Перевоспитанию не подлежит

      — «Посттравматический паркинсонизм», «отёк», «осложнения», «нарушение памяти», «проблемы с вестибулярным аппаратом», «сильное повреждение», «ушиб мозга», «задет зрительный нерв», «слепота», «срочное вмешательство»…       Слов было много, мало из них было понятно, а те, которые Майки понимал, не сулили ничего хорошего. Так больному объявляют о том, что у него рак. Он слышит слово «рак» и не слышит, не понимает ничего больше. Он понимает, что дело плохо. Это понимал и Майки. Дела у Аи были плохи. Будь она в сознании, наверняка бы пошутила, что не всё потеряно, а если и потеряно, то что ж, миру без неё будет лучше, но пошёл уже третий час, как она лежала на операционном столе: не говорила, не слышала, не была.       Теперь Сано сидел на кушетке один. Отец Аи стоял у дверей на входе в операционное отделение и разговаривал со врачом. Нет, это врач разговаривала с ним. Самым агрессивным и самым милым голосом объясняла ему, что может случиться с его дочерью, если не провести вторую операцию как можно скорее.       «Сейчас её жизни ничего не угрожает, но Ваша дочь может ослепнуть, Вы же понимаете?»       Таким голосом говорят, когда хотят скинуть на человека кувалду, но не по долгу службы могут только улыбаться и вдох-вдох объяснять отцу, которому глубоко плевать, что бездействие может сделать его дочь инвалидом.       Это был голос «Я плюну вам в лицо на улице, если мы встретимся ещё хоть раз».       Когда врач скатывается в такое состояние, его называют предвзятым. Его отстраняют и дают ему новое дело или пару дней отдыха, а пациенту назначают нового или временно заменяющего врача. Но у Аи не было времени на нового хирурга и тем более у неё не было пары дней. Майки смотрел и слушал со стороны. Он не вмешивался. Он был в том же состоянии, что и врач: с трудом сдерживался, чтобы не пойти кого-нибудь убивать, только в отличие от врача он не давал клятвы Гиппократа и его моральные установки были на порядок слабее.       — Мне нужно Ваше согласие и согласие Вашей бывшей жены, так как вы оба являетесь законными опекунами. Прошу решить этот вопрос как можно скорее. Боюсь, дальше наступит критическая стадия, отёк слишком сильный, мы боимся образования тромбов.       — Мне… надо подумать.       — Пожалуйста, поторопитесь. У Вашей дочери нет времени на Ваши раздумия. Если нужно, мы пригласим психолога, адвоката — кого угодно. Пожалуйста, примите решения. Dementia Pugilistica — не то состояние, в котором можно тянуть с операцией.       — Да… Спасибо, я подумаю.       Dementia Pugilistica или энцефалопатия боксёров — осложнение, возникающее после многократных незначительных травм головы. Часто триггером становится серьёзная травма, которая обостряет все полученные ранее повреждения. Сано уже слышал это название раньше. Мальчишки, которые всё свободное время только и делают, что мутузят друг друга на улицах, рано или поздно попадают в больницу. Рано или поздно в больницах они слышат этот диагноз и уходят с улиц, потому что не хотят остаться калеками. Это Майки знал. Чего Майки не знал, так это откуда у Аи взялись «многочисленные травмы головы».       Вопрос оставался открытым, и волновал он не только Майки.       — Меня начинает волновать, что отец НИЧЕГО не знает о собственной дочери, — через пятнадцать минут Майки подслушивал разговор доктора Маэда с другим врачом из отделения детской неврологии. — До матери не дозвониться, отец как будто в другом измерении, до них не достучаться. А эти травмы… Все кожные покровы — сплошные порезы и гематомы. Надо поговорить с её молодым человеком и звонить в опеку.       — Почему сразу в опеку? — невролог только начинала вникать в ситуацию. — Необязательно же родители её избивали. Мало ли чем подростки сейчас занимаются. Школьный буллинг, на улицах… Или есть ещё какие-то характерные травмы?       — Я отправила к ней Ямаду. Говорит, что-то с челюстью, рефлексы обострены, но надо делать полноценное обследование. Кто знает, что мы обнаружим на КТ тела.       — Челюсть… Нет хлыстовой, я надеюсь?       — Нет, но там и остального по горло. На коленях незаживающие вмятины. Помнишь, в «истории медицины» помещали фото профессиональных травм? У неё чашечки как у монаха, простоявшего на коленях две недели не разгибаясь.       — О господи…       — Тут не господь, тут сам дьявол. В травматологии говорят, такие травмы получаются, когда детей заставляют стоять на коленях с поднятыми руками, популярное «наказание», — врач сделала глоток кофе, но подавилась: в горло не лезло. — Как только подпишут согласие, кукиш им с маслом, а не родительские права. Довести ребёнка до такого состояния — это…              Ещё через двадцать минут к Майки пришла сама доктор Маэда, и в результате блиц-опроса было выяснено, что Аи не ходила в спортивные секции, не занималась борьбой, не лезла в драки и предпочитала решать все конфликты путём переговоров. Откуда у неё травмы головы в таком количестве? Ответ напрашивался только один.       — Такие травмы головы часто встречаются у детей, подверженных домашнему насилию, — доктор пыталась смягчить объяснение, но было видно, что даётся ей это с превеликим трудом. — Череп детей и подростков намного уязвимее взрослого, поэтому когда взрослый человек бьёт ребёнка, он, может, и думает, что бьёт «несильно», но это «несильно» относительно взрослого. Даже если он не пытался нанести сильного урона, чаще всего, всё так и кончается — травмами головы. Я уже молчу обо всём остальном. Даже если её избили на улице, слишком много травм, полученных «до». Боюсь, мы будем вынуждены обратиться в органы за помощью.       Когда врач ушла, Майки тоже встал и молча вышел из зала. На улице дул сильный ветер, намечался очередной дождь, холодные пальцы быстро искали в телефоне номер Сонг Су.       — Алло? — судя по интонациям, сутенёр ещё не проснулся. — Сано, ты?       — Как хочешь делай, мне нужна твоя задница здесь и сейчас.       Пауза, неразборчивое кряхтение в трубке. Кто-то ещё не проснулся, хотя неудивительно: рабочий день у него — через пару часов.       — «Нужная моя задница»? Ты не ахуел ли, оболтус? — наконец звучит по ту сторону провода, но у Майки нет времени на пререкания.       — У Аи проблемы, с которыми я не могу разобраться. Приезжай, будем решать вместе.       Снова пауза.       — Куда ехать?       Обычно раскачать Фусимэги среди дня — это игра в «миссия невыполнима». Чаще всего на просьбу куда-то приехать вы получите краткий и ясный посыл — посыл нахуй. Но тут было другое дело. Тут было дело, касавшееся Аи, так что не прошло и сорока минут, как администратор борделя сидел на лавочке в противоположном от места работы конце Токио и выслушивал сухой, безэмоциональный рассказ школьника о том, что стряслось с его подругой. Рассказ был не сказка — это точно. Детям такое на ночь не почитаешь, да и взрослым тоже не стоит.       — Она упоминала, что дядя ладит с её отцом, — вспомнил важную деталь Майки, — Норита вроде. Он работает в полиции. Надо связаться с ним, пусть разговаривает с её родителем.       Фусимэги кивает. Он знал Нориту лично и обратиться к нему казалось хорошей идеей. Из всей этой сумасшедшей семейки он явно был самым адекватным.       — Говоришь, Норита Табаяши вытащил вас с Кеном из обезьянника? — спрашивает Фусимэги и параллельно роется в телефонном справочнике в поисках номера. Пока дела идут не очень.       — Да. Около месяца назад.       — Значит, у тебя в деле должна быть пометка, кто за тебя поручился при внесении залога. Езжай в ментовку и проси документы, потом — в отделение, в котором работает Норита и вези сюда. Я объясню ему ситуацию, скажу, что надо сказать отцу Аи, мы тут разберёмся.       — А потом?       — А потом поедешь за её матерью. Если эта женщина не взяла телефон сразу, она не возьмёт его ближайшие часов десять, а мы столько ждать не можем.       — Окей, понял. Я съезжу к ним домой, попытаюсь привести мать, раз до неё не могут дозвониться. Надо сделать всё как можно быстрее, пока не началась проверка. Подпишут согласие — а там пусть катятся нахуй все дружно.       — План 10/10.       — Скинь тогда адрес, где искать её мамашу.       Фусимэги усмехается одними губами. Ситуация грустная, но этот парень не перестаёт удивлять.       — Чего смешного?       — Так носишься, а даже адреса её не знаешь, — «Я бы так не смог».       — Заткнись, а. Просто делай, что нужно.       Телефон завибрировал от смс-ки — вот вам и адрес.       — Готово, — Сонг Су захлопывает телефон-раскладушку, — госпожа Сёцу очень неуравновешенная личность. Не вздумай говорить, что здесь её бывший — в тебя полетят ножи.       — Спасибо за наставление. Наверное. Я поехал. Иди общайся с «господином» Сёчикарой, попробуй его расшевелить. Я с этим слизняком ничего сделать не смог.

***

      Майки бывал в полицейских участках несколько чаще, чем его сверстники. По понятным причинам. По понятным причинам он знал к кому ехать за личным делом, чтобы обошлось без проблем и новых задержаний. Ближайший «доступный» участок — пятнадцать минут. Ещё пятнадцать минут там, и того полчаса. Майки стоял на улице с личным досье на руках, и пытался перебирать листы, пока ветер отчаянно вырывал их у него из рук.       — Блять… — это было не из-за ветра. — Блять, Аи! — Отнюдь не из-за ветра. — Да кто ж тебя просил?!       Майки едва сдержался, чтобы не кинуть документы в ближайшую мусорку. Блять! Настроение было рвать на себе волосы. Настроение было вернуться назад во времени и проломить парню из Темё голову раньше, чем он проломит голову Аи. Тогда бы она не попала в больницу, он бы не потащил ей апельсины, они бы не оказались в обезьяннике благодаря госпоже Сёцу, НИЧЕГО бы не было!       Настроение было пойти и утопиться, но умирать с таким количеством дел на руках — не дело. Да и Аи ему есть, что высказать. Дура. Денег у неё нет? Попробуйте залог в семьдесят тысяч из личного кармана внести — конечно у вас денег не будет!       Майки начинал психовать. На этот раз он звонил не Сонг Су, а Кену. Рюгуджи взял почти моментально.       — Да неужели, — слышится в голову недовольный голос, который Майки тут же одёргивает.       — Мне надо найти токийского следователя по имени Норита Табаяши. Это срочно. Поспрашивай у наших, не попадал ли кто к нему. Мне нужен номер участка, и чем быстрее, тем лучше.       — Что-то случилось?       — Аи в больнице на операции, и мне позарез нужен этот Норита. Остальное объясню позже.       — Понял.       За что следовало любить Кена — так это за оперативность.       Вскоре пришло сообщение: «Третий полицейский участок. Утисайвайвайтё». А ещё через двадцать минут он уже был там. Странно, как только не повязали за нарушение скорости и мотоцикл по встречке. Впрочем, Майки всегда знал, что он везучая скотина. Везучий, аж страшно. Сначала Шин, потом Кен, потом Баджи. Везение, везение, сплошное, мать его, везение!       На стойке информации никого не было. Не беда. Все полицейские участки одинаковые — сверни тут, заверни там, остановись здесь. Майки беспрепятственно вошёл во внутренний коридор и нашёл нужную таблицу с именем. Стучать в дверь? Для слабаков. Майки открыл бы с ноги, но решил сохранить приличия, и просто дёрнул ручку так, что та чуть не вылетела.       Мужчина лет сорока сидел за столом в тоннах бумажек со сползшими на нос очками. В глазах промелькнул ужас. Резкое движение, ящик стола открыт до упора, в руках мужчины оказывается табельное оружие и его дуло смотрит прямо на Майки. Майки до лампочки. Видок у него не самый дружелюбный, но пугаться он не собирается.       Не моргнув и глазом, мальчишка под дулом пистолета закрывает за собой дверь и чеканным голосом обращается к следователю:       — Сёчикара Аи в больнице, и мне срочно нужна Ваша помощь, чтобы получить от обоих родителей согласие на её операцию, — на одном дыхании и следом: — Пожалуйста. У Аи мало времени.       Это ключевой аргумент.       Следователь Норита колеблется пару секунд, но в итоге опускает оружие, снимает очки и трёт переносицу.       — Ну что за молодёжь пошла, у меня чуть сердечный приступ не случился.       — Простите.       — Что с Аи? Кто ты вообще такой?       — Её парень, сэр. Аи в тяжёлом состоянии в операционном отделении. У неё начались осложнения после сотрясения мозга, что-то со зрительным нервом, она может ослепнуть. Нужно согласие родителей на ещё одну операцию, но Сёчикара-сан почему-то его не подписывает. Помогите, если можете. Вы можете, я знаю.       Майки препарировали взглядом. Вот, отодрали кусочек от лба, вот прошлись по взмокшим волосам и бегающему взгляду. Единственное, что в нём было спокойного — это голос.       Мужчина встал из-за стола и взял со стопки бумаг ключи от кабинета.       — Расскажешь всё по дороге.       Майки говорил сбивчиво и сухо, глаза смотрели в одну точку тротуара, пока они обходили здание участка: Норите надо было забрать машину.       — Значит, это по поводу тебя Аи приходила в середине мая?       В горле опять застрял ком. Это было её решение, ему не должно было быть стыдно, но блять, было же.

***

      Сорок минут — господин Норита уже беседовал с Сонг Су, а Майки в упор разглядывал карту Токио, чтобы понять, как доехать до дома Сёцу.       — Говоришь, этот мальчик — «тот самый» Манджиро Сано? — Норита косился на Сано с нескрываемым удивлением. Сано игнорировал без особых усилий. Фусимэги пытался перетянуть внимание следователя на себя, но это была непростая задача. В десяти метрах от них на мотоцикле восседал самый молодой и самый знаменитый глава одной из крупнейших банд Токио. Ещё и с полпинка ворвавшийся в полицейский участок к незнакомому следователю и потребовавший помощи. Трудно не смотреть на такое чудо.       «Я уехал».       «Удачи».       Почти час в одну сторону. На улице уже было темно, и непонятно, сколько времени у него осталось в запасе. Да и осталось ли? Вдруг, пока он сейчас едет искать её мамашу, уже поздно? Ему не было так херово ни разу с тех пор, как он стоял над могилой брата. Надо же было так неудачно влюбиться. Надо же было влюбиться в ту, которая решит спасать кого угодно кроме себя. Влюбиться в альтруистку. В мазохистку-сумасшедшую. В расчётливую девчонку, не видящую дальше своего носа. В невероятно красивую девушку с невероятно повреждённым черепом. Влюбиться в Аи — само по себе звучит как диагноз. «Влюбиться в любовь» — что за записки из сумасшедшего дома? Вероятно, он сам сумасшедший. Правильно сказал Сонг Су: нормальные люди не носятся по городу ради той, которую знают всего месяц.              Дом семьи Сёцу был выше остальных домов на улице: так и не скажешь, что там живёт всего трое. Майки прошёл через калитку и, игнорируя звонок, постучал в дверь кулаком — так более угрожающе, так быстрее открывают. Не дожидается ответа, долбит снова, а потом опять и опять.       Дверь открывает мужчина. Небритая щетина, растрепанные волосы, наспех заправленная рубаха. Майки не видит ничего из этого.       — Чё надо, малец?       — Хисутэрику Сёцу. Срочно.       — Зачем?       — Её дочь в больнице.       Мужчина пытается смерить его взглядом. Не на того напал. Проиграв в «гляделки», он скрывается за дверью, ничего не сказав. Майки ждал двадцать минут. Время — почти восемь. У него сжимались пальцы от страха, что вот-вот позвонит Сонг Су и скажет, что уже не надо. Но пока телефон молчал: ни звонков, ни смс, курьер с письмом «Вы опоздали» пока тоже не прибегал.       Двадцать минут. Женщина в красном платье спустилась по ступенькам, а вслед за ней — тот мужчина.       — Ну что ты стоишь! Адрес! Скорее!       Голос женщины звучал на грани звуков, которые может выдержать человеческий слух. Она не узнала его. Оно и к лучшему. Майки сказал адрес, но не сказал больше ничего. Его и не спрашивали. Женщина не спросила, что случилось, не спросила, почему к ним приехал какой-то мальчишка, почему не дозвонились из больницы, не спросила, зачем, в конце концов, она там понадобилась. Женщина шла как на парад. Высоко подняв голову, с маленькой чёрной сумочкой в правой руке. Мужчина открыл ей дверь, помог сесть в машину. Так, больше ни слова не сказав Майки, они и разминулись, а встретились только ещё через час, когда Хисутэрику орала на весь коридор, выясняя отношения с бывшим мужем. Нынешний муж сидел на скамейке в зале ожидания и наблюдал, как Норита-сан тщетно пытается разнять сварливых идиотов. Майки с Сонг Су стояли в стороне и наблюдали за этим цирком с приличного расстояния. Сонг Су теребил в руках пачку сигарет и часто обновлял чай в бумажном стаканчике. Майки теребил в руках складной нож, но бывшая пара перетянула на себя всё внимание, и на холодное оружие в руках подростка всем давно уже было плевать.       — Думаешь, что-то получится?       Фусимэги постоянно пил чай, но в горле было настолько сухо, что голос хрипел.       — Не знаю, — Майки находился в такой апатии и в то же время был так сосредоточен на мыслях об Аи, что происходящее вокруг его перестало волновать уже давно. Постоянные переживания истощают. — Если они не подпишут блядское согласие, я выбью из обоих душу.       Сонг Су не смеялся, только усмехался, и каждый раз казалось, что на следующей усмешке он пустит слезу.       — Полегче, парень.       — Не могу. Мне хочется их придушить. Мои родители тоже были дебилами, но не настолько.       — Прибереги силы для Сёцу-младшего. Этого козла я планирую убивать с тобой вместе.       Майки смеётся тихо и зло. О да, Джуна он ещё как придушит. Спустит его в ад в формате занимательного пазла на тысячу кусочков.       — Я подумал над этим, пока торчал тут, — продолжил Сонг Су тоном, который Майки сейчас очень не хотелось слышать, — по поводу Джуна. Как я понял, у Аи много мелких сотрясений. Когда говорят об ударах в голову, всегда думаю о пощёчинах. Вроде безобидно, мы их не замечаем, а это ведь опасные вещи. Как Сёцу давал ей эти пощёчины… Она же потом с красными пятнами на всё лицо ходила. Просто думаю, что это его работа.       — Ты не просто копаешь ему могилу, ты делаешь её очень глубокой.       — Смотри дальше, копай глубже — народная мудрость. Чем глубже тело — тем дольше его будут искать.       Сонг Су протягивает Майки стаканчик, и тот отпивает немного чаю. Время — десятый час.       «Уважаемые! — слышится с того конца коридора, — Пожалуйста, прекратите, иначе мы будем вынуждены вызвать полицию!» — это медсестра пытается утихомирить стерву и её бывшего мужа, смысл жизни которого — это брехня с этой стервой.       Они замолкают, медсестра отходит на пятьдесят метров, и всё начинается по-новой.       — Как думаешь, если рассказать им, что за пиздец выкинул Сёцу-младший, они объединятся против общего врага? — вполголоса спрашивает Сано и делает ещё один глоток.       — Неа. Они назовут тебя пиздаболом, пошлют нахер и продолжат собачиться.       — Ясно.       Пользователь: Кен       Сообщение: «Найдите Джуна Сёцу до завтра. Он из отряда Мицуи. Живым или мёртвым»       Когда глава Тосвы пишет такое, чья-то социальная жизнь подходит к концу. Когда глава Тосвы пишет такое, шансов выкарабкаться уже нет. Ты можешь быть сыном миллиардера или тайным управленцем крутого притона, но пока ты Джун Сёцу, тебе лучше умереть до того, как тебя найдут этим вечером.       Майки убирает телефон в карман и, надевая куртку, направляется в сторону выхода.       — Ты куда? — Сонг Су не настаивает на ответе, просто интересуется.       — Пойду в соседний корпус: там же вроде главврач заседает.       — Ты только не забывай, что ты ей никто и звать тебя никак, — Сонг Су пытается шутить, но шутка слишком похожа на правду, чтобы над ней смеяться.       — Я помню.

***

      Главой больницы был старик немного за семьдесят с густой козлиной бородкой, как и полагается полукитайцу. Майки увидел на стенде у входа, когда они только-только приехали сюда с Аи.       — Забавный старик.       — Это главврач. Он был заведующим отделения, когда Шина сюда привезли, курировал его, пока не стало понятно, что дело гиблое. Но, кстати, мы с ним иногда встречаемся в палате у Онии-сан, пьём чай вместе. Душевный дедушка.       Майки знал, как должен выглядеть главврач, и сразу увидел его в приёмном отделении. Чудо, не иначе. Майки везучая скотина — это правда.       — Так говорите, — врач уже снимал халат и собирался уходить с работы. — Сёчикара-младшая не в критическом состоянии, но может ослепнуть, а её родители не могут прийти к согласию, я правильно понимаю?       Майки отвечал «да» и продолжал идти за врачом по длинному коридору из приёмной в соседний травмпункт.       — Это не дело, согласен. У нас в больнице есть юридический консультант, я позвоню ей и узнаю, что можно сделать. Подожди тут, я выйду через пару минут.       И после этого перед носом Майки захлопнулась очередная дверь. С каждым таким хлопком надежды становилось чуточку меньше. Прошла пара минут, прошло пять, десять, полчаса. Старик уже в костюме с портфелем в руках вышел только в половине одиннадцатого. Майки настолько устал волноваться, что не смог толком обрадоваться его появлению.       — Ну что? — с губ слетел бесцеремонный, ни разу не вежливый вопрос.       Старик махнул ему рукой, веля подниматься, и, идя впереди, повёл Сано по бесконечным коридорам. Поднялись на третий этаж, спустились на первый, переход, лифт, второй этаж, отделение хирургии.       Доктор Маэда стояла у дверей между залом ожидания и залом операционных помещений. Руки были скрещены на груди, лицо серое от переутомления: её смена давно закончилась, а она не могла даже вывести ребёнка из-под анестезии.       — Добрый вечер, Маэда-сан.       Доктор открыла прикрытые на минуту глаза и поздоровалась с главврачом.       — Добрый вечер, Узумару-сан.       — Как девочка?       Последовал вздох, в котором сквозило отчаяние.       — Пока держится, но не знаю, на сколько её хватит. Из-за отёка развился неврит зрительного нерва. Мы дали ей четырёхпроцентный раствор гидрокарбоната натрия, потом ввели десятипроцентный хлорид кальция из-за начала интоксикации. Я больше не могу держать её в полубессознательном состоянии. Если эти… «люди» не подпишут согласие на дальнейшее операционное вмешательство в течение часа, я ни за что не ручаюсь. Скорее всего, последствия будут непоправимы, и мы уже ничего не сможем сделать.       Главврач кивнул.       — Я посмотрел рентген и МРТ, дела наши несладки.       — К сожалению, — врач снова прикрыла глаза на десять секунд, и снова открыла. — У Вас есть какие-то идеи?       — Я позвонил Хаяси, и она порекомендовала мне обратиться к одному юристу, специализирующемуся на делах по жестокому обращению с детьми. Собственно, что он мне посоветовал: как можно скорее, надо звонить в Службу Защиты и сообщать о жестоком обращении с последующей угрозой жизни ребёнка. Если не угрозой жизни — нанесение тяжелого физического вреда здоровью тоже пойдёт. Если не нанесение тяжёлого физического — неисполнение родительских обязанностей по предоставлению физической и психологической заботы о ребёнке. Надо подать запрос с пометкой на срочное рассмотрение. Если предоставим доказательство на месте, нам дадут разрешение на проведение операции с согласия хотя бы одного из родителей.       — Боюсь, мы не успеем. Слишком долго, у неё уже нет времени.       — Я уже позвонил, куда надо. Сотрудник Службы Защиты будет с минуту на минуту. Приготовьте описание травм и их предположительное обоснование — в нашем случае, этого должно хватить, чтобы проколоть ребёнку глаз и сохранить ей зрение.

***

      Следующая сцена, которую Майки помнит хоть сколько-нибудь отчётливо — мать Аи орёт на госслужащего, пытаясь доказать ему свою вменяемость. Дуре хватает ума замахнуться, но не дать пощёчину. Госслужащий подписывает какую-то бумажку и ставит на ней печать, передаёт главврачу, тот повторяет те же действия, потом бумажку подписывает хирург, и наконец медсестра вносит в базу номер документа.       На этот раз Норита-сан стоит рядом с ним и Сонг Су и тоже наблюдает со стороны. Все устали, как черти, и Майки особенно.       — Как ты это сделал? — спрашивает Норита, смотря, как хирург возвращается в операционное отделение. Из-за дверей слышится «Есть согласие».       — Сам не знаю, — это единственное, что мог ответить Майки. — Просто сделал всё, что мог.