***
— Я вчера целовалась с Томино за трибунами. — шепчет Алекс своей подруге Уитни в женском туалете. Эшли только хотела выйти из кабинки, когда девочки вошли. Эшли хорошо улавливала их шёпот. Она, конечно, могла прекратить разговор, но волна любопытства, раздражения и ревности начала подниматься внутри неё. Нужно вести себя тише. — Завтра выездной матч в Майами, он сказал, что мы с ним можем "повеселиться" в его номере после. Ты понимаешь о чем я. — предвкушающее шептала Алекс. — А как-же его девушка? — спросила Уитни, но тут опомнилась, — Точно, она же не едет из-за сломанной руки! Стой, а если она поедет, но не будет участвовать? — Она точно не поедет. Она всё ещё остаётся после уроков за то, что выдавала себя за Каталею на физкультуре, она не может не остаться здесь, иначе её выгонят, — Томино мне сам это сказал. Наконец-то мы сможем сделать это не в мужском туалете. Это правда, она знала это. Группа поддержки всегда ездит на выездные матчи вместе с футбольной командой. Ей могли разрешить участвовать — она капитан команды, несмотря на наказание, но перелом руки всё обломал. Уже пару месяцев по школе ходят слухи, что Томио изменяет Эшли, и всё это время, в тайне ото всех, они ссорятся. Конечно, Томино всё отрицает, говорит, что любит только её. Она всегда ему доверяла, но в последнее время доверять становится всё сложнее. Где-то глубоко внутри она чувствует, что все эти слухи — правда. Ей даже кажется, что Томи не относится к ней так, как раньше. Что, если он встретил кого-то приятней, чем она? Какую-нибудь девочку, которая не такая колючая, какой она была когда-то? Которая легко находит друзей? Которая душа компании? Которая не боится показывать свои чувства? — крутила она в голове. Она меняла себя каждый день. И у неё получалось. Каждый день терпения становилось всё больше. Она стала более открытой и менее раздражительной. Оборона всё слабее. От угрюмой девчонки почти ничего не осталось. Может, она просто ему надоела? Или, может, дело в том, что она слишком изменилась? Может, дело во внешности? Алекс блондинка, может, ей изменить цвет волос? Конечно, она могла попросить Тали выяснить всю правду. Она ведь такая незаметная. И её тени, которые она оживляет, через которые может слышать и видеть. Но Эшли не хотела отвлекать Тали от учёбы. Марси из кожи вон лезла, чтобы преждевременно перейти в следующий класс, в учитывая то, как они попались на физкультуре, сейчас она занята в два раза больше. А ещё ей стыдно просить об этом. Нет, она сама всё выяснит. Точнее, она ему доверяет и не будет даже спрашивать его об этом. Она доверяет ему свою жизнь, а эта ерунда даже не обсуждается. Теперь они едут домой в машине Томи после того, как она отсидела наказание. Так оно было устроено. По утрам он был на тренировках по футболу, она — по черлиденгу. Четыре раза в неделю они занимались акробатикой, а в каникулы выступали в местном цирке. Днём учились в школе, а в остальное время делали уроки или вместе отдыхали. По обыкновению Томино свернул на обочину в нескольких милях от дома, где их не видно и не слышно. Поцелуи переходят на её шею, но она не думает об этом, в её голове так и крутится то, что она услышала в туалете. "Я не буду спрашивать его об этом" — заверяла она себя, но, вопреки её мыслям, слова вылетают изо рта: — Что у тебя с Алекс? — хрипло спрашивает она. Томи оторвался от её шеи. До этого она не называла имён. Она видела: он растерялся. Глубоко вздохнув, он напряг челюсть и отвернулся к окну. Она вернулась на пассажирское сидение. Он, заведя мотор, выехал на трассу. — Эшли, мы говорили об этом уже тысячу раз, — начал он, как обычно, спокойно, но напряжённо, — Мне не нужен никто, кроме тебя. Ни Алекс, ни Кэтрин, ни кто-либо ещё. Я люблю только тебя. — Я слышала в туалете, Алекс говорила Уитни, что ты звал её к себе после матча. — теребя один из браслетов, который он сделал для неё, тихо сказала она. Он не ответил. — Что со мной не так? — выпалила она. — Эш, с тобой всё так. Я уже тысячу раз говорил. Хватит верить этим сплетницам. Томино остановился у её дома. Она вышла из машины и ждала, когда выйдет и он. — Прости, я хочу побыть один. — он поехал дальше. Она знала: он поехал на пляж, как и всегда, когда хотел побыть один. Она пошла домой одна. Домой он не вернулся. Машину нашли на парковке у пляжа. Тело не найдено. Томино объявлен пропавшим без вести. Начался круговорот слёз, боли, чувства вины и полиции. Следствие, опознания тел.***
— Вставай, ты так всю жизнь проспишь. Каталея и Томино ждут тебя. — услышала сквозь сон Эшли строгий голос бабушки. — Да, да. Сейчас. — пробормотала в ответ она. Вот она открыла глаза, но нет они снова закрываются. Вчера она всю ночь ворочалась, вдохновленная она просто не могла сомкнуть глаз, а сейчас не может их разлепить. А стоило бы. Её будят уже второй раз, на третий её просто обольют ледяной водой. Но она так не хочет водится с этой дурой Каталеей и... Стоп. Томино? Это ещё кто? Теперь она подорвались с кровати. Наспех надев "велосипедки", майку и тапочки, она отправилась к бабушке на кухню, где уже сидел дедушка, читая какую-то газету. Тут же на столе оказалась пшенная каша, которую она принялась есть. — Что за Томино? Родственник Дарклингов? — с очевидной неприязнью спросила Эшли. — Не совсем, он Кравтворкер, сын дяди Каталеи, и на постоянной основе будет заниматься с вами. — Как обычно, жёстко ответила бабушка, — Но учитывай, даже если сломаешь позвоночник — занятия ты не пропустишь. Она застонала и закинула очередную ложку каши в рот. Если бабушка сказала — так оно и будет. Остаётся только надеяться, что Томино не такой противный, как Каталея. Она и сама не знала чем Каталея ей не угодила, она — открытее, умнее, талантливее, чем она; а ещё то, что она всегда знает правильный ответ — так выводит из себя! И ещё то, что она такая мягкая... И с математикой у неё проблем нет, да вообще она всегда все успевает. Эшли так не умела. На самом деле она сама точно не знала почему так взъелась на эту девочку. Наверное потому, что бабушке она нравится, наверное, даже больше, чем сама Эшли. Ревность? Скорее всего. Или чувство несправедливости? Чтобы бабушка похвалила Эшли, той нужно было из кожи вон лезть, а Каталею хвалили за чистый почерк; но что она могла поделать, если левая рука постоянно размазывает чернила? Хотя, большинство людей, которых она когда-либо видела раздражают её. Но ей с любовью бабушки везло больше, чем Питеру. Ещё у Каталеи были от природы прямые чёрные волосы, такие гладкие и покладистые. Эшли, увидев её волосы однажды, научилась способностями портной выпрямлять свои пушистые, пористые кудрявые локоны, чтобы те были похожи на волосы Каталеи. А ещё у Каталеи не было этих глупых веснушек. Но больше всего она на самом деле боялась, что если подружиться с ней, это непременно причинит ей боль. Что она обернёт её улыбку в слёзы. До этого, когда она ещё большую часть времени была с родителями, она играла с другими детьми. Но им она не нравилась. Она была для них чужой: из более обеспеченой семьи, внешность у неё другая, — они не забывали ей об этом напомнить, обломать все её желания подружиться. Они узнавали, что ей не нравилось или пугало её — и использовали против неё. В чём-то Эшли была похожа на дедушку: любительница пошутить и пустить все на самотёк — одни из нелюбимых черт характера бабушки. А ещё она ранимая и сопереживающая — качества, не совместимые с ее напускной жестокостью, качеством, которое она создала, как щит от боли. Наверное, то, что она уже большую часть детства с бабушкой, которая почти никогда не бывает чем-то довольна и не любит никого кроме дедушки, её родителей и её самой (ну, и Каталеи, конечно же), пока её родители занимаются её старшим братом Питером и другими делами вместе с Дарклингами и Кравтворкерами в Таллахасси, так сказалось на ней. Нет, её бабушка совсем не злая, просто у неё слишком высокие требования к людям. Вот и всё. Но она не злится на родителей, она понимает, что у них есть дела поважнее, чем носится с ней целыми днями; тем более, что в выходные она всегда с ними и Питером, и не обделена их вниманием. Особенно, когда у Питера более сильная волна неприятия, самобичевания, ненависти к себе из-за того, что тот случайно убил свою подружку Аманду. Он разозлился и потерял контроль. Он даже не заметил, что влиял на её сердце. Бедная девочка оказалась не в то время не в том месте. Сейчас они будут упражняться, как Гриши, а потом будут делать задания, которые придумала её бабушка, чтобы тем было проще в школе. Единственное на что она могла надеяться, это то, что Томино не будет её раздражать. Тренировки происходили обычно в гостинной, чтобы не привлекать внимания туристов. Зачем их тренируют в таком раннем возрасте? Чтобы они не использовали силу случайно, как случилось с Питером. Выплеск адреналина — и всё пропало. Особенно для таких редких Гришей эфиреалов, как родители Каталеи. Отец Каталеи заклинатель Теней, Александр Дарклинг, а мать — заклинательница Солнца, Алина Старкова. Сама Каталея, как говорят, — единственная в своём роде — она усилитель и ей подвласно то и другое. А ещё её тени — живые. Говорят, заклинатели могут прожить свыше тысячи лет, настолько они сильны. Эшли, позавтракав, вошла в гостинную, где её уже ждали. Дедушка, с которым будет заниматься Томио, сидел в кресле-качалке, бабушка — сидела на диване. Каталея и Томино сидели на полу рядом, Эшли села к ним, бросив Томино сухое "Привет", Каталея же уже и не ждала от неё приветствия. Эшли принялась рассматривать Томино. Мальчик был её ровесником. Чёрные волосы обрабляли лицо, не доходят до плеч и слегка завиваясь на кончиках. Гладкая бронзовая кожа, не как у неё, — её кожа не имела красноватый подтон, она выглядела просто загорелой. У мальчишки худое лицо, подбородок — чёткий и острый, нос прямой, а губы — пухлые с чётким беловатым контуром. А глаза были светло-карими с вкраплениями болтно-зелёного; взгляд был уверенным, но внушал ей чувство спокойствия, она чувствовала себя беспечной и уверенной, смотря в них. Томино сел подальше, замущавшись от пристального взгляда Эшли, да и та, поспешила перестать его разглядывать, ещё начнёт зазнаваться. По приказу бабушки все начали упражняться. Томино пытался расплавить гвоздь, который лежал в каменной пиале, и слушал лекцую дедушки о том, как это делать. Каталея поочерёдно создавала шарики сначала из Света, а после из Теней. Эшли же сначала старательно убирала красные пятна со своего лица, которые появились оттого, что вчера она целый день провела под палящим солнцем на пляже; а после под контролем бабушки влияла на сердце дедушки, когда тот закончил свою лекцию для Томино и теперь спокойно читал свою газету, временами подшучивая над серьёзностью Наиры, вызывая у неё улыбку. Возможно, кому-то покажутся такие методы обучения детей слишком опасными и жёсткими, но Наира считала, что это то, что надо. Когда Питер родился, он не проявлял свой дар до пяти лет, тогда все подумали, что так как он "полукровка" ему не передались никакие способности — как же они оказались неправы. Сам он был очень закрытый и друзей заводил плохо. Никто и подумать не мог, что он подсознательно блокировал свою силу, но когда он в последний год детского сада встретил Аманду, он перестал блокировать себя. Тогда бабушка начала объяснять ему, как контролировать себя. Томио, Эшли и родители жили в Таллахасси, а бабушка в резервации. Сначала ему нравилось то, что он не такой, как все, но потом, уже в первом классе, он начал это ненавидеть. Ему было ненавистоно чувтвовать биения сердец, он скрывал ото всех, что перестал тренироваться, ему казалось, что если он перестанет тренироваться, то и способности исчезнут. Как же он был неправ. После детского сада он учился в одном классе с Амандой. Кто бы мог подумать, что то, что Аманда скажет ему, что не любит его и он дурак, заставит всю силу, что была внутри выйти наружу? Эшли же проявила себя уже на втором году жизни: когда отец заставил её идти в кровать в семь часов вечера, она просто забрала кислород из его лёгких. Тогда она отправилась учиться в резервацию, пока родители разбирались с Питером. Теперь "ученики" сидели за столом на кухне и кропотливо выводили букву за буквой, а после цифру за цифрой и решали самые простые примеры. Конечно, Каталее было проще, она не смотрела с пять минут на пальцы, думая сколько же будет три плюс четыре. Эшли просто надеялась, что Каталее все даётся проще потому, что она старше её на несколько месяцев и потому, что она правша. Вообще Эшли была уверена, что если бы она была правшой, то бабушка бы чаще её хвалила. Наира даже однажды хотела научить Эшли писать правой рукой, вместо левой, но родители девочки запретили это. Тогда Эшли ещё не знала, что Каталея станет для неё не просто Тали, а Марси, и, что именно она научит любить свои кудряшки, а Томио уговорит её не прятать свои веснушки, потому что они ему нравятся. Томио вообще станет для неё, вероятно, любовью всей жизни. Любовью, из-за которой она сгорит однажды. — Знаешь, Эшли, ты можешь слепо ненавидеть Каталею, но она не такая, как все. Не бойся. — сказал ей Томино однажды. Она не знала, что ответить. Он ей сразу понравился, его она полюбила. Забавно, что именно его слова положили начало самой крепкой дружбы между ней и Каталеей. Тали научит её делать "домашку" сразу, у неё она будет списывать на математике и физике. И за Тали она не редко будет делать биологию и немецкий язык и даже выдавать себя за неё на физкультуре, из-за чего чуть не вылетит из школы. Томи подарит ей внутреннее спокойствие. Покажет ей дружбу, а после и любовь. Любовь, которая будет заставлять её сгорать раз за разом.***
Дорогой дневник, Я совсем не понимаю себя. После исчезновения Томио я пообещала быть верной ему, до тех пор, пока не выяснит истину его пропажи. Тогда мне казалось, что я легко смогу выполнять своё обещание даже в течение всей жизни. Так оно и было, до встречи с Беллой. Я замечаю в себе какую-то тягу к ней, я не могу этого объяснить. Мне всегда хочется быть рядом, защитить её от всего. На днях мама спросила есть ли у меня что-то с Беллой, говорит, что я на неё смотрю по-особенному, не как на подругу. По школе начали ходить слухи, что мы встречаемся. Из-за этого я чувствую себя предательницей. Пока я решила тренироваться больше, чтобы избавиться от этого наваждения. Возможно, попытка избавиться от боли потери Томи через избавление от всех вещей связанных с ним — плохая. Здесь я смогла отвлечься от всего этого с помощью изучения Калленов, да и теперь я думаю в основном о Белле. Я могу понять её боль. Но, кажется, метод "времени" не особо работает. Её отец сказал, что она кричит во сне. Он не говорил мне об этом, потому что думал, что со временем это пройдёт. Похоже, ловец снов не работает. Я просто так хочу видеть его глаза, держать его руку, обнимать его, выступать с ним. Без него всё не так. Сейчас, когда я пишу это, мне так тоскливо. Я виновата в том, что он пропал. Если бы я не устроила ему очередную сцену ревности, он бы не пошёл тогда на пляж. Какая же я не уверенная в себе дура. Если бы не я, мы бы сейчас обдумывали нашу свадьбу, а не... Не могу больше писать. Сегодня я провела в зале почти целый день. Приехала сюда я в около десяти часов утра, а сейчас уже почти четыре. На шестой минуте в планке у меня тряслось все тело, и я просто упала на маты. Я так вспотела, что даже решила воспользоваться душем в спортивном зале, которого обычно избегала. В очереди я оказалась одной и последних. Спустя почти часа ожидания я наконец смогла помыться, с трудом не намочив волосы. Когда я вышла из душа, в раздевалке осталась только Коссандра. Она делала вид, что роется в шкавчике. С момента нашей первой встречи рыжие волосы этой стальной женщины, которые раньше были длины "пикси", теперь почти касались плеч. Не обращая внимания на женщину, я начала одеваться. Я чувствовала, что она следила за каждым мои движением, пока я не закончила. Я направилась к выходу и, когда я уже собиралась покинуть раздевалку, она, ухмыльнувшись, сказала: — Ты Гриш.