***
С самого утра у Чуи Накахары было слишком плохое предчувствие. Юан уже четвертый раз спросила, все ли у рыжего в порядке. Но он лишь скрипнул зубами и отвернулся к стене. Присутствие альфы на их территории раздражало его. Чуя долго упирался, прежде чем сдаться умоляющим глазам Юан и впустить его в их импровизированную семью. Ширасэ был альфой, и единственное, что держало его здесь, — Юан, то есть «истинно-предназначенная». Чуя никогда раньше не верил в соулмейтов. Потому что встретить их — шанс на один миллион. Гетерохромия, присущая таким избранным, только больше раздражала омегу. У самого Чуи было слишком некрасивое сочетание. Левый глаз, настоящий — ярко-бирюзовый, а правый — кофейного оттенка. Полный бред. Чуя не верил в омежьи байки про своего истинного от слова «совсем». А беловолосый альфа слишком напрягал в последнее время. Пожалуй, только счастливые два одинаковых глаза Юан ещё останавливали. Он давно не видел девушку настолько радостной. Пусть и в замызганной старой одежде, с грязными розовыми волосами, она светилась счастьем, обнимая своего данного судьбой истинного. И Чуя, не сдерживаясь, улыбался в ответ. — Чуя, разве тебе не нравится? — спрашивал Ширасэ, указывая на добытое дорогое вино. Вино Чуя несказанно любил, ведь редко можно было найти хорошее с их условиями, где еду было достать практически невозможно. Напрягала лишь ситуация, при которой они добыли несколько ящиков с дорогим алкоголем. Фургон принадлежал магазину, где четкими буквами был прописан знак «ПМ». А с портовой мафией Чуя предпочитал не связываться, будучи наслышанным о их геройских похождениях. В «Овцы» он вступил не так давно, около года тому назад. Но терять новообретенную семью снова совершенно не хотелось. И слабым омегам, способным ограбить вас при первой удачной возможности, было не справиться поодиночке. За всеми своими размышлениями Чуя не заметил, как альфа приблизился слишком близко, вдыхая приторный омежий запах прямо с тонкой шейки. Чуя боязливо оглянулся, пытаясь найти ускользнувшую Юан, но не заметил ее в комнате. Заметил лишь, что дверь была заперта. — Я готов тебе добыть тысячи таких бутылок, Чуя, — прошептал Ширасэ, выдыхая горячий воздух в маленькое ушко. Среди безродных омег этого пристанища Чуя, пожалуй, казался ему самым что ни на есть благородным. И никакие старые, замызганные одежды не могли скрыть его красивых и тонких черт лица, усыпанных рыжими веснушками. — Тебе не кажется, что ты слишком близко? — не растерялся омега. — Только попробуй что-нибудь сделать. Несмотря на то, что течка в силу возраста у него так и не началась, он часто получал внимание от обнаглевших, старых и потных альф, живущих в их общих трущобах. На такой случай всегда за пазухой хранился нож… сейчас закинутый куда-то в конец комнаты. Дома Чуя не хотел обороняться, хотел хотя бы сделать вид, что это место можно назвать «домом». Ширасэ рвано выдохнул, схватив омегу за запястье и согнув. Ему уже было около семнадцати лет, и, разумеется, он был сильнее пятнадцатилетнего несозревшего омеги. Чуя сдержал болезненный стон, сжав сильнее челюсть. Позвать на помощь ещё можно было. Он точно знал, что никакой удар сейчас не откинет альфу, прижимающего его к бетонной грязной стене. Уж не такой жизни Чуя хотел, соглашаясь на приглашение «Овец» вступить в их круга. Не хотел быть оттраханным у грязной стены истинной парой своей подруги, так неудачно ушедшей сейчас. Чуя открыл рот, пытаясь вскрикнуть, но широкая ладонь альфы сразу прикрыла его, перемещаясь на огненно-рыжие волосы, грубо их сжимая и ударяя высокий лоб о стену. Чуя почувствовал, как глаз заливает хлынувшая из раны кровь, и попытался прикусить ладонь, вернувшуюся на рот. — Если ты будешь рыпаться, то я даже расстягивать тебя не стану, — угрожающе прохрипел альфа. Чуя четко ощущал очертания члена, прижимающегося к его щуплому заду. Голова кружилась от удара, и он не поймал момента, когда оказался на ближайшем столе, а за спиной его запястья уже стягивали веревки. В рот просунули грязную тряпку, заставляя проскулить от появившейся тошноты. Чуя попытался пнуть альфу ногой, но его удачно ухватили и отвели за бедро в сторону. Чувство стыда и омерзения застилало глаза лучше пролитой крови, когда джинсы стянули вниз. Чую снова схватили за волосы, ударяя уже о стол, заставляя скулить. Потекшую изо рта, закрытого импровизированным кляпом, слюну Ширасэ собрал пальцами. И не удосуживаясь внимания омеги, протолкнул сразу два в сжатое колечко мышц. Чуя застонал от разрывающей неприятной боли. Мозг отказывался придумывать выход из ситуации, и оставалось лишь молиться. Чуя не верил в Бога. Вера, казалось ему, существует для того, чтобы человек в смирении представал перед судом Господним и принимал наказания Божьими плетьми. Он мог поверить в ад, но в существование рая не верил. Безвыходная унизительная ситуация заставляла молиться. Чуя уже конкретно трясся, что Ширасэ принял за содрогания удовольствия. Он не успел что-либо спросить, потому что снаружи послышался подозрительный звук. Будто бы что-то взорвалось. — Черт, что это? Ширасэ пораженно заткнулся, когда дверь, прежде закрытая на щеколду, распахнулась. Чуя не мог увидеть, что творится за его спиной. Слышал он лишь вскрик альфы, странные удары, будто бы тяжёлое тело упало на землю. Его положение сильно пугало, потому что натянуть штаны обратно на оголенный зад никто и не догадался. Чуя задрожал, впервые он ощутил страх от неизвестности, таящейся за своей спиной. И… ХЛОП! На ягодицы обрушился смачный удар, оставляя на них краснеющий след узкой ладони. Вскрикнуть Чуя не мог — мешала та же тряпка, втиснутая между зубов. — Вы так прекрасно нас встречаете! — голос, на удивление, был слишком высоким. Даже слащавым. — Надеюсь, это были извинения за то, что потревожили наши запасы? Ладно, не трясись, босс приказал все равно не трогать вас. Да я не настолько жалок, чтобы трогать, — он потянул за пережившие все страдания волосы, поворачивая Чую к себе лицом. — Чтобы трогать мусор. Чуя удивился, когда увидел сквозь собственную кровь, стекающую на ресницы, молодое лицо. Не казалось, что юноша, стоящий перед ним, был намного старше. Определенно выше. Выше даже Ширасэ, лежащего сейчас ничком на полу и сжимающего свой живот. Наверное, портовая крыса ударила его с ноги, и звук падающего тела — это падало тело Ширасэ. Чуя не мог сказать, рад он или огорчён появлением вторгнувшегося на их территорию альфы. Он даже не рассматривал его, а кинул на пол, от чего Чуя стукнулся многострадальной задницей о твердую поверхность. — Как же мне вас проучить, а, милашка? Я помешал? — замурлыкал мальчишка. Он подошёл к лежащему на полу альфе, поднимая его за белые волосы вверх. — Не волнуйся, этому омеге ещё найдут применение. — Да забирайте… Его… Этот омега — глава «Овец»! — вскрикнул альфа, испуганного заглядывая в карий глаз, при свете казавшийся красным. — Ну-ну, перекладывать вину на слабого омежку. Может, ты и есть предводитель? Ты же альфа, верно? — он сильнее сжал седые волосы в пальцах, и тогда Чуя заметил на тонких руках бинты. — Ты меня запачкал своей кровью, что будем делать? — снова спросил мальчишка, указывая на брызги крови, пропитавшие белоснежную ткань рубашки. Ширасэ что-то невразумительно промычал, и альфа (а Чуя почувствовал, да и увидел внушительный рост и порабощающую энергетику, исходящую от мальчишки) кинул его на пол. Послышался хруст, кажется, что нос парня был сломан. — По-моему, он не может ответить. Может быть, ты тогда? — Чуя не заметил, как альфа оказался рядом, присев на корточки. Он вытянул наконец кляп из его пересохшего рта и с вопросом в карем глазу уставился на омегу. — Тебе кстати говорили, что у тебя отличная задница? — Мы вернём ваш товар, только не трогайте… Наших омег, пожалуйста, — Чуя давно не чувствовал такого унижения, как когда хрипло упрашивал возомнившего много о себе мальчишку пощадить их. — Ну-ну, вы нанесли просто умо-пом-рачительное оскорбление, — альфа странно растягивал слова, ещё больше пугая. — Я возьму заложника, а вы придумайте, что можете предложить мне, хорошо? — он говорил обманчиво ласково, поглаживая окровавленную щеку Чуи, заставляя льнуть к теплым пальцам. Мальчишка улыбнулся и резко поднялся, подходя к брошенному на полу Ширасэ. — Ваш подарок… Не забудьте, что он достанется лично мне, принесёте на то же место, где и воровали. Завтра, в полночь. Иначе он умрет, — и закинув несопротивляющееся тело на свое обманчиво-хрупкое плечо, вышел в проломленную стену. Чуя пролежал так ещё некоторое время, прежде чем на трясущихся ногах пересёк комнату, находя свой закинутый в дальний угол нож, упал на пол спиной и с каким-то чувством спокойствия разрезал уже надоевшую верёвку. Запястья неприятно кольнуло, они раскраснелись и немного кровоточили от жёсткого узла. Чуя с поражающим усилием заставил себя подняться и выйти в тот же проход, в котором пару минут назад пропал пугающий до дрожи альфа. Он чувствовал нарастающие проблемы. Видел распластанные тела омег, зализывающих полученные от взрыва раны. Но все были живы, и никто, кроме Ширасэ, не пропал. Чуя не собирался его спасать, особенно после неудачного изнасилования, потому с завидным спокойствием прошёлся в ванную комнату. Ванной на самом деле назвать ее было сложно. Был лишь ржавый кран и треснутое зеркало, висевшее над ним. Чуя набрал в руки побольше воды и плеснул себе на лицо, замечая, как каплями с его лица стекает собственная кровь. Он ещё раз провел сомкнутыми ладонями по открытой ране на лбу и посмотрел в зеркало. Сквозь трещину на него смотрели два — два льдисто-голубых глаза.***
Одасаку сильно удивился, когда Дазай ему позвонил. Они и без того собирались достаточно часто, поэтому звонки не требовались. Время и место тоже было одинаковым. Ода сразу понял, что что-то произошло. Дазай Осаму всегда был не по годам умён. И хоть Ода был на несколько лет старше него, компании забинтованного подростка он не страшился. Возникали какие-то странные в их кругах отношения «отца и сына», потому что оба друга были альфами. Бета Анго часто навещал их, любя эту помятую жизнью компанию. Но сейчас Анго с ними не было, Дазай позвал лишь его одного. — Что случилось, Дазай? При входе в «Люпин» Ода спокойно выдохнул, ведь спиной к нему сидел абсолютно целый и спокойный Осаму. Лишь его черный пиджак был непривычно примят, и альфа уже хотел развернуться, думая, что подростку в голову моча ударила и он решил поиздеваться. Но лицо Осаму было чрезвычайно серьезно. Одасаку нахмурился, вглядываясь в профиль юноши. То ли печать смерти, то ли нечто другое, заменяющее выражение лица и довлеющее над производимым им впечатлением, во всяком случае, было в этом человеке что-то, из-за чего невольно вздрагивал каждый, глядевший на него. — Скажи, Ода, ты ведь никогда не видел меня без бинтов? — внезапно пробормотал он себе под нос. Мужчина открыл рот, собираясь возразить, но понял, что возразить не может. Он действительно встретил Дазая уже всего закутанного в бинты. Многие догадки его терзали. Неудачные попытки самоубийства? Пожалуй, это самый обоснованный вариант, что можно предположить. Взять хотя бы постоянные шутки юноши, на которые Ода уже давным-давно перестал обращать внимание, в отличие от Сакагучи Анго. Дазай всегда оправдывался: «Мне не до велосипедных прогулок. Не до любования водопадом «Молодые листья». Впереди только позор да презрение, грязь да мерзость — мучения все более тягостные… Как хочется умереть! Это единственный выход. Надо умереть; жить — только дальше сеять семена греха…» А может шрамы, полученные в сражениях? Возвращался Дазай всегда почти полностью чистым. Он скорее использовал бы жизнь одного из подчинённых, чем получил новый болезненный порез или шрам. Боль подросток совершенно не любил. А, может, он скрывал какую-то подозрительную татуировку? Ну, этот вариант Ода сразу откинул и решил всё-таки прислушаться к замолчавшему парню. — Видимо, нет? Ты меня пугаешь, Дазай. Выкладывай, что у тебя случилось. — Серьезно? Ты даже никогда не задумывался, почему меня называют «неполноценным»? — не услышав ответа, юный альфа понуро развернулся к другу на стуле, на ходу убирая бинты с правого глаза. Ода удивился, хотел остановить его, боясь ужасающего зрелища в виде вытекающей наружу глазницы. Но как только Осаму раскрыл глаза, то до Одасаку дошло, что оба они были целые. — Ах ты сукин сын, Дазай, — по-доброму пожурил его Одасаку. — К чему был этот цирк? — Проблема не в этом, — всё также серьезно пробормотал Дазай. — Ещё вчера глаз под повязкой был другого цвета. Я ведь не зря скрывал его. Карие глаза Оды удивлённо расширились. Обычно люди, имеющие истинную пару, не прятали глаз. Такими на самом деле были далеко не все. Потому, если увидеть человека с глазами одинакового цвета, то не стоит думать, что у него обязательно есть истинная пара. Истинная пара — это подарок судьбы, и не все ее удостаивались. У Оды, например, ее не было. И он ничуть не расстраивался. Не хотелось втягивать в свои дела ещё одну невинную душу. — Я должен тебя поздравить, Осаму? — юноша вздрогнул. Его редко называли по имени, и это казалось по-своему интимным моментом. И позволить он его мог лишь Оде, а может ещё Огаю, если, конечно, сжать зубы в крошки. — В том-то и дело, что я не знаю, кто мой истинный. — Разве глаза не меняются сразу после встречи? — задумчиво спросил альфа. — Вчера я встретил множество людей, и все время на мне была повязка, — пожал плечами юноша. — Вчера я заходил в магазины, ходил по офису, да кто угодно мог попасться мне на глаза. Только вот скрыт он повязкой! И понять это было невозможно. А у меня не так много времени, чтобы всех внимательно рассматривать. Ода ещё больше нахмурился. Для чего тогда мальчишка носил эту раздражающую повязку, если теперь это повлекло за собой столько проблем? — А ты собираешься искать своего истинного? Осаму нахмурился, скрыл снова глаз под повязку и пригубил налитое виски. Ода никогда не видел лицо юноши таким понурым. Обычно юный альфа лишь нахально ухмылялся, даже когда чувствовал боль. Сейчас он казался как никогда искренним. — Я ведь не зря скрывал глаз своего истинного, Одасаку. Я не хотел, чтобы его привлекли к мафии, — он устало вздохнул. — Меня называют «Неполноценным» — это слово, несомненно, комическое, в мире, где для человека требуется кто-то другой, чтобы стать «полноценным»? Ода понимающе улыбнулся, осознавая, что душа Дазая ещё не полностью прогнила в чужой крови и жестокости. Но он как никто другой знал, что истинным без своей пары было слишком сложно. — Ты же понимаешь, что детей будет заиметь сложнее? Да и любить другого ты вряд ли сможешь, — Осаму на это заявление лишь вздохнул. Конечно, он знал об этом. Потому и ответ был очевиден. — Да брось. Глядя на тебя любая омега испытывает необузданное желание что-то для тебя сделать… Даже если ты дрожишь от страха, то при этом выставляешь себя комиком… Когда ты так одиноко хандришь, сострадание к тебе еще больше бередит омежьи души. Ты — сердцеед, Осаму! Это необъяснимо, но это действительно так. Если захочешь, то не только истинный уляжется у твоих ног. — Ода, а для чего вообще люди любят? — он вздохнул. — Не бывает в жизни такого, что люди предназначены друг другу судьбой. Вся истинность — это сочетаемость запахов, идеальная, когда тебя притягивает вид самого человека. Это животная страсть, что осталась у нас от предков. Знаешь, как было раньше? Раньше были стаи волков, от которых нам и достались эти побочные эффекты. Тогда на истинности были помешаны, ведь самые сильные дети получались именно у таких союзов. Думаешь, что нельзя забеременеть от НЕистинного человека? У тебя и самого глаза одинаковы с рождения, но разве ты не сможешь иметь детей? Именно поэтому искать я его не буду. — И снова пригубил светло-коричневую жидкость, стоющую больше, чем почка пойманного вчера альфы. Кстати, о нем Мори не знал. Пленник принадлежал исключительно главе исполкома. Дазай задумчиво взглянул на часы. Без десяти полночь. Пора бы появиться и встретить свой сюрприз. Прибыл Дазай без опозданий, как и планировал. Только вот на месте встречи никого не нашел. Пойманный альфа болтался где-то на плече, и глава исполкома поспешил его скинуть на землю. Пленник застонал, его руки были связаны за спиной тугими веревками. Уж кому, как ни Дазаю знать, как правильно завязывать морские узлы. — Ой, кажется, что твои друзья тебя бросили. Безумно грустно, я ведь хотел повеселиться, а теперь придется продать тебя на органы, — явно погрустнел Осаму. Он уже хотел подойти к брошенному на сырую землю извивающемуся телу, но остановился. — …Малявка, ты серьезно думаешь, что этот обрубок убьет меня? Глаза Ширасэ расширились, когда одним резким движением Дазай вытащил из-за спины Юан. Ее розовые волосы колыхнулись в воздухе, и она плюхнулась рядом с парнем. За высоким Дазаем девушку не было видно. — Ширасэ, ты в порядке? Мы спасем тебя! — Не к чему тратить энергию на разговоры, малявка, — перебил Дазай. — Я вроде как просил по-хорошему, если бы вы мне угодили, то я бы отдал вам его почти целого. Но не волнуйся, пришлю по частям, — он угрожающе достал пистолет и нацелился им прямо в лоб застывшего Ширасэ. На его глазах выступили слезы, а штаны изрядно намокли. Юан испуганно попятилась, когда заметила такую реакцию. — …Не стоит, я буду более метким, чем она. Нож долетит быстрее, чем ты выстрелишь. Дазай остановился, не убирая пальца с курка. Всю округу оглушил лёгкий смех, совсем не похожий на тот, что издавали умалишенные в фильмах в такие моменты. Дазай не повернулся, когда лицо розоволосой девочки разукрасила широкая хитрая улыбка, и она поспешила подняться. — Мне ждать ещё каких-то сюрпризов, или вы пришли одни? — Не одни, мы собрали всю нашу семью, — не то чтобы Дазай был прям эмпатом, либо читал по лицам, но по дрогнувшему голосу девочки он понял, что она блефует. — Как жаль, как жаль. Если бы не вы, жалкие детишки, то я бы победил! — изменив голос, пробормотал Дазай. — Или как там в Скуби-Ду обычно говорили? Не смотрели? Стоять, девочка, — заметив, что Юан потянулась к веревке на руках своего истинного, сказал Дазай. — Пистолет всё ещё у меня, и одно лишнее движение той рыжей коротышки, и твой друг попрощается со своей жалкой жизнью. — И что, мы так и будем стоять? — спросила Юан. — Чуя? — Чуя, стоящий сзади Дазая, подозрительно молчал, но не убирал ножа с чужой спины. Он вообще не двигался. — Так тебя зовут Чуя? Какое милое имя! Я должен извиниться, что прервал вас с альфой на таком интересном моменте. Вы практиковали БДСМ, когда он пихал тебе пальцы в задницу? Глаза Юан округлились в шоке, она вопросительно посмотрела на своего затихшего альфу. Улыбка Дазая лишь стала шире, он наклонил голову, и девушка сжалась, будто бы увидев демона. Карий глаз полыхал красным. Будто адским огнем. — Ширасэ — мой парень! Он не мог мне изменить, правда, Чуя? Ширасэ? Альфа усиленно закивал, насколько ему позволял связанный рот. Только Чуя сзади все также молчал, абсолютно не двигаясь. — Чуя? — Юан, он чуть не изнасиловал меня, — голос парня звучал слишком твердо, не дрогнув. — Когда ты ушла, он набросился… — Он не мог этого сделать, не ври мне! — истошно закричала Юан. — Ты спровоцировал его, я знаю! Он же единственный альфа в семье! — она бросилась к Ширасэ, а Дазай спиной почувствовал, как парень сзади дернулся. Холодное лезвие уже не упиралось в спину. Раздался выстрел. Стоны пойманного альфы прекратились, но Юан подскочила к нему, утирая грязными ладонями слезы. Дазай выстрелил снова, и девушка упала прямо на мертвое тело своего истинного. — Ах, негодник. Специально привел ее сюда, специально помог убить его. Но зачем? — засмеялся Дазай, поворачиваясь. Зрачки Чуи расширились, он убрал нож снова за пазуху и неотрывно смотрел на открывшуюся перед собой картину. Два трупа лежали друг на друге, глаза парня были испуганно открыты. Чуя вряд ли когда-нибудь забудет этот взгляд в пустоту. Юан лежала, уткнувшись носом в шею своего возлюбленного. — Ну как же, истинная пара должна умирать вместе. На то она и истинная любовь, верно? Дазай засмеялся снова, убирая пистолет под плащ. Ему нравился этот агрессивный омега. Хотя его испуганное сердце было слышно даже на небольшом расстоянии. Наверное, убийство он видит в первый раз. Голубые глаза были расширены, но не испуганно, а наоборот, будто наслаждаясь. Дазай снова оглядел его с головы до ног, юноша не замечал за собой пристального взгляда. Однако он не сдержался от разочарованного вздоха: парнишка действительно казался какой-то размалеванной дешёвкой. Рыжие волосы спутались и огрубели. Они были косо срезаны, и видно, что довольно давно. Тощее тело закуталось в слои грязной одежды. За ним не было видно той присущей омеге мягкости и приятной пухлости, которую привык видеть Дазай у омег публичного дома Кое. Он выбирал всегда разборчиво: красивых, светловолосых, с приятным запахом. А ещё он любил высоких, так что омега ещё больше пал в его единственном раскрытом карем глазе. Даже у мертвой девушки, что сейчас лежала под ногами, тело было намного аппетитнее. Хотя, возможно, роль здесь играл ее пол. Но Осаму не брезговал брать и парней-омег, а иногда даже бет. Подумывал в последнее время поэкспериментировать с альфой, но их запах совершенно не привлекал. Плотские утехи стали предметом обыденности, потому Дазай уделял этому время лишь в период приближающегося гона, когда член просто непрерывно стоял на любую проходящую мимо омегу. К слову, сейчас он молчал, потому Осаму фыркнул, явно недооценивая худосочного мальчишку. — Сколько жестокости! Я восхищен, коротышка, а не хочешь вступить в ряды мафии? — Как ты меня назвал? — Дазай удивился, как быстро лицо из сосредоточенного сменилось на злобное. — Ну ты же ниже меня, конечно, ты коротышка! — Я ещё расту! — его лицо раскраснелось от злости, и Дазай гадко ухмыльнулся. — И не собираюсь я вступать в мафию! У меня ещё осталась семья. — И как ты объяснишь им это? — Дазай указал на горку трупов, распластанных на земле. — Тебя же выкинут при первой возможности. — Я… Что-нибудь придумаю, если ты, конечно, не расскажешь, — чуть запинаясь, ответил Чуя. — Ох, Чу-уя, разумеется, не расскажу. Что такое ваша «семья»? Всего-навсего соперничество индивидуумов, соперничество сиюминутное и конкретное, в котором каждый непременно стремится победить — вот что это такое. Человек никогда так просто не подчинится другому человеку; раб — и тот старается одержать победу, хотя бы ценой низкого раболепия. Вот почему люди, чтобы выжить, не могли придумать ничего лучше, кроме как перегрызать друг другу горло. На словах ратуют за что-то великое, но цель усилий каждого — «я» и снова «я». Проблемы общества — это проблемы каждого «я», океан людей — не общество, это множество «я». Когда ты убедишься в этом, то я буду тебя ждать, — Дазай уже уходил из его поля зрения. А Чуя устало выдохнул. Ничего не сказал. Значит, не знает, что они истинные? Два человека, предназначенные друг другу судьбой, уходили в разных направлениях, оставив за собой два трупа. Два подростка лежали, будто обняв друг друга, а солнце согревало их остывающие тела своими лучами. Красная нить истинных разорвалась. — Алло, Мори-сан? Да, я разобрался. Если побеспокоят ещё, то зови! — Какой весёлый тон, Осаму? Повеселился, убивая людей? — насмешливый голос Мори раздражал. К слову, Дазай догадывался, что Мори все это время за ним приглядывал. Постоянное чувство слежки не покидало его всю дорогу из мафии. — Но я звоню не по этому поводу. Видел этого рыжего омегу? — Разумеется, — Дазай сразу нахмурился. Назревало что-то серьезное, так что даже наигранный смех просто не рвался из груди. — Я давно хочу нового служащего омегу в свои ряды. Подсоби, — из трубки послышались непрерывные гудки, и Осаму разбил телефон в раздражении.***
В камере было очень холодно, потому Чуя пытался сильнее закутаться в свои старые поношенные одежды. Запястья были прикованы холодными наручниками к толстой стене, ни капли света не проникало в комнату, потому и глаза уже успели привыкнуть к надоедающей темноте. Оглушающую тишину разрушал лишь хриплый юношеский голос, вырывающийся из прозябшей груди Чуи. — Смутная печаль ничего не бережет, ничем не дорожит. Смутная печаль, моя смутная печаль, только смертью одержимая радостей бежит. Смутная печаль, моя мутная печаль! Страх меня не покидает, душу бередит! Послышались хлопки ладоней, заставляющие Чую замолчать. Звук чиркающей спички, и пламя свечи озарило улыбающееся лицо главы исполнительного комитета. Даже спустя полгода их разлуки Чуя не забыл лица человека, с которым он убил двух своих лучших друзей. Курчавые волосы парня отросли, и, о Боги! он вытянулся в росте. Теперь альфа превышал значительно метку «сто семьдесят», и Чуя зло скрипнул зубами. Он, конечно, сходил с ума здесь от одиночества и холода, но издевательств над своим ростом терпеть не мог. — Что, коротышка, с ума сходишь совсем? Не передумал ещё насчёт нашего предложения? — Осаму почудилось, что зубы мальчишки так сильно сжались, что уже посыпались. — Может, вы уже убьете меня? Я здесь сколько? Две недели? Не согласен я вступать в мафию! Почему вообще ваши устрашающие пытки — это безвылазно сидеть в темнице, как какая-то чахоточная принцесса? Чуя замолчал, когда Осаму снова засмеялся. На удивление, его смех был нечастым явлением, но на слух очень приятным. Альфа подошёл ближе, и наклонился к лежащему на земле мальчишке. Щеки Чуи зарделись от такой близости и стыда. Он не видел ванной уже две недели! А ещё в руках главы исполкома была тарелка с остро-пахнущим супом. Кормили здесь, оказывается, тоже плохо. Потому желудок омеги, ещё больше пристыжая хозяина, призывно заурчал, на что Осаму победно ухмыльнулся, наклоняясь ближе, голову сильно склонил влево и состроил уродливую гримасу улыбки. Можно употребить слово «уродливую», хотя неразборчивые люди, то есть те, кому безразлично, что красиво, а что безобразно, взглянув на него, сказали бы, может быть: «Какой милый мальчик!» — На самом деле пытки у нас действительно намного хуже, видишь? — он указал рукой на стоящую напротив камеру, где стоял лишь один стул, освещаемый пламенем свечи, что Дазай держал в руках. Вокруг стула можно было заметить брызги запекшейся крови. Чуя подавил рвотный позыв; не хватало ещё грязнее, чем обычно, а потом ещё и лежать в своих собственных отходах. — Тогда почему на мне они не применяются? — осторожно поинтересовался омега. Он почему-то был уверен, что в скором времени пожалеет о том, что осмелился спросить. — Наш босс, как ни странно, омега. А пытки провожу я, — это он шепнул уже на ухо рыжего. — И он не очень любит, когда я бью или издеваюсь над омегами. Так что тебе повезло, малыш. Хоть где-то твоя жалкая сущность пригодилась. Накахара непривычно для себя вздрогнул. Всё-таки этот юноша внушал ему непреодолимый страх. Он попятился назад, но Осаму схватил его за сальные рыжие патлы и притянул ближе. — Скажи, почему это ты до сих пор сопротивляешься, а, Чуя Накахара? — Потому что, в отличие от тебя, у меня есть принципы! И я не брошу своих друзей на произвол судьбы. Дазай будто задумался, смотря в тарелку рисового супа, что соизволил принести прямо в камеру строптивого омеги. А после со стуком поставил ее на пол и придвинулся ближе. Ему нравилось, что мальчишка боялся. Ему нравилось, как менялся его привлекательный сладкий запах, как только Осаму появлялся в поле его зрения. — А ты не подумал, кто тебя сдал? — наконец спросил Осаму. — Вы меня выследили, это же очевидно… — Не лги сам себе. Как мы нашли ваше новое укрытие? На что обменяли твои обожаемые «овцы» свою непредвиденную смерть? Точнее сказать, на кого? Зрачки Чуи непроизвольно расширились при первых мыслях. Такой адреналин он чувствовал лишь с Дазаем, когда тот вбивал ему в голову свои собственные теории. Также было и полгода назад. — Они не могли так поступить со мной, я не верю. Скажи, что ты лжешь, Осаму! Камеру разразил смачный звук шлепка. Голова Чуи повернулась в сторону, щека жутко раскраснелась и жгла хуже огня. На глазах выступили слезы, не боли, а унижения. Чуя обвинительно уставился на альфу, сильнее отодвигаясь в угол. — Я не люблю, когда меня называют по имени, особенно такие мелкие отбросы, как ты, — вопреки своим словам глаза исполнителя, Чуя уверен, расширились от шока. Юноша и сам не подозревал о своей бурной реакции. Видимо, не только у Чуи здесь подпорчена психика. — Но на этот раз я не лгу, я сам удивился, когда они предложили мне тебя взамен на то, чтобы их оставили в покое, — он остановился. — Но знаешь, если ты добровольно согласишься стать нашим союзником, то их предложение обнулится. Не мечтаешь случайно о мести? Голубые глаза блеснули в темноте, и Чуя опустил голову. Он старался смотреть куда угодно, но не в глаз цвета кофе в свете единственного огня отливавшего красным. Дазай вздохнул и поднял снова тарелку с рисовым супом, бахая в нее железной ложкой. И без того тощий парень сейчас превратился в скелет. Его безразмерная толстовка была грязной, натянутой в спешке на такое же грязное тело. И рыжие волосы померкли от пыли и отсутствия солнечного цвета. Исполнитель подошёл ближе, снова присаживаясь перед сидящим на заднице Чуей на корточки. С силой притянул острый подбородок, не без удовольствия замечая покрасневшие щеки и открыл его рот. Чуя что-то неразборчиво промычал. — Твои ручки связаны, как по-другому собираешься есть? Живот снова предательски заурчал, и Чуя всё-таки открыл рот. Он бы предпочел сдохнуть в этой самой камере от голода, чем принимать подачки от надоевшего альфы. Но ложка супа горячим и приятным скольжением плюхнулась в горло. Дазай ухмыльнулся, замечая, как мальчишка судорожно глотает. — Ты давно не ел? Я имею в виду даже до того, как тебя поймали, чем вообще вы питались? Чуя недоверчиво сощурился, но понял, что Осаму не собирается кормить его, пока он не ответит на поставленный вопрос. — Что попадется под руку. Вино портовой мафии было не единственной кражей. Но одной из самых удачных. — Ты называешь удачной кражу, за которую убили твоих друзей? — удивился Осаму, всё-таки набирая ещё горячей жидкости и впихивая в открытые губы. Как он успел заметить, даже лишь при свете одной свечи: губы Чуи были пухлые, красиво-очерченные. Наравне с большими глазами, ещё более увеличенными от истощения, это делало неплохую комбинацию. — Если ты согласишься, то сможешь пробовать такое вино каждый день. Тебе стоит лишь попросить, и я все устрою. За твою мордашку Мори не против отдать и миллиона, — Дазай ласково погладил очертания острых скул, о которые, казалось, можно легко порезаться. — Если я соглашусь, — наконец прервал молчание Чуя. — Я хочу убедиться, что ты не лгал мне. Хочу навестить их, — глаз Дазая снова загорелся огнем свечи, и он по-дьявольски широко ухмыльнулся. — А ты не боишься, что мы можем специально подстроить их предательство? Заставить? Твои слова очень опасны, а ты не глуп, — исполнитель снова зачерпнул ложкой супа, замечая, что тот уже успел остыть. Что ж, если разговор сейчас пройдет гладко, то можно будет смело выбросить эту ужасную тарелку. — Если ты думаешь, что я не глуп, то понимаешь, что после того случая, я не так уж и сильно им доверял. — Ну наконец-то, — воскликнул Осаму. — Неужели для этой фразы стоило ждать неделю, — он кинул железную тарелку в стену, из-за чего она от нее отскочила и упала со всем своим содержимым. Чуя с жадностью проводил глазами весь ее полет, но отвлёк его звук упавших кандалов. Удивительно было то, что у Дазая все это время не было ключей. Он просто открыл наручники какой-то отмычкой. — Чего ты ждёшь, слизняк? Поднимайся! — увидев снова то злобное выражение, Осаму ухмыльнулся. — Как ты меня назвал, шпала? — Чуя выпрямился, и ему захотелось упасть на пол, потому что макушкой он еле-еле утыкался в дазаевский подбородок. Альфа с удовольствием выдохнул, из-за чего огненно-рыжие волосы колыхнулись. Всё-таки мальчишка пах достаточно приятно, хотя сам он так не считал, думая, что неплохо бы принять ванную, как только он отсюда выйдет. Чуя дернулся, когда длинные забинтованные пальцы сжали его ладонь и потянули за собой. — А как ты должен выйти отсюда? — ответил на удивленный взгляд исполнитель. — Это вообще-то лабиринт, цепляйся за руку, не хотелось бы тебя потом искать. И без выкрутасов, — угрожающим тоном прошептал на ухо, немного пригнувшись. — У нас, кстати, готовят отличных крабов! Попробуешь? — Кровь твою попробую! В первую очередь я хочу принять душ, — Осаму удивился, но пальцем погладил по чужим пальцам, замечая даже на ладони запекшуюся грязь. Что уж можно было сказать об остальном теле. — Отлично, тогда по дороге к Мори мы сможем тебя подготовить. Чуя удивился, когда исполнитель завел его в свою комнату. Об этом он догадался по складам бинтов, уже наполовину использованных. — В душ я принесу тебе чистую одежду, заходи, — рукой Дазай указал на высокую дверь, привлекательно сияющую белым. — Ты думаешь, что я зайду в комнату какого-то альфы без должной проверки? — уставился на него в ответ Чуя, он непроизвольно сгорбился и насупился. — Я, слизняк, тебя никуда не пущу, пока Мори не даст определенный приказ. Уж за тобой я ещё не бегал, чтобы потом получать, — Дазая насторожило, что голубые глаза хитро блеснули, при свете они казались ярче и изысканней. А тело мальчишки менее привлекательным, если то было возможно. — Ты думаешь, что я захочу трогать жалкого грязного отброса? — теперь голубые глаза расширились в удивлении и неуверенности, он ещё больше сжался. — То есть, если со мной что-то случится, то получишь ты? — Осаму не нравился этот хитрый тон, но он предпочел закатить глаза, а не истерику. — Если с тобой что-то случится, то получишь ты! А я выкручусь. Вперёд, а то предложение не вечно, — он подтолкнул мальчишку в спину, из-за чего носом он чуть не впечатался в дверь. Душ, на удивление, оказался прекрасным, просто привлекательным. Тело будто предупреждающе зачесалось, из-за чего Чуя подумал, что неплохо бы провериться на вши и остальных паразитов. Рядом стояла огромная ванная, привлекающая ещё больше. Чуя уже мечтательно закатил глаза, думая как хорошо будет ее наполнить пеной. — Кстати, здесь я режусь! — восхищённым голосом напомнил о себе сзади стоящий Осаму. — Я смотрю неудачно! Выйди отсюда, дай мне наедине побыть, — Чуя даже не оборачиваясь, почувствовал привычно горячее дыхание на своем затылке. — Нет-нет, слизняк. Один ты останешься лишь после разговора с боссом, откуда я знаю, что творится в твоей маленькой грязной головке, — на последнее предложение Чуя фыркнул, плюнул на присутствие Осаму, не без сожаления уходя от ванной и заходя в кабинку душа, в которой хотя бы можно было закрыться. — Дай мне полчаса, если заглянешь, то твое самоубийство наконец-то получится, — и задвинул шторы. — Кому нужно смотреть на тебя? Вот самомнение нынче у букашек. Послышался шум воды, и Дазай уже не смог услышать тихий всхлип, что издал юноша. Прохладная вода отрезвляла, смывая клоки засохшей грязи с тощего тела. А Чуя думал, что с истинным ему явно не повезло. Почему-то казалось, что Осаму уже давно догадался, и просто раздражается, что истинный его — именно Чуя. К исполнителю его нещадно тянуло, из-за чего ладонь приятно покалывала, когда альфа касался его своими тонкими длинными пальцами. И лишь когда вся грязь была смыта, волосы намочены, а тело сбивало естественный запах гелем для душа с запахом лаванды, то Чуя задумался. — Эй, Скумбрия, а полотенце подашь? — из-за шторки потянулась учтиво протягивающая полотенце рука. Чуя не догадывался, что в отражении вычищенного кафеля его было видно. Полотенце, как назло, было ужасно маленьким, и Чуя смог запахнуться лишь от груди до зоны паха, уже раздражённо цокая и открывая влажную занавеску. — Тебя не смыло? Я думал, что вместе с водой в канализацию уплыл и ты, — протянул Осаму, замечая, что под махровым полотенцем ноги довольно привлекательные, не потерявшие последних слоев подкожного жира — омежьи, гладкие и белые, хоть и короткие. — А что насчёт одежды? — Чуя сильнее запахнулся в полотенце, на воздухе было прохладнее и хотелось вернуться под теплую струю воды. — О какой одежде ты говоришь? — Дазай! И вот Дазай с новой царапиной на лице и Чуя, одетый в его огромную сменную одежду, шли сейчас на встречу с долгожданным боссом. Дазай и без того носил большие для себя вещи, из-за чего Чуя просто плавал в огромной рубашке, брюки он решил не надевать, из-за чего взгляд карего глаза иногда падал вниз, скользя по обнаженным бёдрам, думая, что давненько он не навещал омег из дома Кое. Омега казался ещё меньше в безразмерной рубашке, но почему-то это не вызывало должного отвращения. Перед дверью босса Чуя остановился, но всё-таки сам открыл, опережая Дазая на долю секунды. И перед его носом она и захлопнулась. Прошло довольно много времени, и Дазай фыркнул, когда дверь наконец приоткрылась и из нее выполз какой-то раздражающе довольный Чуя. Он медленно побрел по коридору, и Дазай хотел кинуться за ним, но прервал его неожиданный звон его собственного телефона. — Алло, Мори? — Дазай, я надеюсь, что ты поможешь мальцу обустроиться. И помоги ему разобраться с его бывшими друзьями. Перед тобой — новый член Портовой мафии. Осаму ненавидел, как слащаво общался Мори с омегами, делая скидку на сущность. Но всё-таки пошел следом за успевшим отойти на большое расстояние Чуей.***
Дазай порой удивлялся слишком явной жестокости, скользившей во взгляде голубых глаз. Но Чуя за эту неделю, что он находился в мафии, успел уже пропитаться этой жестокостью. Хотя Осаму был уверен, что на самом деле заражён Чуя был ещё до вступления. Стоны боли, крики, и прочее сотрясали бедную землю. Дазай не двигался, неотрывно наблюдая за тем, как Чуя убивает каждого своего друга по очереди, с завидной постоянностью. На пятнадцатом, последнем, Чуя остановился. — Почему вы предали меня? Почему? Я ведь правда любил вас, тогда почему все вышло боком? — Потому что мы блудные, Чуя. Предательство — это обычное дело. И если ты ему не научишься, то вот такие, как он, — он указал рукой на Дазая, из-за чего последний слащаво ухмыльнулся. — Такие, как он, будут пользоваться тобой. Потому что ты омега, Чуя. И это твое единственное проклятье, — когда-то Дазай думал то же самое о своей сущности, жалея, что не родился слабым омегой; жалея, что вообще родился. Однако хруст шеи не послышался, и Дазай увидел, как шею Чуи сжимают худосочные омежьи руки. Голубые глаза разили безразличием и парень не сопротивлялся. — Может не стоит вам мешать? — омега испуганно посмотрел в сторону Дазая, будто бы только сейчас вспоминая, что Чуя пришел не один, но рук с тонкой шеи не убрал, постепенно забирая по крупицам чужую жизнь. Лишь когда голова Чуи, будто бы тряпичная кукла, повернулась в сторону, а его глаза устало закрылись, то Дазай решился подойти ближе. Выстрел, и Чуя упал уже на мертвое тело своего последнего друга. — Ну почему же ты такой слабый, слизняк? — спросил у пустоты Осаму. Чуя слабо дышал, его шея успела посинеть, тонкие пальцы отпечатались на белой коже. Дазай наклонился, провел по ярко-рыжим волосам, и оглянувшись, подхватил тощее тело на руки. Главное, чтобы Накахара не узнал об этом. Иначе на одну руку у Дазая станет меньше. Исполнитель остановился, уткнулся в посиневшую шею и втянул в нос сильный, пронизывающий аромат. Почти что единственное, что привлекало его в этом омеге.***
Не то, чтобы Дазай был похотливым животным, но сейчас ему безумно хотелось оттрахать кого угодно. Но Мори ясно дал понять, что никаких омег Дазай не увидит, потому что он наказан за превышение своих полномочий. Мори явно расстроился, когда увидел на шее своего подопечного подозрительно синеющие пятна. Да и сам омега был без сознания, а Дазай будто ни при чем отводил в сторону взгляд. Даже Чуя радовал Мори намного больше, чем исполнитель Портовой мафии. И изнывающего от жажды Дазая Огай отправил отлеживаться в лазарете пока «член не упадет, или не ОТпадет». Осаму уже выл от возбуждения, залезая рукой в трусы. Рука сразу промокла, окрашивая кожу белесой жидкостью. Член стоял адски, а помощи ждать было просто не от кого. Ну, как сказать. Дверь лазарета тихонько приоткрылась, и по гладкому полу зашаркали маленькие босые ножки. Дазай хотел уже устало вздохнуть, когда увидел рыжие кудри у своего носа, но в голову ему пришла просто умопомрачительная мысль. — Чу~уя, что ты здесь забыл? — Замолчи, Скумбрия! Босс сказал, что ты заболел и я подумал… — О~о~о, ты волновался, слизняк? Щеки Чуи сразу зарделись, он наклонил голову. Не то, чтобы он пришел сюда именно для этого, но всё-таки Дазай ему действительно нравился, пусть тот и не помнил, что на самом деле они друг другу истинно-предназначены. Дазай был роскошным, высоким и привлекательным, хоть и скрывал свое тело под толстыми слоями бинтов. Больше всего Чуе нравился его глаз, и он безумно хотел увидеть второй, хотя понимал, что скорее всего на его месте покоится лишь длинный шрам или ожог. Спрашивать было страшно. Чуя помнил, как часто рассматривал в зеркале глаз своей половинки — цвета виски, что когда-то они с друзьями украли. Но кроме того его манили ещё и губы. Рот у Дазая был широкий, расстягивался в подобии улыбки и будто угрожал: «я смогу тебя проглотить». Губы были тонкими, не нежными, как у Чуи, и покромсанными. В каких-то рубцах, видимо, от зубов самого Осаму, либо от зубов его любовниц. Чуя отвлекся от своих размышлений, лишь когда забинтованная рука прошлась по его щеке. Он обманчиво потянулся к теплу, потершись щекой о тонкие пальцы. И тут же замер, замечая хитрую улыбку исполнителя. Дазай прижался к мягким губам, удивляясь их девственной нежности. Чуя изумился, но не стал сопротивляться, а мягко выдохнул и совершенно неумело ответил на поцелуй, Дазай бы фыркнул, если бы у него была возможность взять на место Чуи кого-либо другого, но выход был лишь один — Задница Чуи Накахары. Широкие ладони потянулись к мягким округлостям тут же и собственнически сжали, губами он поймал ускользающий мягкий стон. За прошедшую неделю в рядах портовой мафии Чуя набрал в весе, из-за чего его круглые ягодицы стали ещё аппетитнее. Полностью восстановиться он бы физически не успел, и сейчас Осаму правой рукой поскользил по хрупкой и тощей спине, врываясь в рыжие кучерявые волосы, наслаждаясь их мягкостью. Рукой он уже нащупал на посиневшей от хватки шее чокер. Мори подарил его, чтобы омега спрятал ужасные следы, не желая видеть ещё одну мумию среди своих прислужников. Чуя мурлыкнул от приятного поглаживания, обвивая тонкими руками шею исполнителя. Дазай позволил ему это сделать, хотя обычно брал в постели все в свои руки, заставляя беспрекословно подчиняться и не своевольничать. Чуя почувствовал приятную истому внизу живота. Поцелуй для него, как ни странно, был первым. Многие его знакомые омеги описывали влюбленность, как «бабочек в животе» и сейчас он на собственном опыте убеждался, что это действительно может быть правдой. Порой слишком наглые альфы пытались посягнуть на его невинность, как однажды сделал это Ширасэ, но до конца так и не доходило, а Чуя втыкал острый нож в их ладони и убегал со стекающими с лезвия каплями крови. Дазай резко оторвал его от своих губ, и Чуя попытался подтянуться обратно, хватаясь руками за тонкую шею, но был припечатан к мягкой поверхности кровати. — Даз… Дазай, — крупная ладонь огладила четкие очертания омежьего члена, и раздвинула тонкие ноги. Чуя забился в его руках, пытаясь вырваться. — Подожди, я не хочу! — воспоминания неприятных рук Ширасэ, как огнем, обожгли глаза омеги, заставляя непрошенные слезы катиться своей дорогой. — Дазай! — он попытался отпихнуть парня ногами. Поцелуй для него и то был первым, а к большему он готов не был. — Да успокойся уже, — крикнул исполнитель, отталкивая от себя извивающееся тело. — Даже на удовлетворение не способен! Что ты вообще можешь, слизняк? Чуя грохнулся с глухим звуком на пол, ударяясь задницей. Он выглядел немного удивлённым и расстроенным. Слезы страха не прекращали катиться из глаз, особенно после последних слов исполнителя. — Не говори так, ты ведь не знаешь ничего! — Ничего не знаю о том, что ты влюблен в меня? — Чуя снова покраснел, пряча глаза. Он думал, что Дазай догадывался, ведь его влечение было заметно, но чтоб быть уверенным. — Ты никогда не будешь мне нужен, слизняк. Ты думал, что возбуждаешь меня? — Я… — Чуя вопросительно уставился на внушительный бугор на джинсах Дазая. — Это из-за гона, идиот. Ты видел свое тело? Тощее, абсолютно непривлекательное. Мне никогда не нравились жалкие, ни на что не способные дешёвки. Да тебя даже трогать противно! Чуя уставился в пол. У него, как и у любого подростка, были комплексы по поводу своего тела. Да и он до сих пор оставался девственником, когда Дазай, он уверен, давно уже нет. Осаму часто говорил ему подобные гадости, потому Чуя уже успел к ним привыкнуть. Там, среди овец, все были такими же — худыми и юными, потому сейчас обида играла новыми красками. Хотя бы его уже мертвые друзья всегда поддерживали его, говорили комплименты, и Чуя не чувствовал такой убивающей неуверенности. Совсем недавно он, блуждая по коридорам на этот раз без раздражающего альфы, встретил на своем пути Кое. Женщина была настоящей омегой во всей своей красе. И Чуя мечтал когда-нибудь стать похожим. Красные привлекательные волосы и совершенно искренняя улыбка, брошенная в его сторону, поразили. А как он обрадовался, когда Огай сказал, что отдает его на попечение этой женщины! — Ты идиот, Дазай. Надеюсь, что больше мы никогда не увидимся, — вытирая слезы, прошипел омега и поднялся с пола. В коленках неприятно закололо из-за новых синяков, но он даже не поморщился. Как только дверь захлопнулась, то карий глаз всё-таки соизволил посмотреть в ее сторону. Как же, больше никогда не увидятся. Кажется, что сама судьба подстраивала их постоянные встречи. Член снова неприятно потянуло, и Дазай уткнулся носом в подушку, на которой только что лежал рыжий омега. Запах остался, просто умопомрачительный. Потому Дазай удовлетворённо зарычал, и двинул рукой по венам снова вставшего члена. Если бы он не боялся, то подумал бы, что Накахара — его истинная пара. Иначе почему его собственный запах так возбуждал?