Дотла🔥

Вместо тепла зелень стекла Вместо огня дым Из сетки календаря выхвачен день Красное солнце сгорает дотла День догорает с ним На пылающий город падает тень

Перемен — Таисия Ашмарова

Бетонные здания, опутанные проводами и шлангами, словно гигантские статуи стремятся вверх, в лиловое небо. Сейчас только раннее утро, но из-за клубящихся туч кажется, что на город упали сизые сумерки. Высокие небоскребы бросают глубокую тень на узкие улицы, которые переплетаются немыслимыми клубками тёмных ходов. И только один Бог знает, что таится в полумраке города-монстра. Именно так, город-монстр, рождённый после продолжительной войны в новом, постъядерном мире. Мирный атом в руках далеко не мирных людей стал оружием будущего апокалипсиса, превратив весь земной шар в опалённую и больную пустыню. Только вот люди, они же, как крысы, приспосабливаются везде и продолжают влачить жалкое подобие жизни, и теперь, как крысы же, снуют по запутанным переходам чудовищной крепости, которая является неким памятником всему тому, на что человечество поменяло реки и леса. Питер нервно вытряхивает из баночки подавители — одна красная таблетка, другая — синяя. При этом рутинном ежедневном действии ему всегда вспоминается старый фильм, который ещё можно посмотреть с помощью затёртых кассет, где главный герой Нео делает выбор — стать мессией или продолжить жить в сладком невежестве. Паркер считает Нео дураком, потому что тот решил прекратить беззаботное сытое существование ради мифической цели. Питер никогда бы так не поступил, но у него выбора нет. Без подавителей он не продержится и пару дней, а умрёт в когтях альфы-садиста. Питер вздыхает, прикрывает глаза, голова начинает болеть, так всегда после принятия порции таблеток. Всего лишь побочный эффект, но это такая малость. Главное, что он больше не источает сладкий и притягательный для «хищников» запах. После того, как прежний мир был стёрт с лица Земли, люди тоже стали меняться под воздействием радиации. Апокалипсис одарил всех необычными способностями, но забрал взамен другое, кое-что очень ценное и важное для выживания — умение удачно размножаться. Женщины стали болеть и умирать, дети рождались слабыми и не доживали и до пяти лет. Но ведь не зря же люди приспосабливаются, как крысы, как тараканы, как вороньё. Начали появляться другие дети, новые дети, уникальные дети — им был нипочём обжигающий холод пустыни, радиация, они крепли и хорошо росли, и да, каждый ребёнок получал необычные способности, порой, пугающие. Кто-то может призывать огонь и сжигать целые кварталы лишь по щелчку пальцев, кто-то убивает лишь взглядом, кто-то исцеляет любые раны. Сила способностей тоже варьировалась. Единственное, что смущало всех до поры до времени, почему так мало рождается девочек. Всего лишь одна шестая от всех детей, выживало и того меньше. Подвох раскрылся лишь через годы, когда «новые» люди начали достигать полового созревания. Подростки претерпевали чудовищные изменения, вмиг превращаясь, скорее, в диких зверей. У одних вдруг вырастали клыки и когти, а сила возрастала в разы. Другие оставались с виду нормальными, но не могли контролировать себя и бились в истериках, требуя чего-то. Вспыхнули драки, пролилась первая кровь, подростки словно обезумели, вступая друг с другом в настоящие войны, прошла волна массовых прилюдных изнасилований, объяснения которым люди старого мира сначала дать не могли. Так мир поделился на омег, альф и бет. Альфы — сильная часть человечества, воители и правители, у них всегда самые мощные способности. Омеги стали матерями, дающими миру новых детей — таких же странных мутантов с искорёженной половой системой. Беты же бесплодны и в целом не подвержены гормональным скачкам. Им Питер завидует больше всего на свете. Он ненавидит всей душой, что тёмный мир обрёк его быть омегой — беззащитным существом, которое должно подчиняться альфе. Некоторые альфы даже не считают омег людьми, держат, как скот, только бы беременели и вынашивали детей. Каждая омега положена определённому альфе. Когда приходит время, на парных альфах и омегах возникают метки. Где-то Питер вычитал, что это специальный механизм выживания, у парных альф и омег подходящий набор генов, поэтому вырастает самое сильное потомство. Вот только омеги редко доживают до возраста обретения пары, умирая под чужим альфой в гоне. Метка принадлежности у Питера ещё не проявилась, и он очень надеется, что не проявится никогда. Паркер тщательно маскирует свой пол, давит бушующие гормоны мощными подавителями, благодаря им его все принимают за бету. Хорошие подавители стоят дорого, достать их трудно — новому тёмному миру нужны наследники, которые будут и дальше влачить эту убогую жизнь. Поэтому приходится много работать. Но хоть в чём-то ему повезло — новый мир одарил его полезными способностями. Питер может дотронуться до предмета и увидеть всю его судьбу, все действия, что с ним происходили, рассмотреть лица людей, которые его держали. Когда он дотрагивается до человека, то в голове расцветают видения из его прошлого. Именно поэтому Питер очень востребован среди банд, он может с лёгкостью выудить из человека нужную информацию или прочитать по пистолету, кто его держал в руках. Город поделен между кланами или бандами, единого правительства больше нет. Паркер предпочитает быть частником, что является и свободой, и одновременно опасностью, ведь принадлежность клану — это защита. Но уж лучше работать на самого себя, шифровать свою личность, чем стать жертвой межклановой войны или попасть в гарем какого-нибудь мерзкого обрюзгшего альфы-мафиози. Питер делает последний глоток из бутылки и с грустью подмечает, что до рынка всё же придётся дойти — пополнить запасы продовольствия, благо, сегодня с ним рассчитались по очень крупному заказу. Признаться, таких денег у него никогда не было, но радоваться не стоит, лучше отложить, чтобы всегда были средства на подавители. Юноша мрачно смотрит на стену перед собой, на него в ответ будто с тихой яростью и злобой глядит пустыми тёмными глазницами рисунок черепа оленя. Его ветвистые рога украшают полумесяцы, а из глазниц капает кровь. Вместо обычных зубов череп украшен острыми клыками. Венчает художество надпись: «Уверуй во тьму и обрящешь ты избавление от гнили». Юноша видел оленей только на старых фото — такие красивые, грациозные животные. И кто бы мог подумать, что череп оленя станет символом новой страшной веры, которой пропиталась большая часть жителей этого города. На битом асфальте подле рисунка лежат подношения — бутылки с алкоголем, какая-то еда, бусы и другой с виду бесполезный хлам. Питер хмыкает и ныряет под тень здания. Паркер скользит вдоль стены, его лицо закрыто маской, на голове низкий капюшон, каждый сантиметр тела прикрыт мешковатой одеждой, на руках перчатки, чтобы нечаянно не дотронуться до человека и не прочесть его судьбу. Это слишком утомляет, выматывает, вгоняет в тоску, потому что у каждого в этом городе есть своя грустная история. Впрочем, он не выделяется среди остальных, почти у всех закрыты лица, люди нового мира предпочитают оставаться анонимными. Все одеты в чёрное, безликое, максимально незаметное и удобное. Вблизи рынка пахнет не очень приятно — кровью забитых животных и гнилыми овощами. Тут и там на земле, прямо в лужах, лежат бедняки. Их ещё называют «отверженными», некоторые добровольно выбирают этот путь, другие вынуждены скитаться по улицам из-за того, что новый мир не наградил их полезными способностями, третьи же попали в ядовитые сети наркотического угара. Питер направляется в одно привычное место, в лавку, где относительно чисто и более-менее качественные продукты, насколько это вообще возможно в условиях нового мира. Продавец всегда узнаёт его, но они никогда не разговаривают, только кивают друг другу. Юноша выбирает картошку, она мелкая, вся грязная, зеленоватая, но это лучше, чем брать гниль у других продавцов. Он слышал, что раньше, до войны, картошка была размером с несколько кулаков взрослого альфы, но сам Паркер никогда такую не видел и ему трудно в это поверить. Лавочник складывает выбранные продукты, а Паркер вручает деньги. Цены написаны рядом на стенде. Привычным движением Питер отсчитывает кредиты, взяв всё только самое необходимое. Он не привык шиковать, лучше не доесть сегодня, ведь кто знает, что будет завтра. Рядом слышится шум — крики, кажется, в квартале справа. Питер дёргается, сжимает зубы и торопливо забирает сумку с продуктами. Продавец вновь понимающе кивает и принимается закрывать железными ставнями свою лавочку, потому что шум — это всегда плохо. Ни слова, но всё понятно и без этого. Слышишь шум — беги и не оглядывайся. Из-за подавителей его обоняние катастрофически снижено, да и другие чувства притуплены, поэтому он не всегда может вовремя почуять опасность, как другие омеги или альфы. Остаётся только волноваться из-за каждого лишнего шороха и чутко отслеживать изменения в окружающей обстановке. Питер обнимает сумку с продуктами и бежит в противоположном от криков направлении. Лишь бы успеть и не попасть в эпицентр очередной заварушки между кланами, что является обыденном делом сейчас. Стычки происходят постоянно, раз в день точно приходится от кого-то убегать. От мира остались руины, но люди делят жалкие крохи с некогда богатого стола, готовые перегрызть глотку друг другу даже за бесполезный камень, дай только повод. — Падальщики! — вскрик рядом. Волосы медленно поднимаются дыбом на загривке. Питер ненавидит весь этот мир, свою жизнь, альф, но больше всего он ненавидит падальщиков. Самые жуткие порождения нового тёмного мира. Они питаются только мёртвой плотью людей и не признают другую еду. Выглядят падальщики подстать своей ауре — покрытые язвами, ранами, струпьями, зрачки их глаз красные, будто налитые кровью, и пылают в темноте. Они уже давно не люди, выродились и превратились в зверей. Питер никогда не видел их близко, это лишь описания этих тварей, что гуляют из уст в уста. Вот она — больная опухоль на теле планеты, уродство, что должно сгинуть в адском пекле. Обычно падальщики не высовываются из своего чумного квартала, копошась там, словно крысы, в тёмных подворотнях и покосившихся хибарах. Это место обходит любой человек, если только не хочет стать их очередным обедом. Вокруг раздаются крики паники, торговцы бросают прилавки, перепрыгивают через коробки с продуктами и пускаются в бега. Люди прибывают со всех сторон, потому что выйти с рынка можно только через главную дорогу, это меры борьбы с ворами, которые сейчас играют против самих лавочников и загоняют их в смертельную ловушку. Питера больно пихают со всех сторон, он пару раз спотыкается, но слава всем богам, удерживается на ногах, иначе его точно затопчут. Откуда-то тянет тошнотворным гнилостным запахом. Сердце бьётся быстро не от бега, а от страха. Питер хочет нырнуть в узкий проход меж гига-блоками, о котором мало кто знает, такой он неприметный. Взрослый альфа в него не пройдёт, но он, Питер, будучи субтильным омегой, с трудом, но протискивается. Высокая стальная решётка с острыми пиками преграждает путь. Паркер сипит от отчаяния, хватается за прутья, дёргает, но решётка даже не трясётся от его жалких потуг. Другого прохода рядом нет, чёртовы гига-блоки на то и гига, они длинные, изгибаются под разными углами, даже замыкаются кольцами. Иногда, чтобы обойти некоторые из них, требуется полчаса. Улица практически пуста, все будто рассыпались пеплом и исчезли. Только сухой холодный ветер гуляет меж высоких бетонных исполинских стен и доносит тошнотворный запах гниющей плоти. Сзади раздаются тяжёлые шаги и рыки, а вонь настолько адская, она заставляет задыхаться и кашлять, но Питер с трудом сдерживает щекотания в горле, чтобы не выдать себя громкими звуками. К тошнотворному запаху падальщиков добавляются десятки чужеродных запахов, что доносятся с другой стороны. Так могут пахнуть только альфы, чрезвычайно злые раззадоренные альфы. По спине струятся мерзкие липкие мурашки, от какофонии запахов подкатывает тошнота. Питер бросается вперёд, не разбирая дороги. Омеги не сильны, но быстро бегают, новая природа дала им хоть какое-то преимущество. Юноша тыкается во все подворотни, бросается на все двери по пути, но всё заперто, он в истерике скребёт по ржавому металлу. Он попал в смертельную ловушку, из которой не выберется живым, если не свернёт с этой чёртовой улицы. И главное, что вокруг ни души. Как вообще так могло произойти, что он, такой осторожный, угодил в нелепую ловушку. Возможно, злую шутку с ним сейчас играют притупленные из-за подавителей инстинкты. Омега толкает очередную ржавую дверь — она с тихим противным скрипом распахивается. Это поразительная удача, наверное, новый тёмный мир готовит ему другую судьбу, нежели погибнуть от лап падальщиков. Ему, непутёвому, только что вручили спасительный билет. Питер ныряет в тёмный коридор, захлопывая за собой дверь, но не закрывая её на засов. А вдруг ещё какой страдалец не может выбраться из ярмарочной зоны? Если этим получится спасти заблудшей омеге жизнь, то это можно посчитать удачной расплатой за подвернувшийся шанс. Здесь пахнет сыростью, из-под ног разбегаются крысы, но Питер уверен, что это спасительный рай. Свет даёт тусклая моргающая лампочка. Юноша тут же взбегает по лестнице, другой дороги нет. Он преодолевает этаж за этажом — тихо, ни души, шаги раздаются тревожным эхом — бежит быстро, не сбавляя темпа. Первый тёмный проход внутрь здания возникает только на третьем этаже. Питер вскидывает голову — лестница зигзагами тянется всё выше и выше. Преследования нет, поэтому стоит попробовать пойти в коридор, вдруг там будет выход. Юноша достаёт фонарик и ныряет в тёмный прогал, который будто скалится оббитым косяком. Коридор довольно длинный, без дверей и намёка на людей. Такое нередко бывает в этом городе, люди возводили бетонные здания второпях, пристраивая всё новые и новые этажи, не имея нормального плана на руках. Одни тёмные боги знают, сколько здесь заброшенных коридоров, которые вечность петляют во мраке. Питер уже думает повернуть назад, как видит впереди что-то светлое. Он ускоряет шаг, то и дело оглядываясь — это более паранойя, чем мера предосторожности. Ему так и кажется, что в этих коридорах к нему тянутся длинные руки. Светлое оказалось дверным проёмом. Судя по пронизывающему сквозняку, выходит он на улицу. Уже почти стемнело, поэтому сизое небо даёт такой мрачный свет, который не сильно видно издалека. Питер выходит на балкон, огороженный металлической сеткой-рабицей. Он тут же ныряет назад в темноту, когда слышит голоса и видит отблески огня. Сердце бухает в груди, всё пропало, если его заметили. Питер весь обращается в слух. С улицы доносятся запахи горелого и отвратительная смрадная вонь. — И где же он? Я не привык ждать, — еле разборчивый рык. — Не в том ты положении, — мужской твёрдый голос. Дикий смех, будто хохочет какое-то животное. — Я смогу плюнуть лично ему в лицо, — снова рык. — Ну-ну, радуйся, что сегодня день жертвоприношения и поэтому ты сможешь увидеть повелителя. — Блять, во вы фанатичные долбоёбы! Ваш Некромант — лишь клоун ряженный. Чёрный, бля, он. Глаза Питера широко распахиваются, он вздыхает слишком громко и поспешно закрывает рот руками. Если это тот Некромант, о котором Паркер думает, то нужно скорее убираться. Снова звук удара, а затем ещё и ещё. Жалкий протяжный скулёж. — Твой поганый рот вообще не должен сметь произносить его священного имени! Никто не знает, откуда пришёл Чёрный Некромант. Он просто появился однажды, словно его принесли проклятые ветра пустыни. Улицы наполнились волнительными слухами о новом мутанте, который может воскрешать людей или сжирать души неугодных. С его приходом всё изменилось. Банда Чёрного Некроманта становилась сильнее день ото дня, выстраивая вокруг своего руководителя настоящий культ, новую веру в благодатную тьму. Постепенно, все кланы централизованно подчинились одному мутанту, которого мало кто видел вживую. Чёрный Некромант стал негласным руководителем города, присвоив себе его от и до — тела людей и их души. Но попасть в Тёмный клан не просто, по крайней мере никто из знакомых Питера точно не знает, как это сделать. Кто-то говорит, что Некромант сам приходит за человеком, чтобы пригласить его в свою армию, кто-то — что надо продать для этого душу, а другие поговаривают, что надо убить друга или родственника ради вступления. Есть поверье, что тот, кто посмотрит в глаза Чёрного Некроманта, тут же отправится на тот свет. Питера гложет любопытство. «А как он выглядит? А сколько ему лет? Что же у него за силы? Существует ли он вообще, в конце концов?», — вопросы вертятся на языке. Но ему одновременно и страшно до одури, до скрученных кишок, до ледяных мурашек. Он несмело выглядывает из проёма, присаживается, а затем и ложится. Паркер подползает к краю балкона. Он только немного посмотрит, а чуть что — сбежит не оглядываясь, главное, не шуметь. Юноша несмело выглядывает, не чувствуя от страха рук и ног. Внизу полыхает огромный костёр, вокруг него идеальным кругом стоят люди — все одетые в чёрное. Их с первого взгляда можно принять за обычных жителей. Только лица открыты — у них бледная кожа, будто не видевшая никогда выжигающего солнца. Их много, очень много, они усыпают площадь, закрытую со всех сторон гига-блоком. Проникнуть сюда можно только через узкую улицу справа. Или с балкона. Среди толпы обозначен ещё один круг, поменьше, он замыкает в плотное кольцо отряд падальщиков. Выродки сидят на коленях, руки за головой, на их серо-синей влажной коже, покрытой язвами, играют отблески от костра. На тварей направлены десятки дул ружей. Около костра лежит ещё один падальщик, из-под его тела растеклась небольшая чёрная лужа — проклятая кровь трупоедов. Члены клана Некроманта молчат, стоят, не двигаясь, смотря в одну точку. Они терпеливо ждут. И Питер ждёт, только его всего трусит от страха, но он не в силах уйти. Он всю жизнь прятался, боялся, как трусливый таракан, хоть сейчас-то надо проявить смелость и посмотреть страху и правде в глаза. Он узнает, что из себя представляет Чёрный Некромант. Если всё пройдёт хорошо, Нэд просто умрёт на месте, услышав рассказ, а в компании Питер будет раз за разом рассказывать свою байку. Плотная толпа начинает расходиться, образуя коридор от той самой улочки. Они все склоняют почтительно головы. Среди высоких стен по узкой улочке кто-то идёт. Подрагивающий голубоватый свет освещает фигуру, одетую во что-то белое. Когда некто выныривает из тьмы в свет костра, то Питер выдыхает сквозь зубы от удивления. Конечно, делая это очень тихо. Фигура закутана в белоснежный саван, который скрывает лицо и тянется шлейфом. А голову этого нечто венчает исполинский череп оленя с раскидистыми ветвистыми рогами и острыми клыками. Это точно принадлежало какой-то мутирующей форме животного. На раскидистых рогах выдолблены углубления, в которых покоятся чёрные свечи, горящие чёрным пламенем. За незнакомцем в белом саване тянутся ещё две фигуры, закутанные в чёрное. Процессия останавливается у костра. Если это и есть Чёрный Некромант, то так необычно, что он замотан именно в белое, являя этим противоречие. Тишина, ночная тьма окончательно упала на город. Свет дают костёр, редкие факелы и свечи на рогах. Фигура в белом подходит к костру, встаёт за пару метров от падальщика. Тот чуть приподнимается, вглядывается под саван, но тот слишком длинен. — Сегодня поистине интересный вечер, — раздаётся вкрадчивый мужской голос. Он говорит тихо, но слова его будто льются со всех сторон разом. — К нашей семье присоединятся сразу двое избранных, брат и сестра, мы проведём ритуал посвящения и…. — небольшая пауза. — заберём прогнившую душу главаря падальщиков! — оно двигается так быстро, ломанными движениями и вспышками, будто перемещается сквозь пространство. Пара мгновений — фигура в белом уже склоняется к падальщику. Сердце Питера замирает от страха, теперь он уже не сомневается, что перед ним тот самый Чёрный Некромант. — Гнилая, но славная добыча, — продолжает вкрадчиво увещевать… оно? — Я начну лечить этот город после того, как моя благодатная тьма сожрёт твой квартал, всех твоих братьев и сестёр, отдавшихся хвори. Искоренить, чтобы взрастить новое. Падальщик вдруг ухмыляется и плюёт под ноги Некроманту. Питер обмирает, будь он там, подле этого существа, уже бы с ума сошёл от ужаса. — Хочу увидеть лицо, — издевательски произносит тварь. — Будь по-твоему, — вдруг соглашается Чёрный Некромант. Смуглые руки выскальзывают из-под белоснежной ткани, кожа Некроманта испятнана белыми символами. Он поднимает с головы череп. Саван медленно соскальзывает. Питер от нетерпения даже немного приподнимается, но Некромант слишком низко наклонён к падальщику. Видно только чёрные короткие волосы. Саван ниспадает теперь с плеч его носителя. На лице падальщика сначала удивление, а затем разочарование. — Всего лишь человек, — изрекает обречённый. — Ошибаешься, — череп водружается обратно на голову. — У нас с тобой намного больше общего, чем ты думаешь. Снова вспышки — Некромант хватает за шею падальщика, вспышка — вот уже поднимает его над землёй, ещё вспышка — тварь летит в костёр. Пламя торжествующе взмывает выше, будто ревёт от радости, что ему досталась жертва. Языки окрашиваются чёрным, бросая на лица присутствующих искажённые демонические тени. — И пусть вся гниль сгорит. Я выжгу её тьмой дотла, — смотрит на костёр Некромант. — Убить всех и сжечь, чтобы хворь больше не восстала. Завтра мы зачистим их квартал и выжжем. Их души будут принадлежать мне. Автоматная очередь на перегонки, но Питер не может оторвать свой взгляд от Некроманта. Тело омеги будто приросло в бетон. Внутри сковывающий страх и непонятное чувство восхищённого ужаса. — А сейчас пора представить новичков семье. Вспышка — теперь череп обращён к фигурам, замотанным в чёрный саван. — Чтобы познать благодатную тьму, надо пройти по самому краю, умереть и возродиться вновь, разделив со мной свою душу, — продолжает Некромант своим голосом вводить в некое подобие транса. Его слова заглушают все звуки вокруг и будто идут изнутри. Это так странно, будто что-то касается мозга. — Покажите ваши лица смерти, — приказывает Некромант. Чёрные саваны соскальзывают и падают на землю. Под ними скрывались девушка и парень, совсем ещё молодые, в их руках кинжалы. Судя по комплекции юноша — омега. — Вы готовы вкусить тьмы? — Да, повелитель, — склоняют головы новички. — Докажите, — приказ, почти шёпот. Они замахиваются и вонзают оружие себе в живот. Вот так просто, будто это простая шалость, а не шаг к верной смерти. Питеру разом перестаёт хватать воздуха, пространство покачивается, грудь обжигает. — Больше! — шипит Некромант. — Нужно больше. Они проворачивают кинжалы. Паркер поспешно отворачивается, но будто потустороння сила заставляет его смотреть на этот ритуал смерти вновь и вновь. Это страшно, противоестественно, отвратительно, но так завораживает. Жертвы заваливаются на колени и затем падают под ноги Некроманта, так синхронно, будто хотят встретить смерть одновременно. — А сейчас вы увидите, как я верну жизнь в их тела, забрав половину души, — тоже садится на колени между тел Некромант. Саван соскальзывает с его плеч, обнажая смуглую спину, крепкие бёдра, сильное тело расписано белыми символами. Однозначно, что Некромант — это альфа. Жуткий чудовищный альфа-мутант. — Обнажитесь перед ликом смерти. Вы должны вновь доказать свою смелость. Ваша вера даёт мне силы. Все, кто находится на площади, начинают снимать с себя одежду. Их кожа тоже изрисована загадочными символами, только чёрными. — Твоя душа — моя душа, — он кладёт руки на головы бездыханных. — Благодатная тьма, взываю к те-б-е-е-е, — голос Некроманта тянется и будто тонет. Волосы на загривке моментально становятся дыбом, мертвецкий холод накрывает промозглой волной, факелы заволакивает клубящейся тьмой. Она скользит по коже, омывает льдом и пламенем, проникает сквозь, прямо в душу, делая единым целым с НИМ. Некромант вдруг дёргается, его руки отрываются от голов. Вновь вспышка. Глазницы черепа смотрят прямо на Питера. Он видит голубые глаза — обычные, человеческие, ясные, вроде бы это цвет лазури, именно таким было небо до проклятого ядерного апокалипсиса. Некромант слишком далеко, чтобы разглядеть его глаза, но Питер всё равно видит, будто сама тьма показывает ему. — Омега? — шепчет некромант. — Дыши, — вдруг приказывает голос. Питер резко вдыхает, он и вправду не дышал всё это время, настолько его внутренности скованы ужасом. Шею справа окатывает будто кипятком, он автоматически тянется туда рукой. Некромант зеркалит его движение. Под пальцами неровность, складывающаяся в некий узор. Это может значить только одно — дыхание вновь спирает в зобу — он теперь помечен. Судьба свела его с альфой. С губ Питера срывается сиплый омежичий рык, внутри ворочается трясучий ужас и одновременно противная эйфория. Омега приказывает выдрать сетку и спрыгнуть тут же вниз, но слава всем тёмным богам, самообладание не теряется благодаря мощным подавителям. Некромант вновь дёргается, отворачивается, опускает руки на головы добровольцев. Мизинец на правой руке девушки чуть двигается. Бежит — вот что делает Паркер. Он не может остаться, потому что его альфа — самый страшный и тёмный мутант этого города. Нет, его альфа и есть сама тьма. Омега ныряет в соседний коридор. Судьба сделала его омегой Чёрного Некроманта. К горлу подкатывает истерика, он плачет, стирая с лица горячие слёзы, но бежит вперёд. Внутри проклятая вторая сущность бунтует и будто хочет вырваться, чтобы заставиться Питера упасть и ждать своего суженого. Но омега ещё быстрее перебирает ногами, покоряя запутанные тоннели гига-блока. Он бежит, не разбирая дороги, сворачивая в тёмные коридоры без доли сомнения. Гига-блоки связаны сетью коридоров, можно даже не выходить на улицу, а всю жизнь бродить во внутренностях этих громадных домов-монстров и так и не обойти их до конца. Паркер забегает в жилую комнату, здесь сидят три беты и курят кальян, они лишь мутным взглядом скользят по фигурке омеги и больше никак не реагируют, будто такое здесь происходит каждый день. Питер перепрыгивает через пустое кресло, бросается к другой двери и вновь скрывается в очередном коридоре. Он двигается, как ему кажется, на юг, туда, где находится его жильё, но с гига-блоками ни в чём нельзя быть уверенным. Здесь нет названий коридоров, номеров квартир, ничего нет, это огромный смертоносный тёмный лабиринт. Стены смыкаются плотным кольцом, тьма цепляется за пятки, истерика заставляет его трястись, но вместе с этим гонит дальше, вглубь, во мрачные внутренности бетонного монстра. Паркер не знает, сколько он так бежит через железные двери, кажется, что он уже вечность бродит в сумрачном клубке коридоров. Он толкает очередную дверь и падает в ночной воздух, ударяясь об асфальт, больно раня руки и колени, но очухиваясь от истерики. На улице омега выдыхает немного свободнее — удушливые тёмные коридоры будто сожрали весь воздух вокруг и высосали все силы. Или это сделала тьма? Паркер оглядывается вокруг себя — он знает этот район. Район торговцев в десятках километров отсюда, кажется, он бежал часами. Плюс — он знает, как добраться домой. Минус — ещё нужно долго идти. Питер поднимается по стенке и медленно бредёт, держась за ледяной бетон.

Перемен требуют наши сердца Перемен требуют наши глаза В нашем смехе и в наших слезах И в пульсации вен Перемен! Мы ждем перемен

— Господь! Где ты был? Я чуть с ума не сошёл от беспокойства! — налетает сразу же Нэд, когда Питер переступает порог их скоромного жилища. — Ты не поверишь, — сипит Паркер от усталости, двигаясь сразу же к столу, потому что пить хочется нестерпимо. — Ты ужасно выглядишь! — вот так в лоб говорит Лидс, рассматривая лицо юноши. Конечно, после грязных улиц и валяния на земле он выглядит не как ухоженная омега, а как бродяжка. — Спасибо, брат, — делает из стакана несколько крупных глотков. — Так что произошло? — Ничего особенного. Так, побывал в эпицентре войны кланов. — Что? Ты серьёзно? — прикладывает руки ко рту Нэд, будто боится своих слов. Лицо друга выглядит то испуганным, то каким-то ехидным в неровном свете свечей. Питер даже не спрашивает, почему нет света, и так всё ясно — старенький генератор, обслуживающий их квартирный квартал, вновь вышел из строя. — А, да, видел я твоего Чёрного Некроманта, — бросает как бы невзначай Паркер, снимая с себя куртку. — И как? — чуть ли не визжит от восторга Нэд. — Ничего такой мужик. Обожает сжигать своих противников, а так просто прекрасный человек. Хотя нет, не человек… — Питер стягивает с себя влажную кофту, стонет, когда дотрагивается до кровоподтёка на боку — упал, когда бегал по бесконечным коридорам. — … а жуткий мутант. — Вау! — всплескивает руками друг. — Давай подробности. — Да какие там подробности, — буркает Питер без особо энтузиазма. Он устал, у него болит голова, метка неприятно жжётся, омега внутри ноет, страх липкими путами сковывает по рукам и ногам. Не факт, что завтра он проснётся в своей кровати, а не в руках чудовищного альфы. — Порешал падальщиков Некромант, беспощадно и особой жестокостью, — греет руки над горелкой Паркер, думая над тем, что надо заварить поскорее чая. Ну как чая, это лишь какие-то пожухлые листы. Остатки настоящего чая продаются за огромные деньги. — Ты устал, — заключает понуро Лидс, опустив голову. — Твоя правда. Прости, друг, расскажу завтра, сейчас я лишь хочу завалиться спать. Денёк был не из лёгких, — до зуда в пальцах хочется закурить. Где-то в загашнике была пачка, которая стоила двух заказов. — Да, конечно, — кивает Нэд, потирая запястье, на котором постепенно расползается чёрное пятно. Лёгкий укол вины в самое сердце — зараза медленно грызёт руку его друга, постепенно прорастает и укореняется в плоти, и нет пути назад. Вроде бы Некромант умеет лечить хворь, может остановить бесконтрольную мутацию, это единственный шанс Нэда оттянуть неизбежное. Питер моргает, отгоняя наваждение. Решение не рассказывать другу о том, что он пара Чёрного Некроманта — сейчас кажется единственным правильным. Это может дать другу ложную надежду, а так страшно разбивать последние надежды. Некромант не добродетель, за любую услугу он требует платы. И плата эта уж точно страшнее смерти. После всего, что увидел Питер, он в этом не сомневается.

Электрический свет продолжает наш день И коробка от спичек пуста Но на кухне синим цветком горит газ Сигареты в руках, чай на столе Эта схема проста И больше нет ничего, всё находится в нас

Омега ушла. Вот так просто. Незаметно улизнула, пока он разбирался с чёртовыми падальщиками. А ещё этот дурацкий ритуал, который он должен был завершить, иначе бы новички потеряли душу. Он не может подвести семью. Всё так не вовремя. Старк скрипит отросшими клыками — вспышка ярости мгновенно застилает глаза. Он нашёл свою омегу и так же быстро потерял в этом огромном проклятом городе, где людей не счесть. Он был уверен, что никогда не найдёт свою пару, что это ему наказание за его грехи, за его жуткие противоестественные способности, но нет, тёмные боги над ним сжалились и подарили ему омегу. Запах пары еле улавливался среди смрада падальщиков, тонкой нитью вился вокруг. Приглушённый подавителями, но всё равно сладкий и манящий. Тони не понимает, на что этот аромат похож, но осознаёт одно — ничего прекраснее он в своей жуткой жизни не чувствовал. В голове десятки вопросов. Почему его омега принимает подавители? Как так просто ходит одна без защиты по улице? Каким образом добывает те самые подавители? К какому клану принадлежит? Он толком и лица омеги не увидел, даже не распознал идентификатор пола — женский или мужской. Альфе не удалось найти омегу по следу, слишком он был зыбким и терялся в тёмных коридорах, где роятся тысячи других запахов. Впервые Старк сомневается в своих инстинктах. Ещё альфа внутри рычит и требует немедленно найти омегу, чтобы поскорее заделать потомство. Это только мешает и неприятно зудит на подкорке мозга, искать пару нужно с трезвой головой. Тем более, если эта пара не хочет, чтобы её обнаружили. И что за чудная омега ему досталась? Альфа понуро усаживается в кресло. Нет, его тело не устало, оно никогда не устаёт, а вот мозг — да, дурацкие досаждающие мысли роятся внутри, из-за них разум требует хоть какого-то успокоения, поэтому иногда Старку всё же приходится проваливаться в тревожную дремоту. Вокруг темно, но он видит всё и без глаз и слышит далеко за пределами возможностей обычного человека. И только в полной темноте, скрытый под землёй тонной бетона, он может быть уверен, что редкие лучи солнца не доберутся до его кожи и не заставят мучиться в жуткой агонии. Если инстинкты альфы не могут помочь ему в поиске омеги, то пора обратиться к куда более тёмным инстинктам — низменным жутким способностям, которые являются его бременем и благословением. Череп на его голове — как символ смерти, что он несёт за собой, а месяц, выдолбленный на кости — как знак, дарующий надежду, что лунный свет, не выжигающий солнечный, приведёт людей к спасению. И именно поэтому к нему примыкают, к нему склоняются, он дарует жизнь через смерть.

Мы не можем похвастаться мудростью глаз И умелыми жестами рук Нам не нужно всё это, чтобы друг друга понять Сигареты в руках, чай на столе Так замыкается круг И вдруг нам становится страшно что-то менять

Питер без сил падает на кровать. Мышцы всего тела сводит от усталости. Омеги выносливые, но всё равно должны отдыхать больше, чем любой даже самый захудалый альфа. А долго наслаждаться покоем не удастся, Чёрный Некромант уже точно разыскивает его по всему городу. И рано или поздно найдёт. Паркер вздрагивает, тело окатывает горячей волной страха. Его голову ведёт только от одной мысли, что он угодит в руки этого альфы-мутанта. Тонкий противный омежичий голосочек убеждает его, что у альфы были вполне человеческие глаза, не похожие на глаза отъявленного монстра. Но юноша упорно отметает эти губительные мысли. Он должен исчезнуть, сбежать, да хоть провалиться сквозь землю. Вот только куда? Есть только этот город, а вокруг километры пустыни. Чувствует ли он что-то, кроме страха? Да, определённо — раздражение, злость, усталость. Есть ли какие-то тёплые чувства? Отнюдь. Как можно чувствовать что-то положительное к человеку, которого не знаешь? Он всегда считал глупым все эти байки про истинные пары. Вроде бы в том, старом мире, где солнце не обжигало до боли, люди вольны сами были выбирать спутника жизни. Но сейчас всё по-другому — пара тебе назначается, уж не известно кем, наверное, самим Дьяволом. Глупая омега внутри плачет и беснуется, она пытается его убедить, что нужно поскорее сдаться в руки альфе, ведь так положено, это инстинкты и им стоит следовать. Но одно воспоминание помогает не терять ему железное самообладание. Всякий раз, когда инстинкты почти уговаривают его сдаться, перед глазами является его омега-отец, лежащий изломанной фигуркой на полу — истекший кровью, мертвый, остывающий. Все альфы — монстры и чудовища. Питер впитал это в себя с кровью своего убитого родителя. И с каждым годом в нём крепла эта простая мысль. Он видел только, как альфы приносят боль омегам, забирая их силой, лишая свободы, пряча в тёмных затхлых подвалах от всего мира, насильно заставляя рожать детей. В этом новом обществе за омегами ведётся настоящая охота. Альфы дерутся за омег на смерть, ведомые низменными инстинктами и проливая реки крови. Под мрачные мысли юноша проваливается в тревожный сон. Ему снится пустыня — бесконечная, раскалённая, но где-то там, за песками — оазис, прекрасный дивный новый мир. Там есть реки и озёра, там есть животные и деревья, усыпанные плодами, которые можно сорвать и есть, не боясь отравиться… Всего лишь легенда, которую передают из уст в уста. Но мысли о ней всегда приносят успокоение и умиротворение, это спасительный уголок, где можно спрятаться от суровой реальности. Но чтобы достичь мечты — нужно пройти немыслимое испытание, полное боли и страданий, победить жестокую пустыню и обрести долгожданную свободу. — Я уеду, — вздыхает Паркер и просыпается. — Я поеду искать новый дивный мир. Простая мысль, которая успокаивает сердце и заставляет почувствовать смирение. Да, навряд ли он сможет найти прекрасные озёра и леса, но лучше уж он умрёт под испепеляющим взглядом солнца пустыни, чем погибнет под монстром-альфой.