Лишнюю пару минут

Мне снова снилось что-то сложное и непонятное. Оглядываясь напряжённо по сторонам, я будто в одиночестве бродил по тёмным, опустевшим коридорам корабля в попытке найти оттуда выход, словно бы он в одночасье мог вернуть меня домой. Усталое и ноющее тело нещадно пробирал идущий от серых металлических стен холод, а вокруг не было видно ни одной живой души. Определённо, это был один из тех тревожных снов, в которых, казалось, напрямую не происходило ничего ужасного, но портило всё возникающее само собой и предательски нагнетающее волнение внутри. Вызванные, возможно, неестественной, звенящей тишиной, в голове без конца роились навязчивые мысли о том, что все уже давно умерли, оставив меня здесь одного, наедине с тем липким холодом да жутким, могильным безмолвием. И верно: оказаться в одиночестве, предоставленным самому себе и не имеющим ни малейшего понятия о том, что делать дальше, всегда, пожалуй, было моим наихудшим страхом. Хотя, ну если так подумать, разве не все люди в глубине души этого боятся?.. Очнулся я неожиданно, сквозь мутную пелену почувствовав уже привычные приятные прикосновения к голове, и постепенно, с облегчением начал осознавать, что это был всего лишь очередной кошмар. И мигом расплылся в дурацкой счастливой улыбке, как только понял, что Эйлекк рядом, что наша с ним волшебная ночь не была порождением моей испорченной фантазии — умеренная, но всё же вполне ощутимая, тягучая боль в одном месте об этом прекрасно свидетельствовала — и что он правда меня любит. Прогнав остатки тяжёлого сновидения, я, не переставая улыбаться, натянул на себя сползшее вниз одеяло — спать без одежды тут всё же было весьма прохладно — и придвинулся к парню почти вплотную, кладя ему руку на талию. — Доброе утро, хороший мой, — продолжая поглаживать по волосам, произнёс Эйлекк с такой же широкой улыбкой, когда я наконец открыл глаза и встретился с ним взглядом. — Я тут проснулся незадолго до будильника и вырубил его, решил, что лучше уж потом разбужу тебя сам. Знал бы ты, солнышко, насколько милый, когда спишь, — юноша точно светился, с явным интересом рассматривая моё лицо, а я в свою очередь не мог оторвать немигающего взгляда от него. Мне сложно было представить, что то, что он сейчас сказал, действительно было правдой, и тем не менее в груди от этих слов тут же разлилось согревающее, уютное тепло. — Я люблю тебя, — легко сорвалось с моих губ, и как же до одури приятно было иметь простую возможность кому-то это сказать, но ещё куда приятнее было мигом услышать от него то же в ответ: — И я тебя очень. Эйлекк придвинулся чуть ближе и, аккуратно убрав с моего лица упавшие пряди, затянул в долгий, нежный поцелуй. Обняв сильнее, я сразу начал отвечать ему, а уголки губ всё сами невольно ползли вверх в блаженной улыбке. И я подумал, как бы было здорово, если б нам с любимым никуда было не надо, если б мы хотя бы сегодня могли разом наплевать на это всё и не выходить из комнаты, ведь тогда бы моему немыслимому счастью и вовсе не было предела. Я просто хотел всегда и везде быть только с ним вдвоём, чтобы никто другой не смел нам помешать, хотел, чтоб Эйлекк обнимал меня и целовал, и так хотел, чтобы он вновь мне подарил то несказанное, внеземное удовольствие... Однако, чувственно целуя его сейчас и ощущая неотвратимо нарастающее возбуждение, я с щемящим огорчением осознавал, что скоро нам в любом случае предстояло прерваться и начать собираться на завтрак. И, к моему немалому удивлению, произошло это даже раньше и совсем не так, как я мог предположить, ведь в следующую секунду наше пламенное выражение любви друг к другу было нагло прервано внезапно раздавшимся звонком в дверь. Непроизвольно вздрогнув синхронно с Эйлекком, я резко замер, отпрянув и напряжённо вылупившись на него, а тот, так же поглазев на меня с секунду, вдруг резво подскочил, отбросив в сторону одеяло. Приподнявшись на выпрямленных руках, я мечущимся взглядом растерянно стал наблюдать за его действиями. — Чёрт... И какого только идиота могло принести с утра пораньше?! — нервно ругался себе под нос парень, в спешке натягивая спальные шорты. — Ну вот неужели не ясно, что... — он наклонился, подняв с пола футболку, и замолчал, как только его блуждающий взор, пройдясь по всей комнате, вдруг нечаянно уцепился за застывшего меня. Тогда его нахмуренные ранее тонкие брови внезапно взмыли вверх, а золотистые глаза изумлённо расширились. — Ну и чего ты сидишь?.. — негромко, но с большой долей раздражения в голосе проговорил он, вперившись в моё испуганное лицо. — Соррен, давай одевайся! Получив от Эйлекка прямую команду, я наконец отмер и тут же, в панике вороша одеяло, кинулся искать на кровати снятые с меня вчера шмотки, ведь наряжаться сейчас в повседневную форму было неоправданно долго. Противные звонки в дверь начали повторяться один за другим, заставляя неутешительно предположить, что желавший попасть в каюту пребывал сейчас в крайнем раздражении, раз настолько остервенело всё жал и жал на кнопку. Ну подумаешь ведь, каких-то полминуты прошло, мысленно негодовал я. Справившись с одеванием и так и не придумав, куда себя деть, я снова уселся на край порядком развороченной постели и, затаив дыхание, стал наблюдать за тем, как направился к входной двери мой Эйлекк. И вскоре на пороге нашей комнаты возник необычайно мрачный Синий. Слегка поколебавшись, я всё же сообразил, что лучше бы мне было встать и, поднявшись на ноги, сделал пару неуверенных шагов навстречу капитану, нервно сцепив перед собой руки в замок. Незваный же утренний гость всё неподвижно стоял в проходе, и по его виду было сложно понять, о чём он сейчас думал: застывшая на бледном лице жутковатая гримаса одновременно выражала страх, панику и какую-то необъяснимую злобу. Злобу на нас? Но за что? Мы ведь вообще могли ещё спать, об этом он не подумал?.. И чисто ради интереса я мельком взглянул на настенные часы — узнать, сколько времени — и в шоке выкатил глаза: без десяти девять. Офигеть. Видимо, Эйлекк, решив самостоятельно меня будить, зачем-то дал мне поспать подольше. И Синий, видно, тоже заприметил, что что-то тут нечисто, ведь, пристально оглядев нас, невозмутимо стоящих посреди комнаты в пижамах, с выключенным светом, он в ярости гаркнул, заставив моё сердце вмиг замереть от испуга: — Ну вот вы только не говорите мне, что ещё даже не начинали собираться!.. — повышенный голос капитана ощутимо подрагивал, прямо-таки излучая собой его тревогу, и у меня уже не могло остаться сомнений в том, что должно было произойти нечто неладное, ведь иначе бы навряд ли Синий наведался к нам просто так, да ещё и в таком состоянии. Мои конечности мигом забила крупная дрожь, но в то же время в голове, надеясь, видно, обмануть воспалённое сознание, отчаянно завертелись одни и те же, до ужаса глупые и наивные мысли: Ну нет... Это, должно быть, какая-то ошибка, всё ведь только что было так хорошо... Синий, наверное, просто пришёл позвать нас на завтрак, ну или мало ли чего ему взбрело в голову, это ведь совсем не значит, что что-то обязательно приключилось... Эйлекк же только вчера обещал, что всё у нас будет в порядке... Обещал ведь!.. — А тебе-то до нас какое дело?! — вдруг резко огрызнулся возлюбленный, заставив меня, дёрнувшись, вынырнуть из сумбурных размышлений и вернуться в реальность. — Соберёмся сейчас по-быстрому и придём! Чё припёрся?! В который раз я удивился той безрассудной смелости Эйлекка и вместе с тем ей неподдельно ужаснулся. Я знал, отчасти Синий был неправ хотя бы в том, что как-то беспричинно он на нас наехал, но, привыкший за всю жизнь проглатывать обиды вместе со своим ненужным мнением, я никак не мог понять, почему сейчас нельзя было не нарываться на бессмысленный конфликт. Однако Синий словно не осознавал, что только что ему буквально жёстко, неприкрыто нахамили: уже через секунду я с необъяснимым страхом наблюдал, как расплывалась на его лице кривая и, прямо сказать, безумная улыбка. Ему что, ещё и весело?.. — Да ничего, Циановый, ничего! Абсолютно ничего! — воскликнул громко капитан, не изменив своего до жути странного выражения лица, и порывисто развёл руками в воздухе. Его прожигающий взгляд беспрерывно скакал от Эйлекка ко мне и обратно, заставляя усиленно съёживаться и что есть мочи про себя молиться Господу о том, чтобы свихнувшийся Синий не захотел убить меня на месте из-за того, что ему там что-то могло почудиться. — Ну, то есть как... Я-то вообще очень хотел вам кое о чём сообщить, так что... — он замолчал на полуслове, хищно и как-то неестественно усмехнувшись, продолжив поочередно пожирать нас потемневшими глазами, и я уже и думать забыл о причине такого его поведения и просто беспомощно наблюдал за развитием событий, ожесточённо теребя свои трясущиеся руки. — Возрадуйтесь!.. — вскричал вдруг капитан голосом надрывным и срывающимся, но притом совершенно не по делу радостным и оттого вызывавшим во мне бескрайнее, бушующее море непонимания и паники. — Буквально только что, прям несколько минут назад... — он помолчал, желая словно лучше подобрать слова, и, видно, не придумав ничего достойнее, поспешно выпалил: — Ну, в общем, Красный сдох!.. Он вновь замолк, застыв с распахнутыми бешеными глазами и нервной растянутой улыбкой, и в комнате, наполненной идущим из коридора слабым светом, воцарилась оглушающая тишина. Чего, блин?.. Да что он вообще несёт?! — Ч-чего?! — возникшие у меня беспокойные мысли решился первым озвучить Эйлекк. Дёрганно скрестив на груди руки он с вызовом воззрился на капитана. — Ты-то сам хоть понял, что сейчас сказал?! — О-о-о, я-то понял!.. — дико взревел Синий, плотно сжимая внизу мелко подрагивающие кулаки. — Отлично понял, что нам с вами, чёрт возьми, теперь снова некого подозревать!.. Улыбка резко сошла с его измученного лица, уступая место выражению полного отчаяния, и меня вдруг посетило запоздалое осознание того, что капитан, похоже, хоть и был сейчас явно не в себе, говорил это на полном серьёзе... ...И от этого всё сразу стало куда хуже и страшнее. Как только Синий удалился, хлопнув дверью, я, не найдя иного выхода, не зная зачем и почему, сделал несколько мелких шагов вглубь комнаты и сокрушённо плюхнулся обратно на кровать, застыв сидящим на её краю с напряжённо выпрямленной до изнеможения спиной. Не говоря ни слова, я тупо уставился в стену напротив, ощущая как непроизвольно подёргиваются от сильного волнения руки и стараясь это как-то прекратить. Теперь не нужно было бежать на завтрак сию минуту, так что спешить мне было просто некуда. Пожирая стену невидящим взором, я занимался тем, что попросту пытался обработать и принять ту полученную только что отвратительную информацию, преподнесённую нам ещё и в столь мерзком ключе. — Соррен... — печально произнёс любимый, остановившись рядом, тоскливо понурив голову. Он поднял руку и неуверенно положил её мне на макушку, слегка зарывшись пальцами в растрёпанные волосы, желая, верно, подбодрить. Обняв руками за ноги, я наклонился чуть вперёд, беспомощно уткнувшись лбом в его футболку. — Его ведь кто-то убил, да?.. — слабым голосом озвучил я то, что сидело в голове. — Красного... Значит, всё же убийца — не он... А я ведь так и знал... И я не истерил, не плакал, возможно потому, что в этот раз не видел труп и оттого был не способен осознать произошедшее, однако обречённость и отчаяние сквозили в каждом моём слове. Я с виду был почти спокоен, и в то же время мне в душе хотелось бешено кричать и лезть на стену, ведь наше сказочное утро вдруг превратилось в этот затянувшийся кошмар. И если б только было можно, я бы ну очень хотел сейчас проснуться... — Да, — подтвердил негромко Эйлекк, складывая руки на моей спине. — Похоже на то... Я не ответил, продолжив сидеть неподвижно, и парень тогда, высвободившись из моих рук, приземлился рядом и обнял, вновь привлекая к себе, и я снова к нему безропотно прижался. — Ты если не против, то мы могли бы пойти посмотреть, что случилось, — вдруг прозвучало весьма сомнительное предложение, заставившее меня в мгновении ока встрепенуться и испуганно взглянуть на Эйлекка, подняв голову. — Н-нет! — отрезал я чересчур резко. Больше всего я боялся сейчас выходить наружу, ведь сильнее всего на свете я страшился увидеть снова безжалостно истерзанное тело ни в чём не повинного человека, который ещё недавно стоял передо мной, будучи живым и здоровым. Но, испугавшись того, что мог обидеть любимого своей враждебной интонацией, я тут же стушевался и, смягчившись, обронил: — Давай лучше подождём собрания. Пожалуйста, Эйлекк... Помедлив немного, умоляюще смотря в глаза парня, я вновь устроился у него на плече, кожей болезненно чувствуя заметно повисшие в тяжёлом воздухе помещения неловкость и неослабное напряжение. Эйлекк молчал доли секунды, но за это время я успел в очередной раз проклясть предателя, весь этот несправедливый мир в целом и ощутить, как начинают наконец подкатывать задержавшиеся где-то на этот раз слёзы непонятной обиды. Боже, да за что нам всё это?! — Да. Да, конечно, — мягко промолвил тогда возлюбленный, растерянно смотря куда-то вдаль с возникшей на лице вымученной, едва заметной улыбкой. Было ясно, что юноша старался намеренно подавить дрожь в своём голосе, дабы заставить тот звучать более спокойно и создать мнимую видимость контроля над ситуацией, вероятнее всего, чтобы в очередной раз подбодрить меня, а может, и чтоб самому не впасть уже в депрессию от этого трагического бессилия. Смотря на его задумчивое, взволнованное лицо предательски намокшими глазами, я чувствовал, как он прерывисто и как-то отстранённо водил ладонью по моей спине, и мне начинало казаться, что Эйлекк, хоть и говорил сейчас со мной, сам находился где-то глубоко в раздумьях. — Конечно же, мой маленький, мы можем подождать. Я понимаю, тебе нужно успокоиться. — Угу... — соглашаясь, сдавленно протянул я, чувствуя растущий в горле ком. Глубоко вдыхая и медленно выдыхая спёртый воздух, я крепко сжимал тёплую руку Эйлекка своей ледяной и дрожащей, тщетно пытаясь заиметь хоть немного самообладания и успокоить радикально участившееся сердцебиение, вызывавшее в груди скверные, острые как нож покалывания. На самом деле навряд ли какие-то полчаса до собрания могли бы мне позволить прийти в себя и принять как данность произошедшее, однако я просто надеялся, что другие ребята за это время уже отнесут труп несчастного Красного в морозильную камеру к остальным, и мне не придётся на него смотреть. — Ты весь трясёшься, — обеспокоенно констатировал любимый вполголоса, наконец, казалось, вынырнув из мрачных мыслей. Слегка развернувшись, он сильнее прижал меня к себе, продолжив ласково поглаживать. Подавшись вперёд, я положил на плечо парня подбородок, обняв и с трепетом уткнувшись носом в мягкие, сладко пахнущие его цветочным кондиционером волосы. Как же мне хотелось, чтоб он никогда меня не отпускал... — Всё... Всё будет нормально, — в очередной раз обещал Эйлекк, кладя голову на плечо мне. Его голос, тем не менее, всё ещё подрагивал, и, сидя к нему вплотную, я мог чувствовать до крайности быстрое биение его сердца. — Хороший мой, Соррен... Я очень сильно тебя люблю. Мы справимся, я обещаю тебе, клянусь, мы будем счастливы, я сделаю всё для этого... Прошу, скажи, что ты мне веришь. Всё это парень сказал быстро и взволнованно, почти не оставляя пауз меж словами, но последняя, заключительная его фраза значительно выделялась среди прочих, будучи насквозь пронизанной тихой мольбой. Неожиданно подняв с плеча подбородок, он принялся живо осыпать влажными поцелуями мои открытую шею и щёки, убирая таким образом оставшиеся солёные следы недавних слёз. Покрывшись вмиг мурашками от этих действий, я резко выпустил из лёгких воздух, тихонько, еле слышно простонав. — Да, — торопливо вымолвил я, не задумавшись. — Конечно, верю, Эйлекк, я ведь больше жизни тебя люблю... Ведь как я мог сказать иначе?.. Охваченный животным страхом, я знал, что сам никак не смогу повлиять на ситуацию, и всё, что мне оставалось делать, так это верить моему Эйлекку, просто верить, слепо надеясь на то, что он действительно сможет защитить нас обоих. Услышав желанный ответ, юноша, на мгновение печально улыбнувшись, заботливо взял моё лицо в свои мягкие и тёплые ладони и в следующий миг порывисто припал к моим губам, проникнув сразу внутрь языком, целуя страстно, ненасытно... От захлестнувшего жара закружилась голова, и я, в неистребимом желании забыться, отчаянно жался к возлюбленному, исступлённо отвечая на поцелуй. Возможно, что сейчас было совсем не время и не место для этого, ведь только что буквально мы узнали о кончине хоть и не очень близкого, но всё же хорошо знакомого нам парня, однако я прекрасно понимал, что наше воздержание определённо бы ему не помогло, зато вот мне близость с Эйлекком была по-настоящему необходима. Пусть было страшно, неизвестно, с чем ещё нам предстояло встретиться, по крайней мере мы с ним однозначно были друг у друга. И я просто безумно хотел, забыв о всех кошмарах жизни и об очередном, уже заведомо мной ненавистном предстоящем собрании, снова целиком и полностью отдаться такому горячо любимому человеку, незамедлительно, прямо здесь и сейчас; хотел с ним стать так близко, как возможно, без меры хотел его почувствовать... — Я думаю, нам уже пора начинать собираться, — вдруг прозвучал над ухом тихий, нежный голос, заставивший меня недоуменно выкатить глаза. Поцеловав в последний раз в губы, Эйлекк плавно отдалился, бережно придерживая меня за руку, и я, испустив невольный краткий вздох разочарования, ощущая как даёт о себе знать чрезвычайно тянущая внизу живота неудовлетворенность, застыв, уставился на юношу с каким-то детским огорчением. И, видно, это огорчение успешно нашло отражение в моём внешнем виде. — Ну чего ты? — добродушно усмехнулся возлюбленный, повеселев. Протянув руку, он аккуратно заправил мне за ухо волосы с одной стороны лица, погладил пальцем по щеке и, будто очень стараясь меня в том убедить, смотря мне беспрерывно в глаза, вкрадчиво проговорил: — Соррен, ну ты только не подумай ничего, я ведь очень, просто жуть как хочу тебя. Но ты же сам понимаешь, маленький, что скоро синий хрен заставит всех придти в столовку... А делать всё за пять минут я б не хотел, ведь это как-то совсем не романтично, — он снова слегка нервно усмехнулся, сжав мою ладонь. — Так что подождём немного, ладно? — Д-да, — я понимающе улыбнулся, смущённо опуская на колени взгляд и нервно возвращая свои тонкие пряди в привычное для них положение. — Да, Эйлекк, конечно. Мы не спеша собрались, переодевшись в форму, по очереди умывшись в ванной слегка прохладной водой из-под крана и почистив там же зубы. Прочесав вяло спутанные после бурной ночи волосы, я уже не в первый раз заметил, как на расчёске после этого остался приличный такой, без предупреждения покинувший меня тусклый, бледно-сиреневый клок. И это неизбежно заставляло напрячься, ведь наглядно демонстрировало, что весь этот стресс для моего организма не проходил даром, и оставалось лишь гадать, как это я ещё не облысел совсем. Эйлекк заправил наспех нашу кровать, и, будучи уже готовыми к выходу, мы снова сели на покрывало. Прошло минуты три, в которые никакого сообщения об общем сборе так и не поступило, поэтому, всё тщательно обдумав, любимый нерешительно сказал: — Так, может, нам уже самим пойти и всё узнать? И я, скрепя сердце, был вынужден с ним согласиться. Распахнув входную дверь, мы всё же вышли из каюты. Я, ожидая худшего, заранее готовился в любой момент наткнуться на испустившее дух тело Красного, но вместо этого, стоило нам с Эйлекком шагнуть за порог, как в поле видимости показался стремительно приближавшийся к нам Синий. Его лицо всё так же излучало ненависть, но то, что он не лыбился безумно, уже являлось однозначным плюсом. — Так вы, значит, выйти соизволили, — процедил он удручённо, спустя секунду поравнявшись с нами и пристально, но бегло оглядев. — А я как раз за вами шёл, — как только это выплюнул, решив не церемониться, капитан лишь лихо развернулся и в темпе зашагал в обратном направлении, через плечо бросая: — Идём, уже давно все собрались в столовой. Я правда понимал, отчего капитан Скелда был не в духе, однако общение с ним от этого понимания совсем не становилось для меня менее угнетающим. Смотря ему, уходящему, вслед, я нервно сглотнул, а Эйлекк, моментально среагировав, сорвался с места и, взяв меня за руку, потянул вперёд по коридору за собой. От его прикосновения внутри всё потеплело, и на душе сразу стало намного легче. Ступая с юношей бок о бок, я трепетно, с замиранием сердца сжимал его правую руку в своей, стараясь наплевать на то, что мог о нас подумать Синий или ещё кто другой, и потому даже и не думал её отдергивать. Я был так искренне, нескрываемо счастлив, так бесконечно обожал и боготворил Эйлекка, что, казалось, готов был, не стесняясь, объявить да хоть на весь огромный мир о том, что это — мой мужчина. И я давно мечтал гулять с любимым человеком где-то в романтичном месте, держась мило за ручки, но и предположить не мог, что произойдёт это при таких плачевных обстоятельствах. Да и, сказать по правде, в принципе не думал, что это хоть когда-нибудь произойдёт. И для себя я снова уяснил, что нам теперь уж точно стоило вернуться, ведь тогда б я смог показать парню свой любимый сквер в городском парке, рядом с университетом, где мне в любую погоду нравилось сидеть на уединённой скамейке и читать, в те дни, когда идти домой не хотелось особенно сильно. Гулять в том парке с ним вдвоём, уверен, было бы намного-намного приятней, уж точно лучше, чем по кораблю. Придя втроём в кафетерий, мы и вправду обнаружили всех остальных ребят сидящими вместе за центральным столом. Ну, то есть как всех остальных... В глаза мне вновь болезненно бросалось то малое количество присутствующих здесь — из девяти, отправившихся в экспедицию, теперь осталось только шесть парней, включая нас и капитана. Мне было очень жаль погибших, не проходило дня без того, чтоб я не думал, как то жестоко и нечестно — вдруг умереть на заслуженной с большим трудом в учёбе практике, стремясь всего-то получить новые знания, когда ты очень молодой и перспективный, и у тебя вся жизнь, казалось, впереди; и по ночам, бывало, если сон не шёл, наблюдая будто пред собой туманные образы ушедших товарищей, я изводил себя неутешительными мыслями о том, как было больно, страшно бедным Ронтуру с Кардаасом в момент, когда пришлось покинуть свет. Теперь же к ним ушёл ещё и Красный, став третьей жертвой местного маньяка, и грех признаться было даже самому себе, но моё смятенное сознание наводнили целиком и полностью не скорбные чувства от невосполнимой утраты, но суетливые и путаные идеи, рассуждения, вся суть которых состояла в том, что мне никак нельзя было умирать, ведь чуть ли не впервые в жизни я мог себя назвать по-настоящему счастливым... Пускай умрёт хоть кто угодно, но только бы не я и не Эйлекк... Пожалуйста, только не мой Эйлекк и не я... Тогда, клянусь, я больше в жизни никогда и ничего не попрошу, мне больше просто ничего не надо... И в то же время, глядя на собравшихся и отмечая в мыслях, что один из них — убийца, я в тихой панике осознавал, что выбор у предателя поистине был невелик. И как же мне хотелось зареветь от ужаса, от вопиющей несправедливости, ведь я ничем, ничем не заслужил подобного... Вновь судорожно задрожав как в лихорадке, я неосознанно, прям от души сдавил руку своего возлюбленного парня и с этим явно перегнул. Внезапно айкнув, Эйлекк дёрнулся, и я, очнувшись резко, разжал трясущуюся ладонь и, опустив её, премного виновато на него уставился. — Садитесь, — едко выплюнул Синий, смерив нас подозрительным взглядом. Махнув рукой в сторону нужного стола, он сам туда прошёл, минуя прочие, и встал привычно около скамейки. Послушавшись его, я тут же занял свободное место. Из всех троих, сидящих там, лишь Жёлтый кинул на меня усталый, хмурый взгляд, показывая, что обратил на моё присутствие внимание. Другие двое словно пребывали на своей личной, только ими различимой волне: Чёрный отчуждённо сгорбился над столешницей, уткнувшись лицом в ладони, а нездорово побледневший Зелёный, сидя прямо и неподвижно, смотрел затравленным, рассеянным взором пред собой. — Ну и чего? — вдруг вопрошающе, почти с угрозой в голосе проговорил Эйлекк, плюхаясь рядом со мной на лавку. Его уничтожающий взгляд, желая будто выявить убийцу, скользил от одного члена экипажа к другому, и я сразу очень пожалел об этих действиях, ведь не хватало только, чтоб предатель на нас обозлился. Но Эйлекк этого не понимал, ну, либо был не в состоянии сдержать попёршие эмоции; со злостью и наездом он невозмутимо продолжал: — Кто та паскуда, что его убила?! На долгие секунды две в просторном зале воцарилось ошеломлённое всеобщее молчание, а после Литкум, недоверчиво нахмурившись, осипшим голосом, будто уже давно ничего не говорил, тихонько высказал: — Эм... Ты вообще о чём?.. — сжимая нервно своё плечо рукой, он утомлёнными глазами смотрел впритык на Эйлекка. — Никто не убивал его. Он это сам сделал, — и, видно, уловив расцветшее непонимание на вытянувшемся лице любимого и на моём, он, дёрганно пожав плечами, поспешил добавить: — Я просто думал, что всем сказали... Умолкнув, Жёлтый потупил свой взгляд, а я, не понимая, растерянно разглядывал других в бесплодных поисках ответа. И, видимо, решив прервать в конце концов порочный круг, прочистив горло, Синий произнёс: — Сегодня утром Красный повесился в каюте. ...И снова мёртвое безмолвие. Я ощутил, как расползается по коже липкий, ледяной озноб. Повесился?.. Сам?.. — Я проснулся от того, что услышал шум, и стоило мне протереть глаза, как я увидел... — начавши сбито объяснять, Зелёный резко замолчал, не найдя в себе силы продолжить. Ему, похоже, было сложно вспоминать об этом. — И он тогда уже был мёртв, — продолжил капитан за парня, поджимая губы и негодующе качая головой. Зелёный взглянул на него с явной благодарностью, слегка рассеянно кивнув. — А при осмотре комнаты я нашёл на его кровати вот это, — серьёзно оповестил нас Синий спустя секунду и, развернув согнутый пополам, измятый лист бумаги, который всё время до этого держал в руке вместе со своим планшетом, рывком впечатал его в стол. От этого я судорожно дёрнулся и выдохнул. Стоило капитану убрать руку с того пожёванного листка, я инстинктивно наклонился к нему ближе, уже догадываясь, что это такое, и вместе с остальными начиная пристально рассматривать написанные чёрной пастой строки. По крупному, кривому почерку, скакавшему то вверх, то вниз, было понятно, что писавший торопился. Небрежные, косые буквы смазывались, налезали друг на друга, и сходу что-то разобрать тут было сложно, но даже из того, что я прочёл, отлично получалась ужасающая, заставлявшая в который раз похолодеть картина: «Я больше не могу, я не могу это терпеть, я не могу не могу не могу... ...смотрите, сволочи, любуйтесь, во всём ведь виноваты вы, ублюдки... ...Теперь-то вы уже допрёте, что я тут ни при чём?!.. ....мне жутко, больно, не могу терпеть... ...Надеюсь, вы сгорите все в аду.» Грудную клетку бешено сдавило. Дыхание спёрло. Безотчётный ужас по мере прочтения предсмертного послания как будто бы накапливался в теле, поэтому, дойдя до завершающего предложения, я вдруг осознал, что просто не могу вдохнуть. У меня всегда, сколько себя помнил, была весьма богатая фантазия, поэтому сейчас я в красках представлял то, как писал всё это бедный Красный, убитый горем, загнанный в угол, готовясь всё это закончить... И тем не менее я всё ещё не мог поверить. Я столько времени считал, что Красного убили, что вся эта новость с суицидом стала для меня полнейшим шоком, я и предположить не мог, что такое вообще могло случиться с кем-то из моих знакомых. Как будто бы я раньше мог подумать, что в нашем обществе могли спокойно убивать на практике студентов... Когда это успело стать для меня нормой?.. Я ужаснулся своим мыслям, опять поняв, в каком мы были мерзком положении. Трясясь от страха и бессилия, я посчитал, что лучше бы его действительно убили. Самоубийство означало, что Красный очень мучился перед своей смертью, и я боялся, с трудом мог вообразить, насколько ему должно было быть плохо. В нежелающей трезво размышлять голове всплывали те не единичные моменты, в которые я, до глубины души обиженный родителями и сверстниками, лежал и, плача, представлял, как я умру, и как тогда они все пожалеют о своих поступках. Но я ведь никогда не предпринимал конкретных действий, а значит, никогда не бывал по-настоящему несчастен? Или скорее дело было в том, что те несчастья в моей жизни были настолько привычными и ожидаемыми, что просто не могли заставить вдруг меня решиться на подобный шаг? Так что ли? Я не знал. Но что я точно выяснил, так это то, что все мы были косвенно повинны в смерти Красного. И это пришедшее из ниоткуда чувство вины вмиг начало меня съедать. Ведь я же знал... Я понимал, что бедный Красный — не преступник, или по крайней мере об этом догадывался, и я ведь видел, насколько ему было нелегко... Ведь я же мог просто подойти к нему, поговорить и поддержать, ведь если б все так кинулись подозревать меня, уверен, я бы ещё и не то с собой сделал. Но где уж там... В момент, когда то было так необходимо, я ничего не предпринял, ведь думал я тогда лишь о себе да о том, как поскорее пообжиматься с Эйлекком в каюте; на Красного мне было всё равно. Подумать только, я ведь даже имени его не знал, а теперь уже узнавать было поздно. И те жуткие строки послания, засев напрочь в моей памяти, стояли перманентно пред глазами: «Вы виноваты... Сгорите все в аду...» Какие же все люди эгоисты, родилась обычно мне несвойственная, грустная, отчаянная мысль. Закончив вчитываться также в смятую записку, мой Эйлекк, ничего не говоря, нежно обвил рукой меня за талию. Рефлекторно обняв его в ответ, стараясь не заплакать, я восстанавливал по мере сил дыхание. И я намеренно прикрыл, отведя в сторону, глаза, ведь остановившиеся на нас пронзительные взгляды Синего и Жёлтого с Зелёным были далеко не лицеприятными. Да, похоже, со своей готовностью «объявить на весь огромный мир» я, мягко говоря, преувеличил. — Какой кошмар... — вновь затянувшееся тягостное молчание вдруг было прервано заговорившим Чёрным, и взгляды все, включая мой, переместились мигом на него. Парень протяжно и так страдальчески вздохнул, не поднимая опущенной головы, и неожиданно я осознал, что он впервые за собрание решился подать голос. — Это ведь я первый начал гнать на Красного, из-за меня, считай, его подозревали... Но я ведь думал, что я прав, я был уверен... Уверен в том, что таких совпадений не бывает... — он напряжённо провёл подрагивающей ладонью по лицу, после чего ещё больше взлохматил свои тёмные волосы, которые сегодня даже не укладывал. — О господи, какой же я урод... Мне правда очень-очень жаль... В его сдавленном голосе явственно звучала дикая, раздирающая всё существо душевная боль, и сдерживать рвущиеся наружу слёзы теперь было намного сложнее, ведь в своей искренней, горестной речи Чёрный озвучил все мои затаённые мысли. К тому же, жаль мне уже стало не одного покойного Красного, но и его самого, ведь очень сложно было дальше жить с такой виной на сердце. Себя я успокаивал лишь тем, что я ни при каких условиях не говорил о Красном плохо, я просто и не говорил обратного. Ребята все многозначительно молчали. Слова, какими бы там ни были, казалось, были тут излишни. — А почему...— как будто вынырнув из транса, промолвил Эйлекк неуверенно. Глубоко задумавшись и словно размышляя вслух, парень желал, должно быть, что-то прояснить. Он осторожно убрал с меня руку и подался вперёд, обращая на себя внимание потенциальных слушателей. — А п-почему это вы решили, что он не был предателем? Быть может, как раз был, — любимый помолчал, оценивая всеобщую реакцию, а я смотрел на него, невольно хмурясь, совсем не понимая, к чему он клонит. — Такие смелые заявления, Циановый, — ответил раздражённо Синий, испепеляя юношу глазами. Очевидно, что Эйлекк не нравился капитану ещё больше, чем я. — Требуют неоспоримых доказательств. — Ой, блин, да ты смеёшься? — воскликнул парень возмущённо, стремительно всплеснув руками. Его прекрасное лицо вмиг исказила нервная улыбка. — Нет у меня никаких к чёрту доказательств, впрочем, точно так же, как и у тебя. Я-то не знаю, но это вы, друзья, активно всё доказывали, что Красный виноват, так что ж тогда мешает делать это дальше? — вмиг посерьёзнев, он демонстративно оглядел всех за столом, особо задержав свой взгляд на капитане. — Ведь на момент убийства Белого у всех нас было алиби, разве ж не так?.. — из-за его грубоватого, взволнованного тона мне показалось, что сам Эйлекк в этом очень сомневался. — Так почему ж тогда вы не подумали, что Красный мог повеситься из-за замучившей его вконец совести и напоследок нам нагадить, соврав в той долбанной записке?! Никто не знал, что и ответить. Его выраженные спонтанно шаткие доводы казались явным бредом, но в то же время, как ни странно, обладали также некоторой долей здравого смысла, ну, либо это мне очень хотелось наделить их таковой. Да, мне очень бы хотелось в них поверить, ведь если всё-таки возлюбленный не ошибался, то получалось, что жалеть мне было некого, ибо такая быстрая и лёгкая смерть — лишь наименьшее из того, чего в реальности заслуживал убийца двух невинных молодых людей. Я пристально рассматривал собравшихся, рассчитывая наконец услышать подтверждения, но так и не дождавшись от членов экипажа реплики, я сам, почти не отдавая в том отчёта, растерянно, негромко обронил: — Д-да. То есть, да, н-наверное, так и есть, — я удивился самому себе и оттого усиленно занервничал, начав мять под столом трясущиеся руки. — У н-нас ведь правда нет других подозреваемых, поэтому я правда тоже думаю, что это мог быть он...