Тот самый шанс...

Жизнь — дерьмо, и все мы сдохнем!

      Девушка стояла перед зеркалом. Кровь текла из носа, попадая в рот, оставляя на языке уже знакомый солоноватый вкус.       Девушка посмотрела в зеркало и плюнула в своё отражение. Она ненавидела это уродское лицо, эти уродские волосы и эту уродскую жизнь, которой она жила. Ненавидела себя куда больше, чем те конченные одноклассники, которые избили её за школой. Снова. Хотя… она уже привыкла.       Когда в этой грёбаной жизни всё пошло не так? Ещё в роддоме, когда пьяная мать заорала отцу, что у него будет баба, хотя он хотел пацана? Когда отец, ненавидя свою дочь, подобрал ей это дурацкое имя Алексия? Когда лучшая (как тогда казалось) подруга рассказала всему классу про пьянство Алёшиных родителей? Когда мальчики впервые избили за гаражами, приговаривая «Лёх, ну что ты дерёшься, как баба?», или когда девочки впервые срезали ей волосы ножницами?       В любом случае, выбраться из этого дерьма невозможно. Какой-то заумный психолог говорил, что надо рассказать родителям. Алёша истерично засмеялась: попробовал бы этот психолог прервать пьяный угар её матери, которая после смерти отца начала употреблять что-то покрепче водки. Алёша надеялась, что это что-то запрещённое и мать посадят, а её отдадут в детдом. Хотя, там наверняка тоже будут бить. Но хотя бы это будет не мамкин сапог. — Открой, сука, я срать хочу! — о, а вот и «мамочка». В этот раз даже без матов, опять накололась чем-то? — Сейчас! — закричала девушка, но в конце всхлипнула. — Ты что там ревёшь, мразь? Мне в тысячи раз хуже, чем тебе, мелкая шлюха! И я не реву! Бери пример, чёртова…       Монолог прервали характерные звуки рвоты. И Алёша решилась: смысла ждать чуда нет. Оно не произошло за шестнадцать лет, не произойдёт и сейчас. Девушка достала лезвие. Как там она читала, набрать горячей воды? Она повернула кран, как вдруг почувствовала какую-то тяжесть. Ноги подкосились и девушка рухнула на пол…