Укус змеи

Наказать виновного можно по-разному. Можно заставить его выплатить гигантскую сумму денег, оставив без средств к существованию. Можно нанести ему массивные физические повреждения, заставив несчастного потом вздрагивать от любого резкого движения. В конце концов, можно лишить его свободы распоряжаться собственной жизнью. А можно просто оставить его наедине с самим собой и своими мыслями в холодном, абсолютно изолированном месте. Поначалу звучит не страшно. Сидишь себе в тишине и спокойствии, ну, разве что, зубы дрожат. Но сознание скроджей, как, впрочем, и человеческое, должно за что-то хвататься. Я объясню. Вот ты сидишь в пустой, скучной комнате… и вдруг, слышишь, как в соседней комнате наблюдения слизы долбят дурь и обсуждают секс с женщинами. Раз, зацепка. И ты уже думаешь о сексуальных предпочтениях слизов, смеясь про себя. Потому что не сильно понимаешь, как можно получать удовольствие от засовывания своего хвоста в мягкие места, вместо члена. И это лишь один из возможных извращений этих пресмыкающихся. Или вот, например, лежишь лицом к иллюминатору. И видишь, астероид пролетел. И ты уже размышляешь о том, как это, наверное, тяжело быть капитаном, ведь надо постоянно планировать свой маршрут так, чтобы и с цели не сбиться, и на космическую глыбу не наткнуться. Но когда ты сидишь в карцере, при температуре минус тридцать, в полностью изолированном от всех раздражителей помещении, начинаешь потихоньку сходить с ума. Твой глаз привык получать картинку, а ты видишь лишь чёрный цвет. Твоё ухо пытается уловить хоть какой-то звук, но слышит лишь собственные мысли, которые начинают звучать так громко, что кажется, будто ты их говоришь вслух. А тело…. тело дрожит от холода, и не может даже полностью разогнуться в этом тесном помещении. Кому я всё это говорю? Ах да, себе. Ведь мои мысли — всё, что сейчас у меня есть. Я не знаю, сколько прошло времени, с тех пор как я здесь сижу. Здесь время течёт иначе. Целый час — это уже настоящая пытка. Но судя по тому, как мне приносили пищевые таблетки охранники — дней пять, не меньше. Единственный плюс пребывания в карцере, когда ты скродж — тебе не нужно опорожняться, а значит, комната, где ты сидишь, хотя бы не будет зловонной. Много ли отходов от организма, который питается четко дозированными таблетками? Вопрос риторический, поэтому у нас не имеется даже анального отверстия. Пять дней, осталось шестьдесят. Именно такой срок пребывания здесь за драку. Мои мысли периодически возвращались к разным эпизодам из моей жизни. От начала, до конца. Находясь здесь, в голове всплыло даже то, что я не должен быть помнить в принципе. Лязг металлических приборов, журчание воды из-под крана… скрежет железных дверей. Боль от укола в вену, затем ещё, и ещё. Это неприятное ощущение… когда иглу вытаскивают, и после неё ты весь горишь, но не можешь ни слова сказать — что говорить, когда в голове ничего, кроме собственных ощущений? Затем открываешь глаза, и видишь комнату, освещённую зелёным светом и наполненную непонятными объектами. Какие-то существа в белых халатах ходят туда-сюда, о чём-то говорят, что-то роняют, записывают… или вот более приятная сцена. Лежишь на кровати, на тебе ёрзает теплая, приятно пахнущая человеческая женщина, в её голове желание тебе угодить и знания о том, как, где и с каким усилием гладить, а в твоей голове — пустота. Зато член полон нахлынувшей крови. В итоге она — довольная, прихорашивается к следующему клиенту, ты — опустошен и вытираешь живот салфеткой. Ну, или, если у неё жажда, не вытираешь. Или момент выброса адреналина, когда ты приземляешься на чью-то планету, ворота корабля открываются, и ты просто бежишь… и убиваешь всё, что движется или слишком хорошо дышит. Сначала быстро и скучно — удар по голове и готово. Потом методы становятся всё более изощрённые, и вот, ты уже выходишь из какой-нибудь хижины с окровавленными когтями, весь замызганный в крови и внутренностях, дурно пахнешь, и, нервно смеясь, заходишь в следующую. То, что теперь представляет из себя кровавое месиво, когда-то было чей-то долгожданной и любимой дочкой. Заканчиваешь за один день, и ты герой расы, доблестный воин и храбрый солдат. По крайней мере, так потом рассказывают народу… но ты лишь их орудие, идеальная машина для убийства, не задающая вопросов и ничего особо не требующая. Как и сотни других таких же. Чувства? А зачем они нам? Хочешь раскрасить свою жизнь в краски? Вот тебе дурь, и не выебывайся. Потом расскажешь, как оно. А оно так… странно. То ты наблюдаешь прекрасные виды других, нематериальных миров, то ждёшь, когда же этот кошмар наконец закончится. Иногда стоит смотреть правде в глаза. Раз посмотришь, и увидишь, что эта сидящая на твоих коленях симпатичная блондинка вовсе не жаждет секса с тобой, томно посматривая на твоего приятеля. И ты, в итоге, тоже не особо её хочешь. Раз посмотришь, и девушка, которая сидит за стеклом — не какое-то смешное животное, на котором можно ставить опыты, а очень даже живой человек. И этот человек смотрит на тебя так же пристально и внимательно, как и ты на него. Возможно, даже, привязывается от безысходности… что ещё ему остаётся? Лия… как она сейчас? Кто с ней сейчас в этой тесной, железной комнате? Может, Ауртрор? Колючий, сосредоточенный, вспыльчивый тип. Почти такой же, как и я... или какой-нибудь учёный-зазнайка, который невозмутимо записывает что-то в блокноте, пока она мучается от боли? Что она чувствует ко мне? Привязанность, влечение? Или просто страх? Или её психика имитирует нежность и заботу, чтобы хоть как-то пережить весь этот ужас? Не знаю. Я вспомнил её нежный, боязливый поцелуй в щеку, словно её губы касались расцветшего цветка, а не холодной, жёсткой чешуи. Вспомнил, как она касалась меня, так невинно, заставляя каждую клетку моего тела отзываться. Вспомнил, какие гладкие и мягкие у неё волосы. Долго ли ещё это продлится? Я старался отгонять от себя эти мысли, но лучше мне от этого не становилось. Если я не думал, я чувствовал. Если не чувствовал, то думал. Лишь изредка это всё прекращалось, когда моё сознание ненадолго усыпало. Моё ухо уловил противный, железный скрежет двери. Я вздрогнул. — Ксерд, выходи. Тебя выпустили, — холодно сказал солдат, словно он компьютер. Что? Выпустили? Это что, шутка какая-то? — Выходи, и сразу к офицеру по безопасности. Я был таким вымотанным и разбитым, что никак не мог понять, что ему от меня было нужно. Рассказать, за что я размазал Уортена? Ещё раз описать шпиона, заложившего бомбу? Что от меня хотят? Эти и другие вопросы я задавал себе, и не заметил, как уткнулся носом в его кабинет. Я постучал. — Входи, Ксерд, — услышал я из-за двери. — Вы хотели меня видеть? — я зашёл и сел напротив него. — Буду краток. Я предлагаю забыть тот нелепый случай три месяца назад. Офицер говорил решительно и на повышенных тонах, что очень нетипично для него. — Что? — Ты что, последние извилины отморозил в этом чёртовом карцере? Я сказал, я больше так не могу. Вокруг они бездари, да наркоманы. Ни черта не умеют, ни черта не хотят. Только ты справлялся с ними, а я не ценил это. Он предлагает мне снова стать начальником? С чего бы это? Неужто Гроут окончательно довёл его своей некомпетентностью? — Как скажите, офицер. Но у меня объект… — Как закончишь с ним, приступай к обязанностям. К сожалению, свободных охранников, чтобы тебя заменить, сейчас нет. Его слова лишний раз напомнили мне о том, что я обещал ей освободить её. — В качестве награды за смелость…можешь просить, что хочешь. — Офицер… Я собирался с мыслями. Сейчас тот самый момент. Сердце забилось быстрее, а руки начали трястись. — Отдайте закреплённый за мной объект в мою собственность, — проговорил я кратко и быстро. Офицер пристально смотрел на меня. Я боялся, что сейчас он просто напросто обсмеет меня. — Ксерд, как ты себе это представляешь? Безнадёжные, приятной наружности образцы иногда отдают в бордель, да. Но никак не в качестве чьей-то личной наложницы, это отвлекает от работы. И вообще… — он покосился на меня. Боюсь, я должен отказать. К тому же, твой объект представляет для учёных особую ценность. Я не знал, что сказать в ответ. Просто не находил нужных слов, ничего не мог возразить. Едкое, грызущее чувство не оставляло меня — его улыбка на одну сторону не подходила к произнесенным словам. — Я… понял. — Так что закончишь с ней, и возвращайся к работе, — он отошёл к иллюминатору. — До встречи. Я вышел из кабинета. Ноги еле передвигались, а в голове был полный сумбур. Меня восстановили, я должен радоваться. Но вместо радости я чувствовал полную и окончательную подавленность, а также разочарование. Разочарование во всем, от начальства до мировоззрения. Вернувшись в свою комнату, меня любезно встретил Ауртрор, охранявший Лию вместо меня. — Это закончилось! Тьфу, наконец, я посплю, хвала богам, твою же налево! — он говорил так отчаянно, будто с момента моего ареста не сомкнул глаз. — А у тебя с этим были проблемы? — сказал я отвлечённо, не особо желая слушать ответ. — Ты издеваешься? За мной закреплена одна девчонка. Теперь ещё и твоя — я просто не могу разорваться, чёрт подери, о чём они думали?! — он хватился за голову. — Не знаю. Но больше такого не будет. Я теперь снова начальник. — А как же слизы? Как они теперь будут без наркоты на рабочем месте? — он громко рассмеялся, — Впрочем, знаешь, что, я пошёл. Рад за тебя, но мне нужен сон. У меня уже в глазах двоится, — он сразу ушёл из комнаты, оставив меня и Лию наедине. Я открыл ей дверь. Выйдя наружу, она даже не поздоровалась со мной, лишь грустно смотрела в пол. — Это из-за меня, — ответила она тихо, — Из-за меня тебя закрыли. — Ты здесь ни причём. Наоборот, ты мне помогла, — я сел на кровать, облокотившись об стену, не в силах смотреть ей в глаза. Она мне помогла. Пусть и косвенно, но помогла. А я ей — нет. — Если это так, то… я рада, — она улыбнулась мне, сев рядом. — Рыжий не обижал тебя? — спросил я тихо, смотря неотрывно в одну точку. — Нет. — Славно, — сухо ответил я. Она покраснела и нервно натягивала свою рубашку. — Ксерд… я хотела сказать… — она замямлила, сглотнув слюну. — Говори. — Я хочу, чтобы ты… — она приблизилась к моему лицу так близко, как могла, — Чтобы ты был… моим мужчиной. Лишь с тобой я хочу узнать, какого это, перед тем, как умру, — она скинула с себя рубашку, обнажив передо мной своё худенькое, хрупкое тело. Услышав это, её слова отозвались в моих ушах эхом. Я не мог выговорить ни слова, на мне лица не было. Она не стала ждать моего ответа, и спустя мгновение я уже ощущал её нежные, теплые губы на своих. Она легла на меня, я обнял её в ответ, лаская рукой её щеку. Ещё недавно я бы без лишней мысли приступил к делу, отдавшись инстинктам с головой. Но я не мог выполнить её просьбу, потому что чувствовал лишь тугой ком в горле. Я прервал поцелуй, и, стараясь не смотреть ей в глаза, ответил: — Не сейчас. Только тогда, когда выполню своё обещание тебе, — я натянул улыбку. То есть — никогда. Прости меня, Лия. Я слишком труслив, чтобы сказать тебе правду. Правду о том, что я не смогу помочь. Я не смогу освободить тебя… как бы мне не хотелось этого. — Как… как скажешь, — она отодвинулась от меня, и дрожащими руками стыдливо закрыла грудь рубашкой, — Надеюсь, у тебя получится… они же делают всё, что ты скажешь, да? — Ага… — я отвернулся от неё к стене. Мои глаза стали влажными. — Я верю в тебя, — она улыбалась, словно не видела, какого мне сейчас. — Лия… — я с трудом выговорил её имя, — Я устал. Прости.