После

Город только просыпался, но многие уже были на ногах. На кухне, внизу, гремела посудой Шэрон, а из комнаты Шелли раздавалось звучание одного из проигнорированных ею будильников, музыка которого продолжала без конца повторяться по всему этажу. Стэн их не слышал. Сидя на чердаке, в наушниках и с играющим альбомом MISSIO, полностью сконцентрировавшись на разбросанных и исписанных листах. На одних значились тексты, на других — ноты, а где-то — давно забытые заметки, откинутые мыслью: «ну отдать струны Баттерсу я точно не забуду». Он заканчивал с текстом на одном из листов. Заменял слова на более подходящие, зачеркивал и записывал сверху новые. Когда дело было сделано, стянул наушники на шею и, ещё раз мысленно пропев весь текст, наконец удовлетворенно приписал «готово» под указанным именем Баттерса. В наушниках продолжал звучать голос солиста, которому подпел Стэн. Потянувшись, он с трудом поднялся на ноги. За целую бессонную ночь в одном положении, всё тело затекло, и только дошедший звук будильника Шелли напомнил, что пора закругляться. — Опять всю ночь просидел, — осудил он самого себя и принялся за уборку. Всё, что «не ненужно, просто пока не пригодилось» отправилось в старый ящик к остальному хламу. Стэн прихватил исправленный текст вместе с гитарой и отключил музыку в наушниках, оставляя висеть те на шее. Приподняв дверцу, он спрыгнул вниз и потянул веревку, закрывая чердак. В комнате сестры наступила тишина, но шум с кухни не пропал. Из родительской комнаты послышались шаги в сторону ванной, что означало только одно — к сожалению, проснулся Ренди. Стэн забросил вещи в комнату и спустился вниз, желая как можно скорее позавтракать и свалить, чтобы не лицезреть в очередной раз недовольные лица родителей. — Доброе утро, мам, — сухо бросил он, садясь за стол. — Доброе утро, Стэн, — Шэрон не удостоила сына вниманием, чуть ли не клюя носом у плиты. Причин почему она не выспалась было много и Ренди определенно в них входил, но как причина её страшных кошмаров, а не страстной ночи до рассвета. Хотя даже будучи той, на ком ещё держалась семья и кому больше всего приходилось терпеть Ренди, она больше не вызывала сильного уважения Стэна. Впрочем, что однажды мать тоже начнёт курить травку, чтобы заглушить боль, было лишь вопросом времени. Стэн не был сильно удивлён, когда узнал об этом. Скорее просто разочарован. — Ох, Стэнли, что с твоими волосами? Шэрон закончила раскладывать омлет на тарелки, наконец обратив внимание на сына. На кухню спустился Ренди и расположился рядом, не обратив внимания на усталую жену и сидящего рядом сына, но зато перехватив на себя недовольство Шэрон. — И тебе доброе утро, Ренди, — с нескрываемым презрением произнесла она. В ответ на «доброе утро» он что-то промычал, переписываясь в телефоне. В ванную, по-видимому, Ренди ходил с ним же, судя по не смытой с щеки пене для бритья. У Шэрон не было ни сил, ни настроения, чтобы тратить их на мужа. Она молча села напротив и принялась есть, а Ренди по-прежнему смотрел лишь в телефон, попутно запихивая бекон в рот. Подобная картина была частой. Стэн физически ощущал душноту от каждодневной атмосферы рядом с родителями и был бы больше счастлив поесть в одиночестве, чем провести ещё хоть немного времени с семьей. Для полной картины не хватало только хмурого лица сестры. Завтрак шёл в молчании. Для дома, что давно потерял семейный уют и взаимопонимание это было неудивительно. Шелли вовсе предпочитала есть, когда все покинули кухню, а Ренди мог приходить ужинать глубоко за полночь, когда только покончил с работой в амбаре. О вкусных обедах можно было вовсе забыть — Шэрон считала, что дети достаточно выросли, чтобы готовить сами, если их что-то не устраивает. Стэн наскоро поел и собирался взяться за чай, но в кружке оказалось чьё-то кофе. Не став ничего говорить, он молча поднялся и прошёл к раковине, выливая тот. — Итак, Стэн, так что с твоими волосами? — вновь поинтересовалась Шэрон, не сводя взгляда с Ренди и ожидая, что тот скажет. — Покрасился, — будничным голосом, ответил Стэн, не желая более вести диалог и быть единственной причиной, по которой тот могли вести родители. — И кто тебе разрешал? — Стэн не ответил, лишь тихо и устало вздохнул. Поэтому был не первый день, как он осветлил и перекрасил волосы. Они с Баттерсом вместе ходили в парикмахерскую на выходных, но тот только побрил виски, чтобы больше соответствовать своему образу в группе. А Стэн, листая журнал в зале ожидания, наткнулся на несколько фотографий моделей с волосами всех цветов радуги. Тогда, заметив чем занят Стэн, Баттерс указал на парня с голубыми волосами и небрежной стрижкой. «Тебе пойдёт», — выдал он, и Стэн, особо не заморачиваясь, ответил: «возможно». После, сидя в парикмахерском кресле, он взглянул в отражении на свои смольные, доставшиеся от отца пряди, и также бесстрастно выдал: «давайте голубой». Прошло четыре дня, но только сегодня Шэрон обратила на них внимание. Она даже не замечала такое очевидное изменение во внешности сына. Тошно. — Стэн, я задала тебе вопрос. Но ответа так и не последовало. Стэн молча прошёл мимо родителей, покидая кухню и поднялся на второй этаж. Заперев комнату и скрываясь ото всех. Он знал, что из-за травки нервы матери ни к черту и зря он себя так ведёт. Знал, что она скорее всего в один чудесный летний день, как сегодня, закатит истерику, а отцу будет просто плевать. А ещё знал, что ему нужно купить энергетик и свалить из дома поскорее, желательно, навсегда.

***

Летние фестивали в Южном Парке не такая редкость. Мэр города часто их устраивала, если погода позволяла, как сегодня и если бюджета хватало. В такие дни была возможность занять сцену самому или группой выступить с собственным номером перед толпой горожан. Многие этим пользовались, но даже без возможности показать себя на фестивале, почти всегда можно было сходить вечером к Твикам. На протяжении последних двух лет, Твики официально стали превращать свою кофейню в подобие бара по вечерам и на всю ночь в выходные. В это время имелась возможность не только заказать чего-нибудь покрепче (на удивление, мет в состав даже обычных напитков больше не входил), но и просто спокойно отдохнуть после работы, отвлечься от дел и провести хорошо время, будучи не только женатым мужчиной. Ведь в отличие от настоящих баров для взрослых, этот позволял впускать детей от двенадцати лет и старше. Здесь могли играть всякие попсовые гаражные группы, созданные только недавно или отшиваться готы, читая монологи из книг Эдгара По. Но выступить позволялось каждому. Чаще всего на сцене играл Твик на пианино, но пару раз в месяц заглядывал Стэн со своей группой. Именно в такие дни «Кровавый Рассвет» мог разойтись вовсю, вызывая не только одобрение публики, но и ненависть. В начале пути их могли выгонять со сцены. Но теперь Стэн был тут как родной, Баттерс часто болтал с готами или Твиком и приходил сюда, когда сбегал из дома, Джимми тоже все знали за его сольные стэндапы по субботам, а Кенни за прошедшие пару лет стал одним из «достояний» города и общался почти со всеми. Стэн сильно переживал, когда ещё в детстве, в классе четвёртом, его банда разошлась. Но теперь Кенни имел много друзей и был популярен, а Стэн окружил себя нормальными людьми, которым доверял и не боялся общаться с Баттерсом и Джимми из-за чужих предубеждений. Все четверо были полноценной новой бандой Стэна и часто тусовались вместе. Могли даже не играть, просто занять один из столиков и заказать пару стаканов молочного коктейля, обсуждая дела группы. Твик был не против. — Закончил? — Кенни отпил сок из трубочки и стал дуть, создавая пузыри, как ребёнок. — Прекрати, это раздражает, — замечание Стэна осталось успешно проигнорировано, но лист он протянул. Кенни схватил текст, наконец прекратив играть с напитком и стал внимательно вчитываться. Локтем он облокотился на стол и подпер рукой щеку, проходясь взглядом по строчкам. Выглядел при этом он явно не сильно довольным уже на середине припева и всё-таки дочитал до конца, стараясь не выдавать лицом, что думает. — Честно? — спросил он, протягивая лист обратно. Стэн потёр переносицу, разрешая продолжить. — Неплохо, но слабовато. Стиль-то наш, но чего-то не хватает. Живости или типа того. Больше на похороны пойдёт. Стэн взглянул снова на текст, прежде чем убрать тот в свой портфель с логотипом группы. Он не стал спорить. Тоже ощущал, что с текстом что-то не так — сначала свалил всё на то, что «каркас» придумал Лео, но просидев перед листом ещё минут двадцать, пока ждал других, понял, что дело не только в нём. — Выходит, нам не хватает живости, — согласился Джимми, чуть заикаясь в своей привычной манере. Но стоит заметить, что за четыре года он стал делать это куда меньше. — И как вы эту самую «живость» или «живность» найдёте? — Баттерс тоже присоединился к обсуждению, отлипнув от своего коктейля. — Развеемся? По-моему, мы уже около месяца только и делаем, что «веемся» где попало, но вдохновения всё нет. — Это точно, — согласились все. В последнее время с песнями было особенно туго. Стэн не мог сказать почему, но, возможно, неприятная атмосфера, усиливающаяся дома тоже влияла. Раньше все эти эмоции, весь гнев прямо лил из Стэна, бурлил фонтаном, но сейчас весь напор потух. Стэн давно свыкся со своими родителями и подобной жизнью. В нём больше не было бунтарства, ненависти и отчаяния, лишь холодная обыденность. — Нам пришлось передвинуть выступление. А если летний фестиваль всё же состоится? — на слова Джимми никто не ответил, но атмосфера за столом лишь сильнее накалилась. Дедлайны горят, надо что-то делать и, желательно, как можно скорее. Но всё, что они имеют сейчас — исписанный в исправлениях, помятый лист с именами Баттерса и Стэна. Не густо. — Ладно, — выдохнул Кенни, хлопнув в ладоши. — Вы, кстати, играли в новую игру? Он перевёл тему, как они всегда делали, стоило обсуждению зайти в тупик. Чувства неудовлетворения и раздражения внутри Стэна никуда не делись, но за разговорами стало проще и неприятная атмосфера за столом медленно сошла на нет. По крайней мере, вечер прошёл хоть не продуктивно, но приятно.

***

На обратном пути до дома Стэн шёл один, попрощавшись с ребятами у кофейни. Ферма находилась достаточно далеко и проще было поехать на автобусе, но он засиделся и пропустил последний. Звонить Ренди или матери тоже бесполезное занятие — вряд ли приедут. И Стэн привык вот так гулять, пусть один и ночью, но зато можно было подышать свежим воздухом и хоть немного не думать о семье и о том, что ждёт дома. К вечеру стало прохладнее, но расцветшие то тут, то там цветы вселяли надежду на приятное и солнечное лето. Хоть мысли Стэна по-прежнему возвращались к фестивалю и кофейне, а думать о чем-то другом не выходило, даже по дороге домой. Он стянул портфель с одной лямки и развернул, потянувшись за наушниками и телефоном. Пришлось остановиться, чтобы выдрать из недр рюкзака шнур. Но когда дело было сделано, надеть их всё равно не удалось. Стэн остановился. Прямо напротив их старого дома, в котором горел свет. На кухне виднелись чьи-то силуэты и, судя по всему, это была обычная счастливая семья с матерью, отцом и маленькой дочерью. Видеть этот дом и понимать, что внутри больше нет тебя было странно, хоть прошло достаточно времени. Возможно, когда-то мать, Ренди и Шелли также были счастливы здесь втроём. Потом появился Стэн, завёл друзей, был окружён вниманием и тоже хоть немного счастлив, пока всё не потерял. Возможно, с его рождения всё и пошло под откос. Но вряд ли та семейная пара тоже планирует заводить мальчика, как решили когда-то его родители. Они и так счастливы, нет смысла этого менять. Стэн застегнул портфель и накинул назад. Решив не мешать, направился дальше, цепляя на себя наушники. Сразу заиграла одна из старых песен из богом и Стэном забытого плейлиста, составленного ещё в классе пятом. Но переключать он не стал, отдаляясь всё дальше от дома и города. Песни сменяли одну другую, пока Стэн спустя какое-то время не остановился на полевой дороге. Вместе с телефоном держа тот самый текст, сложенный пару раз за время пути. Согнув ещё где надо, Стэн смастерил бумажный самолётик, который отправил в полёт. Куда-то далеко, в поле. Там в глубине зарослей, куда улетел самолётик, виднелись знакомые и в то же время давно ставшие чужими лица. Только смех не изменился. Стэн убрал руки в карманы и направился дальше, пока играющие в поле не заметили. Хотя всё равно его не узнают.