Фисташко-шоколадное мороженное

Солнце светит, птички поют, а я спокойно сижу в салоне автомобиля, докуривая сигарету в чуть приоткрытое окно, чтобы кресла не пропитались запахом табака. На фоне тихо играет какая-то радиостанция для разбавления скучной атмосферы. Время: двадцать минут восьмого утра. Опаздывать никогда не входило в мои привычки. Уже за пятнадцать минут до начала занятий я должен сидеть у себя в кабинете со стопкой новых отчётов по ученикам. Должность заместителя директора по учебно воспитательной работе не всегда доставляла радостное настроение, но неплохую прибыль, хотя за такую трёпку нервов можно было бы и доплачивать чисто из вежливости к работникам. Загорается зелёный. Меняю положение рычага автомата на режим «D», зажимая педаль тормоза и только после начала движения переставляю ноги на газ. Ранее утро и особо большого количества машин на дороге нет, потому трасса полностью не заполнена и пробок, слава богу, нет. Как ни странно. Проходит время, пара поворотов и вот я уже заезжаю на свое законное место на парковке. Переключаю рычаг в режим «Паркинг», вытаскиваю ключ из щели в руле и выхожу из машины. Закрываю сам автомобиль и направляюсь ко входу в здание. М-да, работаю тут уже около семи лет, а здание, как будто после второй мировой. Шутить так нельзя конечно, но почему нет? После последнего ремонта, побелка на стенах облезла примерно года два назад. Краску на полу никто и никогда не менял и новый цвет просто наносили поверх старого, из-за чего эти несчастные доски, которые когда-то были ламинатом, стали напоминать кучу камней со всякими выпуклостями. Сам иногда задаюсь вопросом, почему я не устроюсь работать куда-то в другое место и с каким-то Евроремонтом, но платят здесь относительно неплохо, потому лучше потерпеть до нахождения новой должности. Но, несмотря на всю печальную составляющую коридоров, мой кабинет выглядит поживее других. Ремонтом своей берлоги я занялся лично, ибо нахожусь в хороших отношениях с директором, и тот разрешил мне делать все, чего пожелает моя дизайнерская душа. Денег, естественно, ушло не мало, пришлось экономить на всех нуждах около четырех месяцев, но результат того стоил, я уверен в этом. Два кожаных кресла лавандового оттенка стоят друг напротив друга с сиреневым столом между ними. Не пропускающие свет занавески цвета индиго от потолка до пола, закрывают окна, чтобы придать комнате большего спокойствия и умиротворения. Стены и небольшой книжный шкаф с теорией о том, как успокоить мозг ребенка после ненавистной физры или контрольной по физике, глициниевые, а сам пол сделан из паркета гелиотропового цвета. Да, работая «детским школьным психологом» я неплохо разбираюсь в дизайне и да, все, связанное с фиолетовым моё любимое. Для детей этот цвет успокаивающий, и им проще открыться или рассказать о своих проблемах. — Антох… — Резко открывается дверь и громкий голос разносится по кабинету. Раздражённо рычу, ибо каждый раз говоря, что надо стучаться, мои слова пролетают через все крупицы мозга, но до ушей так и не доходит, видимо. — Дима. Стучаться. Я. Просил. Тебя. Стучаться. — Отчеканиваю каждое слово. Ну ёмаё, пора бы уже запомнить. — А, да? Ну, извиняюсь. Короче… — Длиннее, давай быстрее, у меня отчётов хренова туча. — Жестом приглашаю парнишку сесть в кресло напротив, на что тот охотно соглашается и проходит вовнутрь. — Слушай. Стас сказал, что нужно пару человек на сегодняшнюю разгрузку прибытой мебели для сенсорного кабинета. Ты же и так им занимаешься, так я предлагаю тебе присоединиться. — Позов заканчивает предложение скомунизженной печенкой с моего стола и с интересом смотрит на меня. Так подождите, какая разгрузка? — Поз, я похож на человека, который коробки с креслами-мешками таскает через все четыре этажа? — Подпираю правую щеку кулаком и опираюсь на подлокотник. Нет, честное слово, я и таскание таких вещей — две разные вещи. — Ну, Тох, ну пожалуйста. Я согласился и Матвиенко с собой захватил, нужен кто-то третий. — Он смотрит на меня умоляющим взглядом и доедает вторую печеньку. Так, а за вот это вот можно и отхватить. — Тот факт, что мы один раз собрались пиво попить в каком-то дешманском баре, после которого меня воротило дня три, ещё не значит, что мы такие друзья, чтобы мебель переносить с первого на четвертый. Кто вообще додумался сенсорный кабинет пихать на самый верхний этаж? Решаю встать с насиженного места и поставить чайник. Спрашиваю у Димы, что он будет и, получив ответ «кофе с тремя ложками сахара» замешиваю себе и другу напитки. — Ну, Шаааст. У меня через пять минут 10"Б» со своей алгеброй. Я должен им контрольную дать, а у меня ничего не подготовлено, так как кто-то не может помочь старому другу. — Позов обиженно надувает губы и смотрит на меня. Нет, ну извините, я никому ничего не должен, и опустим тот факт, что Дима просто попросил, а не поставил перед фактом, хотя, честное слово, с его то напором можно и в лоб говорить «Антон, сегодня ты идёшь с нами пахать и это не обсуждается», а затем красиво выпорхнуть из кабинета. — Что мне будет в награду? — А что, я должен работать без оплаты? Нет, конечно. Вот ещё! Напрягать мои нежные ручки ради «ничего» я не намерен. — Стас приглашает в бар в субботу, он платит. — Врёт и не краснеет, зараза. Причем это видео прекрасно невооружённым глазом. С напором смотрю на него, чуть наклонив голову, пытаясь выудить нужную мне информацию. — Ладно, ничего он в обмен не дал. Ну, Шаст, ну хочешь вечерком посидим? Там пару коробок и всё. — Тебе повезло, что я добрый сегодня. После первой смены приду. Забирай свой кофе и свободен! — Ставлю ему пластиковый стаканчик с темным напитком и жду, пока он покинет моё милое гнёздышко. Тот счастливо кивает, берёт свой заваренный «Якобс» и в припрыжку убегает на урок, ибо звонок только что прозвенел. Дмитрий Тимурович Позов. А если без всех этих прилюдий, то просто Диман — мой старый и, по совместительству, лучший друг. Ничем не примечательный добрый парнишка, младше меня на пару лет. Мы учились в одной школе в Воронеже, затем в одном универе, только на разных курсах и факультетах. Оба пошли в педагогический, только я пошел на психологию и дефектологию, а он на педагога: учитель алгебры и геометрии, если сказать проще. Поз вообще достаточно разносторонний человек, подстраивается под всех как только может, только бы его повысили и приняли. Конечно, он может дать отпор, но обычно я вытаскиваю его любопытную задницу из всех видов приключений. Забавно. *** — Какие там пару коробок?! Сейчас я стою перед этим самым грузовиком в обед. Май. +30. И я в костюме собираюсь перетаскивать эти сто пятьсот картонных огромных штук. Если все вместе сосчитать, то получится около пятидесяти предметов, десять из которых кресла-мешки просто огроменных размеров. Я понимаю, детям нужен отдых и все дела, но етить вашу налево, каким раком мы втроём это должны все утащить? Злым взглядом смотрю на Позова. Тот просто невинно хлопает глазками, потирает затылок и кивает плечами. Вы что, серьёзно? — То есть ты знал, что у нас тут столько всего, но не сказал?! Какая же ты сука, Позов. — От этой безысходности хочется плакать, ибо оставить друзей совесть моя не позволит, но мозг говорит бежать куда подальше, так как завтра я скорее всего хрен встану. Тело будет болеть, как после отработанной по несколько сотен раз стометровки. «Пока» сказали мои конечности на завтрашнее утро. — И я люблю тебя, Антош. — Ещё и прикалывается, зараза такая. Я ему отомщу когда-нибудь. — Педики хреновы. — Проносится недовольный низкий голос, а затем ржач со стороны Димы. — Че встали? Давайте разгружать. Тачка уехала, все вытащили оттуда. — Какие люди, да без охраны! — Эмоционально и слишком наигранно провожу руками в воздухе, поражаюсь «вовремя» пришедшему Матвиенко. Вообще с Серёгой мы не так долго дружим, как с Позовым. Познакомились с ним лет так пять назад, я тогда ещё обычным психологом работал в школе. Серый пришёл к нам физруком и, бог знает как, но он смог подняться до должности главного бухгалтера. Зато мы знаем как он там рвал свою пятую точку, чтобы подняться наверх и сейчас заслуженно сидит на своем почетном месте. А на счёт общения, то оно задалось с самого начала у Сережи и Димы, я как-то холодно ко всему этому относился. Думал, мол, учитель физкультуры, какие у него могут общие интересы со мной — «воспитанником детей». А потом втянулся. Начали здороваться в коридорах, чай на совместных окнах пить и неплохо так сдружились. А когда его запихнули в бухгалтерию, ибо там не хватало работников, так вообще вместе с ним и Димоном пошли праздновать. Сейчас же он в нашей троице занимает место «самой токсичной лапушки». Это мы с Позом такое придумали. Серому не нравится, но кого это волнует. — Шаст, сейчас договоришься, будешь сам все это таскать. — Он подходит к этой куче мебели и сразу берет около трёх коробок с кресла-мешками. Бухгалтер бухгалтером, а физическая форма у него на все десять из пяти. — Вперёд, ребятки. Нам бы до пяти справиться. *** На улице шесть часов вечера, а мы втроём сидим на этих долбанных кресло-мешках, пытаясь отдышаться уже около тридцати минут. На половине всех вещей нам помогли парочка ребят из одиннадцатого класса, так как у них закончилась смена. Мне кажется, если бы не они, то древний челлендж «24 часа в закрытой школе» стал бы явью. Вытаскивать все из коробок уже заставим каких-нибудь пацанов или девок завтра, лишь бы до этого завтра дожить. Руки и ноги неимоверно тянут тебя куда-то вниз, только бы лечь и не двигаться. Я Стасу ещё припомню его выходки, мол, кроме нас больше некому это всё тащить. — Хочется сдохнуть. — В который раз повторяю, ибо реально хочется отключиться прямо здесь, только бы не чувствовать все это. — Мне ещё домой ехать… — У тебя хотя бы тачка есть, а мне на такси переться. — Ворчит в ответ Дима, сидящий на соседнем кресле. — У вас хоть в принципе машины какие-то есть, а я живу настолько недалеко, что маршрутки не доходят туда и придется идти пешком. — Спокойно говорит Сережа, так как ему вся эта нагрузка далась гораздо легче, чем нам. Физрук, хули. — Ну, хочешь я тебя подвезу? Нам все равно по пути. — Еле выговариваю, но в голове у меня уже моя теплая ванна, которая расслабит меня и моё тело хоть на минутку, а потом я пойду в свою мягкую кроватку, удобнее устроюсь и спокойно лягу спа… — Да, спасибо. А сейчас встаём, через минут десять школа закрывается. — Бодро верещит Серый, а у меня от этих криков в голове гудит. Прошу его вести себя потише и медленно встаю со своего места. Сквозь боли и мучения спускаюсь на первый этаж, а затем и на парковку. В мышцах ломит, будто после какого-то взбирания на Эверест. В лучшем случае на Эльбрус. Открываю машину и с невероятным наслаждением сажусь на водительское сиденье. Отодвигаю спинку чуть назад и просто лежу так примерно минут двадцать. — Потрясающе… — Измученная улыбка озаряет моё лицо, пока я не услышу громкий хлопок двери рядом и радостного Матвиенко на пассажирском сиденье. Зашибись. — Хватит расслабляться, заводи тачку и поехали. Хотя я мог и пешком дойти, но ты же, как верный и добрый друг предложил мне помощь, и я ну никак не мог отказаться. А вообще знаешь, я тут недавно себе МакБук купил, такая крутая штука… Н-да. Главным его минусом был нескончаемый поток слов. Он может разговаривать без остановки на протяжении нескольких часов, пока не расскажет всё, что с ним случилось за последние несколько дней. Это, конечно, иногда весело, но сейчас, когда единственная моя мысль — это доехать домой в тишине и спокойствии, его словесный понос будет очень не кстати. Через минут десять по дурацким пробкам, я высаживаю, наконец, своего друга и под Бетховена еду обратно домой. Шучу. Здесь снова играет какая-то музыка с радио. Иногда даже Моргенштерн и Слава Мерлоу проскакивает. Ничего против не имею, но сколько раз я их не слушал, текст разобрать так и не смог. Зато моя девятилетняя сестра за пару прослушиваний выдала мне все слова в точности и без ошибок. Как они это делают, я в душе не ведаю. *Звонок* — Да кого там принесло. — Не отвлекаясь от дороги, беру смартфон в руки и на автомате отвечаю. — Ало? — Антон? — А, это Стас. Ладно, не ответить было бы большой ошибкой. — Да, я. Ты что-то хотел? Давай побыстрее, только, я за рулём. — Не люблю разговаривать по телефону во время езды. Это очень сильно отвлекает и не дай бог менты попадутся. Штрафов мне не хватало ещё. — Завтра в девять утра совещание в актовом. Там максимум минут двадцать займёт. Паша болеет, потому не сможет прийти. Мне нужна замена и ты просто идеальный вариант. — Да ну не-ет. Я был на прошлых двух, мало что-ли? Я вообще собирался завтра к обеду прийти, если получится, ибо кто-то очень сильно попросил меня всю мебель для сенсора перенести. — Пытаюсь сделать голос чуть угрожающим, но мне так лень, что больше на нытье похоже, чем на что-то злобное. — А тебе Дима не сказал? Я вам премию троим выдам в этом месяце. — А, ладно, тогда было над чем работать. — Так ты придёшь? Ну очень надо. — Бог с тобой, ладно. Но с тебя кофе! — Иначе не проснусь я ни завтра, ни к концу недели. Хотелось бы добавить, но промолчу. — Без проблем, все, жду тебя. Он сбрасывает трубку. А я заглядываю в экран телефона, чтобы зайти в учительской чат. Возмущения по поводу новых тетрадей, занавесок, тупые и неуместные шутки Позова, но я почему-то поржал. Ещё пара сообщений из других чатов, на которые я отвечу потом. На автомате завожу машину, не смотря вперёд. Но, видимо, зря. Громкий звук сигнализации. Все происходит до безумия быстро и одновременно очень медленно. Красный свет на светофоре, видимо, ничего не дал моей умной голове, потому моя машина спокойно едет вперёд. Что-то яркое и разноцветное быстро мелькает в правом зеркале, а затем глухой удар о заднюю часть машины. Голова бьётся об руль, а затем темнота… *** Просыпаюсь под громкие крики людей. Что происходит? Перед глазами что-то белое и мягкое, похожее на подушку. А, подождите, это и есть подушка, только безопасности. И я сейчас до сих пор в машине, только что-то сильно давит на спину. Еле как поворачиваю голову и замечаю прижатое ко мне кресло водителя. Взгляд падает на задние сиденья, которые смяты в клочья. Черт, больно. Пытаюсь посмотреть на улице, но от передвигания зрачков боль острым колом бьёт по голове. Я сейчас не смогу вылезти. Открывать самому дверь опасно, да и на вряд ли я полностью цел. Перелом чего-то будет обязательно, я уверен. На данный же момент я чувствую только ноющую боль по всему телу, что аж хочется плакать. — Эй, парень, жив? — Да зачем же так орать то, мужик. Зажмуриваю глаза в надежде убавить шум, но это только мешает. — Да… — Через силу прохрипываю, в надежде, что меня услышали. — Потерпи, врачи уже бегут. — Выдыхаю. Значит выживу. Хочется встать, но веки резко тяжелеют, и я снова проваливаюсь в сон. Просыпаюсь уже в больнице. Даже говорить не буду о том, как сильно по глазам режет всё белое, после долгой темноты. Чуть повернув голову, замечаю капельницу, пару тумбочек и ещё тот факт, что я один. Кстати, гипса нигде нет, значит всё-таки ничего не сломал. В целом даже чувствую себя неплохо. Голова стреляет, но уже не так, как после аварии. А ещё тут есть звоночек на столике рядом. Дотягиваюсь свободной рукой и нажимаю. Звука я не услышал, может это у них там на ресепшене все слышно. Через пару минут ко мне в палату заявляется врач. Мужчина, лет так 40-45, неплохо даже сохранился. Он долго молчит, осматривает меня со всех сторон. Затем задаёт несколько вопросов. Болит ли у меня голова и другие конечности, в целом как себя чувствую. Получив ответы, он что-то себе кивнул, попрощался и вышел. Странный тип. Ближе к вечеру ко мне нагрянула полиция. К сожалению. Сказали, что придется оплатить штраф за проезд на красный. Минут двадцать мне распинались, какой я плохой и безответственный, на что я просто кивал и угукал. А затем донесли информацию, что оказывается из-за меня сейчас в реанимации один человек. Водитель как раз того яркого фургончика с чем-то. Не успел рассмотреть. Пускать меня к нему не хотели, несмотря на то, что я очень настоял. — Сколько стоит операция? — Это я уже спрашиваю у моего врача. Примерно же он должен знать цену. — Семьдесят тысяч. Не много, на самом деле. — Всего-лишь? Я думал мне сейчас цену в несколько миллионов выдадут, а тут и до сотки не доходит. — Цена маленькая, а оплачивать некому. Как ни странно — Я оплачу, в чем вопрос? — О. Серьезно? — Он че, реально удивлен? Я так лоханулся, логично, что мне надо что-то делать. Совесть моя чистая не позволит оставить все как есть. Да, придется чуть по голодать, но думаю мама с отцом примут меня к себе в домик на месяцок, пока буду зарабатывать на «жизнь» и оплату квартиры. — Да, конечно. В каком состоянии он находится? — Голос чуть дрожит. Чувствую безумную вину из-за этого. Только бы не погиб и остался жив, все деньги отдам. — Жить будет, но без операции будут проблемы в будущем. — Слова так легко произнесены. Я со спокойствием выдыхаю. Главное, что он жив. Затем я говорю о том, что готов оплатить прямо сейчас. Приходят другие люди с кучей бумаг и документов. Голова и так не варит, а теперь и подавно. Просто делаю то, что говорят и всё. Где надо расписаться, расписываюсь. Спустя час всех этих махинаций я, наконец, перевожу деньги с карты на чей-то врачебный счёт и со спокойной душой ложусь обратно. Все это время находился в сидячем положении, из-за чего заметил несколько синяков и ссадин на ногах. Ниче серьезного, но заживать будет долго. *** Проходит около недели. За это время меня пять раз успевают навестить родители с сестрой. Пятнадцать раз проплакаться мне в плечо о том, какая плохая мама, раз оставила меня одного жить. Четыре раза принесли контейнеры с едой, три из которых были полностью забиты борщом или каким-то другим супом. При том сколько раз я не говорил маме и папе о том, что наелся, в меня пихали всё больше, ведь «Надо тебе быстрее поправляться!» Я люблю, конечно, свою семью, но до сих пор считаю их гиперопеку чем-то странным. Благо сестра все понимала и не лезла прыгать ко мне на койку, как обычно это делала дома, только на мою кровать. Честное слово, себе и своему весу дороже лучше будет говорить родителям о том, что со мной что-то случилось в конце всей ситуации, когда уже всё разрешилось, ибо меня откормят и поплачут в плечо, а потом ходи Шастун в зал и приходи домой весь убитый велотренажёром. За все это время я так и не смог, правда, узнать того парня поближе. Знаю только, что его зовут Арсений Попов и он мороженщик. Ну, в смысле, у него свой фургончик, который я, как истинный джентльмен, расхреначил к чертям собачьим. Ему лет около 25 или что-то вроде того. К слову, меня вчера оторвали, наконец, от постоянной капельницы и ставить её будут теперь только по расписанию в восемь утра и в пять вечера. И теперь, так как я свободен, я готов навестить своего почетного «друга», который из-за меня сюда и попал. Операция у Арсения прошла более, чем успешно и сейчас он должен быть у себя в индивидуальной палате, которую я также оплатил для его благополучия. В данный момент я стою возле двери в палату и по какой-то причине не захожу. Всё посещение было с разрешения врача, но какое-то внутреннее чувство боится туда заглянуть. Делаю несколько глубоких вздохов и, наконец, стучу. Три удара о дверь, но ответа сразу не последовало. Уже хочу возвращаться, но тихий хриплый голосок говорит «Войдите». Как на автомате сразу же поворачиваюсь и дёргаю за ручку двери. Она открывается. — Здравству…йте. — Слегка удивленный взгляд направляется на меня, а я стою на месте и ничего не делаю. Что-то заставило меня замереть и просто смотреть на него. — А вы кто? — Вот так сразу. Без лишних слов, вопрос прямо в лоб. На несколько секунд даже забываю о чем вообще идёт речь и только потом, спохватившись, отвечаю. — Антон. Кхм. Антон Шастун. — Как только он слышит моё имя, то его лицо смягчается, а на лице появляется милая улыбка. Чего, простите? Я ожидал криков, оров, слёз, да что угодно, но не дружелюбной лыбы на всё прекрасное лицо. Так, стоп. Какое такое прекрасное? Обычное лицо. — Проходите, садитесь. — Приглашающим жестом руки он приглашает меня на небольшой стульчик у его койки, и я тихо прохожу и сажусь. На протяжении нескольких минут мы просто молча смотрим друг на друга, и я первым решаюсь задать вопрос. — Как ты… Вы? — Спрашиваю осторожно, стараясь никак не задеть своими словами, мало ли что. — Могло быть и хуже, но благодаря вам и вашей материальной поддержке, я выгляжу неплохо, относительно того, как мог бы выглядеть без операции. — Он снова мягко улыбается, а у меня глаз готов задергаться от его доброты. Слишком он яркий и солнечный. Да и какой нахер поддержки? Я реально ждал чего угодно, но не этого. — Начну с того, что давай на ты, а закончу на том, что ты издеваешься?! Из-за меня ты сюда попал, из-за меня сейчас лежишь весь никакой и не можешь встать, и именно из-за меня ты просрал свой дебильный фургон с мороженым, а теперь ты просто благодаришь меня за то, что я всего лишь оплатил лечение?! Да я просто обязан был тебе предоставить все вип услуги, только бы ты жив остался. Меня вообще неплохо было бы говном поливать сверху донизу, а не улыбаться во весь рот и кайфовать. Что же. Я закончил свою орущую тираду и с явной отдышкой, ибо все это я говорил без остановки, жду его реакции. Она, кстати, опять какая-то странная. Сначала он испугался меня, затем медленно и шокировано открывал глаза. К концу моей великой речи недоумевающе поднял одну бровь, с чего я офигел. Он умеет одну бровь поднимать, ну нихрена себе, ещё он мне трубочку из языка покажет, так я вообще упаду. И все бы ничего, но в данный момент этот Попов вообще начал ржать без устали. Какого хрена?! — Да что с тобой не так? — Яростно всплескиваю руками. Это уже не в какие ворота не лезет! — Со мной всё хорошо. Просто поражаюсь тому, что такие люди ещё остались. Уух. — Внешней стороной указательного пальца он стирает слезу с глаза, образовавшуюся в порыве смеха. Я никогда его не пойму. — Какие такие? — Душевные. Чего?