***
Леви вышел из кухни и, чтобы вернуться в реальность, постарался полностью отрешиться от происходящего вокруг. Как и предполагалось, пульсирующий гул в его голове достиг своего пика и стих, оставив после себя неопределённое состояние ожидания. Леви казалось, что он слышит в его стуке рёв работающей где-то высоко в небе гидравлической машины — далеко, словно из другого мира. И это ещё больше подогрело ощущение опасности. Он знал, что всё это просто случайная ассоциация, но никакого успокоения в ней не находил. Затем он отметил, что вокруг тихо и что он слышит своё дыхание, причём — с напряжением, и понял, что это происходит из-за того, что его внимание напряжено, как у охотника, засевшего в засаде за кустами. Это было неприятное ощущение. Как перед выстрелом. Или — схваткой. Тем более неприятным, что Леви пока не был уверен, кто перед ним — противник или добыча. Но, с другой стороны, именно это и было самым важным: определить, кому он противостоит, и суметь использовать ситуацию. Отбой объявили через полчаса. В комнате — спальне казармы — было довольно темно. В углу белела закрытая салфеткой настольная лампа. Леви открыл дверь в душевую, пустил туда струю холодной воды и, закрыв глаза, стал ждать, пока остынет лицо, и успокоится дыхание. Потом вытерся и вернулся в спальню. Комната в лунном свете казалась громадной. Окно было распахнуто, и с улицы доносился тихий перестук капель. Леви забрался на кровать. Он долго лежал в тишине, и сквозь полуприкрытые веки ему мерещились сны — те места, где он никогда не был, те лица, которых он не знал, но которые почему-то волновали его и не давали заснуть. Когда он открыл глаза, в комнате было совсем светло. За окном серело предрассветное небо. Из коридора долетали негромкие голоса — это кадеты спускалась по лестнице на утреннюю поверку. Постепенно во всех комнатах пробуждалась жизнь. Хлопала дверь, ведущая в коридор, переговаривались между собой люди, звенели на кухне чашки, что-то стучало за стеной, и по всему этому, как в пустой бочке, бился ветер. Дождь кончился, и жиденький туман, как бледный мыльный пузырь, всплыл вверх и растаял, оставив после себя сырость, остывшую за ночь землю и свежую прохладу. Леви сел на кровати. Голова немного кружилась, но было на редкость спокойно и ясно. Он не имел никаких планов, никаких ожиданий и вообще был в том состоянии эйфории, когда все действия кажутся естественными. Сначала он встал, оделся и умылся, но эта процедура показалась ему настолько утомительной, что он, поколебавшись, сунул голову под кран. Вода была тёплой, а на вкус такой отвратительной, что он чуть не выплюнул её. Отжав мокрые волосы, он уставился на своё отражение в зеркале, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей. Его чёрные волосы уже немного отросли, но все равно были недостаточно длинны, и на них, как после горячего душа, осели бисеринки холодной испарины. Несколько прядей прилипли ко лбу и щекам, и он осторожно отбросил их за ухо. Теперь он походил на хмурую и мокрую северную птицу, чьё оперение насквозь пропитано дождевой водой. Волосы успели высохнуть к тому моменту, когда подали завтрак. На столе стояли красная ваза с розами и блюдце с двумя стаканами апельсинового сока. Демонстративно отвернувшись от цветов, он взял со стола поднос и пошёл на своё обычное место.***
Эрен тем временем пребывал в более приподнятом настроении, избавившись от прежнего чувства вялости и далёкости. После объявления подъёма ему ужасно хотелось спать из-за явного недосыпа и усталости, но новость о дежурстве Микасы несколько взбодрила его, подарив короткий момент свободы. Общество сестры часто давило на Эрена, ограничивало в действиях и мыслях. Йегер испытывал неловкость, когда она буквально вторгалась в его личное пространство, порой и вовсе забывая о том, что Эрен, в первую очередь, был парнем. Дома Микаса могла без предупреждения войти в его комнату, а на любое замечание она отвечала однотипно, без особого разнообразия. Из всего потока её мыслей можно было выявить лишь одну общую: совершая те или иные действия, она, в первую очередь, желала убедиться в целостности Эрена. Ей была важна лишь его физическая целостность, но никак не духовная, о чём свидетельствовали её же поступки. Микаса словно никогда и не пыталась понять, что чувствовал Йегер и какие эмоции он переживал рядом с ней. Порой Эрен ощущал тесноту, граничившую с нехваткой чего-то более нужного. Общение с Микасой не было таковым. Йегер постоянно отвлекался от неё, переводил взгляд или же начинал аккуратно поддевать носком ботинка любые камни, встречавшиеся по дороге. Желание контакта с сестрой не возникало само собой из воздуха, из-за чего приходилось напрягаться и «держать лицо». Это было сложно и требовало слишком много отдачи. К счастью, в стенах кадетского корпуса стало несколько проще из-за появившейся дисциплины и строгого разграничения. Эрен считал, что его жизнь должна была наладиться, но Микаса всё ещё продолжала проявлять свою странную, отталкивающую сущность. Она давала ему нужное расстояние, но в какой-то решающий момент сокращала эти метры и действовала по неведомому ей инстинкту. Припомнив пару таких ситуаций, Йегер невольно нахмурился и качнул головой. Решительно оставив любые мысли о Микасе, Эрен со спокойной душой освежился под утренней водой, наспех вытер с тела прохладные капли, а затем неспешно двинулся в сторону столовой. Запах еды впервые возбудил в нём уже позабытое чувство голода, благодаря чему он умело проскользнул через собравшуюся толпу возле главного входа и крайне быстро зашагал мимо рядов, звонко ступая каблуками по деревянному полу. Уже издалека ему показалась светлая макушка Армина, склонившаяся над гранёным стаканом с чаем. Подобравшись к самому дальнему столу, Эрен первым делом хотел поздороваться с Арлертом и узнать о его самочувствии, но мимолётный взгляд коснулся миниатюрной вазы, стоявшей прямо напротив его подноса, что несколько смутило парня. От этого он неловко обернулся, осмотрел всех присутствующих и растерянно поджал губы, пытаясь понять, кто же смог так глупо над ним подшутить. В голову лезли многие кандидаты, в числе которых были и те, о ком Эрен меньше всего хотел вспоминать. Он попытался успокоиться, досчитать до десяти и выдохнуть, чтобы не поддаться панике и злости, но его ситуация внезапно разрешилась сама собой. Армин, увидев недоумение в глазах друга, спокойно пожал плечами и решительно сдвинул вазу в сторону места Микасы. — Жан приходил, — коротко объяснил он, возвращаясь к своему стакану с чаем. Услышав это, Эрен невольно выдохнул и коротко усмехнулся, усаживаясь за скамейку. Внутри него что-то поднялось и снова рухнуло, оставив странное чувство. — Он всё ещё на что-то надеется? — привычно спросил Йегер, постаравшись скрыть накатившее на него волнение. Позже он всё же расслабился и успокоился, совершенно выкинув из головы всю эту нелепую ситуацию. На протяжении всего завтрака Армин успел поведать о некоторых вещах, услышанных ещё во время утренней переклички. Ничего из этого особо не заинтересовало Йегера, кроме слуха о паре сломанных кем-то кроватей в мужских казармах и предстоявших тестах по учебным предметам. Арлерт сразу же настоял на дополнительных часах повторения пройденного материала, на что Йегер не спешил соглашаться, но и не стал отказываться. В компании Армина уроки воспринимались лучше: тот не отвлекался, говорил всё по делу и мог толкнуть мысль в правильное русло. Эрен любил слушать его спокойный монотонный голос, делать заметки и периодически рассматривать контур лица Арлерта, подсвеченный керосиновой лампой. Иногда он даже умудрялся засыпать прямо за письменным столом, уткнувшись подбородком в собственные руки, на что Армин только протяжно вздыхал, но не смел будить. Сны в подобной позе были короткими и малоприятными. Эрен не видел в них ничего, кроме пустоты и мрака. Вместо каких-либо видений он слышал только чьи-то далёкие голоса, смутно казавшиеся ему знакомыми. Тысячи слов сплетались между собой, образуя единый жалобный звук, пробиравший сквозь сон до мурашек. После такого Йегер невольно просыпался и пытался мутным взглядом найти привычный силуэт Армина, чтобы убедиться в реальности происходящего. Время завтрака постепенно оканчивалось. Кадеты всё ещё лениво переставляли стаканы по гладкой поверхности стола и пытались как можно дольше занять себя разговорами, постепенно собирая всю посуду на подносы. Эрен скучающе выдохнул, посмотрел на дно стакана и вновь подумал о чём-то далёком. Речь Армина успела наскучить ему, из-за чего он попытался мысленно отстраниться, чтобы случайно не проявить свою неосторожную прямолинейность. Внезапно Эрену стало отчего-то тревожно, и только через секунду он понял, что чей-то чужой взгляд упёрся ему прямо в лоб. Вздрогнув, Йегер поднял голову и моментально встретился с далёкими холодными глазами, которые не выражали ничего, кроме усмешки. Они были серыми, с сумасшедшим блеском, затаившимся на дне, и пленяли своей невероятной магической красотой. Эрен почувствовал, как внутри него всё моментально сжалось, а после отдалось куда-то в грудь, едва ли не в самое сердце. Казалось, ещё чуть-чуть, и он перестал бы дышать из-за невидимой ему руки, задержавшейся возле тонкого горла. Вдох дался ему нелегко, но и выдохнуть было не так уж и просто. Он вновь посмотрел на Леви, очертил взглядом его статный профиль и понял, что это чувство никуда не исчезло. Вместо этого оно лишь усилилось и приобрело новые, более глубокие оттенки. Был ли это страх, стыд или нечто совершенно иное, искусно бросавшее одновременно и в невыносимый жар и в пробиравший холод? И что спасало от подобного недуга, засевшего едва ли не в самую душу, откуда достать что-либо было практически невозможно? Эрен выпрямился, вдохнул полной грудью, чтобы хоть немного расслабить тело, но вместо этого он вновь ощутил нечто иное, на этот раз уже до боли знакомое. Его щёки мгновенно налились яркой краской, проступившей на загорелой коже, и всё, о чём он думал на тот короткий момент, отразилось дрожью в угловатых коленях. Хватило лишь нескольких секунд, чтобы резко встать, едва не опрокинув поднос с опустевшей тарелкой и стаканом, а затем живо ретироваться на свежий воздух, напоследок кинув Армину красноречивый взгляд. Вряд ли тот до конца бы понял, что именно потревожило Йегера в этот момент, но одно можно было сказать точно: парню явно нездоровилось и требовалось сменить обстановку. Шум, окружавший Эрена, мгновенно стих. Вместо него он слышал лишь биение собственного сердца и гул крови в ушах, ставший непривычно громким. Шаги давались неожиданно мягко и легко, без лишней тяжести, присущей Эрену в моменты сильной душевной тяжести. Он едва ли запомнил, как выскользнул из душной столовой и ровной походкой отправился к зданию, у которого находился ещё несколько десятков минут назад. Остановившись напротив входа, ему понадобился момент, чтобы очнуться и слегка прийти в себя, вновь сделав глубокий вдох. Это не возымело нужного эффекта, и Йегеру буквально пришлось зайти в мужскую душевую, где он сразу же настороженно осмотрелся. Внутри не было ни души. Воспользовавшись моментом, Эрен в порыве сдёрнул с себя одежду и смятым комком оставил её на одной из лавочек, после чего направился в смежную комнату с душевыми. Пол неприятно скользил, противно хлюпая влагой под ступнями и оставляя промозглое ощущение сырости. Поёжившись, Йегер прошлёпал до самой последней кабинки, а затем вошёл в неё и мгновенно схватился за витиеватый краник, выкручивая его практически до упора. Прохладная вода начала струиться по обнажённому телу, охлаждая и опутывая своими тяжёлыми каплями разгорячённую кожу. Эрен почувствовал от этого наслаждение лишь на короткий момент, прошедший едва ли не по щелчку пальцев. Другая неудовлетворённость, засевшая намного глубже, жадно съедала его тело и неумолимо напоминала о себе приятными покалываниями. Взгляд, коснувшийся зеркала напротив, стал более ярким и выразительным, лишь замутнённый уже давно таившимся желанием. Ладонь аккуратно скользнула по влажному плечу, огладила подвижный сустав, подарив знакомые ощущения, а затем плавным движением перешла на ключицы, мимолётно касаясь чувствительной кожи. Эрен выдохнул, не в силах вынести тот жар, что разгорался внутри него после каждого прикосновения, и прислонился лбом к прохладной глади зеркала, прикрывая глаза. На мгновение он вновь вспомнил строгое лицо Леви, не выражавшее особого интереса к окружавшим его людям, и внимательный взгляд серых глаз, когда те совершенно случайно столкнулись с другими, такими непохожими на его собственные. А после… Йегер заметил в них нечто такое, что никогда до этого не видел, и что заставило его испытать совершенно иные чувства. Но что же это были за чувства, которые смогли подчинить этот бойкий нрав и привести его туда, где он в итоге оказался? Где Эрен, оставшись наедине с самим собой, стыдливо дрожал от собственного удовольствия, касаясь тонкими пальцами плоского живота и пытаясь удержать себя на ногах, чтобы невольно не сойти с ума от приливших ощущений. Мысли, как стрелки часов, сменялись одна на другую, при этом соблюдая некую цикличность. Он думал о том, что чем-то болен и что ему нужна сторонняя помощь, а после возбуждённо выстанывал и сильнее вжимался лбом в поверхность зеркала, неразборчиво шепча о чём-то более личном. Иногда в эту мольбу вплетались более понятные слова, имевшие за собой особый смысл, и только в этот момент Эрен на секунду останавливал себя, чтобы отдышаться и вновь убедиться в странных изменениях. С каждым мгновением его внутренние терзания плавно сходили на нет. Мысли стали липкими и вязкими, превратившись в одну несвязную кашу, от которой Йегер и вовсе отказался, отдавшись во власть приятным ощущениям. Наконец, он дрогнул, не в силах сдержать себя в руках, свёл от напряжения покрасневшие колени и почувствовал ту самую лёгкую приятную истому, разлившуюся волнами по всему телу. Но, отстранившись от зеркала, он вдруг с испугом понял, что это было не самым главным. Теперь Эрен почувствовал, что он целиком полный. Такой, каким не был рядом с Микасой или кем-то другим.***
Двор уже наполнился гулом голосов, тренировка началась, и Леви осторожно выбрался на улицу. День обещал быть жарким и солнечным, и он подумал, что, наверное, будет неплохо найти себе место в тени. Под деревьями было прохладно и тихо. Если не считать трели невидимых сверчков, все вокруг было безмятежно и серо, и даже царившая суматоха казалась не слишком искренней. Он приближался к спортивной площадке, но не дошёл, так как кто-то перехватил его за руку. Леви обернулся, сощурив глаза от бьющего в них солнца, и увидел инструктора Шадиса, который выглядел на редкость мрачным. Было непонятно, чем вызвано его дурное настроение, и Леви спросил: «Что-то случилось?» — Тренируешься с Йегером. Вчера он допустил ошибку в заключительной части приёма, и теперь тебе его гонять, — сухо ответил Шадис и посторонился. Как только он скрылся из виду, Леви сразу заметил Йегера. Эрен сидел на скамейке у металлической сетки и, закинув руки за голову, внимательно глядел на окружающее. Он напоминал совсем маленькую белоснежную птицу, застывшую в кроне огромного дерева. Жара, казалось, вовсе не трогала его, а круги, которые он выписывал ногами в воздухе, были длинными и плавными. Сердце у Леви ёкнуло. Он дошёл до площадки и остановился за спиной у Йегера, держась за сетку. Эрен не обернулся. «Может, он и не увидел», — подумал Леви. Но Эрен все же почувствовал взгляд и повернулся, изобразив на лице подобие улыбки. В его взгляде было такое ожидание, что у Леви пропало желание язвить, и он нерешительно сказал: — Ну, тогда начнём… Он чувствовал, что находится в каком-то странном состоянии, словно смотрел на косяк золотой рыбы, плескавшийся в глазах Эрена. В реальности же в них отражались солнечные лучи, и жёлтые пылинки, летевшие от сетки. Его взгляд показался Леви мягким и влажным, как прибой в сухой жаркий день. Они дошли до центра площадки и встали в тени. Тренировка предполагала высокий темп, поэтому Леви стал постепенно сокращать дистанцию, одновременно стараясь выстроить свои шаги так, чтобы у Эрена не оставалось больше свободы для маневрирования. Постепенно Йегер привык к этому и начал не защищаться, а нападать, но пока ему не хватало скорости. Несколько раз он блокировал удары Леви, но почти не наносил ответных. Вскоре настал момент, когда Леви стал нападать чаще, и его атаки стали крепче и агрессивнее, так что Эрен начал уступать. В конечном счёте ему пришлось пятиться. Эрен тяжело рухнул на землю, изнемогая от усталости, и исподлобья глянул на партнёра. Его лицо выражало страшное разочарование, словно он рассчитывал на большее. Это доставило Леви почти физическое удовольствие. Он опустился рядом с Йегером на корточки, внимательно посмотрел в его злые, с расширенными зрачками глаза и спокойно спросил: — Встать можешь? Эрен поднялся, встал в боевую стойку, и через несколько секунд Леви почувствовал, как воздух вокруг него словно бы сгустился и приобрёл особую упругость, став неприятно горячим. По привычке широко размахнувшись, он нанёс короткий косой удар в живот, и Йегер, которого слегка качнуло назад, отбил его легко, с какой-то почти детской лёгкостью. Леви напрягся. Эрен ответил ударом, который не достиг цели, и Леви нанёс быстрый и сильный боковой в солнечное сплетение, отбив который, Йегер ловко ушёл в защиту. Так продолжалось несколько минут, и это была не просто учëба, это было сражение. Оно захватило обоих, захватило до такой степени, что дальнейший бой напоминал бой двух томящихся от безделья котов, ловко и неотвратимо нападающих друг на друга, чьи когти и зубы каждое мгновение готовы были сомкнуться. Движения обоих становились все стремительнее, воздух, которым они дышали, уже не казался им воздухом — это была скорее смесь тёплого пара, насыщенного каким-то странным горьким запахом. В какой-то момент Эрен допустил ошибку, пытаясь перехватить инициативу, и Леви успел сбить его с ног, но вместо того, чтобы остановиться, он ещё теснее прижался к нему, практически вжимая Йегера в бугристую и мокрую землю. Эрен попытался освободиться, но у него не хватило сил. Его рот оказался напротив губ Леви. Оба, захваченные этой неожиданной близостью, молчали, и в их молчании было что-то особенное, чего не бывает в других случаях. Их дыхание стало учащённым, все вокруг словно поплыло перед глазами, но внезапно после долгого судорожного вздоха, похожего на короткое завывание ветра в вентиляционном коробе, Леви неожиданно обмяк и расслабился — это был конец. Эрена ещё трясло от пережитого, но уже не от страха и адреналина — по его венам разлилась волна облегчения и покоя. Он внезапно перестал сопротивляться и уставился на Леви сквозь слипшиеся от влаги ресницы. Ошеломлённый его покорностью, Леви несколько секунд не шевелился, словно не зная, что предпринять дальше. Аккерман чувствовал влажность его кожи под намокшей кофтой, его колени подгибались от ощущения близости чужого тела, которое казалось ему таким желанным, что хотелось не думать о последствиях. Затем его рука скользнула по животу Эрена, и он понял, что тот испытывает такое же возбуждение, какое испытывал он сам. Но все кончилось слишком быстро, и Леви, с трудом остановив ладонь, вдруг оказавшуюся в районе самого сокровенного, замер в нерешительности, не зная, что делать дальше, он с тревогой вглядывался в лицо Эрена, ожидая подсказки. Однако испуг в глазах Йегера заставил Леви отрезветь и отступить. Краем глаза он заметил, как Эрен, пошатываясь, встаёт с земли, стараясь держаться от него на некотором расстоянии, и вдруг с удивлением понял, что теперь не может ничего сказать и вести себя так, как будто ничего не произошло. К нему понемногу возвращалась прежняя манера держаться, но чего это стоило, он чувствовал особенно остро. Это был промах — стыд мучил его и не давал покоя. Леви не привык чувствовать себя глупо и унижаться перед кем-то. Но он вдруг понял, что выражение, которое он увидел в глазах Эрена, было не гримасой унижения или страха, а выражением неуверенности и внутренней неловкости, которую испытывал сам Леви. В молчании они закончили тренировку, их бой в этот раз был вялым и нетактичным. Эрена выручало только то, что Леви был более медлителен. Оба были уставшими и раздражёнными, но не демонстрировали и капли слабости. И все же, несмотря на результаты, вид Эрена выдавал в нем крайнего уставшего человека. Его костяшки пальцев побелели и вспухли. Это вызывало у Леви чувство вины, смешанное с ещё не прошедшим стыдом.