***
Лагерь был неприветлив. Он, как и всё вокруг, изменился. Палатки стали меньше, были сделаны в основном из палок и веток, на каждую из них требовалось очень много подобных ресурсов. Скала предводительницы грозно устремлялась ввысь, но уже не внушала того восторга и не выглядела величественно. Сама поляна пустовала: коты грелись внутри теплых жилищ в углублениях с веточками и перьями последних убитых птиц, заменявшими подстилки. Место, где ранее была куча с добычей, пустовало. Из последних сил Орехогрив вытащил труп ученицы в середину лагеря и упал рядом, больно ударившись ребром об утоптанный снег. Словно услышав звуки падения тел, Грозовые коты потянулись из палаток. Их жадные взгляды скользили по добыче, которую они должны съесть сегодня — пока не закоченела, не промерзла до каменной твердости. Фигуры соплеменников приблизились к убитой, в глазах их был восторг и голод. Кто-то вырвал кусок мяса из живота ученицы и ринулся к детской, обитатели которой уже наблюдали за происходящим; кто-то вцепился в труп, слышался треск плоти; кто-то выжидал в стороне удобного момента. Лежащий возле воитель осторожно встал. Орехогрива замутило — то ли от голода, то ли от отвращения. Так было каждый раз. Но он терпел. Пирующие скалились и рычали друг на друга, морды их были в крови, глаза светились огнем торжества. Осторожно Орехогрив подкрался к тушке ученицы и вырвал совсем небольшой кусок мяса из задней лапы и быстро отошел в сторону. Он бросил еду на снег. Возле раздался голос, кот от неожиданности вздрогнул: — Ты убил её?! — с детским, еще котяческим восторгом на него смотрела его же молодая ученица Трутнелапка своими янтарными глазами. — Но она же така-а-а-а-я жирна-а-а-я! — протянула она, скорчив недовольную рожицу. — Как ты ее победил?! Наверное, так приятно убивать этих… — Остановись, — хрипло перебил ее воин, не в силах слушать дальше. — Хватит, Трутнелапка… — Но я даже и двадцати слов не произнесла! — обиженно возразила кошечка. — Да, и это настолько прекрасное чувство, — рыкнул Орехогрив, рассержено сверля взглядом свою жёлто-коричневую соплеменницу — так, что она съежилась. — Ты про убийство котов племени Теней?.. — тихо произнесла Трутнелапка. На окровавленной мордочке было видно обиду. — Нет! — он слабо стукнул лапой по насту, разодранная, загрубевшая на холоде подушечка отозвалась болью. Поникнув, ученица вздохнула, но все же присела возле наставника. Орехогриву было досадно видеть такое поведение оруженосцев — у них не было уважения к другим племенам и добыче, и они даже не благодарили Звёздных предков за еду… может, поэтому те отвернулись от них луны тому назад? Орехогриву не слишком нравилось обучать Трутнелапку — импульсивная и слишком самоуверенная, она его раздражала, но все же он прощал ей это. Трутнелапка была неопытна — только неделю назад вышла из детской. И все же воитель успел уже более-менее изучить ее –или считал, что успел. Трутнелапка разве что не искрилась от желания помочь племени, и Орехогрив ценил ее трудолюбие. Ценил он и проскальзывавшее у нее иногда уважение к старшим, такое редкое в нынешние времена. Возможно, когда-нибудь она станет неплохой воительницей — впрочем, Орехогрив не был в этом уверен. Это была его первая ученица, да еще и не с самым простым характером. Однако это был ценный опыт. — Извини, — эти донесшиеся слова с толикой вины вывели его из лабиринта мыслей. Воин поднял желто-зелёные глаза на ученицу. Вид у нее и вправду был жалостливый. Орехогрив слабо кивнул, а после опустил голову к куску мяса и медленно оторвал кусок поменьше и так же медленно начал жевать, наслаждаясь вкусом. Трутнелапка коротко посмотрела на наставника, встала и быстрым шагом удалилась куда-то. Она с самого котячества не ценила данную ее пока еще сильному телу энергию, тратила ее, бесценную теперь, почем зря. Подул холодный ветер, заставив Орехогрива крупно вздрогнуть всем телом. Откусив себе еще немного мяса, он поднялся на лапы и медленно пошел к палатке воителей мимо останков Сумрачной ученицы. Внутри было теплее. хоть ветер и просачивался через ветки, из которых и состояла палатка. Благо, недавно предводительница приказала снимать со всей добычи (в том числе и убитых котов) шкуры и укреплять ими палатки, чтобы холодными ночами жители лагеря не рисковали замерзнуть насмерть. Правда, спохватились они слишком поздно. Одним утром двоих воителей просто не смогли разбудить… Холодно. Очень холодно, мороз с легкостью пробирается под поредевшую шерсть, заставляя мышцы сокращаться в напрасной попытке наработать новое тепло взамен теряемого. Боль, настырная и какая-то тупая, терзает поджатые под тело лапы, усы противно отяжелели и обвисли от осевшего на них инея. Спасительный сон не идет, а длинная ночь тянется еле-еле. Пятнистый бок кого-то из лежащих рядом воителей часто и неровно вздымается, его обладателя бьет дрожь. — Хо… холодно… — срывается с не слушающегося языка тихая, бесполезная жалоба. Всем холодно, почти все не спят, а просто пережидают очередную мучительную ночь. Но, к счастью, в предрассветный час, когда холоднее всего, обрываются только два дыхания. И все, что помнит о тех двоих Орехогрив — их покрытые льдом морды (на пороге смерти дыхание даже не способно растопить лед), тяжелые, словно окаменевшие тела и смерзшаяся в нелепые колючки, как у ежа, шерсть. Он продвигался меж ямок, наполненных веточками и перьями, пока не дошел к собственной и упал в нее — упал лишь потому, что сил почти и не было, и аккуратно лечь было невыносимо трудно. Так воитель делал всегда, каждый раз. Тело после этого болело — но к боли Орехогрив привык давно. Мышцы ныли после изнурительного пути к границе с племенем Теней и обратно, в лагерь. С неутолимым голодом воитель вцепился в еду и уже почти не тратил времени на ее тщательное пережевывание. Нужно было питаться. Иначе — умрёшь.***
Ночь — тёмная и холодная, безжалостная пора. Словно бесшумная охотница, она приходит забирать души слабых котов. И забирает. Однако предводительница Грозового племени Тисовая Звезда предусмотрела каждый шаг ночи. Однако каждый раз несколько часов, когда серость дня сменяется непроглядной тьмой, превращаются в противостояние между жизнью и смертью. Чаще всего побеждает жизнь. Но после ночи, когда последние звёзды прячутся, сопровождаемые зарей, наступает день, который готовит много непредсказуемых событий… Когда окровавленное небо уже светлело, Орехогрив открыл глаза. В воздухе еще были остатки того ночного холода. — Орехогрив, Орехогрив! — визгливый, знакомый и надоедливый детский голос. Трутнелапка тут же оказалась возле. — Сегодня мы должны тренироваться! — Да, я прекрасно помню. — кот внимательно осмотрел ученицу. Радостная. — Нам нужно идти уже, да? Да? — кошечке уже не терпелось начать тренировку. Как и обычно. — Выходить? — тихо фыркнул воитель. — Я буду обучать тебя в лагере, ты еще не доросла до настоящего леса. — Разве это настоящий лес? Старейшины говорят, что он жалок по сравнению с зеленью Юных Листьев, — возразила Трутнелапка, но всё же неуверенно. — А еще они мне сказали, что это уже и не лес вовсе. — В чём-то они правы, — взгляд его устремился на молчаливые деревья, будто застывшие во времени. — Но ты должна уважать то, что дано тебе и поменьше слушать старейшин, — закончил Орехогрив, с недовольством смотря на ученицу — но та выстояла под его взглядом и лишь тихо что-то пробормотала себе под нос. Воитель медленно прошел к скале и вздохнул. Трутнелапка хотела учиться — но была неповоротливой и обладала крайне плохой реакцией. Наверное, выжила она в детской только из-за своего крайне пушистого и тёплого меха, из-за которого, впрочем, она напоминала домашнюю киску, которую Орехогрив однажды видел до катастрофы. А вот и сама Трутнелапка подоспела — уже более медленным шагом, кажется, впервые сохраняя силу к тренировке. — Попытайся напасть на меня, — негромко сказал воитель. На миг ученица застыла, но тут же напряглась и стала в неправильную боевую стойку, прижалась к насту и оттолкнулась задними лапами. Орехогрив отскочил — кошечка пролетела мимо и упала на снег, после чего с кряхтением встала. А затем опять повторила недавние действия — напрягла мышцы, встала в еще более неудачную стойку и прыгнула. На этот раз кот увернулся и одним движением лапы опрокинул и так с трудом стоящую на лапах ученицу. — Твои боевые стойки неправильны, готовишься к прыжку слишком медленно, и этим даёшь противнику подготовиться к твоей атаке и при этом увернуться. Плохо, — подытожил он. — Но мы повторим. Трутнелапка кивнула и встала в боевую стойку — теперь, пожалуй уже намного ближе к правильной, припала к снегу, затаив дыхание, и резко прыгнула, но недостаточно быстро — Орехогрив опять отскочил, и комок жёлто-коричневого с белым меха упал рядом. Кот смерил ученицу мрачным взглядом, когда та вставала. — Я… я лапу ушибла, — прохрипела она. — Ушибла? Ничего, в бою тебе уже будет все равно, — раздраженно выдохнул воитель. — Но это не бой! — возмутилась Трутнелапка. Как же она была ещё наивна — в этом Орехогрив убедился именно на первой же тренировке. Да, порой такое раздражало — но разве он сам не был таким же неопытным в её возрасте? Пахло цветами, было слегка пасмурно. На нагретую солнцем землю опустились тени, спасающие от жары. Орехолап мирно сидел возле палатки оруженосцев, пожевывая упитанного кролика. Его взгляд был устремлен на Пеплокрыла, его наставника. Серый кот с темноватыми пятнами на спине имел очень угрюмый и строгий характер, и Орехолап бы хотел совсем другого воителя, который обучал бы его. В том возрасте Орехогрив совершил много ошибок. — Это не имеет значения, — оскалился воитель, видя, как его ученица приготовилась к следующему прыжку.