Укус змеи

Мне было безумно сложно заснуть вчера. Я долго лежал в кровати, обдумывая хоть какие-то варианты, как я могу спасти эту ситуацию. Но на каждый хороший план находилось что-то, что разваливало его в пух и прах. Я думал о всяком… незаметно пробраться к учёным, подделав документы? Незамеченным я этого не смогу сделать — всюду камеры. Сбежать с корабля вместе с ней? И что будет дальше, в случае её смерти по каким-нибудь независящим от меня обстоятельствам? Единственный вариант, который я видел для неё — чтобы она пополнила ряды проституток на палубе. Я бы поговорил с тем, кто там хозяйничает… чтобы её не трогали. Сделав её своей наложницей, в тайне от важных шишек. Но если она слишком ценный экземпляр, представляющий особый интерес учёных — я не смогу это устроить, даже если сильно захочу. Начальник охраны не имеет права вмешиваться в ход исследований, это может сделать только главный генетик на корабле. А на него может повлиять только тот, кто с ним одного ранга. Может поговорить с офицером по безопасности ещё раз? Но я очень рискую навлечь на себя непонимание, а возможно, и гнев. Едва ли он станет просить коллегу исполнить столь странную просьбу. С такими мыслями я погрузился в тревожный, неприятный сон. Во сне я видел мрачные картины опытов, которые над ней проводят. Лязг хирургических инструментов, пустые шприцы, стеклянные колбы. Странная аппаратура, названия и предназначения которой я даже не знаю. Но самое неприятное — равнодушные, сухие лица медиков, наклоняющихся над ней. Я с трудом взял свой сон под контроль, проснувшись от этого продолжительного кошмара. За стеклом сидела Лия — у неё был уставший вид, похоже, она не спала. На этаже было подозрительно тихо. Лишь изредка я слышал топот солдат, но они проходили мимо моей камеры наблюдения. Какое-то мрачное и крайне гнетущее чувство надвигающейся беды охватило меня. — День сегодня подозрительно тихий, — сказал я, неотрывно смотря в пол. Лия не поднимала глаз на меня. Поджав колени, она лишь водила по полу пальцем, словно что-то чертила или рисовала, напевая при этом какую-то мелодию. — Мм… — грустно протянула она. Обоюдное молчание наводило на мысль о том, будто и она, и я, прекрасно понимали, что мы не сможем быть вместе, даже если нам обоим хочется этого. Но никто не решается сказать это вслух. — Ксерд… — сказала она тихо. Я лишь перевел взгляд на неё, давая понять, что я слушаю её. — Как думаешь… наступит ли когда-нибудь время, когда все расы в галактике будут жить мирно? — В последнее время я тоже задаю этот вопрос себе. — Но ты ведь скродж, так? — Да… это так. — А скроджи хотят завоевывать, так? — Да, Лия. Они созданы для этого. Я и сам не заметил, что сказал не «мы», а «они». — А ты сам? Что ты думаешь об этом? Правильно ли это, искоренять другие расы, ради процветания своей? Она задавала мне такие же вопросы, какие я и сам себе задавал некоторое время назад, так и не найдя на них ответы. Я пожал плечами. — Не знаю. Я лишь солдат, созданный на этом корабле. Я ничего не решаю. — Но ты же думал об этом? Я ничего не ответил. Зачем она спрашивает меня? Зачем разжигает и без того засевшие сомнения в моей голове? — В последние пару дней я много думал об этом. И поняла, что мы, люди… сами виноваты. Мы развивали генетику не для того, чтобы улучшать наши тела и помогать больным и немощным, а для того, чтобы создавать идеальных солдат. Мы сами создали вас... — К чему ты это говоришь? — Просто так. Больше мне некому рассказать свои мысли. Знаешь… за этот месяц, что я здесь, я так и не покрылась чешуей. Интересно, у меня вообще есть шанс? — Шанс на что? — Ну… что у них получится. Что я стану тем, кого они хотят создать, и для чего похищают женщин… Я знал ответ на этот вопрос. Нет, у неё нет шансов. Не изменилась даже её кожа — она оставалась всё той же мягкой, человеческой кожей, не говоря обо всём остальном. Её регенерация работала из рук вон плохо, через раз, а способность выносить и родить плод вообще ставилась под сомнение, учитывая её возраст и явно недостаточный вес. Когда она попала сюда, я был уверен, что она умрёт в течении нескольких дней, или её спишут как безнадёжную — и отправят в бордель. Но этого не произошло. Вероятно, она попала в список особо ценных объектов лишь благодаря своей выносливости и стойкости духа, что ошибочно навело их на мысль, что из этого может что-то получится. Но на самом деле, я не знал, почему. Я вообще не верил, что матку можно создать без помощи других цивилизаций. Природа берёт своё — на каждую сильную расу находится существенный недостаток, не позволяющий ей уничтожать всё вокруг. — Всё возможно, — соврал я. Мы какое-то время смотрели друг на друга, ничего не говоря. Я трусливо отвёл взгляд первым. — Ксерд, я… Громкий топот солдат не дал ей договорить. Двери открылись, на пороге стояли три фигуры, двое из них были одеты в военную форму, третий в белый халат. Не сказав ни слова, они зашли, указав мне на стекло. Моя рука словно сопротивлялась нажимать на эту кнопку — но выбора не было, и я нажал. Солдаты увели её на очередные опыты, закрыв за собой тяжёлую металлическую дверь. — Если всё пройдёт хорошо — у нас есть хорошие шансы сдвинуться с мёртвой точки, — услышал размышления учёного за дверью. Мне было дурно. Какая-то гнетущая атмосфера нависала надо мной в этой темной, холодной комнате, и мне захотелось заснуть. Не важно, на сколько — лишь бы не слышать своих мыслей. Я лёг на кровать. Она почему-то ощущалась очень жёсткой и некомфортной, словно в матрасе была груда острых камней. Я закрыл глаза, наблюдая за появляющимися в моей голове образами. Меня разбудил скрежет дверей — в комнату вошла Лия. Без сопровождения кого бы то ни было. На ней было одето лёгкое белое платье, а в волосы вплетены свежие цветы. Её кожа была белая, а щёки покрылись здоровым румянцем. Лицо украшала широкая, искренняя улыбка. — Ты… цела? — ошарашенно проговорил я. — Конечно. Опытов больше не будет, они освободили меня. Навсегда… — Что? — я ощутил такое облегчение, какое не испытывал никогда в своей жизни. Она подошла ко мне, тихо, словно мышка, и обняла меня. — Пожалуйста, помни меня, Ксерд. Я обнял её в ответ, не желая отпускать. — Почему я должен забыть тебя? Ведь ты здесь, на этом корабле. Она посмотрела на меня. Её синие, словно земное небо, глаза, были полны слёз счастья. — Я возвращаюсь домой. Но как? Как это возможно? Стоило мне задать этот вопрос, как я вновь услышал железный скрежет дверей. Это был сон. В реальности, вместо Лии, передо мной предстала одиночная фигура солдата. Это был слиз Зед — он патрулировал третий этаж, охраняя учёных. Взгляд его чёрных, словно космос, глаз, устремился прямо на меня, а мышцы лица не шевелились, делая его лицо похожим на маску. — Ксерд, меня попросили тебе передать, чтобы ты можешь возвращаться в каюту, и с завтрашнего дня переходить к обязанностям. Я был ошарашен услышанным. Мой мир словно рухнул в один момент. — Но ведь… офицер сказал досмотреть за… объектом, — я заикался, будучи не в состоянии нормально говорить. — Провал. Её сердце остановилось, буквально минут пять назад, не выдержав введённых препаратов, — его тоном был ровным и лишённым эмоций, — На что они только надеются, пичкая юных человеческих девушек химией, от которой дурно даже нам? Как по мне, так это напрасная трата материалов и времени. В общем, я сообщил, а ты как знаешь, — бросил он напоследок, прежде чем уползти восвояси. Еле передвигая ноги, я пошёл к себе в каюту. Там всё было по-прежнему, ничего не изменилось: всё те же холодные, металлические стены, давящие на меня, но обеспечивающие изоляцию, цветовизор, который покрылся тонким слоем пыли и тумба, на которой ничего не стояло. Сев на свою родную кровать, я буквально взвыл. Горло было словно в тисках, а по щекам потекли слёзы, ручьём. Лия… не может быть. Почему? Почему так быстро? Я знал, что это случится. Я был даже готов к этому, но я не думал, что это произойдёт сегодня. Через день, неделю, месяц — но только не сегодня. Я даже не успел попрощаться с ней. Она никому не желала зла, она лишь хотела свободы от этой боли! Она хотела жить. Она просто хотела жить… Я провёл в таком состоянии все оставшиеся сутки, не сомкнув глаз ни на секунду. У меня не осталось слёз — лишь печаль и гнев, которые разрывали меня на куски. Я был зол абсолютно на всё — на категоричного офицера, на равнодушных учёных, на охранников, безразличных к своим объектам. Но больше всего я был зол на самого себя — за то, что ничего не сделал. За то, что ничего не придумал. За то, что не хватило смелости настоять на своём. За то, что я ни на что не смог повлиять… Следующий день прошёл как в тумане. Утром я встал, ощущая неприятное, пекущее чувство в глазах, какое бывает после бессонной ночи. Нехотя я отправился на проверку комнат наблюдения. Я заходил то в одну комнату, то в другую, проверяя аппаратуру и состояние охранников. Они сразу вставали, приветствуя меня. Ещё бы — они уже и забыли, что такое распорядок дня. Но как только они узнали, что Гроут больше не начальник, им пришлось это вспомнить, хотели они того, или нет. Странно, но даже слизы сегодня не попались на горячем: проверяя их сектор, я видел, что все они были на своих местах, относительно трезвые. Кроме двоих, Йенеля и Касиля — они неторопливо возвращались с перерыва, о чём-то отвлечённо беседуя. — Мне сложно. У меня закончилас-сь каянская дурь, — промямлил Йенель. — Кс-серд з-зануда, с-совс-сем про нас-с не думает, — подтвердил Касиль. Конечно. Другого я и не ждал от хвостатых. Мне бы их проблемы… — Ты говорил с С-синди? — спросил Касиль у Йенеля, медленно передвигая свой хвост. — Она сломалась. Говорит, мне надо завязывать с наркотой. Что за чушь! Проверив все сектора, остаток дня мне оставалось лишь сидеть в своём скучном кабинете и втыкать в яркий, режущий глаза монитор, составляя распорядки дня этих балбесов. Сутки без сна давали о себе знать — я постоянно делал глупые ошибки. То букву в имени какого-то брута перепутаю, то запущу не ту программу… в конце концов, умирая со скуки, я заснул прямо на столе. Мне приснился сон, словно был первый день, когда Лию привели сюда. Когда на её теле не было шрамов и синяков, когда она не была столь напугана и подавлена, когда она была… жива. Я будто вновь пережил этот день, от начала и до конца, искренне веря, что это не плод моего разума, и я мне дали шанс исправить свою ошибку. Но сон на то и сон, что не длится вечно, предательски уступая бодрствованию в самый неподходящий момент. Проснувшись, я почувствовал удушающую тоску. Зачем мой мозг снова и снова показывает мне эти картины, не давая мне забыть всё это? Снова подошёл ком к горлу, я с трудом отогнал от себя эти ощущения. Я посмотрел на часы — рабочий день кончился час как назад, и я, закрыв за собой дверь, направился к себе. Коридоры были пустыми и тихими, все сидели либо в своих каютах, либо на постах. Я остановился у комнаты наблюдения, где я охранял Лию. Она была пуста, поэтому открыта. Что-то неведомое мне потянуло меня туда. Я зашёл, медленно осматривая комнату и стараясь сдерживать слёзы, смотря на белую комнату за стеклом. Мой взгляд притянула русая прядь тонких волос, лежащая на полу– это были её волосы. Я поднял прядь, проводя по ней пальцем и вдыхая её запах. Я снова взревел, словно раненый зверь, будучи не в состоянии остановить это. Хотелось разжать чёртову руку, но сил не было. Вместо этого я лишь спрятал прядь в карман. Мне очень хотелось уйти отсюда, но в то же время это было единственное место, напоминающее мне о ней. Вскоре я ушёл оттуда в свою каюту и открыл тумбу. Там лежало три дозы артецидина. Недолго думая, я вколол их подряд одну за другой, медленно погружаясь в наркотический сон под звуки цветовизора, передающего выпуск свежих новостей. Все чувства постепенно отходили на второй план, уступая место расслабленности и эйфории. Я услышал лишь отрывок из интервью главы Галактического Содружества и правителя планеты Моэлис. — Я настаиваю на том, что нам необходимо попробовать решить проблему дипломатическим путём, хоть никто и не внимает моим словам, даже собственная дочь, — произнёс правитель Лэсвольд Третий. — Разговаривать со скроджами, это, по меньшей мере, напрасная трата времени. Такие предложения давно никто не воспринимает всерьёз, — глава Галактического Содружества отвечал так, словно этот ответ был заранее заготовлен, — Никто из нас даже не пытался это сделать в течении этого столетия… — раздался чей-то комментарий из зрительского зала. — Было бы здорово, если бы они первыми пошли на контакт, предложив перемирие, — подметил какой-то прыткий журналист. Последнее, что за что уцепился мой слух — громкий хохот зрительского зала.