ОБМ: Общество бездомных мечтателей

Вертолет приземляется на крыше одного из небоскребов, Ибо, кажется, забывает как дышать, потому что всю дорогу пытается переварить информацию и удержать голову от расплавления одновременно. Они молча проходят к двери на крыше, спускаются на лифте. Сяо Чжань, ничего не говоря, отсылает пилота, помогавшего им до этого момента. В лифте напряженная тишина давит на нервы, их искаженные отражения сейчас как нельзя лучше описывают внутреннее состояние обоих. Когда они вваливаются в квартиру, Ибо присвистывает против воли. Огромная, просто огромная, как аэродром, квартира, в очень вычурном стиле. - Так ты реально из богатеньких, - вздыхает офицер. То, что он висит на плече у старосты и из последних сил пытается оставаться в сознании, не мешает включить обычный режим издевок. - Деньги - семьи, не мои. - Сяо Чжань доводит его до дивана и осторожно усаживает. Любое лишнее движение вызывает дискомфорт, отчасти потому, что стояк железный, отчасти потому, что все чувства обострены в десятки раз. Например, раньше он никогда не задумывался о запахе старосты. Ладно, задумывался, один раз. В ту ночь, на мосту, когда они летели над водой и Ибо пришлось крепко держать его за бедра, чтобы тот не свалился. Тогда против воли пришлось принюхиваться и против воли же согласиться, что пахнет староста приятно. Сейчас он вообще не знал, как можно было этому одуряющему запаху присвоить бирку “приятно”, на нем должна быть бирка “охуительно”. Староста пах охуительно, и чтобы это сообразить Ибо потребовалась доза афродизиака. Хотя именно на нее он и свалил нечестивые мысли. - Ты сбежал от семьи, чтобы жить с бездомными. Шон, ты здоров? Я имею в виду твое психическое здоровье. - Я здоров ровно настолько, насколько могу себе позволить, - огрызается Сяо Чжань. Ситуация выбивает из колеи, не дает нормально сосредоточиться. Староста не понимает, насколько Ибо в опасности, что с ним будет, если решить подождать окончания действия специфического яда. - Черт, ты же мог тут жить без проблем. Не волноваться, что тебя съедят, что… - Ибо стонет, прерываясь на полуслове. - Кажется, у меня поднимается температура, блядь. Она действительно поднимается, иначе он не чувствовал бы себя блинчиком на сковородке, точно не сегодня и не в такой квартире. - Что еще ты чувствуешь? - Сяо Чжань присаживается рядом, подает ему стакан воды, а сам выжимает полотенце. Сяо Чжань думает так облегчить состояние, возможно, даже предложить прохладный душ. - Я хочу трахаться, Шон. Неимоверно хочу. Ну, и поесть. - Ты всегда хочешь есть, - закатывает глаза Сяо Чжань, беспокойства в них не убавляется ни на йоту. Его щеки краснеют, в солидарность к скулам Ибо, в кондиционируемый воздух комнаты примешивается мнительность и немного смущения. - Я оставил сообщение своему доктору, она перезвонит и даст совет, что с этим делать. У Сяо Чжаня всё равно связаны руки. - Пока она перезвонит, я выебу твой диван, - стонет Ибо. Стонет еще громче, когда прохладная ткань касается разгоряченного лба. Столкновение горячей кожи с холодной тканью вызывает резонанс, мурашки собираются под ребрами, колко-колко щекочут изнутри. - Он мне все равно никогда не нравился. - Блядь, да он мне тоже не нравится, у кого может встать на диван? - Ибо жмурится. Мурашки атакуют с двойной силой. - Он такой мягкий, почему, блядь, у богатых всегда такие классные штуки?! - У меня есть собственный ангар, - подливает масла в огонь староста. Даже сейчас он не может перестать вступать в эту дурацкую игру. Не он начал, не ему заканчивать. Ибо стонет в голос. - Я тебя ненавижу. И твой ангар. - Но мой диван тебе нравится. - Нравится. Голос Ибо становится тише, словно он засыпает. Сяо Чжань думает, что, возможно, если он поспит, станет легче, например, максимум спустит в штаны во сне. Он невольно возвращается взглядом к внушительному бугру в штанах Ибо и закусывает щеку изнутри. Отрицать притягательность заносчивого офицера - чистейшая ложь, особенно сейчас, когда он в щекотливом положении, смущен и возбужден одновременно. Он ведь никогда не видел Ибо таким, капитан всегда представал в своем обычном амплуа - человека, который всё может и делает это с дурацкими шутками. Сейчас эти горящие от жара щеки творят с Сяо Чжанем необъяснимое. На секунду представляется, каков может быть член Ибо - староста тут же одергивает себя, хочется отхлестать себя по щекам полотенцем. Словно расслышавший его мысли Ибо открывает глаза и осторожно садится. Откидывает полотенце со лба и кое-как встает, держась за подлокотник. - Подожди, помогу, - подскакивает Сяо Чжань. - Я собираюсь подрочить, с этим тоже поможешь? - хрипло произносит Ибо. Руки подрагивают. - Доведу до ванной, - поджимает губы Сяо Чжань, не найдя, что еще сказать. Спустя больше получаса Ибо вываливается из ванной. Ноги еле держат, штаны расстегнуты. - Час назад я думал, что лучше умру, чем попрошу о таком. Сейчас перспектива умереть не кажется такой радужной, - хрипит он, держась теперь за дверной косяк. Бравый капитан лишен своей извечной ухмылки, Сяо Чжаню казалось, когда наступит этот момент, он не упустит возможности им насладиться. Момент ему совершенно не кажется подходящим, тем более наслаждаться им не хочется вовсе. - Ты не можешь кончить? - спрашивает Сяо Чжань. Его взгляд мечется от лица капитана к его распахнутой ширинке. - Я кончил дважды. Легче не становится. Шон, помоги. - Я...я не думаю, что мог бы… - начинает оправдываться Сяо Чжань. Мелькает мысль, можно уйти от ответственности, если прямо сейчас выскочить наружу и бежать искать тварей. Очень веская причина, между прочим, чтобы отказать Ибо. - Ты хочешь, чтобы мои внутренности испачкали твой ковер? - Я куплю другой, - на автомате говорит Сяо Чжань. Тут же вздыхает и утыкается лицом в ладони. С каждой секундой мысль бежать спасать всех, кто встретится на пути, кроме самого Ибо, кажется очень заманчивой. - Ладно, - спустя минуту говорит он. - Только ради ковра. Ибо всё равно, ради ковра, ради нации, за мир во всем мире, кончить хочется больше всего в жизни. Сяо Чжань медленно подводит его к столу, ваза с него летит на пол. К счастью ковер достаточно толстый, чтобы она не разбилась. Ибо приходиться упереться ладонями в край стола, ненадолго - Сяо Чжань сдергивает с него футболку. Оба бы сказали, что для удобства, но если ты собрался подрочить товарищу, раздеваться, в принципе, необязательно. Футболка летит к вазе скомканной тряпкой, сам староста остается стоять как вкопанный, его сознание чем-то напоминает такую же тряпку. - Нравится, что видишь? - находит в себе силы усмехнуться Ибо. Попытки бороться с надвигающимся затмением способом включить свой дурацкий юмор можно засчитывать. Именно в этот момент Сяо Чжань понимает, насколько восхищается капитаном. Не его чувством юмора, совсем нет. Оно дурацкое, а иногда смущающее. - Да, - честно отвечает староста. Он видел сегодня под разорванной футболкой фрагменты рисунка на теле Ибо. Рисунок никак не хотел укладываться в голове, одновременно будоражил и притягивал. В какой-то момент Сяо Чжаню захотелось дорвать футболку собственными руками, чтобы увидеть всё целиком. Сейчас же такая возможность предоставлялась, даже рвать ничего не пришлось. Широкую грудь перекрывают два крыла, легко ложась на плечи, аккуратным изгибом проходя под ключицами верхним краем. Нарисованные перья прикрывают адские механизмы. Сяо Чжань ахает. Ибо всегда носил с собой крылья - за спиной и на груди. Взгляд старосты перемещается ниже, россыпь звезд на ребрах заставляет задохнуться снова. Небольшие, остроугольные. Из-под механических крыльев сыпятся звезды. Он осторожно гладит одну, вызывая тем самым судорожный вздох Ибо. - Шон, если ты не… поторопишься… - стонет он. Глаза закатываются, горящая кожа становится чувствительнее с каждым вдохом, на каждый выдох плавятся кости. - Я не знал, что у тебя тату, - наконец может выдавить Сяо Чжань. Проводит по напрягшемуся животу рукой и скользит под белье. - Мы… мы не настолько близки, господин Сяо, - хрипит Ибо, его глаза полуприкрыты. Спустя короткий вздох и вовсе зажмуривается. Ощущение крепко сжимающей руки отнюдь не дарят облегчения, но отдаться ей хочется больше, чем минут назад. - Куда уж мне до привлекательности дивана, - улыбается Сяо Чжань слишком вымученно для того, кто должен наслаждаться положением. Стягивает штаны Ибо на бедра вместе с боксерами и снова берет его член в руку. Стоны Ибо теряются на выдохе, оседают тяжелым дыханием на щеке. Сяо Чжань придвигается ближе, потребность слышать, как он дышит, возрастает наравне с частотой собственного. Каменный стояк является половиной беды, видимо Ибо слишком старательно дрочил, и мучить его сейчас снова означает большую вероятность поранить. - Ни одной живой душе, - угрожающе предупреждает староста, прежде чем опуститься перед Ибо на колени. Ибо бы пообещал что угодно только за перспективу старосты перед ним на коленях, контекст бы придумал сам, но когда контекст вдруг стал ожившей реальностью, он мог бы даже дать разрешение отрезать себе язык. Сяо Чжань раздраженно фырчит, рот открывает пошире, Ибо толкается с громким стоном. Нахально подкинув бедра, не предупредив. Зубы задевают головку, Ибо шипит, просто потому, что на связную ругань не хватает сил, их ровно столько, чтобы хватило не закрывать глаза. Кажется, страх пропустить лучшее зрелище в своей жизни - самая действенная мотивация. Сяо Чжань выпускает головку изо рта, чтобы облизать, расслабить горло и снова впустить. Ибо стонет так, что оглушает обоих, себя самого от шока, что вообще может быть таким несдержанным, Сяо Чжаня от того, как незамедлительно он реагирует на всё это. Следующая волна шока накрывает Ибо от понимания, что Сяо Чжань знает, что делает. Знает, где надавить языком, знает, когда посильнее втянуть щеки. Сяо Чжань выпускает его изо рта, чтобы вытереть подбородок от слюны. Несмотря на опыт и умение расслабить горло, взять член Ибо выходит только наполовину - надоедливый капитан и правда большой мальчик. Староста проводит языком снизу от основания до самой головки, посылая толпу мурашек так же - снизу вверх. Хочется снова услышать те прекрасные звуки, которые издавал Ибо, как только его чувствительность взрывалась в соприкосновении с ласками Сяо Чжаня. - Шон… пожалуйста, - задушено просит Ибо, почти требует. Пробует дернуть бедрами, чтобы толкнуться в губы. Сяо Чжань снова послушно раскрывает рот, на этот раз максимально расслабив горло, приходится немного запрокинуть голову. Он помогает себе рукой, выкручивая запястье. Собственные стоны больно душат, остаются комком, глаза горят сухостью. Он особо круто выворачивает запястье, и Ибо этого хватает, чтобы выгнуться красивой дугой и кончить с громким рыком. Сяо Чжаню кажется, что с победным. Ибо хватается руками за столешницу в последний момент, иначе повалился бы на старосту, угрожая сломать что-нибудь себе или ему, разгоряченный разум немного отрезвлен всё тем же страхом. Ненадолго. Пламя снова охватывает, ползет по внутренней стороне рук, потому что Сяо Чжань, только что отсосавший ему, всё еще на коленях, выпачканный в его сперме, не выглядящий при этом как-нибудь недовольным. - Шон… - Ибо от злости бьет по столу, не очень сильный удар всё равно доставляет боль. Член и не думает падать, словно только-только вошел во вкус и собирается требовать себе всё внимание в этой комнате. - Блядь, - выплевывает Сяо Чжань. Достает телефон проверить звонки, но спасительных уведомлений нет. Ибо позже собирается предъявить ему за то, что он скрывал от него наличие телефона. - Блядь-блядь-блядь, - частит он. Ибо уже говорит на непонятном человечеству языке, то переходя на ультразвук, то порыкивая. Широкая ладонь ложится Сяо Чжаню на щеку, большой палец надавливает в том месте, где обычно показывается ямочка. Слишком редко показывается, думает Ибо. Сяо Чжань прикусывает губу, может лишь с отчаянным вздохом прикрыть глаза, поздновато бежать спасать остальной мир, когда уже погряз в спасении одного человека. Ибо слишком для него сейчас - распаленный, не имеющий другого выхода; он почти просит, почти требует, и помощи, и ласки. На долю секунды староста решает, что нечестно пользоваться положением, утром оба будут не в лучшем состоянии, оба будут жалеть. Но будет ли сам Сяо Чжань жалеть сейчас... Ибо давит большим пальцем на щеку, скользит на губы, с нажимом водит по нижней. Весь круговорот чувств заставляет задыхаться в смертельной агонии, она действительно смертельна, поэтому он считает, что заслужил сполна получить свой кусок пирога. Завтра может не наступить, зачем заранее его проживать. Сяо Чжань не сопротивляется, когда Ибо притягивает его голову ближе, толкается членом в губы, никакой прелюдии, он груб и настойчив. Хочется от этой грубости увернуться, оттолкнуть, хочется дать достойный отпор, вместо этого он смотрит на лицо Ибо. Оно красное, пот застилает глаза, короткая челка липнет ко лбу. В этот необъяснимый момент Ван Ибо красив как никогда, этого маленького открытия хватает, чтобы позволить ему пойти до конца. Ибо путается в собственных штанах, в попытках расставить ноги шире, край столешницы неудобно впивается в ягодицы, весь коктейль перманентно бурлящих чувств грозит вылиться через край. Край, называемый Сяо Чжанем. Староста упирается руками в его бедра, сдерживает рвущиеся наружу стоны, у Ибо на задворках мелькает мысль, что он принуждает, возможно, это неправильно, возможно, староста просто привык быть терпеливым. Через секунду мысль стирает новой порцией стонов, неважно чьих. Сяо Чжань держится из последних сил, причем непонятно физических или моральных, потому что оба фронта претерпевают адскую атаку. Слезы текут из уголков глаз, смешиваются со слюной на подбородке, ногти впиваются в загорелую кожу бедер. Ибо двигается как сумасшедший, спираль внизу живота закручивается с лихой силой, заставляет тянуться за чем-то неуловимо сладким, тем, что может дать только Сяо Чжань. Обоих словно закидывает в центрифугу. Точками опоры становятся места соприкосновений, Сяо Чжань считает, что они оба сходят с ума. У Ибо нет шансов, спираль внизу живота взрывается болезненными искрами, обжигает до кончиков пальцев, но неизменно возвращается вновь. Он готов заплакать, серьезно. Это тянущее чувство доводит до безумия, в котором он готов на всё, чтобы от него избавиться. Вернуться в прежнее состояние не представляется возможным. Сяо Чжань встает на ноги, они так затекли и неприятно покалывают, лицо, одежда - всё испачкано. Он смотрит на Ибо лежащего на столе с неким страхом ошибки, потому что оба пересекли одну черту, и если он снимет футболку - пересекут другую. Слишком сложные мысли для состояния, когда единственным желанием является потребность кончить для одного и потребность осуществить желание кончить для другого. Ибо запрокидывает голову, бьется затылком пару раз, из чего Сяо Чжань делает вывод, что намерено, приходится подтянуть повыше, чтобы не сполз. После секундного размышления он твердо идет в ванну, где держит смазку и презервативы. Он бы никогда не признался Ибо, что хранит здесь их, если бы не помутнение здравого смысла, коим можно прикрыться для оправдания на первое время. Ибо бьется затылком еще раз. Напряженные мышцы шеи свидетельствуют о сильном напряжение, но Сяо Чжань не может не восхититься видом, слишком красивым для того, чтобы быть мученическим. - Надеюсь, утром ты не найдешь свое табельное, - почти молится староста, пока подходит ближе. Ботинки, носки, штаны - всё стаскивает в спешке, с себя, с него, если уж нарушать границы, то как положено. Сяо Чжань задирает ноги Ибо, заставив согнуть в коленях, а пятками упереться в столешницу. - Ты слышишь? - гладит мягко икры, мимолетно щекочет под коленкой. - Нет, - ругается на выдохе Ибо. Оба смеются. Возможно, это правда сумасшествие. - Я собираюсь трахнуть тебя, - кажется, Сяо Чжань впервые откровенен. Ибо резко приподнимает голову, смотрит пронзительно. Вздох облегчения рокотом прокатывается в комнате. Кажется, откровение в ответ на откровение, пусть и с примесью наркотика. На столе оказывается лента презервативов, стандартный бутылек лубриканта, пачка салфеток. Ибо бы съязвил, что староста никак не может изменить себе, но боится упустить даже секунду из происходящего. Сяо Чжань аккуратен, обманчиво мягок и жутко настойчив. Он думает, придется потратить немало времени на подготовку, когда и тут Ван Ибо преподносит сюрприз - можно не волноваться, что девственная задница капитана будет распечатана в не очень романтичной обстановке. Да и салфетки вместо душа тоже такая себе практичная романтика. Ибо выгибается, как только чувствует в себе пальцы, пытается одновременно насадиться и вытянуться, позвоночник становится жутко мешающим элементом. - Вот, возьмись крепко, - говорит Сяо Чжань. Ибо слушается, хватается руками за собственные щиколотки, голова снова запрокидывается. Сяо Чжань придерживает за бедра, пока входит. Ибо не замечает, когда тот успел достаточно смазать его и даже надеть презерватив, однако на первом толчке забывает вообще обо всем. Чувства сначала делятся на оглушающую новизну привычного от кого-то нового и на долгожданное увеличение дозы. Вроде как того священного правила начинать с малого и не понижать градус, иначе утром голову расколет надвое. Отменить бы чертовы утра. Все остальные ощущения сводится на нет, потому что балом заправляет эйфория. Она разрывает пространство вокруг фиолетовыми всполохами, неоновым светом подсвечивает лица. Ибо не чувствует жесткую поверхность стола, не понимает как неудобно елозит по нему спиной, и наверняка уже заимел болезненные следы. Он чувствует только Сяо Чжаня, фиолетовую эйфорию и неоном подсвеченные чувства. Кажется, их можно поджигать, как и его самого. Ибо поднимает руки, чтобы схатиться за край у себя над головой, руки напрягаются, слишком киношно обрисовываются мускулы, крылья на груди приходят в движение. Шестеренки под ними тоже словно двигаются, Сяо Чжань на мгновение замирает, кажется они останавливают время, пока крутятся сами. С негромким “блядь-твою-мать” он запрокидывает одну ногу Ибо себе на плечо, вбиваться в него начинает как умалишенный. Ибо кажется, что ему расколотило все ребра, изнутри и снаружи. Он едва слышно стонет, корчится, словно борется сам с собой, когда сил совсем не хватит все равно. Еще один взрыв, еще один вдох, еще одно “блядь”, прежде чем Ибо кончает в неизвестно который раз, и неизвестно который раз задумывается, что это слишком жестокая смерть. Сяо Чжань отпускает его ногу, несвойственно себе грубо притягивает за плечо, заставляя полусесть, стаскивает на край стола. Ему нужно немного больше, чтобы кончить. Ибо обхватывает его ногами, крепко, отдается снова, за волосы дергает, мурашки передаются от одного к другому. Он теряется, тонет, непонятно как наступивший оргазм оказывается началом нового возбуждения, хотя по сути, оно ведь непрерывно, значит оргазм - не значит границу или выход. Сяо Чжань утыкается в местечко, где плечо переходит в шею, крепко впивается в талию. Одним болезненным ощущением больше, одной призмой, через которую Ибо получает возможность смотреть на того, кого до этого совсем не знал. Комната наполняется тем самым трепетом, который щекочет, подталкивая к краю, мерцающей пылью покрывает плечи. Ибо вздрагивает. Сяо Чжань выходит из него без предупреждения, заставляет развернуться к себе спиной, подталкивает упереться руками. Ибо сипло кричит в деревянную поверхность, когда ощущение заполненности возвращается. Сяо Чжань двигается грубо, придерживая руками худые ягодицы Ибо, толкается до самого конца, позволив себе наконец делать так, как хочется. Хотя это жутко неудобно, приходиться согнуть колени под не очень удобным углом и не потерять равновесие, когда начинает накрывать, но один только вид Ибо уперевшегося лбом в собственные руки, непрерывно повторяющего “пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста”, компенсирует не только это. Сяо Чжань кончает с низким горловым стоном, по диафрагме волной проходит мелкая дрожь, а заканчивается на кончиках пальцев. Туман в голове рассеивается, пока не превращается в мелкую морось, капельками пота скатывается по вискам. Сяо Чжань снимает презерватив, завязывает покрепче и поспешно откидывает на свой дорогой ковер, кто бы подумал, что он способен на такую небрежность. Помогает Ибо развернуться, придерживает осторожно под руками, заглядывает в глаза. Они не закатываются, уже хорошо, щеки все еще горят, руки напряжены. - Я только что трахал тебя на своем столе, и только попробуй придумать одну из своих грязных шуточек, - медленно говорит Сяо Чжань, пока вытирает пот с его лба салфетками. - Я всего лишь хотел спросить, почему ты выбрал жить под мостом, если у тебя за окном дают такие виды,- также медленно говорит Ибо, его речь немного бессвязная, но понять не сложно, что он имеет в виду. - Люблю то, что мне не по карману, - отвечает Сяо Чжань. Кладет руку ему на затылок, привлечь ближе, поддается вперед сам и целует. Если считать, что человека можно узнать по тому, как он целуется, Ибо точно может сказать, что Сяо Чжань, который сейчас с ним, вовсе не тот Сяо Чжань, которого он до этого знал. Наверное, первый ему нравится больше, потому что второй холоден и отстранен, стены вокруг него непросто обойти, когда как сейчас рушат стены самого Ибо, очень умелым, надо сказать, языком. Ибо поддается навстречу сам, задевает зубами, царапает плечи в попытке притянуть еще ближе, нагло пытается перетянуть инициативу себе. - Я еще не все,- отзывается он откуда из района шеи Сяо Чжаня, которую решил попробовать раз уж в сознании наметился проблеск ясности. - Сколько раз ты уже кончил? - спрашивает Сяо Чжань, подставляясь безоговорочно под все, что творит Ибо. - По-твоему я считал? - незлобно огрызается тот, втягивает в рот алеющую мочку уха. Сяо Чжань хочет сказать, что раз уж нашлись силы как обычно выебываться, можно считать операцию по спасению завершенной, но происходит секундная заминка, потому что они опять целуются. Ибо еще не распробовал. Он постанывает Сяо Чжаню в рот, сильно сжимает ногами, если бы не знание про наркотик, можно было бы решить, что он попросту изощренно пытается его убить в собственной квартире. - Возьми все с собой, - говорит Сяо Чжань не своим голосом, указывает головой на валяющиеся презервативы. Ибо приподнимает брови в немом вопросе. - Спальня - там.- облизывает губы Сяо Чжань. По обоим проходит не слабый разряд тока, Ибо смотрит прямо в глаза, не так как всегда, почти спрашивает уверен ли он. - Пока я не передумал, - Сяо Чжань почти угрожает. Ибо дважды повторять не нужно, он сгребает то, что попадается под руку, лубрикант, салфетки, пресловутую ленту презервативов, и просто оставляет между ними, а если прижаться друг другу теснее, точно ничего не выпадет. Сяо Чжань подхватывает его под бедра, чтобы донести до кровати. Они проходят мимо панорманых окон, когда показываются первые намеки на раннее утро. Серое-серое небо светлеет где-то там, оно как градационная шкала оставшегося им времени до конечной. С наступлением рассвета приходит осознание собственного сумасшествия. Ибо столько раз уже кончил и должен наверняка кончить еще столько же (он на это надеется), чтобы его отпустило, он ведь не может думать ни о чем другом, пока Сяо Чжань может думать только о нем. Он сцеловывает капельки пота с его ключиц, совсем не ласково, скорее будто пытается собрать как можно больше. Впивается пальцами в крылья на его плечах, царапает больно, желая оставить следы. Поцарапанные крылья - это красиво. Ибо стонет, не прекращая, смешивает несколько языков в один большой, судя по интонациям он рассказывает, как ему хорошо, всеми доступными ему способами. Сяо Чжань спускается ниже, целует на груди сначала самые большие шестеренки, они идут через один, затем самые мелкие - их больше всех. Ибо извивается под ним, закусывает собственные костяшки, но не прерывает. Перья Сяо Чжань считает языком. Ибо заходится в агонии, не сумев с ней совладать, начинает дрочить себе сам, попытки подставиться под губы Сяо Чжаня чередуются с выпадами бедер. Каждый раз, когда влажная головка касается живота, Сяо Чжань вздрагивает, придерживая желание прижаться теснее. У Ибо чувствительные соски, это становится ясно сразу, как только Сяо Чжань проводит по одному языком на пробу. Ибо шипит, ругается, обещает что угодно, только повтори. Сяо Чжань пользуется и этой лазейкой - ставит колени по бокам от его бедер, выгибается как кошка и набрасывается. Ибо кажется, что адские плавильни настигли его тут, на земле, но почему-то ему никто никогда не рассказывал, что в чистилище ты сам хочешь просить еще. Сяо Чжань открывает в себе маньяка. Сначала ему нравится собирать капельки пота с загорелой кожи, потом ему хочется истязать его соски языком, теперь ему катастрофически нужно посчитать все звезды у капитана на ребрах. Собственно, почему бы и нет. Кончиком языка он начинает с левого бока, успевает дойти до цифры три на мандарине, когда Ибо кончает одновременно с тяжелым выдохом. - Только попробуй испачкать мне волосы, - предупреждает Сяо Чжань, тяжело дыша. - Я куплю тебе шампунь, - задыхаясь, отвечает Ибо. - Денег не хватит, - ухмыляется Сяо Чжань. Его язык возвращается к прерванной считалочке. Член Ибо немного опадает, все еще раскрасневшийся, в сперме и требующий к себе внимания. Которое получает, как только Сяо Чжань заканчивает считать звезды. Также проворно слизывая подтеки, пару раз обсасывая головку. Ибо мысленно готовит свадебную клятву языку Сяо Чжаня. Сознание плавится, плавится так сильно, моментами сдавливает виски, распарывает горло. Кожа лица, шеи и груди горит ожогами, волоски на руках встают дыбом. Сяо Чжань утирает рот, грязными пальцами хватает лубрикант. Сперма все же плохая смазка. - Иди сюда. - Ибо тянет его наверх излюбленным жестом за волосы. Подтягивает, целует не раздумывая, целует, как рушит все, что успели построить за прошедший год. Сяо Чжань не мог решиться на это сам, решиться поцеловать первым - значит поставить все на кон, зная, что проиграешь. Теперь, когда проигрывали оба, целовать было не так страшно. Он прикрывает глаза и подается ближе, рот приоткрывает, давая Ибо полную свободу. Тот скользит языком сразу же, умудряется цапнуть губу зубами. Кажется, комната наполняется маленькими золотыми песчинками, они забиваются в легкие, душат горечью странноватых надежд. Сяо Чжань задыхается. - Если бы я знал, что ты такое умеешь вытворять своим языком, - хрипло начинает Ибо. Мозолистыми пальцами гладит по подбородку, ведет вниз по горлу, дразнит яремную впадину, как всегда хотел. Сяо Чжань лишь усмехается, он бы никогда не показал, если бы имел выбор. Они снова целуются, теперь уже слишком вульгарно, по сравнению с первым поцелуем-откровением, со вторым тоже. Ибо беспорядочно кусается, пытается быть как можно ближе. Сяо Чжань поддается, постанывает ему в губы, иногда ворует воздух, совсем немного. Он нашаривает рукой презерватив, из тех высыпанных в спешке, снова опирается на колени, чтобы как-то с ним справиться, Ибо обнимает за шею обеими руками. Они бьются носами, зубами, один прикладывается лбом в глаз другому. Низкий смех становится точкой невозврата за еще одной границей, глаза наполняет влагой, отвратительно скатывающейся по щекам, хочется закричать, убежать, спрятаться где-нибудь похуже адских врат. Ибо берет его лицо в свои ладони, прозрачные слезинки красиво скользят по его пальцам. Прояснившийся на сотую долю разум дает частично взять себя в руки, все еще подрагивая, Ибо преувеличенно осторожно вытирает мокрые щеки Сяо Чжаня. - Не веди себя так, словно это выпускной и мы лишаемся девственности, - огрызается Сяо Чжань. Грудь жжет горящими углями, навязанный жар распространяется медленными тоненькими потоками, ему отчего-то кажется, что они стремятся смешаться с теплом ладоней Ибо. - Можно так считать, - улыбается Ибо. - Экзамен на выживание в большом мире сдан, ты и я впервые в горизонтальном положении. - Кончай выебываться, - устало отзывается Сяо Чжань, боясь отвести взгляд. - Я бы с удовольствием, но кое-кто решил удариться в сопливые сантименты, - вымученно вздыхает Ибо. - Я дал тебе кончить больше четырех раз за сегодня, - Сяо Чжань неодобрительно качает головой, но понимает как тяжело ему приходится; по сравнению с ночной лихорадкой капитана его собственные душевные терзания кажутся не настолько тяжелыми. В конце концов Ибо мог угореть, умереть от обезвоживания, впасть в кому. Становится страшно от открывающихся перспектив. - Почему на твоем лице показывается похоронная речь для меня? И постой-ка, Ты считал сколько раз! - в противовес колючему тону Ибо мягко гладит все еще влажную щеку. Сяо Чжань не отвечает, вместо этого тянется за новым поцелуем, за секунду до которого слышит преувеличенное “аллилуйя”. - Шон, я еще не всё, - шепчет Ибо, когда тот отрывается. Облизывает искусанные губы, двигает бровями. Ибо возвращается к себе прежнему, пусть и выглядит слишком измученным, разговаривая заторможеннее обычного, но остекленевшего взгляда уже нет. - Я думал, - Сяо Чжань мешкает, - дальше ты можешь сам. - Проходится, словно в отместку, пальцами от низа живота ко всё еще стоящему члену. - Если я могу получить еще немного от тебя, то возьму все, - откровенно говорит Ибо. На шее призывно пульсирует венка, Сяо Чжань целует ее, ничего не говоря. Двигается медленно, словно дает им обоим прочувствовать наконец всё, что происходит, без погони за оргазмом. Прикасается без подоплеки, истинным намерением служит чистое желание. Ибо обхватывает его ногами, крепко, отдается снова, за волосы дергает, мурашки передаются от одного к другому. Комната наполняется тем самым трепетом, который вызывает некое щепетильное чувство, оно мерцающей пылью покрывает плечи. Ибо вздрагивает. Туман в голове сгущается, плотно окутывает всё вокруг и рассеивается в секунду, когда Сяо Чжань начинает двигаться быстрее. Он втрахивает Ибо в матрас, больно кусает в шею, пара капель слюны скатываются с плеча на подушку. Ибо закидывает руки за голову, чтобы ухватиться за изголовье, свежие укусы пульсируют странным удовольствием, которое до этого момента он не думал находить. Сяо Чжань дышит ему в рот, не отрывается от глаз, проглатывает все ругательства, которые Ибо успевает выстанывать, идиллия схлопывается вокруг них, громким хлопком оповещает свое запоздавшее присутствие. А может, не запоздавшее, может, она всегда была, пряталась в напряжении между ними, в странных колкостях и похабных шутках, а сейчас прошла в открытую случайно дверь. Ибо не знает, как это назвать, но идиллию эту он бы оставил себе тоже. Сяо Чжань кладет свои руки на его, сначала Ибо думает, чтобы крепче прижать сверху, хочется сказать, что не будет он ими мешать, не успевает. Сяо Чжань упирается локтями по бокам от его головы, издает умопомрачительные звуки, когда кончает. Ибо пытается поймать губами его губы, достает только до подбородка и кусает от злости, ему тут же прилетает по бедру, он не обращает внимания и притягивает его голову к себе за волосы. Кажется, слишком сопливая романтика - целоваться после того, как кончил. Ибо собирается это озвучить, потому что он ведь еще не, снова не успевает, Сяо Чжань выходит из него, отлаженным движением завязывает презерватив, чтобы выкинуть, а дальше всё как в новоприобретенной мечте Ибо: спускается вниз, чтобы довести до оргазма и его. - Если захочешь меня выгнать - придется тащить на себе, - выдает Ибо, прежде чем наконец отключиться. Утром Ибо просыпается с желанием не доживать до 28-ми, кажется, можно подавать рапорт раннего ухода на пенсию, купить дом на колесах и ездить по стране, летать время от времени, иногда возвращаться в Нью-Йорк. Всё это прекрасно до того момента, пока всё еще замедленное сознание не воспроизводит вчерашние картинки. Так красиво, словно слайды меняются образы, Ибо задерживает дыхание. Действительно красиво. Сяо Чжань красивый. Граница вчерашнего откровения достигает своего предела, кажется, у его терпения тоже предел найден. Ибо замирает на пороге кухни, плечом упирается о косяк, при солнечном свете в квартире становится неуютно. Сяо Чжань к нему спиной, раскладывает там что-то, еду наверняка. Ловко достает из шкафов всё нужное, ему даже не нужно смотреть, куда он тянется. - Что ты делаешь? - Ибо испытывает мелкое удовольствие от простого вопроса, где нет никакой подковырки. - Завтрак, - отзывается Сяо Чжань. Он замирает, по напряженной спине можно попробовать угадать степень неловкости. - Завтрак, - повторяет Ибо на автомате. Зачем бы, они ведь могут одеться, сесть в тот чертов вертолет и больше никогда не вспоминать произошедшее. У Ибо всё еще висит заполненное прошение о переводе. Он скорее видит, чем слышит, как Сяо Чжань делает глубокий вдох. - Местные блинчики - лучшее, что попадало тебе в рот, вот увидишь, - голос его звучит с попыткой на как обычно, словно он пытается не делать из ситуации проблему или сделать вид, что ничего вчера не было. Ибо ухмыляется, Ибо категорически против “ничего не было”. - Уверен, это - второе лучшее, что попадало тебе в рот, - говорит он, скрещивая руки на груди. - Ты отвратителен! - Сяо Чжань оборачивается, чтобы запустить в него кухонное полотенце. - Я могу быть еще хуже, ты знаешь. - Ибо смеется с полотенцем на голове. Надо бы удалить прошение из системы, потому что происшествий и тут хватает, потому что на пенсии жизнь только начнется, и потому что он совершенно точно имеет виды на потрясающую задницу старосты бездомных мечтателей моста Хелл-гейт.