***
Куда-то далеко вести парней Алексей не стал, они втроём просто спустились на этаж ниже, что было довольно удобно — никуда не нужно было тащиться в душном автомобиле по унылым дождливым улицам, и это не могло не радовать. Так и запишите, плюс балл ситуации. Итого у неё сейчас минус девяносто девять. Есть ещё куда расти. Коридор в отеле был ужасно узкий, а потолки так и норовили начать упираться Мише в макушку, но он оказался слишком сгорбленным, чтобы их касаться. Старый ковролин мягко шуршал под ногами, а низенькие каблучки туфлей Горшка аккуратно постукивали по покрытию, создавая приятные уху звуки. Андрей наслаждался моментом как мог. Через неопределённое количество времени Горшенёв-младший всё же остановился перед очередной дверью, такой же, как и все остальные, под номером 403, и цифры, хоть и были позолочены, выглядели дёшево и вычурно, учитывая всю остальную бедную советскую обстановку вокруг, с самыми модными когда-то давно цветочными коврами и однотонными стенами. Алексей постучал в дверь уверенно два раза, а затем, сделав небольшой перерыв, ещё два. Ответа не последовало, но бандит всё же решил, что это молчаливое согласие, а не необсуждаемый отказ. Медленно, зато с душераздирающим скрипом, открыв дверь, Алексей неуверенно в неё заглянул одним глазом, аккуратно осматриваясь и оценивая обстановку, и лишь затем пропуская дорогих гостей вперёд, подталкивая тех в плечо. Дверь за парнями была закрыта на замок, а ключ был сразу же отправлен Горшенёвым-младшим во внутренний карман его пепельного пиджака. Комната предстала перед вошедшими не в самом лучшем своём виде: она была более тесной, чем номер Миши с Андреем, и при этом тёмной, пропуская через зашторенные окна как можно меньше дневного света, которого и без того снаружи было не особо много. Когда трое парней попали в главный зал, то самое первое, что они увидели, это разбросанные по полу пустые стеклянные ампулы, а на столе у приоткрытого окна были аккуратно разложены медицинские приборы, включавшие в себя несколько чистых шприцов, маленькие ножнички, наполовину использованные бинты и пластыри, на которых виднелись капли свежей крови. Воздух в комнате тоже был не самым чудесным, пусть и перекрывался свежим ветром с улицы, но замаскировать стойкий металл он всё же не смог. Андрею страшно не хотелось переводить взгляд со столь привлекательного стола на гораздо менее привлекательный диван, где тяжело дыша сидел мужчина, на груди которого были наложены повязки, уже порядком вымокшие в алой жидкости. Однако Миша был менее трепетным к подобного рода неожиданным встречам, а потому непрерывно пялился на лицо сидящего, чуть ли не разевая рот от полнейшего удивления и негодования, временами замещающегося на отказ от понимания ситуации. Семь дней Михаил Горшенёв был на все возможные сто процентов уверен, что Александр Леонтьев всё это время спокойно себе гнил в земле. Точно также предполагал и Андрей, но его ожидания, увы, не оправдались. Когда молчание, повисшее в комнате, стало окончательно неуютным, Ренегат, болезненно откашлявшись, указал Алексею стать ближе к двери, как бы перекрывая её, однако комнату не покидать, и он остался наблюдать со стороны за всем происходящим, при этом косвенно её контролируя. — Я так понимаю, Андрей, ты не особо счастлив меня тут видеть, — в уши Князева моментально врезался острый сухой и надрывающийся голос, и складывалось такое впечатление, что любая фраза давалась мужчине с ужасными страданиями, сопровождающимися ноющей болью чуть ниже сердца, куда Андрей его впервые и ударил острым ножом, промахнувшись из-за волнения, — Я тоже твоё лицо выносить не могу, поверь. Особенно после определённых событий. Но это всё полемика — ведь главное, что я выжил, не правда ли? Князев не дёрнул ни единой мышцей, разве что руки непроизвольно сжал в кулаки, болезненно впиваясь отросшими ногтями в ладонь, но в остальном всё также буравил взглядом стол, словно в надежде пропилить в нём дырку собственной нескончаемой злой энергетикой. Миша тоже её чувствовал, и она совсем не внушала ему доверия. — Я вижу, что ты нашёл себе новых друзей, — Леонтьев пытался говорить расслабленно и по-хозяйски, но его подорванное здоровье не позволяло ему чувствовать и вести себя по-настоящему свободно; затем он перевёл усталый взгляд на всё ещё сконфуженного Горшка, который неуверенно переминался с ноги на ногу: — У нас ведь была история и с тобой, Миша, причём довольно дружеская. Я чувствую себя преданным, — Князев понятия не имел, какое выражение лица было у собеседника, но по интонациям можно было понять, что оно было спокойным, как штиль, а глаза еле заметно поблёскивали. — Я не знал, что вы живы, — Горшенёв то и дело оглядывался на стоящего к нему боком Андрея, пытаясь понять, о чём думал его друг, но ничего на его беспристрастном лице прочитать было просто-напросто невозможно. — По правде говоря, я и сам не знал, что выживу, так что твоей вины здесь нет, — мужчина неожиданно резко глубоко вдохнул и тут же приложил руку к груди, то ли в попытке успокоить сбившееся дыхание, то ли уменьшить боль, но продолжил говорить, как ни в чём не бывало, лишь слегка сильнее хрипя, — Меня спас Лёша. Он успел как раз вовремя, чтобы врачи смогли вернуть меня к жизни. — Но по новостям сказали… — договорить Миша не успел, ведь его бесцеремонно прервал устало-едкий смешок, на который Князев среагировал лёгкой дрожью в плечах. — Эти журналисты скоро самолично будут сюжеты инсценировать, ей богу. И я не в ответе за их выводы, пускай иногда они даже играют мне на руку, — Александр, прилагая невероятные усилия, впервые за их диалог попытался встать с насиженного места, только вот получилось у него это не самым лучшим образом, поэтому ему пришлось опереться о ближайшую стену, — А ты почему молчишь, Андрей? Неужто стало стыдно за неудавшееся убийство? Или за то, что ты ограбил меня практически полностью? Для Горшенёва в этот самый момент оправдалось всё самое страшное. Андрей — беспринципный вор, который не побрезговал убийством, пусть и не самого законопослушного гражданина, но всё ещё человека, без учёта того, что он к тому же ещё и был другом Миши. Но это описание шло в абсолютный разрез с человеком, которого Горшок совсем недавно узнал поближе и с которым провёл одну из самых интересных и захватывающих недель в его жизни. Князев не был эгоистичным или злым — он был мягким, дружелюбным и весёлым, он волновался о друзьях и всегда был готов помочь, пусть и казался иногда слегка пугающим. Но Миша сам для себя уже давно всё решил — он никогда не оставит Князева одного. Если его сегодня убьют, Горшок сделает всё возможное, чтобы это произошло исключительно через его труп, и пусть даже это попытается сделать его брат, Миша не отступит. Он чувствовал несоизмеримую тягу к этому человеку, словно они всю жизнь должны были идти рука об руку по какому-то внеземному плану, словно сама вселенная свела их вместе в тот злополучный день. И Горшенёв был этому рад. — Алексей, — первое слово Андрея по какой-то неизвестной причине стало имя Горшенёва-младшего, и он неожиданно встрепенулся, услышав его, — Пожалуйста, я не хочу, чтобы Миша это видел, — голос парня был настолько отрешённым и сухим, насколько Князев мог себе этого позволить, словно он говорил о чём-то совершенно бытовом, каждодневном и привычном, но в душе его было отнюдь не спокойно. Бандит коротко глянул на Леонтьева, который не особо хотел исполнять желания своего убийцы, но всё же утвердительно кивнул в ответ, и Князеву показалось, что он указал Алексею лишь увести брата обратно в номер, но буквально через пять секунд он услышал ужасный грохот, а затем краем глаза заметил, как Горшенёв-младший схватил Мишу под руки, усаживая того на холодный голый пол спиной к стене. В сердце что-то неприятно кольнуло, и первая мысль, промелькнувшая в голове Андрея, была тут же подбежать к Мише, дабы удостовериться, всё ли с ним хорошо, но он благоразумно решил этого не делать, опасаясь ответной реакции. — Теперь, я надеюсь, мы сможем наконец-то поговорить нормально.***
Балу стоял и нервно курил слегка поодаль от полицейского участка, прислонившись спиной к судя по всему краденому внедорожнику, при этом держа руки скрещёнными на груди, дабы сохранить остатки тепла, учитывая, что терпеть холод ему приходилось в одной своей домашней помятой кофте. Ночевали Саша с Машей в машине, так как деваться им обоим было особо некуда, а возвращаться в Питер без своих друзей они не собирались, учитывая, что один раз они их уже подвели — когда не смогли вовремя предупредить ни о бандитах, ни о ментах. Ещё стоя в ожидании под квартирой, они с Машей даже ахнуть не успели, когда группа полицейских ворвалась в здание, как стая голодных псов. Телефон Яша брать отказывался, даже учитывая то, что Нефёдова пыталась до него достучаться несколько раз, и Балунов понятия не имел, что с ним произошло. И ведь именно после этого события Балу полностью и всецело осознал, какой же он всё-таки неумелый бандит, особенно в роли поддержки, плюс ко всем остальным провальным делам в его жизни, из-за которых он и вылетел из группировки Ренегата. Наверное, его бы стоило поблагодарить, что не ногами вперёд, но это уже не имело смысла, учитывая всю ситуацию. Через некоторое время, за которое Саша успел сделать всего-то пару затяжек, он увидел, как к нему быстрым уверенным шагом приближалась Нефёдова, нервно поглядывающая из стороны в сторону. Парень тут же выкинул сигарету прямиком на холодный асфальт и обратил всё своё внимание на приближающуюся в немом вопросе. — Ни Миши, ни Андрея там уже нет, — угрюмо пробубнила девушка, направляясь прямиком на водительское сиденье, бросая лишь короткий неоднозначный взгляд на своего товарища, который так и остался стоять вне автомобиля, — Их увёл какой-то мужик, и менты его наотрез отказываются описывать. — Думаешь, это мог быть Мишин брат? — Саша пропустил Нефёдову за руль, позволяя ей полностью управлять ситуацией, обращая её в ту сторону, которую она сама выберет, ведь Балу понятия не имел, что они сейчас должны делать. — Возможно, — Маша утвердительно кивнула, подкрепляя тем самым свои слова, — Но какой нам от этого толк, если мы без понятия, где его искать? — девушка довольно строго проследила за тем, как Балунов неаккуратно упал на кресло рядом с ней, удручённо смотря на серую холодную почти пустынную улицу за стеклом. — Я, если честно, понятия не имею, Маш, правда, — парень тяжело выдохнул, запрокидывая голову и вглядываясь в чёрную обитую слегка шершавой тканью крышу, которая то там, то сям заметно подпортилась, — Единственное, что мы можем попытаться сделать, так это вновь вернутся к квартире и попытаться найти там что-нибудь, что осталось после прошлого визита парней, — Саша старательно перебирал в голове разные варианты развития событий, но всё в итоге возвращалось в это треклятое здание, которое успело стать каким-то особенным местом. — Наверное, ты прав, — скрипя сердцем согласилась Маша, нехотя заводя машину и вдавливая педаль газа, хмуро уставившись прямо перед собой, — Как обычно, прав.***
Внутри квартиры ужасно воняло, словно они попали на скотобойню, а не в совершенно обыденное жилое здание. Стойкая металлическая вонь смешивалась с тошнотворным запахом гнилой плоти, создавая незабываемое амбре, которое будет преследовать как Сашу, так и Машу, в самых страшных ночных кошмарах. Однако трупов на полу не наблюдалось, а, следовательно, врачи успели увезти их на экспертизу, что не могло не удручать, всё же на них могли быть какие-то опознавательные символы или на крайний случай бумажники с документами. Поэтому Маше с Балу приходилось обыскивать всевозможные углы на наличие хотя бы чего-то похожего на полезные зацепки о возможном местоположении парней, однако уже буквально через десять минут оба они поняли, что трудятся впустую, просто теряя всё оставшееся время. Беспощадная бессмысленность их действий погружала Нефёдову в ужасную апатию и беспомощность, чем она и пожелала поделиться с другом, при чём немедленно и крайне грубо. — Всё не может быть так плохо, нам нужно просто ещё раз попытаться. Может и правда что-нибудь найдём, — попытался подбодрить Машу Балунов, стоя около светлого деревянного стола со встроенными в него полочками, одна из которых была неумело вскрыта, а все внутренности были разложены навиду. — Было бы отлично, — тяжело вздохнула девушка, аккуратно обходя стороной развёрнутый столешницей в сторону двери уже другой стол, в котором уродливыми шрамами остались пулевые отверстия, — только вот что-то мне подсказывает, что нихера тут нет и не будет. — Не заражай меня своим пессимизмом, — грустно усмехнулся Саша, поднимая со стола странную на вид папку, внутри которой был вырван целый лист, прерывающий список каких-то людей, но этой находке парень не придал значения, вернув всё на свои места, — Нам нужно просто ещё раз всё проверить, только сделать это лучше. — Легко сказать, — Маша раздражённо фыркнула и остановилась рядом с высоким платяным шкафом, внутри которого находилась ещё большая куча бесполезных бумаг, чем за письменным столом, под которым расплылась довольно свежая лужа вязкой алой жидкости, на которую девушка смотрела довольно брезгливо, аккуратно её переступая. Теперь пришло время Саши тяжело вздыхать. Подойдя к подруге, Балунов начал пристально рассматривать забитые всяким мусором полки, на которых по идее должна была лежать одежда, а не липовые отчёты о доходах, поддельные акции никому не известных кампаний и прочее подобное. Ничего ценного там, естественно, не лежало, даже пару несчастных рублей за очередной стопкой бумаг не завалялось, а потому его столь внимательное созерцание не помогало совершенно никак. Он и сам это прекрасно понимал, только вот легче от этого не становилось. Опустив глаза ниже, на пустое пространство между полом и шкафом, созданное из-за наличия небольших по размерам ножек предмета мебели, которые еле выдерживали навалившийся на них вес, Саша буквально скользнул по нему взглядом, но что-то необычное смогло его зацепить. Присев перед ним на корточки, при этом чуть не угадив коленом в лужу крови, которая всё ещё была липкая и ужасно тягучая, Балу смог рассмотреть странный предмет вблизи, коим оказался свёрнутый клочок бумаги, частично угодивший в жидкость. Переглянувшись с Нефёдовой, Саша победоносно усмехнулся, поднимая его с пола и демонстрируя девушке с таким довольным лицом, что его впору вставлять на какой-нибудь рекламный постер, изображая довольного покупателя. Маша уверенно вырвала бумагу из рук наглого товарища, и, не теряя зря времени, развернула её. Перед ней предстало всего несколько строчек текста, написанного тонким длинным почерком, который всем своим видом говорил о статности его обладателя. «Яков. Они должны быть доставлены в «Алмаз» как можно быстрее. У нас мало времени, и он ждать больше не намерен. Номер 512. Не подведи меня» Балунову бумага досталась лишь после того, как Маша самолично всучила её парню с крайне серьёзным хмурым лицом, а в её карих глазах читалась уверенность и в то же время мимолётная доля страха. Глаза Саши же округлялись с небывалой скоростью, пока он быстро пробегался по скудным строчкам, часть которых была расплывчата из-за попавшей на них коричневатой крови, а ощущение происходящей прямо сейчас катастрофы всё сильнее и сильнее разгоралось в его груди. Не говоря ни слова, они оба одновременно ринулись к машине, намереваясь попасть в отель как можно скорее, несмотря ни на что и не обращая вниманя ни на какие преграды. Их друзья в очевидной опасности, и времени терять было нельзя.***
— Я никак не ожидал, что ты можешь стать такой занозой в заднице. Обычно должники менее дерзкие, — Ренегат старался держаться достойно, даже ровно стоять пытался, без опоры о стену или небрежно валяющуюся на полу трость, которой он пользоваться, очевидно, не желал, — Но ты меня удивил, Князев. Даже как-то слишком. У Андрея в голове уже родился план, а потому слова Леонтьева никак его не задели, он слушал их через тонкую мутную пелену, намеренно игнорируя лишние потоки. Его план не был идеален, потому что придумывать его пришлось прямо сейчас, на ходу, и большая часть его была основана на благоразумности Алексея, который пристально следил за Князевым. Сейчас ему предстояло подбросить монету и ухватить удачу за вертлявую жопу в самый последний раз, выйдя вновь сухим из воды, как он уже делал раньше. — Теперь мы оба точно знаем, что случайностей в твоей жизни крайне мало. И мои заказчики очень надеялись, что ты расплатишься по своим долгам своими деньгами. Своими, не моими, — мужчина чётко выделил последнее предложение, с укором смотря на Андрея сверху вниз, — Но ты оказался грязнее и более беспринципным, чем я или они предполагали. Поэтому, Андрюша, это наш с тобой последний разговор. — Ты прав, он и правда последний, — Князев был холоден и спокоен, чётко выговаривал слова, уставившись своими холодными синими глазами на оппонента, отчего у того по спине невольно пробежали мурашки, — только для кого он будет последний — пока что неизвестно. Александр громко рассмеялся, но сделал это как-то нервно, словно слова собеседника каким-то образом по-настоящему глубоко зацепили его, и он всеми возможными способами попытался это скрыть. Однако делать таких резких движений ему не стоило — со временем смех начал замещаться сухим кашлем, и было видно, как он сдерживал болезненный стон из-за ноющей прямо под сердцем раны. — Я так понимаю, словами ты не любишь попусту разбрасываться. Я могу это уважать, — более стоячего положения Ренегат выдерживать не мог, а потому вынужденно вернулся обратно на кровать, тихо шипя, — Только не надо мне угрожать, ты не в том положении. — Ещё неизвестно, в каком именно я положении, — ни интонации парень не менял, ни выражения лица, что в большей степени раздражало именно Леонтьева, который явно терял в авторитете, учитывая ещё и его ранение, которое непоправимо сильно ударило по его здоровью, а, соответственно, и по репрезентации самого себя. — Выходит, тебе ничего не известно и ничего не понятно, — мужчина сумел выдавить из себя хоть какую-то улыбку, но улыбаться ему сейчас хотелось в самую последнюю очередь, — Ты хотя бы понимаешь, что вообще происходит? Весь масштаб твоих проблем, которые ты сам на себя навлёк? Кредиторы просто так не уходят и не испаряются, особенно если они связаны с бандитами. Решил за мой счёт погасить долг, хотя изначально именно я и должен был его с тебя собирать? Это очень странная схема, Андрей. Прямо сейчас Князев был неимоверно благодарен миру за то, что Ренегат оказался разговорчивым парнем — столько информации сам Андрей в жизни бы не собрал, а Леонтьев был несказанно рад ей поделиться, пусть на это и не было какой-то определённой причины. Повезло парню ещё и в том, что Миша этого не слышал, иначе весь их диалог с Александром мог быть совершенно иным. — Чего ты вообще пытался этим добиться? Забыть кошмарные события? Подавить бушующие чувства? — у Князева начинало складываться ощущение, что собеседнику было по-настоящему интересно заглянуть глубже, узнать истинные мотивы парня, которые двигали им при совершении самой ужасной сделки в его жизни, так уже пытался сделать Миша, только вот Горшок делал это гораздо мягче, хоть и получалось у него сравнительно меньше. — Найти себя, — голос парня впервые дрогнул, и хоть произнесена фраза была довольно неслышно, в гробовой тишине комнаты легко читалась каждая интонация, каждый лишний вздох и дрожание, — Я никогда не хотел вовлекать в это других людей, но обстоятельства вынуждали меня делать совсем не так как я хотел бы. Ничего не пошло по моему плану, и мне пришлось импровизировать. Тем более, ты меня хотел, ни много ни мало, убить. Я лишь отвечал на поставленные условия. А деньги твои всё мне полезней будут, чем мёртвому тебе. — Не хотел, но пришлось? — усмешка Ренегата стала более похожей на болезненный выдох, чем на акт унижения, к тому же общее состояние его ухудшалось с каждой минутой — он становился всё бледнее, а повязки всё краснее, — Ловко же ты сам себя оправдываешь. Но я понимаю, сам не святой, и по головам ходить приходилось. Просто это нужно осознавать. То, что ты делаешь — ты делаешь, потому что уверен в этом и желаешь наступления последствий ради какой-то цели, не так ли? — Всё, чего я сейчас желаю — это закрыть долг и вернуться к нормальной жизни, — Андрей злобно сжал кулаки, а русые брови его сдвинулись к тонкой переносице, демонстрируя не особо радостное настроение парня. — Ты к ней не вернёшься уже никогда. Слишком уж много говна ты наделал не только в Москве, но и Петербурге, так что не видать тебе спокойствия всю оставшуюся жизнь, сколько бы ты не пытался всё исправить, — Князеву было тяжело это осознавать, пусть Леонтьев и говорил чистую правду; всё же где-то глубоко внутри Андрей надеялся на возможность хорошего исхода всей этой истории, пускай это и могло выглядеть слегка наивно с его стороны. — Поживём — увидим. Андрей лишь краем глаза глянул на стоящего за его спиной Алексея, но сделал он это так многозначительно, что Горшенёв сразу понял — именно сейчас от его выбора зависела судьба Андрея Князева — будет ли он жить, или окажется зарытым глубоко в земле за пределами города. Бандит понимал, что его брат имеет к этому человеку какие-то неясные тёплые чувства, он это знал как со слов покойного Яши, так и из личных наблюдений, пусть их и было не очень много. Но то, что Миша не простил бы ему убийство Князева — это понятно даже самому большому глупцу, а потому выбора у Алексея, можно сказать, и не было вовсе. — Я так понимаю, мои часы всё же сочтены. Да, Лёша? — в глазах Горшенёва промелькнула вязкая горечь, словно ему было крайне тяжело принимать такое радикальное решение, и это понятно, всё же они не были друг другу незнакомыми людьми; Ренегат с самого начала всё прекрасно видел и понимал, он даже в какой-то степени ожидал от присутствующих такой ход, а потому не удивился и не испугался, — Можешь не отвечать. Я просто хочу задать Андрею последний вопрос. С огромным трудом поднявшись с кровати, Александр поднял с пола классическую элегантную деревянную трость, выкрашенную чёрным, и опёрся о неё, при этом подходя всё ближе и ближе к Князеву, дабы крайне точно прочитать его эмоции, что без очков было для него проблематично. — Нашёл ли ты то, что искал? Глаза Андрея моментально наполнились отчаянием и усталостью, а руки обессиленно повисли вдоль тела, и этого невербального ответа Леонтьеву вполне хватило, чтобы всё прекрасно понять. Мужчина тяжело вздохнул, пусть ему это и давалось с ужасной болью в лёгких, и обратил свой взор на уже держащего наготове пистолет Горшенёва, который выжидал момента нажать трясущимся пальцем спусковой крючок, завершив всё это быстро, радикально и точно. Но Андрей намёков на активные действия не давал, а потому Алексей терпеливо ожидал. — Ладно, я больше не могу терпеть, — Ренегат говорил слегка дрожащим голосом, однако всё ещё пытался держаться достойно, не теряя в лице ни на секунду, — Давай поскорее покончим с этим. Смотреть в дуло пистолета, направленное на тебя твоим же другом, было той ещё пыткой, а потому Леонтьев стал к своим убийцам спиной, всё ещё опираясь на трость, сжимая её до болезненно-белых костяшек. Он не искал мести Андрею прямо сейчас, потому что знал — она его сама настигнет в самый неподходящий момент, и когда-нибудь Князев поплатится за все свои решения, вне зависимости от того, хочет он этого или нет, поэтому-то и страха у Александра не было. Выстрел прогремел как гром среди ясного неба. Андрей даже неосознанно вздрогнул, почувствовав, как пуля пролетела прямо над его плечом, чуть не задев шею. Затем послышался глухой грохот упавшего мёртвого тела, которое на этот раз уже из подземного царства не вернётся — в его сердце красовалось неширокое отверстие, из которого сочилась алая кровь, моментально пачкая бинты и капая на голый лакированный пол. Стеклянные глаза Ренегата выражали абсолютное умиротворение, словно смерть избавила его от ужасных страданий, донимавших его в последние дни его жизни, но Андрей видел в них и ещё кое-что, расположенное гораздо глубже, чем обычные каждодневные эмоции, что-то такое, что он точно мог понять, словно это было отражение его собственных чувств — смирение. — Алексей, если можно, я бы хотел попросить у тебя ещё кое-что, — практически прошептал Князев, доставая из внутреннего кармана своей серой ветровки, на которой можно было заметить несколько багровых капель, аккуратно свёрнутый листок, на котором крупным округлым почерком было написано одно-единственное слово: «Мише», — Передай ему это, пожалуйста. — Почему бы тебе самому ему это не сказать? — Горшенёву совсем не нравилось то, как Андрей относился к его брату — так бесчеловечно и брезгливо, не удосужившись даже объяснить ему нормально произошедшее, с глазу на глаз, — Имей яйца хоть для чего-то в этом мире. — Мне нужно уйти до того, как он очнётся. Мне нужно бежать, — Князев хмуро опустил взгляд в пол, непреклонно и настойчиво протягивая Алексею письмо, — Миша меня так просто не отпустит. Неужели ты хочешь, чтобы он последовал за мной непонятно куда? — Я хочу, чтобы мой брат был счастлив, — сурово произнёс бандит, опускаясь к Мише на пол и аккуратно подхватывая его на руки так, чтобы ничего ему случайно не повредить, тут же поднимая его, — Но ты прав. Наверное, с тобой он счастья не увидит никогда. Мозг Андрея прекрасно это осознавал, но душа его требовала совсем иного — прижаться как можно ближе к Горшку, обхватить его худое вытянутое тело руками и вдохнуть запах сигарет, асфальта и пороха полной грудью, никогда более не отпуская. Но он всего лишь коснулся его мягкого лица в самый последний раз, ощущая, как ровно он дышал, как легко дрожали его тёмные ресницы, и Князев навсегда запомнил, какой он в этот момент был красивый. Коснувшись своими холодными губами горячей щеки Миши, Андрей будто почувствовал, как бандит потянулся к нему в ответ, но парень резко отпрянул, хмурясь и отворачиваясь от столь притягательного лица. На улице было необычайно холодно. Тучи сгущались, не позволяя проникнуть на поверхность земли ни единому тоненькому лучику, оставляя её промёрзлой и сырой. Андрей глубоко вдохнул и прикрыл глаза, подставляя своё тело порывистому ветру и забывая обо всех проблемах и излишних мыслях, отпуская их прямиком на потоки воздуха, дабы наконец-то освободиться от всего. Открыв глаза, парень заметил, как Саша с Машей, выбежав из тёмного внедорожника, за мгновение оказались рядом с Алексеем, проверяя, всё ли с Мишей хорошо. Балунов увидел Князева издалека, но подойти не решился. Он не хотел отпускать Андрея куда бы то ни было, только вот мало ли чего хотел Саша — парень понимал, что его новому товарищу ещё много вещей предстоит пережить. И сделать ему это придётся в полнейшем одиночестве из-за эфемерного страха вновь навредить близким людям. На прощание Андрей улыбнулся Балу своей совершенно обычной мягкой и доброй улыбкой, затем медленно удаляясь вглубь Московских улиц. Более ни Саша, ни Маша, своего друга не видели. А Миша… Попросту не желал.