Мирт

Белла вновь подняла палочку, но вдруг почувствовала чье-то прикосновение к плечу и стремительно обернулась: холодный темный взгляд бродил по ее лицу. - Как же огромна власть крови: посмотри, как быстро общение с родственниками возвращает нас к подлинному. Не правда ли, Белла? - он снисходительно улыбнулся. Ее шаль соскользнула с плеча, и он на секунду дотронулся губами до открывшегося участка кожи. Белла вздрогнула, невольно качнулась в его сторону, но он уже отстранился, сделав шаг к камере. Андромеда сидела в центре своей клетки и с ненавистью смотрела на неожиданно возникшую темную фигуру. Лорд медленно подошел к решетке, сжал в пальцах один из железных прутьев и поднял палочку. Казалось, он уже почти произнес заклинание, но вдруг развернулся к Белле. - Хочешь закончить сама? Она смотрела на него с удивлением. - Да. Я едва начала. Он улыбается, опустив голову, и делает шаг назад - в этой дразняще-укрытой улыбке, в повороте лица, оставляющем только блеск одной прорези глаза (все равно он все видит) мелькает что-то смутно знакомое, что-то, что она уже видела - и не один раз. Смутные контуры рвутся откуда-то со дна сознания, как последний воздух из легких утопленника, и встают ненужным, ржавым звеном в цепочке импульсных действий, по которой ее давно узнают все, кто видел ее в бою, с жертвами, с Ним. Что-то было еще, кроме этого... - Ну? - он уже вскинул лицо и глядит на нее в упор, кажется, тоже на миг ощутив что-то заржавленное в ее окаменевшем взгляде, впервые за много лет не отреагировавшем на его перемену жеста. Белла вздрагивает, смотрит на его нос, лоб, плечи, не решаясь задержаться на глазах. С самого начала во всей этой встрече что-то пошло не так - в ней. Он это знает. Медленно она поворачивается к сестре - та сидит, опустив голову, ее губы кривит что-то презрительное, взгляд безумно блуждает по полу, в правой руке, привыкшей держать палочку, мертвой хваткой зажаты складки истрепанного подола, левая сжимает клок свалявшихся грязных волос. На мгновение в сознании Беллы мелькает мысль о том, что в Азкабане она должна была выглядеть так же. - Меда, чего ты хочешь? - в себе она не ощущает ничего, кроме усталости, что странно, почти невозможно, кажется, она и не знала никогда этого чувства. Андромеда подскакивает, кажется, собравшись встать, но только подается всем телом вперед, опираясь на руки, и хрипло, проникнутым злобой голосом, выплевывает: - Чтобы вы оба сдохли. Андромеда лишена палочки, но ее злость настолько сильна, что от этих слов по камере проносится опаляющий ветер, так что Белла даже подносит руку к лицу - ощутить, что ее кожа цела. Вдруг она улыбается, почувствовав близость разгадки: - И что ты тогда будешь делать? - Радоваться, - слово слетает само собой. - Чему? У тебя больше никого нет, - Белла улыбается шире. - Как и у тебя. Ты сломала жизнь даже Нарциссе. - Я всегда желала вам только добра! - она шипит, прижимаясь к решетке, чувствуя подступающую ярость. Они глядят друг на друга, и Белла делает шаг назад. - Я должна была сразу же рассказать родителям... Они бы заперли тебя... Ты забыла бы о своем Тонксе... Все могло быть иначе. Я сама виновата, это я не смогла тебя уберечь, я одна знала, Цисси была слишком мала... Она бормочет это, глядя на пол, по ее лицу мелькает выражение, так похожее на детскую, жалкую беспомощность. Андромеда смотрит с усмешкой, поворачивается к Темному Лорду: - Ну? Он напряженно наблюдает за Беллой, на наглость Андромеды реагируя только раздраженным движением палочки - она ахает, на ее щеке остается расплывающийся красный след. Белла не замечает этого, по-прежнему с выражением ужаса глядя в пол. Ей снова что-то мерещится: сестра, их совместные шутки и игры, потом эта наглость в адрес родителей - ах, подростковый бунт! - сожженные письма (она общается с этим магглом, чтобы их всех взбесить), ее побег (сумасбродная глупая девка, не хватало внимания, она еще приползет), их первая после этого встреча (они тебя еще примут, ты уже заигралась), выгоревшее пятно на гобелене... Лорд делает шаг от стены, обнимает Беллу за талию, касается рукой волос, произносит совсем - слишком - близко: - Это они тебя предали. Спокойно, уверенно, оттеночно нежно. Так отец разговаривал с матерью, когда Андромеда ушла. Конечно, он прав. Лорд отстраняется: - В том мире, который мы создадим, будет невозможно представить себе детей, предающих своих родителей. Матерей, вынужденных оплакивать живых еще дочерей... - Он зашел Белле за спину. - Ты все делала правильно... Ты дала ей выбор. Ты не предполагала худшего в ней. Как и твой отец, как и твоя мать. Ведь это то, как всегда ведут себя любящие. Что касается Андромеды... Это было и низко, и храбро с ее стороны. Храбро - в извращенном, конечно, смысле, в том, как понимают храбрость подобные ей. Ведь это ваша, Блэковская, кровь говорила в ней, ваша кровь, жаждущая все подчинить своему желанию. Сложно представить такую силу в какой-нибудь грязнокровке. Разница в том, что у кого-то это желание сосредоточено вокруг высшей цели, а у кого-то - вокруг собственной похоти. Он уже обошел кругом Беллу и стоял рядом с ней, снова придерживая ее за талию. Она прикрыла глаза, ощущая только его размывающий весь страх и фрустрацию голос. Как и прежде, он проникал куда-то в самую кровь, горяча ее, согревая все тело, наполняя его прежней силой... - Он прав, Белла, - голос Андромеды, по-прежнему едкий, заставил ее открыть глаза. Половина лица и шеи ее была теперь залита кровью, - Ты убила Сириуса только потому, что он до последнего не верил в худшее в тебе. Я думаю, он не мог сражаться в полную силу. Что-то набрасывается на Беллу, как удар по затылку, в глазах вспыхивает, в тело словно бьет молния, волной снося что-то, вцепившееся ей в талию, решетка разлетается на металлические осколки (мельком она замечает, как один из осколков в последний момент меняет траекторию, улетая в стену, а не ей в живот), и через миг она оказывается на Андромеде, прижав ее к полу, вцепившись в волосы, тыча пылочкой в горло, шипит: - Что ты сказала? Они так близко, что до первых слов отменяется время. Беллатрикс ощущает свое нависающее, дрожащее тело, напряженное, как тело голодного зверя, который готов кинуться к жертве - но жертвы нет, руки Андромеды пусты и прижаты к полу - ледяному и влажному, так непохожему на богатый паркет ее девичьей спальни. Ее черты почти скрыты еще бьющейся кровью, и это прекрасно, иначе было бы слишком невыносимо видеть так близко свое собственное лицо, изуродованное чужими глазами. - Он любил тебя, - Андромеда шепчет. Белла порывисто набирает воздух, ей снова мерещится: невозможный холод, от которого давно не чувствуешь собственной плоти, темнота и сплошные контуры, размытые очертания между припадками бреда, выворачиваемая наизнанку грудная клетка под тянущим зовом бесплотного призрака - вот, кто был к ней всегда одинаков - и где-то среди этой зыби фигура пса, вырастающего в человека, и его двойной блеск, что-то цепляющий в ней и вытягивающий наружу, ее узнавание, ее вспышечное, почти прежнее, в воспоминании - удивительно твердо выговоренное - "я никуда не пойду". Хриплое, смешанное с криком Рудольфуса (он где-то рядом, она слышит его фоном все время и потом, после всего, еще долго не может слушать его голос, заставляет при ней молчать), почти примерещившееся "Я и не звал" - и снова все растворяющее забытье, куда-то мчащаяся четвероногая тень. - Он не знал меня. - Он любил тебя больше Рудольфуса, больше, чем вообще способен испытывать этот, - последнее слово выскальзывает с подчеркнутым омерзением, и Белла визжит, совершенно теряя контроль, непростительное, прижавшись всем телом и ощущая, как бьются ей в ребра чужие локти, колени - в бедра, в горло - череп. Она ждет, пока Андромеда не теряет сознание: что-то животно-горячее рядом, придавленное ее весом, вырывающееся из-под нее, дает ощущение схватки, почти заставляет снова чувствовать себя живой. Его уже нет. Она кричит, хрипит, швыряет и бьет тряпичное тело, а потом вновь достает палочку и начинает смывать налипшую на коже и в волосах кровь. Из-под грязи античной статуей выплывает бледное лицо Андромеды, и Белла гладит тонко выточенные поколениями собственные черты. Она исцеляет на щеке рану. Убирает волосы. Смотрит. Потом в приступе внезапно нахлынувшего страха встает над телом, отходит и, шатаясь, почти взбегает по лестнице из подземелья, не убирая даже осколков решетки. Он сидит прямо у выхода из подземелья, в крошечной и относительно бедно обставленной зале, перед разожженным камином, с янтарным стаканом в руке. Жирная сверкающая змея, которую Белла не видела уже несколько дней, обвивает спинку дивана, почти лежит на его плечах. Лорд вопросительно смотрит - и, хотя его лицо строго, что-то в медлительности поворота его головы выдает нежелаемость этой строгости. Что-то снова знакомое видится ей в игре светотени, в этой медлительности, слишком расслабленной, слишком доверчивой, и она чувствует, как, шатаясь, просто идет ближе к нему. - Ты убила ее? - в вопросе слишком много вопроса: он не ждет подтверждения, он ждет ответа. - Я не знаю. Она без сознания. Мы все еще очень похожи, - она говорит это, уже кладя руку ему на плечо, становясь коленом рядом с его бедром, прижимаясь головой к волосам и вдыхая знакомый запах, который, наконец, позволяет все вспомнить.