лавки с горячими напитками и скамейки, стоящие вдоль аллеи.
В воздухе витает запах мороза, свежей выпечки с корицей, хвои и глинтвейна, а откуда то со стороны катка раздаётся приглушенная музыка.
Недалеко от нас компания детей лепит снеговика — кто-то носится с огромными снежными шарами, кто-то бегает за веточками, которые служат в качестве ручек, а кто-то, встав на носочки, вставляет в снеговика ярко рыжую морковку — носик.
Сережа осторожно берёт меня за руку и тянет в сторону входа на каток.
— Я пойду возьму коньки. У тебя какой размер? — Он останавливается возле кассы и оборачивается ко мне.
— Тридцать седьмой. — Немного подумав отвечаю я. Мужчина кивает, скользит взглядом по моему лицу, после чего переводит его на наши руки, все также скрепленные в замочек. Он с неохотой разрывает его и отходит в сторону кассы, туда же, где расположился небольшой прилавок с коньками напрокат.
Я чувствую, как щёк касается лёгкий румянец, однако, тряхнув головой, отворачиваюсь в сторону парка. К этому времени окончательно стемнело. Теперь единственными источниками света были уличные фонари, светодиодные гирлянды и тёплый свет из окон магазинчиков с различными сувенирами для туристов, решивших посетить город перед новым годом.
— Хватай. — Серёжа подкрадывается сзади и торжественно вручает мне в руки коньки и набор экипировки.
— Очень предусмотрительно. — Разглядывая принесённый Серёжей шлем и наколенники замечаю я.
— Голову тебе стоит поберечь, вдруг там всё же есть что-то. — Серёжа привычно усмехается, однако усмешка с его лица пропадает, стоит мне ударить его по плечу.
Он лишь отступающе поднимет руки вверх и тихо хихикнув отходит в сторону скамеек. Невыносимый.
Горошко надел коньки за несколько минут и теперь искоса наблюдал как я мучаюсь с завязкой. А чего он ожидал? Последний раз я надевала коньки лет пять назад и то, с помощью папы.
— Горе мое. — Он протяжно выдохнул, после чего, опустившись передо мной на одно колено, обхватил мою ногу и принялся перезавязывать мои неаккуратные бантики, изредка уточняя не слишком ли туго он затягивает шнурки.
Я в смятении наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, подперев ладонью собственный подбородок. Все эти, казалось бы, простые действия, были переполнены неким трепетом, провоцирующим мурашки и чуть сбитое дыхание, нарушающее хрустальную тишину, повисшую между нами.
Его длинные пальцы ловко затянули шнурки, после чего завязали тугой бант и принялись за вторую ногу.
— Готово. — Горошко, довольный своей работой, поднял голову, заглянув мне в глаза. Я опустила взгляд на идеально завязанную шнуровку коньков и расплылась в благодарной улыбке.
Кое-как поднявшись на ноги следом за Серёжей, я вдруг почувствовала, как тонкие лезвия коньков подгибаются, а тело теряет равновесие. Вовремя спохватившись, Горошко подхватывает меня почти у пола, заливаясь тихим смехом.
— Мы даже на лёд ещё не вышли, фигуристка. — Он осторожным движением подхватывает меня за локоть и помогает сесть обратно на скамейку.
— Не смешно. — Фыркаю я, упрямо поднимаясь на ноги. Сережа лишь тяжело выдыхает и кажется начинает понимать, какую ошибку совершил, затащив меня на каток.
Я хватаюсь за бортики, делаю неуклюжий шажок через так называемый порог, отделяющий меня от льда и оказываюсь на скользкой поверхности. Ноги тут же разъезжаются, а руки мёртвой хваткой вцепляются в бортик.
— Тебе придется отпустить. — Серёжа подъезжает ко мне со спины, кладет руку поверх моей и отлепляет её от бортика, за который я до последнего держалась словно утопающий за спасательный круг.
Мужчина встаёт напротив меня и вытягивает руки, кивком указывая схватиться за них. Немного поколебавшись, я решаю довериться, неуверенно протянув сначала одну, затем другую.
— Оттолкнись левой ногой. так, затем правой. — Он демонстрирует движения, после чего встаёт слева от меня, не переставая крепко держать за руку.
— Вот так, умница. — Произносит тот, как только мне удается сдвинуться с мертвой точки. Я не отрываю взгляда от собственных ног, а Серёжа — от меня. Он с теплой улыбкой наблюдает за тем, как я старательно перебираю ноги, изредка сжимая руку преподавателя чуть сильнее и вскрикивая, что вот-вот упаду. Но пока Горошко рядом — падать не приходится.
Наконец у меня получается набрать небольшую скорость и держаться на льду чуть более уверенно. Я отпускаю руку мужчины и отъезжаю немного вперёд, решая похвастаться своими навыками в фигурном катании. О том, насколько нелепо я выглядела в этот момент, я решила не думать.
Сережа в ответ на этот крайне самоуверенный жест лишь закатывает глаза, стараясь находиться как можно ближе и страховать меня.
— Как думаешь, мне уже можно ехать на Олимпийские игры? — Я оборачиваюсь к Серёже, вытягиваю руки в позе ласточки и
заливаясь беспечным смехом. Однако смех резко обрывается. Лезвие одного из коньков проезжается по достаточно глубокой царапине, от чего мои ноги запинаются, и я приземляюсь на холодный лёд. Сережа не успевает подловить меня.
— На олимпийские рано.— Он садится напротив меня на корточки и обеспокоенно всматривается в мое лицо.
— Ты в порядке? — Он помогает мне встать и придерживает, пока я отъезжаю к своему уже излюбленному бортику.
— Не знаю. — Я рефлекторно касаюсь пятой точки, на которую упала и еле заметно морщусь от боли.
— Предлагаю закончить на сегодня, пока ты окончательно не угробилась. — Серёжа помогает мне выйти с катка, а сам проезжает ещё несколько кругов, пока я, не переставая пыхтеть и ворчать, снимаю коньки.
Стоит ли мне говорить о том, как красиво катался Горошко? Его движения завораживали, выглядели изящными, такими плавными и в то же время свободными. Руки — словно крылья птицы, идеально ровная осанка и взгляд, не выражающий ровным счётом никаких эмоций. Он словно был частичкой льда — чувствовал себя так раскованно и свободно.
Должно быть, он катается далеко не первый и даже не второй год — он ни разу не запнулся, не посмотрел себе под ноги и даже не пошатнулся.
Я сдала свои коньки и экипировку, и, не переставая размышлять о том, сколько ещё скрытых талантах кроется в этом Горошко, плюхнулась на скамейку за пределами катка.
Сережа пришел через несколько минут, и мы направились в сторону аллеи, подальше от злосчастного катка.
Я медленно тянула одну ногу за другой, терзая себя вопросами о карьере Горошко в качестве фигуриста и о том, сколького ещё я о нём не знаю.
— Давно ты катаешься? — Нарушив тишину, наконец решаюсь спросить и тут же осекаюсь, видя, как Серёжа поднял на меня взгляд.
Он молчит несколько секунд, раздумывая над моими словами. Тогда мне начинает казаться, что он уже не ответит.
— С десяти лет. Моя мама была фигуристкой, потому и меня учила. Она даже с отцом на льду познакомилась. Возле дома, где они жили, была хоккейная коробка, где мама тренировалась по вечерам, а отец играл в хоккей с друзьями. Так и познакомились. — Горошко на секунду прерывается, опускает взгляд куда-то на землю и пинает льдинку, лежавшую у него на пути.
— Вот только её спортивная карьера оборвалась, когда я родился. Она забеременела, когда на носу должны были быть городские соревнования, к которым она готовилась. Врач запретил ей выходить на лёд, а после моего рождения ей было тяжело восстановиться, и несмотря на то, что она часами могла находиться на катке, вернуть былые навыки не удалось. — Горошко вновь замолкает.
— Ты что, винишь себя? — Неуверенно уточняю я, видя, как по его лицу пробегает тень грусти.
— Это глупо, я знаю. Это было её решением, но когда я смотрю на пылящиеся кубки, стоящие на стеллаже, мне становится грустно за неё. Лёд всегда был её мечтой, но тут появился я и планы поменялись.
— Знаешь, мне кажется она не жалеет. Да, возможно она и променяла карьеру фигуристки на семью, зато теперь у нее есть талантливый сын, который снимается в кино, имеет свой театр и преподаёт в одном из лучших университетов города. Я уверена, что она гордится тобой, Серёж. И ты не должен винить себя в её выборе. — Я поднимаю на собеседника взгляд. Теперь он выглядит чуть более спокойным.
С губ мужчины сваливается тихое «спасибо», после чего он переводит взгляд на мою ногу и вскидывает бровь.
— Болит? — Наблюдая за моей хромой походкой вопрошает тот.
Я лишь лениво отмахиваюсь, переводя изучающий взгляд на палатки новогодней ярмарки: в одних продавались сувениры, в других различные вкусняшки, начиная с глинтвейна, заканчивая петушками на палочке, в третьих игрушки ручной работы и новогодние украшения.
Завороженно подхожу к одной из них, скольжу взглядом по выставленным на стенде фарфоровым фигуркам и задерживаю взгляд на одной.
— На тебя похож. — Улавливая мой восторженный взгляд произносит Серёжа, осторожно беря в руку небольшую фигурку ангелочка.
Я неоднозначно хмыкаю и отхожу к другой палатке, на этот раз — со вкусняшками. Рассматриваю леденцы в виде новогодних тростей, когда перед глазами мелькает фигурка ангелочка, а за спиной слышится тихий смех.
— Тебе. Пусть напоминает об этом дне. — Серёжа протягивает мне фигурку, немного смущённо улыбаясь. Так непривычно видеть его таким.
Я поднимаю на преподавателя озадаченный взгляд, однако озадаченность вмиг сменяется детским восторгом и тихим визгом.
— Спасибо! — Я порывисто обнимаю мужчину, и отхожу на несколько шагов назад, рассматривая подарок.
Он ещё некоторое время наблюдает за тем, как я с интересом верчу ангелочка в руках, после чего переводит взгляд на палатку с вкусняшками за моей спиной.
— Как насчёт перекуса, фигуристка? — Его губ касается мимолётная усмешка и он, обойдя меня, подходит к прилавку.
Я незаметно закатываю глаза на своё новое прозвище, убираю фигурку в сумку и догоняю преподавателя.
— О, тут есть яблоки в карамели. — Замечаю я, с интересом разглядывая ассортимент изо спины мужчины.
— И твой любимый кофе с имбирным печеньем. И, о боже, он даже на топлёном молоке. Сегодня твой день, фигуристка. — Скользя взглядом по табличке с видами кофе замечает преподаватель.
— Неужели Сергей Дмитриевич запомнил какой кофе я люблю. — Саркастично шепчу я, двигая мужчину в сторону, дабы получше рассмотреть вкусности.
— Сергей Дмитриевич все помнит. Давай, бери нам что-нибудь, а то я с голоду умираю. — Торопит тот.
— Как насчёт пышек? Или яблок в карамели? Или может булочки с корицей?
— Бери на свой вкус, я тебе доверяю. — Он протягивает мне свою карту и отходит куда-то в сторону аллеи.
Я стою в раздумьях ещё какое-то время, дожидаясь своей очереди, после чего покупаю свой обожаемый кофе на топлёном молоке, стаканчик эспрессо для Горошко, яблоки в карамели на палочке и по булочке с корицей.
Подойдя к Серёже, я протягиваю ему стаканчик кофе и банковскую карточку, зажатую между пальцев.
Он не сразу обращает на меня внимание, задумчиво глядя куда-то вглубь парка.
— Выглядишь загруженным. Это из-за театра? — Как только мы опускаемся на одну из скамеек парка, произношу я.
Сережа поджимает губы, устало теребя в руках стаканчик с кофе.
— Из-за него тоже. Но, знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты не думала о моих проблемах. — Тряхнув головой, словно желая отогнать ненужные мысли, произносит мужчина.
— Половина твоих проблем из-за меня. — Почти до крови прикусив нижнюю губу произношу я. Правда приходилась мне не по вкусу.
— Никогда не говори так. — Его голос тихий, но в нем отчётливо слышна серьезность.
Я поворачиваюсь к нему и наши взгляды скрещиваются, словно шпаги. Сердце замирает, а потом начинает биться в разы сильнее.
Рука Горошко зависает в воздухе, буквально в нескольких сантиметрах от моего лица, после чего кончики его пальцев легонько, почти невесомо проходятся по линии моей скулы.
Он тихонько выдыхает, убирая прядь моих волос за ушко и по птичьи склоняет голову набок, скользя взглядом по моему лицу.
— Никогда. — Шёпотом повторяет тот, осторожно подаваясь вперёд. В какой-то момент воздух между нами схлопывается.
Наши губы соприкасаются, мягко, почти боязно. Одновременно спокойно и тревожно. Одновременно холодно и невыносимо жарко. Он сводит с ума, но не позволяет потерять рассудок. Всё смешалось и перевернулось с ног на голову.
Потоки ледяного ветра забираются под куртку, пробирают до костей, но я не чувствую этого.
Он согревает.
Движения его губ и языка, хоть и оставались нежными, но почти не оставляли зазора для дыхания, заставляя меня дышать чаще. Ещё и ещё. Судорожный вдох и тихий выдох.
Стук моего сердца, кажется, был слышен в радиусе нескольких километров.
В какой-то момент Серёжа оторвался от меня. Он провел кончиком носа по моей щеке, и, промурчав что-то нечленораздельное, заглянул в глаза.
— Губы обветрятся. — Отвечая на мой немой вопрос протянул Серёжа, наконец переключаясь на принесённую мной еду.
— Даже не знаю, угощать тебя или нет.— Задумчиво произношу я, ловя на себе возмущенные взгляды преподавателя. Пускай это будет местью.
— Я очень злой, когда голодный, не советую тебе нарываться. — Он подмигивает мне и тянется к крафтовым пакетам, нетронуто стоящим рядом с нами на скамейке.
Аккуратно вытаскивает оттуда яблоко на палочке и, не скрывая удовольствия и явно нагулянного аппетита, принимается за дигустацию.
Сегодня что-то изменилось. Здесь, в этом сквере, под этим фонарем.
⊹──⊱✠⊰──⊹
— Мне нужно проверить кое какие работы, потом поужинаем, ты не против? — Серёжа бросает ключи на полку, помогает мне снять куртку и заботливо вешает ее на вешалку.
— Да-а, я как раз думала маме позвонить. — Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, ощущая на себе пристальный взгляд преподавателя.
— Все хорошо? — Он хмурится, заглядывая мне в глаза, словно желая увидеть в них ответ на собственный вопрос.
Одобрительно киваю. Больше вопросов он не задаёт. С явным скепсисом хмыкает мне в ответ и скрывается за дверью своей комнаты.
Я, не долго думая, прошмыгиваю в свою комнату, захлопываю дверь и протяжно выдыхаю. Обвожу беглым взглядом кровать и, прицелившись, падаю лицом в подушку.
Это действие вызывает резкую боль в бедре. Я стискиваю зубы, подавляя желание взвыть и, вскочив с кровати, рефлекторно касаюсь ушибленного места, мысленно проклиная чёртовы коньки. Немного потерев ушиб и удостоверившись в том, что боль стихла, я хватаю телефон и набираю мамин номер.
— Привет, дорогая. — Мама отвечает не сразу, а её голос кажется мне сонным.
— Я разбудила тебя? — Чувствуя укол вины вопрошаю я. Разница во времени между Петербургом и Саратовом составляла час, что означало что сейчас у мамы в районе одиннадцати.
— Мы совсем недавно легли, все хорошо. Как у тебя дела? Всё нормально? Ты хорошо кушаешь там?
— Всё нормально. Горошко взял меня под опекунство, кормит и глаз с меня не сводит, тебе не стоит переживать. — Переведя задумчивый взгляд на запертую дверь произношу я.
— Да, я общалась с ним несколько дней назад, он сообщил, что ты у него. — Оповестила та.
— Вот как. — Я хмурюсь, почему-то не найдя слов для ответа.
— Мне кажется мы тут задержимся ещё на недельку, тут сейчас сказочные пейзажи, особенно Волга, просто изумительно! Жаль, что ты с нами не поехала, тебе бы понравилось, да и бабушка соскучилась. — В её голосе слышится нотка печали, которую мама старается скрыть за неоднозначным вздохом.
— Думаю, мне сейчас не до этого, у меня учеба и пьеса через два месяца, нужно готовиться. — Объясняюсь я, нервно заламывая пальцы на руке. Одно лишь упоминание пьесы вызывает у меня почти ощутимый ком страха в горле. Кажется, что каждодневных репетиций и заучивания сценария недостаточно, а времени на подготовку с каждым днём всё меньше.
— Чтож, ладно, не буду тебя задерживать. Не ложись поздно и звони чаще! Целую.
— Целую. — Тихо повторяю я, когда мамин голос сменяется короткими гудками.
Откладываю мобильник в сторону, слезаю с кровати и замираю перед зеркалом. Снимаю свое худи и отбрасываю в сторону, оставаясь в одной футболке.
Выхожу из коридора, приоткрываю дверь в комнату Серёжи и неловко высовываюсь наполовину.
— Есть полотенце? Хочу в душ сходить.— Облокотившись на дверной проем осведомляю я.
Горошко, сосредоточенно склонившийся над каким-то бумагами, поднимает на меня вопросительный взгляд.
— Да, погоди, сейчас.— Он встаёт изо стола, обходит меня и зайдя в мою спальню, подходит к шкафу.
— Держи. Там есть все необходимое, думаю разберёшься. — Он протягивает мне аккуратно сложенное полотенце и, задержав на мне взгляд, выходит из комнаты, прикрывая дверь.
⊹──⊱✠⊰──⊹
Тёплые струйки воды стекают по шее, ключицам и плечам, смывая накопившееся за эти дни напряжение.
Я задираю голову, запуская пальцы в мокрые волосы и тихо выдыхаю, ощущая как дорожки персикового геля для душа медленно ползут по бёдрам.
Проведя в душе ещё добрые полчаса, я обмоталась полотенцем и вышла из ванной, ощущая, как на меня накатила усталость и желание поскорее забраться в постель.
Сережа, выходивший из своей комнаты именно в этот момент, оторвал сосредоточенный взгляд от каких-то бумаг в его руке и замер, увидев меня. Наши взгляды неловко столкнулись, а расстояние сократилось в несколько раз.
По моим волосам медленно стекали капли воды, они неторопливо падали на плечи и скатывались вниз по рукам, оставляя после себя полупрозрачные дорожки.
В какой-то момент я начала ощущать, что полотенце, в которое я обернулась начинает сползать и вот вот упадет.Сережа, заметив это, подловил его и тихо усмехнувшись, обернул его вокруг меня чуть потуже.
— Вкусно пахнешь. — Его шепот приятно обжег кожу шеи, вызвав толпу колких мурашек.
Я подняла на него глаза и протяжно выдохнула, ощущая, как мужчина осторожно смахивает капельки воды с моих плеч.
В какой-то момент я вскрикнула, ощутив резкую боль в бедре. Мои ноги предательски подкосились, а по телу прошла мелкая дрожь. Сережа подхватил меня и непонимающе нахмурил брови, когда моя рука легла на ушибленное место.
— Что с тобой? — Он обеспокоенно всматривается в мое лицо, помогая встать на пол.
— Ничего. — Я отшатываюсь от преподавателя, но внезапно настигнувшая боль не позволяет мне самостоятельно сделать и шага.
Горошко лишь скалится, берет меня на руки и пройдя мимо моей комнаты, заходит в свою спальню. Он кладет меня на кровать, садится рядом и выжидающе скрестив руки на груди, прожигает пристальным взглядом.
— Что произошло?
— Ничего. — Я делаю попытку подняться с кровати, но Горошко перехватывает мои руки, заставляя лежать на месте.
— Хорошо. — Серёжа бесцеремонно отодвигает край моего полотенца и окидывает бедро изучающим взглядом.
Не найдя видимых повреждений, он принимается щупать кожу, изредка немного надавливая и сразу же переводя взгляд на меня, дабы увидеть реакцию на прикосновение.
В какой-то момент его пальцы проходятся по моему ушибу и с моих губ срывается тихий стон.
— Пожалуйста, хватит! — Я стискиваю зубы и выдергиваю ногу из рук преподавателя.
— Это после падения? — Он опускает край моего полотенца, какое-то время задерживая взгляд на моем бедре.
Я лишь молча киваю, вспоминая, как навернулась на катке.
— Почему не сказала? — Он стискивает зубы, от чего на скулах выступают желваки.
— Потому что у тебя и так проблем достаточно. — Вскрикиваю я, приподнимаясь на локтях.
Серёжа смотрит мне в глаза несколько секунд, после чего прикрывает глаза. Он расстроен.
— Так, сегодня куда-то ехать поздно, завтра я отвезу тебя в клинику на рентген. А пока принесу лёд. — Серёжа больше не смотрит на меня. Он молча выходит из комнаты, оставляя дверь приоткрытой.
— Серёж, пожалуйста. — Тихо шепчу я. Хватаю подушку и шумно выдыхаю в неё, чувствуя, что каждая мышца моего тела ноет от усталости.
Спустя пять минут Горошко приносит упаковку льда, предназначенного для охлаждения напитков и заботливо прикладывает его к ушибу, не переставая извиняться за идею научить меня кататься на коньках.
После этого, решая, что заниматься готовкой ужина сегодня уже слишком поздно, мужчина заказывает еду из ресторана и включает на ноутбуке фильм.
Остаток вечера проходит за просмотром комедии, которую выбрал Горошко, поеданием ужина и незначительными диалогами. Я засыпаю рядом с Сережей, удобно устроившись у него на плече, сразу после начала титров к фильму. Должно быть, на сегодня приключений достаточно.
⊹──⊱✠⊰──⊹
— Подъем. Завтрак на столе, поторопись, нам надо быть в клинике через два часа. — Горошко стаскивает с меня одеяло, бессердечно выдёргивая из сладкого сна.
Я шепчу что-то неразборчивое, стараясь отнять у преподавателя одеяло, однако он одерживает победу в этом бою и мне приходится открыть глаза.
Осознание, что я нахожусь не в своей комнате пришло не сразу. Я несколько раз потёрла глаза, после чего непонимающе уставилась на Серёжу.
— Давай-давай. — Сделав вид, будто он не понял моего негодования, протянул мужчина и вышел из комнаты.
— Доброе утро.— С издёвкой для самой себя шепчу я, затем с неохотой слезаю с кровати.
На кухонном столе красовалась яичница с беконом, несколько тостов и постепенно остывающий чай с мелиссой.
— Как нога? — Не оборачиваясь интересуется преподаватель, наливая себе утреннюю порцию кофе. (невероятно горького черного кофе, крепкость которого убила бы даже слона).
— Лучше. — Рассчитывая на благосклонность мужчины отвечаю я, надеясь, что тот передумает тащить меня в клинику.
— Даже не надейся. — коротко отвечает он, делая несколько глотков напитка.
Я быстро расправляюсь с завтраком, закидываю тарелки в посудомойку и выхожу с кухни, не переставая сонно зевать. Меня разбудили в мой выходной.
⊹──⊱✠⊰──⊹
— Смотреть на тебя больно, ходишь трупиком. — Серёжа на секунду отвлекается от дороги, смиряя меня изучающим взглядом.
— Просто один преподаватель таскает меня по клиникам и откармливает до смерти. — Я лениво пожимаю плечами, потупив взгляд в окно.
— Хм, наверное этот преподаватель очень переживает за тебя. — Поясняет Серёжа, вновь устремляя взгляд на дорогу.
— Кстати, у меня светский вечер намечается, пойдешь со мной? — Нарушая вновь повисшую тишину осведомляет тот.
— В качестве кого? — Скептически покосившись на водителя уточняю я.
— В качестве моей спутницы. Там будут разные режиссеры, актеры и прочая лабуда. — С неким пренебрежением в голосе проговаривает тот.
— А мне зачем туда идти?
— Затем, что, во-первых, это в первую очередь опыт. Пообщаешься с кем-нибудь, обзаведешься знакомыми. А во-вторых, я не хочу идти один.
— Я подумаю.
— Подумай-подумай. Но, знаешь, я бы на твоём месте согласился. Вдруг ты приглянешься какому-нибудь классному режиссеру, и он предложит тебе роль в каком-нибудь масштабном проекте.
— А потом увезет в Голливуд? — Мечтательно уточняю я.
— В Голливуд не отпущу. — Бурчит Горошко, останавливаясь возле уже знакомой мне клиники.
