Хочу тебя сегодня любить

В какой-то момент у Антона музыка на телефоне прерывается входящим звонком. Он быстро вытирает мокрые руки полотенцем и подходит к телефону, видя на экране входящий абонент «Лазарь». Поджимает нижнюю губу, вздыхает и отвечает на звонок, оборачиваясь в сторону двери. Арсений уже спит, наверное, поэтому он старается говорить тише. — Привет, — почти шепотом почему-то отвечает Антон и невольно улыбается. — Ты чего звонишь? Если что, я у Арса, он только недавно уснул. Серёжа не особо понимает, почему позвонил. Просто записывал ремикс «Ароматом», вспомнил, как они с Антоном ехали под неё в машине, и руки сами собой набрали номер. — Привет. Да просто, не знаю… Выдалось свободное время, решил узнать, как ты. Я не отвлекаю? Если неудобно или ты занят, можешь позвонить потом. Или вообще не звонить, что будет даже правильнее, потому что каждый раз на что-то надеяться надоедает, пусть Антон ни разу не давал повода рассчитывать на что-то кроме дружбы. Он не хочет узнавать, после чего там Арсений уснул, потому что не маленький мальчик и может себе прекрасно представить, чем два взрослых мужчины могут заниматься вечером — чем-то таким они и с Антоном пару раз занимались, — так что оставляет последнюю фразу без внимания. — Не, не отвлекаешь, я готовлю. А так хотя бы не скучно будет кашеварить, — улыбается Антон, и его улыбку можно услышать по голосу. — Я в порядке, если не заражусь от Арсения, а то он болеет. Ты как? Чем занимаешься? Антон задаёт банальные вопросы, чтобы поддержать разговор, развить тему, узнать что-то новое, а, может, там уже совсем разболтаются. Он помешивает суп в кастрюльке, пускает ингредиенты и закрывает крышку, параллельно проверяет жаркое и подливает немного воды, а то та вся выкипела. — А, болеет, — Серёжа зачем-то кивает. — Надеюсь, ничего серьёзного. И как он вообще? На стену не лезет без своей работы? — Обычная простуда, уже идёт на поправку, — Антон тяжело вздыхает и усмехается немного грустно. — Да лезет. Даже под температурой гонял всех в рабочем чате. Антон заметно тускнеет, потому что Арсений и работа — это не канон, а канонище. — Вообще не удивлён. Это очень на него похоже. — Ты в студии? У тебя звук будто эхом отдается. Серёжа садится на диван и вытягивает ноги. Горло немного першит, и он тянется за остывшим чаем. — Да, правил старые треки и обсуждал новые. Наконец-то все вернулось в свою колею, и я могу творить. — Над чем сейчас работаешь? — осторожно интересуется Антон, переключая уровень огня и не забывая периодически помешивать блюда. Суп скоро будет готов, а вот жаркое хочет ещё потомиться. — Вообще, люди альбом ждут. Люди так-то всегда ждут альбомы, но всем не угодишь, да и не могу я клепать их, как эти нынешние современные малолетки, которые петь не умеют, им автотюн все делает, тексты все одинаковые, смысла ноль… Не, я лучше раз в полгода буду, но качественный продукт. — Я бы хотел попасть в топы и про кальяны петь и про попы, но у меня другой опыт и моя музыка о другом, — забавно пропевает Антон, пританцовывая у плиты, и тихо смеётся. Ему просто вспомнилось из одной песни. — А если по приколу записать альбом, например, за 24 часа? Типа устроить себе челлендж. Я понимаю, что это может быть глупо, но можно же один разок безрассудно вписаться в авантюру, — он пожимает плечами, хотя Серёжа все равно этого не может видеть. — Про попы я ещё не пел, — хмыкает Серёжа. — Про тело в целом да, про глаза, про руки, но про попы точно нет. А касательно челленджа… Антон, это же творчество, оно не может быть сделано на бегу, к тому же там столько этапов: придумать текст, подобрать музыку, поменять и то, и то, попробовать записать раз, второй, переделать, добавить, записать нормально, добавить эффекты, прослушать, перезаписать… Это вопрос недель. И если одну песню ещё можно с натяжкой за день, то альбом точно нет. — А ведь кто-то пишет и получается сносно, — хмыкает Антон, выключая плиту. Он заканчивает с готовкой, поэтому может больше не плясать у плиты и ненадолго присесть. А вообще, резко захотелось горячей ванны с пеной и какой-нибудь душистой бомбочкой. Антон берет телефон и идёт в ванную. Кладет его на стиралку и предупреждает, что сейчас будет немного шумно из-за воды. Он пускает воду, настраивает температуру и закидывает какую-то зелёную бомбочку. Будет сидеть как Шрек в своем зелёном душистом болоте. — Сносно за день быть не может, — упрямо гнёт свою линию Серёжа. — Не с нуля за сутки, — он тяжело вздыхает и прикрывает глаза — сложно. — Ладно, ты лучше расскажи про свои планы на остатки лета, а то там Варя в школу пойдёт, я думаю, все вокруг этого будет крутиться. — Тебе лучше знать, я не буду настаивать, — примирительно усмехается Антон. — На остаток лета у меня запланирован недельный отпуск где-нибудь подальше отсюда, — он не уточняет, где точно — не хочет. — Да и не будет особо все крутиться вокруг школы. Это всего лишь первое сентября. Она уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно справляться с этим. Жизнь не останавливается на школе. Мимоходом он раздевается и залезает в ванную, тут же покрываясь мурашками от горячей воды. Становится так хорошо. — Но все равно все поменяется. Одно дело дом или детский сад, а тут школа. Распорядок жизни другой, потом домашка, кружки всякие… Она девочка творческая, я уверен, так что наверняка одной школы ей будет мало. Серёжа прислушивается к звуку, хмыкает и облизывает губы. — Я так понимаю, я должен радоваться, что не позвонил тебе по фейс-тайму. — Ну, будет ходить в кружки и делать домашку. Мне кажется, особо сильно что-то не поменяется. Нас трое, уж как-нибудь справимся с одним ребенком, — хмыкает Антон, а следующее выдает быстрее, чем успевает подумать своей головой: — Хочешь, переключимся? А потом до него доходит… Становится очень стыдно перед Серёжей, а ещё перед Арсением, потому что он находится у него дома и говорит такое. Антон стал слишком распущенный. Серёжа чуть не роняет телефон и сначала охуевает, а потом переходит в смех, стараясь скрыть свое напряжение. — Я бы соврал, если бы сказал, что против, но что-то мне подсказывает, что, если это случайно увидит твой муж, он скорее всего не будет рад. А я слишком молод, чтобы остаться без самого драгоценного. — Не делай из моего мужа Цербера, а из меня принцессу из башни на цепи. Ну честное слово, Серёж, — тихо смеётся Антон, но пока не спешит переключать звонок — совесть жрет. — При всем уважении, Арсений на Цербера не тянет, как и ты на принцессу. Просто это… странно? — он пожимает плечами. — Я-то не против, я уже говорил. Более того… — он делает паузу, — мне кажется, я тогда более чем ясно осветил мое к тебе отношение… Но я просто снова и снова буду уводить эту ситуацию в шутку, чтобы это не было так неловко. — Вот ты сейчас легче вообще не сделал, — вздыхает Антон и откидывается на спинку ванной, потому что воды уже набралось достаточно, чтобы она не была холодной. Антон врать себе не намерен — ему хочется с Серёжей. Объяснить он это не может никак. Он безумно любит своего мужа и уходить налево не собирается, потому что очень дорожит им. Но и Серёжа ему не безразличен, невозможно перечеркнуть такого яркого человека в своей жизни. Но сейчас Антон думает, что заставляет Лазарева потухать. Это несправедливо по отношению к нему, он не заслужил. Серёжа смеется и прикрывает глаза — что поделать, они оба по плечи в этом болоте, не одному же ему маяться. К тому же постоянно молчать и топить себя надоело — пусть Антон поймет, что творит и как в нем, в Серёже, отзывается общение с ним. Он лежит на диване, пялится в потолок и периодически поджимает губы — его эта тишина вымораживает. — Что, как вода? Антон кусает губы, проводит влажной ладонью по лицу, потому что жарковато, и зачесывает чёлку. Вдох-выдох. Как вода? Антон переводит звонок на фейс-тайм и подключает камеру, сразу наводя на фронталку. — Водичка огонь! — и улыбается. Серёжа садится на диване и смотрит в камеру, кажется, слишком громко матернувшись. Очень не вовремя, он всё-таки на работе, пусть и в своей гримерке, куда без разрешения зайти не должны. — Я… Кхм… Рад за тебя. Приеду домой и тоже, пожалуй, буду отмокать. Антон продевает палец в кольцо на чехле, чтобы телефон не выскальзывал из рук, и чуть опускает телефон, чтобы было видно немного грудь и ключицы. Он облизывает губы и мягко улыбается. Наверное, делать так не надо, но у Антона, глядя на Серёжу, немного начинает срывать тормоза. Антону хочется пошутить про «Может, присоединишься?», но это так глупо, поэтому он просто проводит свободной рукой по своей шее, поправляет цепочку и глубоко вздыхает. Наверное, надо добавить немного холодной воды, а то жарит так, что кислорода почти нет. Но голова, кажется, начинает кружиться не от этого, а от того, что Антон почему-то начинает возбуждаться. В голове очень непристойные картинки и воспоминания об их близости. Хочется что-то из этого вернуть. Серёжа смотрит. Разумеется, он смотрит. Не может не смотреть, потому что такая возможность выдаётся крайне редко. Можно было бы задуматься о том, что они потом пожалеют, но Серёжа точно нет, а Антон достаточно взрослый человек, чтобы осознавать, что он творит. Поэтому Серёжа встает, чтобы закрыть изнутри дверь на всякий случай, и возвращается на диван. — Ты красивый, — вот так просто, — вдруг тебе давно об этом не говорили. Антон следит за ним и улыбается. — Спасибо, что поддерживаешь это, — немного хрипло произносит Антон и опускает руку ниже, ведёт по телу, задевает соски пальцами прежде чем рука пропадает из кадра. Антон обхватывает свой член у основания и прикрывает глаза, закусывая губу. Он здесь не один и немного играет на нервах Серёжи. Ведёт кулаком выше, до головки, массирует ее, чувствуя, как твердеет собственная плоть. Арсений его убьет нахрен. Серёжа смотрит совершенно охуевше, не до конца веря, что Антон правда это делает. Антон, который столько времени топит за дружбу. Он мог бы включить праведника, но… Хуй там. Даже два хуя. Кстати, об этом — Серёжа опускает руку вниз, ведёт по своей груди, кладет на пах и сжимает пальцами член через ткань. — Ты камеру ниже опустишь или мне фантазировать? Хотя… — он облизывает губы, — не обязательно. Мне нравится, как выглядит твоё лицо в этот момент. Антон видит, что Серёжа опускает руку вниз, и довольно хмыкает. Молодец. Кажется, никто из них сейчас не собирается включать хорошего мальчика с принципами. Он хрипло выдыхает, опускает камеру чуть ниже, но не настолько, чтобы было видно пах. Для удобства лучше перевести камеру на обычную, но тогда Сережа не сможет видеть его лица. А впрочем… Антон переключает камеру, ложится чуть удобнее и закидывает одну ногу на бортик. Проводит рукой по члену, касается головки только пальцами, а потом оттягивает плоть и шумно выдыхает. Полный пиздец. — Пиздец, Серёж, — все же делится мыслью Антон и начинает медленно двигать кулаком, плотно обхватив в кольцо. Серёжа выдыхает, скользнув взглядом по налившемуся кровью члену, сглатывает и расстегивает свои штаны. К черту. Его никто не трогает, все устали и вряд ли будут дёргать его просто так, так что минут двадцать у них точно есть. Он съезжает немного по дивану, спускает штаны вместе с бельём так, чтобы не сидеть голой задницей, и касается своего члена напрямую. Снова поднимает глаза в камеру и нарочно медленно облизывает губы. — Насколько сильно ты разозлишься, если я скажу, что помню, как он ощущается… внутри? Антон может наблюдать за Серёжей, пока тот смотрит на его член. И, блять, как же вся эта ситуация остро ощущается, Антон на полном адреналине сейчас. — Насколько сильно ты удивишься, если я скажу, что хотел бы ощутить внутри тебя? — задаёт встречный вопрос Антон и крепче обхватывает свой член у основания, задушенно выстанывая. Он старается быть тише, потому что уже выключил воду. Ванная набралась наполовину, но Антону хватает, ему жарко, а внутри все скручивается в тугой узел. Серёжа закусывает нижнюю губу и хрипло выдыхает. — Я не буду говорить эти тупые фразы из серии «после тебя я ни с кем не спал», потому что, камон, прошло больше года, и, разумеется, я ебался так много, что даже не верится. Но ты определенно один из моих лучших любовников. Антон жмурится, закрывает глаза, и под веками куча картинок, как это могло бы быть, будь Сережа сейчас ближе, на расстоянии вытянутой руки, а не где-то там по фейс-тайму. От таких слов становится приятно, поэтому Антон ускоряет движения кистью, слабо стонет и прикрывает глаза. Пиздец.

***

Арсений просыпается от того, что спина затекла от неудобного положения, и садится на кровати. Антона рядом нет, и, судя по ровной второй половине постели, тот и не приходил. Он поднимается, накидывает тонкий халат и выходит в коридор. В квартире тихо, только откуда-то раздаются странные звуки, и он не может понять их источник. Кухня? Туалет? Ванная. Замирает у двери, сначала думает постучать, потом вспоминает, что он у себя дома и там его муж, которому вряд ли есть что скрывать от него в душе, и открывает дверь. Он подходит ближе, видит руку с камерой, руку на члене и… — Оу. Антон замечает его только сейчас, потому что до этого был с закрытыми глазами, и Арсений присаживается на бортик ванной, опускает взгляд на стоящий член мужа, в экран и выдавливает улыбку. — Привет, Серёж, — хрипло, низко, обманчиво бархатно. — Как дела? Антон вздрагивает, когда слышит голос Арсения. Шугается и смотрит испуганно, задыхается. — Блять. Он откидывает голову на бортик и прикрывает глаза, замедляет движения руки и ласкает лишь головку, потому что остановиться в принципе не может. Сейчас он на пике адреналина и, кажется, готов кончить уже через минуту. Серёжа что-то невнятно отвечает, сглотнув, видит, что Антон ничего не предпринимает, но сам сбивается с ритма и лишь сжимает член, иногда слабо касаясь головки, и смотрит на бедро Арсения, которое видно через камеру. Попов смотрит на мужа пару секунд, что-то обдумывая, потом забирает из его рук телефон — поразительно, как тот до сих пор не выпал, — ставит его на бортик, оперев о стенку, чтобы не упал, кивает Серёже через камеру и поворачивается к Антону. Антон не понимает, как себя вести, потому что муж спалил его за почти что изменой. Но и строить из себя что-то он не собирается, а уж оправдываться банально тупой фразой «ты все не так понял» вообще не собирается. Но, кажется, потом их ждёт разговор. Антон спокойно отдает ему телефон, думая, что тот сейчас просто отключит звонок, но Арсений немного удивляет и просто ставит его в угол, чтобы обзор был шире. Что? Он наблюдает за Арсением, даже не подозревая, что тот собирается сделать. Он может быть сейчас вообще непредсказуем. Но Арсений находит совершенно изощрённый способ. — Тш-ш, притормози немного, — Арсений убирает его руку с члена и ведёт ладонью по его телу, пока не доходит до шеи, изучающе смотрит на алеющие щеки и мутные глаза, облизывается и отстраняется, чтобы закатать одну штанину, эту ногу ставит на дно ванной, а второй упирается в пол рядом, усаживаясь боком на бортик. Штаны спортивные, лёгкие, тянутся хорошо, так что он спокойно достаёт свой член, обводит головку большим пальцем и ехидно смотрит на Антона. — Иди сюда. Ловит его затылок, тянет ближе и сразу давит, прося взять глубже, не напирает, чтобы тот не давился, но и не позволяет тянуть и отвлекаться. Толкается в податливый горячий рот, скребет ногтями по затылку и довольно улыбается. — Извини, если видео не очень, — обращается он к Сереже в камеру, — пытался поставить телефон максимально удобно. Тот лишь кивает и дёргает головой, потому что у него все тело горит от возбуждения. Если это наказание за измену, то не так уж это и похоже на наказание. Антон придвигается ближе, кладет ладонь на бедро Арсения, бросает взгляд в камеру и облизывает губы. Оправдываться и отнекиваться как-либо Антон не собирается, поэтому спокойно берет в рот, ощущая, как член твердеет. Он начинает плавно двигать головой, каждый раз насаживаясь глубже, пока не берет до самого основания. Ему уже не важно, что он делает это на камеру, что на это смотрит Серёжа, ему на все плевать. У Антона сердце громыхает в грудной клетке, потому что ему там тесно. Антон сжимает пальцами бедро Арсения, хочется коснуться своего члена, но ему не совсем удобно. А ещё хочется чего-то большего. От того, что на это ещё смотрит Серёжа, его подстегивает больше. Прямо здесь и сейчас хочется сгореть. Антон стонет и даёт слабую вибрацию лишь от того, что его так нагло трахают в рот. Он уже почти не соображает и балдеет, расслабляя горло. Лишь изредка он впивается в бедро Арсения так сильно, что почти больно, прося немного притормозить, чтобы отдышаться. Иногда Антон смотрит в камеру, когда глубоко берет в рот. Точно так же он сосал и ему. Напоминает. Арсений толкается бёдрами вперёд, наращивая темп, лишь иногда даёт ему немного времени отдышаться и снова входит до конца. Его ситуация больше забавляет, чем напрягает, и совершенно точно возбуждает. Гребаный извращенец. Но эти двое не лучше, так что плевать. Он видит даже через экран, как ведёт Серёжу, прекрасно слышит Антона и видит, как тот иногда слегка разводит колени. Арсению хочется шоу. — Воды немного, должно быть в самый раз, так что, — он отрывает Антона от своего члена и сжимает его подбородок, — ты можешь встать на четвереньки задницей к телефону, чтобы наш друг не заскучал, и вернуться к своему занятию, — обводит его губы, стирая слюни и смазку. — А я, так и быть, сделаю и тебе хорошо, — спускается ладонью по его телу вниз и ведёт пальцами под яйцами. Когда Арсений отрывает его от дела, что-то говорит, Антон смотрит на него, хлопает глазами и не до конца понимает, потому что уши закладывает. Но по одному движению руки под яйцами он догоняет и тихо выстанывает, прогибаясь. Переворачивается, упирается коленями и прогибается в пояснице, вновь беря член Арсения в рот сразу и глубоко. Пиздец его кроет сейчас. Арсений слегка сдвигается, чтобы было удобнее, глухо выдыхает, когда Антон снова обхватывает его губами, пару минут ничего не делает, позволяя себе дойти до нужной кондиции, а потом наклоняется вперёд, ведёт ладонью по его спине и с нажимом трется ребром по ложбинке. Отвлекаться на поиски смазки не хочется, так что Арсений плюёт в ладонь и проводит пальцами по входу, оглаживает, расслабляет и вводит один палец. Антон настолько разморенный возбуждением и тёплой водой, что совсем не зажимается, и Арсений с насмешкой смотрит в телефон, где Серёжа, кажется, уже в полуотключке. — Хороший у тебя вид. Только, чур, не скринить, — и вставляет пальцы глубже, насколько позволяет поза. — Да мне… неудобно, — совершенно наивно и определённо искренне отзывается Серёжа, двигает по члену, кажется, быстрее, чем когда-либо и кусает губы, чтобы не стонать, потому что он в отличие от этих двоих в практически общественном месте. — Ты, кстати, родной, можешь себя касаться, — разрешает Арсений, обращаясь к Антону. Он быстрее двигает бёдрами, толкаясь в его рот, несдержанно и громко стонет, подстраивает движение кисти под толчки и массирует подушечкой простату, доводя Антона до грани. Антон двигает головой, слюна уже течет по подбородку, а все тело будто натянутая струна, но при этом прогибается и двигает бедрами из стороны в сторону, когда Арсений касается входа. Он протяжно стонет и выпускает член изо рта, жмурится от удовольствия, сам насаживается на пальцы, вновь берет в рот, старается дышать через нос, но воздуха не хватает. Антон игнорирует Арсения, ему не нужно касаться себя, потому что он знает, что кончит и так. И ему хватает совсем немного, потому что он и без того был напряжён до предела. Антон кончает при очередном толчке пальцев, выпуская член. Стонет в голос, вздрагивает и почти валится на дно ванной, потому что ноги не держат. Арсений упускает момент, когда кончает Серёжа, потому что, подняв голову, лишь видит, что тот жадно хватает губами воздух в попытке отдышаться; чувствует, как сжимается вокруг его пальцев Антон, видит, как он выгибается, кончая, и отодвигается. Додрачивает себе сам, чтобы Антон случайно не подавился, а то состояние у него, мягко говоря, в дурмане, кончает в воду рядом и поднимается на негнущихся ногах. — Я буду в комнате, а вы тут… да. Арсений оставляет их охуевать от происходящего, а сам уходит на кухню. Ему нужна вода. А лучше коньяк. И покурить. Антон еле приходит в себя, смотрит вслед Арсению, а потом переворачивается и берет телефон. Он все ещё раскрасневшийся, тяжело дышащий, но он смотрит на охуевшего Серёжу. Сам такой же охуевший, но довольный донельзя. — Я… я, наверно, перезвоню тебе позже. Серёжа кивает, и Антон отключается. Он быстро ополаскивается, смывает все, вытирается полотенцем и его же повязывает на бедра, потому что ему все ещё жарко. Он идёт на кухню попить воды, а потом в комнату. Антон мнется у косяка и поднимает слегка виноватый взгляд на мужа. — Обсудим? — спрашивает осторожно и все же подходит ближе. Что бы сейчас ни случилось — будет заслуженно. Арсений всё-таки делает глоток коньяка, чтобы немного прийти в себя, и уходит в спальню. Сидит в рабочем чате, потому что есть время и никто точно не запретит, слышит, что в ванной выключается вода, потом все затихает, и через пару минут в комнату заходит Антон. — Если ты ждёшь сцену или скандал, этого не будет, — спокойно отвечает Арсений, подняв на него глаза. Отправляет сообщение, откладывает телефон и снова смотрит на мужа. — Но давай обсудим. — Ну, то, что скандала не будет, — это я уже понял. Иначе бы ты не сделал того, что сделал. Антон садится на край кровати и подбирается ближе к его лицу, упираясь ладонями в подушку. — Знаешь, мне понравилось даже, — улыбается слегка потерянно и роняет голову, потому что до сих пор осознать не может, что это было. — И все же, какова была твоя реакция? Я оправдываться не буду, ты, полагаю, все верно понял. Но, блять, второй раз… Это уже входит в традицию. — Я второй раз застукал тебя с любовником, но на этот раз не вживую в нашем общем доме, а онлайн и в моей квартире? Если это можно назвать, традицией, то ладно, — он поджимает губы, потому что сам не до конца понял, как к этому относиться, и вздыхает. — Разумеется, я в курсе, что он тебе нравится. У меня как минимум есть глаза, и я слышу, как меняется твой голос, когда ты о нем говоришь, но… Антон, — он смотрит на него в упор, — чего ты хочешь? От меня, от него, от всей этой ситуации? — Традиция в том, что ты в принципе застукал меня второй раз с любовником. И, черт… — Антон становится каким-то слишком бессильным, подобрать правильные слова тяжело. Он отклоняется от Арсения, чтобы не давить собой, горбится и весь становится каким-то поникшим и… маленьким, потерянным, потому что сам не понимает, чего хочет. Он трёт лицо руками, и на Арсения ему смотреть стыдно. Хороший, блять, муж. — Я… — Антон пытается сказать хоть что-то, подобрать слова, но мысли в хаотичном порядке мечутся туда-сюда — ни одну не поймать. — Прости. Антон встаёт и выходит из комнаты. Находит свои вещи и переодевается, берет пачку и уходит на балкон, садится прямо на пол. Он, блять, в прямом смысле изменил мужу! И чем он только думал? Правильно, тем, что у него между ног. Идиот. Просто сказочный долбоёб. Да, Серёжа ему нравится, но любит до дрожи в коленках он Арсения. И, закрыв глаза, он может со стопроцентной уверенностью сказать, с кем он видит свое будущее. И если он хочет, чтобы оно было именно таким, то ему нужно прекратить всю эту мишуру с Лазаревым. Антону от самого себя противно. Он поджигает сигарету трясущимися пальцами, ставит пепельницу рядом с собой и глубоко затягивается. Его всего трясет, он трёт глаза и понимает, что они влажные. Сам, блять, накосячил, нехера тут теперь разводить, ты взрослый мужик, надо было думать раньше. Антон шмыгает носом, чтобы попытаться успокоиться, и вновь затягивается. Прикрывает глаза, потому что дым режет слизистую, и глубоко вдыхает, чтобы стабилизировать себя. Помогает не очень. Антон докуривает сигарету, но ко второй не тянется, хотя хочется. У себя дома он бы уже прокурил балкон насквозь. Подтянув к себе колени, он складывает на них руки и утыкается лицом. В голове всё ещё непонятная каша из всего на свете. Арсений не сразу идёт за ним, сначала даёт ему время самому обо всем подумать, немного выплеснуть эмоции, и только потом, накинув тёплый халат и надев носки, выходит к нему на балкон. Сигаретный запах неприятно оседает на языке, но он не подаёт вида, только пододвигает стул, чтобы не сидеть на полу — не с его состоянием здоровья такое, — смотрит на Антона сверху вниз и поправляет его волосы. Антон вздрагивает и резко поднимает голову, когда волос так привычно касается е г о рука. Становится… легче. Внутри лопается пузырёк и наконец-то даёт хоть немного кислорода. Антон глубоко вдыхает и тихо выдыхает, вновь уткнувшись в сложенные руки. — Хорош страдать, правда. Ничего критического не произошло. Если бы все было хреново, я бы вряд ли вписался и сделал то, что сделал. А я вон… — он хмыкает и скребет щетинистый подбородок. — К тому же вспомни, что я говорил — я не против. Точнее… Блять, я понимаю, что не могу дать тебе все, а Серёжа хороший и… Не знаю, — он откидывается затылком на стену и прикрывает глаза. — Часть меня требует все пресечь, потому что хочет, чтобы ты был только моим, но в то же время… Это нормально хотеть больше, чем одного человека. Люди вообще по своей натуре полигамны, а моногамия ложь. Поэтому я тебя понимаю. И не виню. Просто… я хочу, чтобы ты мне объяснил все. Как можешь. Как чувствуешь. Чтобы и я понял. Мы ведь разговариваем, помнишь? Арсений даёт ему достаточно, порой даже очень много, Антону жаловаться не на что. У них прекрасный секс, а в отношениях полная идиллия. Но вот есть один сучок, маленькая такая задоринка — Серёжа Лазарев. И Арсений правильно говорит, что лучше все пресечь на корню. Антон только его. И сейчас слова не идут, потому что в голове бардак. Антон ещё раз дышит глубоко, перестает зажиматься и поднимает на Арсения взгляд на короткое мгновение. — Я не знаю, как это нормально объяснить, — голос дрожит, немного сдавлен, воды бы попить и успокоиться нормально. Антон поджимает губы, смотрит на свои руки и вновь шмыгает. — Просто… я вижу и чувствую, что он ко мне тянется. Несмотря на то, что тогда у нас закрутилось все как по щелчку пальцев и происходило все спонтанно, я понимаю, что он до сих пор горит. А я и сам отпустить не могу. Я бы рад, но Серёжа и правда хороший человек. Я честно старался сохранить с ним дружеские отношения, но, учитывая, с чего мы начали, это оказалось немного трудно. Да, он мне нравится, но я… с тобой хочу. И Антон не уточняет, чего именно хочет, потому что невозможно уложить в эту фразу все: я хочу быть с тобой, жить с тобой, воспитывать с тобой детей, встречать и провожать тебя с работы, радоваться с тобой, грустить с тобой, смотреть с тобой теплые фильмы да хоть ужастики, главное, чтобы ты был рядом, когда мне страшно, я хочу с тобой засыпать и просыпаться, готовить тебе вкусные обеды, лишь бы ты на работе своей на перекусах не загнулся, хочу с тобой через огонь и воду. Это не объяснить словами, такое можно только чувствовать. И даже если Антон останется когда-нибудь один, он к Серёже не пойдёт, он с ним отношения не создаст, он не сможет с ним, потому что есть вот такой Арсений в махровом халате, в теплых носочках, взъерошенный после сна, с мешками под глазами из-за своей работы, с чудесными родинками на щеках, больной, но идущий на поправку. Свой, домашний и теплый. Р о д н о й. Арсений ласково улыбается и касается его щеки. — Родной, не нервничай ты так. Я уже сказал — если бы все было плохо, я бы вряд ли трахнул тебя пальцами на глазах у твоего… бывшего? любовника? передруга? Как там его лучше идентифицировать, — он старается говорить ровно и мягко, хотя голос дрожит. — Просто я… я не могу тебе запретить что-то. Я за твой комфорт, за твое удовольствие, а я вижу, что ты порой и в нем нуждаешься, и… Он смотрит в сторону, стараясь дышать ровнее, и медленно облизывает губы. Вдох. — Мы можем попробовать один раз. Втроем. Просто чтобы ты попытался себя получше понять. Невозможно метаться, а так мы постоянно будем туда-сюда, как во время качки. И даже если мы сейчас решим пресечь с ним твое взаимодействие… Блять, да это даже звучит хуево. В смысле пресечь взаимодействие? Я не ревнивая идиотка, которая запрещает своему парню общаться с другой девицей, это маразм. Я не хочу тебя чего-то лишать. Антон все же поднимает взгляд на Арсения и все равно смотрит виновато. То, что Арсений сделал, и правда было непередаваемо. Ощущений полный шквал, Антон даже в них терялся, но поистине кайфовал. И от предложения Арсения перехватывает дыхание. Вновь. Комок встаёт в горле. Антон смотрит на мужа нечитаемым взглядом, пытаясь как-то это переварить. Он, конечно, задумывался о таком, но это всего лишь его фантазия, которая тут же пресекалась на корню, какой бы горячей она ни была. — Ты уверен? Не думаешь, что если мне понравится? Что тогда делать будем? Не кидайся в крайности, пожалуйста. Антон перехватывает его ладонь и целует во внутреннюю сторону, а потом просто держит в своих руках, мягко поглаживая запястье кончиками пальцев. — Но ты наверняка думал о чем-то таком. Я абсолютно уверен, — Арсений усмехается и хитро смотрит на него. — И как бы… Это просто секс. Мне сложно совсем закрыть глаза на вашу возможную близость, поэтому я и просил тебя хотя бы скрывать это, если захочется, но если я буду рядом… Я мазохист, да? Антон палится по глазам и уже не скрывает это. Он понимает, почему такое нужно скрывать, но сегодня это произошло. Антон и не думал, что так случится, это произошло совершенно спонтанно, поэтому он не закрывал дверь. А зачем? Ему от мужа скрывать нечего. Но, оказывается, что иногда что-то скрывать надо. Но… — Ты, скорее, садист, — поправляет его Антон и позволяет себе наконец-то расслабленно улыбнуться. — Мне кажется, что у нас не получится втроём, потому что ты все равно будешь перетягивать одеяло на себя. Да и я до сих пор не могу представить, как это может быть. Это… жесть. Арс, у меня же лапки, — шутит и смотрит совсем обречённо. — Такое чувство, словно это я теперь склоняю тебя на тройничок, — Арсений смеется и поднимается на ноги. — Я просто предложил, Антон, это чисто как компромисс, чтобы со всем разобраться. У меня был подобный опыт, и я представляю, что там и как, но у меня все еще мозг взрывается от того, что я действительно озвучивал возможную интимную связь между мной, моим мужем и его любовником. Поэтому дважды я повторять не буду — это точно. Он разворачивается и уходит на кухню. Он готов помочь разобраться и направить Антона, но не пока тот сам не может разобраться с тем, чего он хочет. А его мотает, как маятник, то в одну, то в другую сторону, а Арсения и так укачивает от болезни, чтобы еще и тут под него во всем подстраиваться. Не маленький мальчик. Пусть сам все решает. Антон не знает, он потерян. За такие предложения, наверно, хвататься надо сразу и всеми руками и ногами. Но ему стрёмно. Само по себе тандем у них пиздец. Антону нужно подумать. Он поднимается с пола, оставляет пачку на подоконнике и убирает туда же пепельницу. Идёт в ванную, чтобы умыться и избавиться от запаха табака, а потом заходит в комнату. — Как ты себя чувствуешь? Температуры нет? Таблетки пил? Если что, я ужин приготовил. Арсений отрывается от чая и перехватывает его взгляд. — Если ты про здоровье, то порядок. Нос заложен, но температуры нет и горло нормально. А про нездоровье ты, наверное, уже не очень хочешь слышать, — он слабо хмыкает и садится за стол. — Видел, что приготовил. Спасибо. Я совсем немного поем — не голоден. — Да почему же не хочу, — пожимает плечами Антон. — Мне интересно узнать твои ощущения. Антон бы и сам поужинал нормально, но сейчас кусок в горло не залезет, поэтому он тоже делает себе чай и садится за стол. — Просто… — Арсений старается тщательно подбирать слова, — для меня это не было чем-то странным и необычным. Словно мы так делаем не впервые. То есть у меня не было даже мысли устроить скандал, или наорать, или сорваться… Я просто увидел твое лицо — и все. Туман. Я сам не понял, как в это вписался, но мне было… Хорошо. Возможно, тут и мое самодовольство играло свою роль, но брать тебя на его глазах… — он облизывает губы. — Я не могу точно сказать, понравилось мне или нет. В моменте мне было слишком хорошо от того, что ты делал со мной, от того, как ты себя чувствовал, даже от лица Серёжи… Антон не знает, что на такое ответить, поэтому просто расплывается в улыбке, которую скрывает за кружкой. Приятно, что Арсений тоже получил удовольствие от этого представления. Да и вообще ему повезло больше, потому что Серёжа мог лишь смотреть, тогда как Арсений мог трогать и получать взамен. — Может, из этой идеи и выйдет что-то интересное. Ты и сам мне рассказывал, что у тебя был подобный опыт. У меня не было, я бы хотел попробовать и узнать. Ни за что бы не подумал, что сначала для меня это будет немного странновато, а теперь я сам такое захочу. Это… блять. Арсений лишь пожимает плечами и встает, чтобы наложить себе немного еды. Наливает кипяток в остывший чай и садится обратно. — Просто вот так все оставлять я не хочу. Это факт. Нужно что-то предпринять, чтобы уже разобраться во всем и точно решить, как обстоят дела. Неопределенность хуже всего. — Ну решение прям радикальненькое ты выбрал. Я не знаю, как оно вообще получится. И согласится ли вообще Серёжа… Антон кидает на Арсения взгляд и вспоминает, что обещал перезвонить Лазареву. Но не сейчас, может, чуть позже. Завтра, потому что сейчас уже поздно. — Я готов выслушать другие предложения, — Арсений поднимает на него нечитаемый взгляд. — Еще раз «я больше так не буду»? Мы с тобой это уже проходили. Вообще не общаться глупо, а если общаться, то вас все равно притянет. Нет, если хочешь, можешь просто ебаться с ним периодически, что я тут скажу… — его голос сходит на нет, и он опускает взгляд в кружку. — Само себе звучит как пиздец. Так и вижу объявление в интернете: «Супружеская пара ищет себе партнёра на тройничок для рубрики «Э-Э-ЭКСПЕРИМЕНТЫ». И откликается Серёжа, — Антон делает лицо камня. Арсений кривится и мотает головой. — Забей. Это херня. Раз случилось и все. Я просто сделаю вид — снова, — что ничего не было и буду жить в очках, игнорируя тот факт, что мой дражайший супруг периодически дрочит на другого. Подумаешь, бывает и хуже. Он забирает свою чашку и тарелку и уходит в гостиную. Ему надоело постоянно шутить и прикалываться, пытаться наладить ситуацию и исправить ее, а потом чувствовать себя ущербно. А сейчас он не узнает сам себя, и это напрягает. Он включает рандомный канал и принимается за еду, пытаясь абстрагироваться от происходящего и хотя бы немного отвлечься на сюжет. Антон чувствует себя отвратительно, но пытается представить, каково сейчас Арсению. И правда, дражайший супруг дрочит на другого. Арсений шутками пытается примерить на себя роль адюльтера, но у него получается хреново. Антону вся эта затея кажется дикой, и он уже готов отказаться. Готов порвать все связи с Серёжей, забыть, как сон, и быть только с Арсением. Одно дело, когда Арсений устраивал тройнички, когда они с Антоном ещё не были вместе, а другое, когда вот так. Антон допивает чай в одиночестве и взвешивает все за и против. Арсений топит за комфорт Антона, Антон топит за комфорт Арсения. Арсений предлагает попробовать и узнать, а Антон готов отказаться, потому что видит, что мужу это не особо по душе. И остаётся просто Серёжа, который сидит сейчас в неведении всего происходящего и ждёт хоть какого-то маячка от Шастуна. Антон запутался. Когда Арсений доедает, он оставляет посуду на столе и не встает с дивана. Хочется сейчас побыть одному и особенно не хочется взаимодействовать с Антоном. Как бы он его ни любил, тот пытается усидеть сразу на двух хуях, причем не в возможном приятном смысле, а Арсений просто не готов сейчас это переваривать. Он думает о фильме, о работе, о том, что скоро отпуск, а после — Варя пойдет в школу. Он придумывает себе миллион дел, лишь бы не думать о разговоре, который ни к чему хорошему не привел. В такие моменты встряхнуться помогает секс, но в его нынешней ситуации он вообще не вариант. Арсений устало протирает глаза, приоткрывает балконную дверь, чтобы впустить воздух, допивает остатки чая и все-таки относит посуду на кухню. Сразу ее моет, чтобы не накапливалось, вытирает руки и идет в ванную комнату, чтобы включить стиральную машинку. Смотрит на ванную так, словно она враг народа номер один, и кривит губы — он теперь постоянно будет вспоминать этот момент. Закидывает все, включает нужный режим и возвращается в спальню. Нужно чем-то себя отвлечь. Не думал Антон, что так скоро у них случится разлад, да ещё и на теме секса. Ему некомфортно в собственной коже и хочется выйти подышать. Но вместо этого он снова выходит на балкон покурить, а потом понимает, что ему лучше сейчас вернуться домой. Он докуривает и идёт переодеваться, забирает телефон и ключи от машины, собственно, больше ничего не было при нем, когда он резко сорвался к Арсению несколько дней назад, узнав, что тот заболел. — Арс, я поеду, — уже с порога кричит Антон, догадываясь, что тот к нему не выйдет проводить, поэтому, не теша себя иллюзиями, он уходит, захлопнув за собой дверь. «Идиот. Какой же идиот», — думает про себя Антон, сидя в машине и упёршись лбом на сложенные на руле руки. Он не выезжает со двора Арсения и просто сидит, пытаясь справиться с эмоциями и вновь трясущимися руками. Куда ему в таком состоянии сейчас за руль? Арсений чуть не роняет телефон, когда слышит голос Антона из прихожей, и приподнимает брови. Королева драмы, блин. Или ребенок, он пока не решил. Он тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Сесть, обсудить, разобраться, прийти к какому-то решению вместе, сначала передохнув и спустив эмоции? Нет, я сразу уеду и буду страдать в одиночку. Десять баллов. Он выходит на балкон, ищет глазами машину Антона и видит, что тот не уехал. Тянется за телефоном и отправляет ему сообщение: «Поздно уже. Завтра поедешь. Возвращайся». Обсудить у них не получилось нормально, потому что они пытались свести все в шутку, чем сделали, кажется, только хуже. Да и Антон по тяжёлой атмосфере и гулкому молчанию смекнул, что лучше ему уйти. Арсений сейчас ни видеть, ни разговаривать с ним не захочет. Антон глубоко вдыхает и выдыхает, включает фары, чтобы осветить дорогу, и поворачивает в зажигании ключ, заводя машину. Часы и телефон одновременно раздаются оповещением. Антон лишь замечает, что это Арс и хватается за телефон. Проигнорировать и уехать? Что-то ответить? Послать все нахер, заглушить мотор и вернуться? Антон выключает фары, но не торопится выходить из машины, все ещё сжимает телефон. Он вернётся, чтобы снова окунуться в эту душащую атмосферу, где Арсений будет припоминать свое прошлое, отшучиваться, что его муж ему изменяет, а потом молчать. Молчать до звона в ушах, выкуривая по сигарете в минуту. Арсений просить и уговаривать точно не будет. Он свое дело сделал, дальше вопрос за Антоном. В конце концов, оскорбленного мог бы и он строить, но ему не хочется — да и незачем. Вернется — отлично, проведут вместе еще один вечер, что для них с таким режимом жизни подарок. Не вернется — его право. Арсений давить не будет. Они слишком взрослые люди для драм. Он отвечает в рабочем чате, включает первую часть «Пиратов», но прежде идет на кухню и находит пачку сырного попкорна. Готовит его, вываливает все в огромную глубокую специальную тарелку и возвращается в гостиную. Антон поднимается обратно в квартиру, заходит, оставляет ключи от машины на тумбочке и заходит в гостиную, откуда изначально были слышны знакомые звуки. Он молча падает рядом, берет немного попкорна и закидывает пару штук в рот. «Пираты» — класс. На разговоры сил нет, поэтому посмотреть фильм — лучшая идея. Арсений разве что не вслух выдыхает, когда слышит хлопок двери, и прикрывает на мгновение глаза. Он эти драматичные съебы больше всего не переносит, и отъезд Антона зацепил бы его куда сильнее, чем то, что произошло до этого. Он пододвигает к нему ближе тарелку, чтобы обоим было удобно, голову не поворачивает, чтобы не начать глупо улыбаться, а потом всё-таки кладет ему голову на плечо и продолжает смотреть фильм. Остался. Это главное. Антон тихонько хрустит попкорном, смотрит в экран и понимает, что ничего не понимает. Ещё никогда в жизни сюжет любимого фильма не пролетал мимо него настолько, что он просто видит какие-то двигающиеся картинки, но не соображает, что к чему. А потом Арсений ложится на его плечо. У Антона планета замедляет ход, а внутри, кажется, вообще останавливается, чтобы потом ухнуть гулко настолько, чтобы услышал и сам Арсений. Антон сдаётся, чувствует, как по всему телу бегут мурашки, и думает, что кроме мужа ему никто не нужен. Вот так до дрожи, до мурашек, до сбивающегося сердца он может любить только его. Даже спустя почти два года брака. И Антон вновь дышит свободно, а в своей шкуре комфортно, потому что он на правильном месте. Арсений отходит за водой, чтобы было чем запивать соленое, и возвращается на диван, ложится так, чтобы его ноги были на коленях Антона, ставит тарелку с попкорном себе на живот — обоим удобно тянуться — и возвращается к просмотру. — Завтра к врачу пойду, — подает он голос, когда в фильме начинается более-менее скучная сцена. — Провериться, выписаться и на работу. Антон чуть сползает по спинке и подгибает одну ногу, подтягивает ноги Арсения к себе и оставляет одну руку на них, по привычке поглаживая большим пальцем — на автомате уже. — Ты уверен, что не хочешь отлежаться ещё денёк? — Антон поворачивается к нему и берет ещё попкорна. — Я устал дома. Мыслей много, пользы нихрена. Хочу в работу, чтобы нервотрепка хотя бы оплачивалась. К тому же насморк у меня почти постоянно, горло в порядке, температура не поднимается. Как обычно пару дней одной ногой в аду, а после чисто похуй. Так что нормально. — Как знаешь, — тихо вздыхает Антон. Он не способен удерживать его дома и сделал все от него зависящее, помог хотя бы немного встать на ноги. А дальше снова эта рутина и попытки встретиться хотя бы в выходные. Их время истекает, а Антон заикнулся, что в последний день хочет шибари. — Я правда не могу долго дома сидеть, — Арсений перехватывает его взгляд. — Но без тебя я бы так быстро в норму не пришел — валялся бы еще пару дней, так что спасибо. Антон улыбается ему и будто взглядом говорит, что это ему ничего не стоило. Главное, что Арсений чувствует себя лучше. Тянуться неудобно, так что Арсений смешно гладит его по плечу ступней и усмехается. Потом снова смотрит в экран и хмыкает. — Джек просто великолепен. Я, кажется, на большинстве Хэллоуинов был в его образе, потому что чисто краш. Антон ловит его ступню, думает пощекотать, но у Арсения целая тарелка попкорна, поэтому не рискует, иначе они потом его все оставшиеся четыре части «Пиратов» собирать будут. Поэтому просто притягивает и целует в косточку на щиколотке. — Первое время, когда фильм только появился, я так зафанател, что постоянно говорил всем и невпопад «Смекаешь?». Блин, как вспомню, такой стыд, — усмехается Антон, роняя голову. Арсений от поцелуя окончательно расслабляется и улыбается довольным котом. — Я до сих пор так говорю, если мне на работе нужно кого-то припугнуть. Работает безотказно, мне даже голос повышать не надо. Хотя я вообще редко кричу так-то, не люблю это дело. Но иногда, бывает, прям прорывает, тогда да. Но это уже совсем запущенный случай и тогда лучше спасаться бегством. — Тактика безотказная, работает как швейцарские часы. Хорошо, что я не твой подчинённый. И я бы не хотел узнать, как ты кричишь. Антон вообще не хочет с ним никогда ссориться. Но он понимает, что ссоры, пусть и бытовые порой, — это неотъемлемая часть любых отношений. Без них было бы слишком скучно. — Ну, знаешь, ты фрукт необычный. Если тебе нравится, как я рычу, может, понравится, и как я кричу. Но лучше, конечно, до такого не доводить. — Зачастую ты рычишь только в постели, в обычной жизни ты редко это делаешь. И я не знаю, откуда у меня это. Никогда раньше за собой не замечал никаких фетишей. Ты во мне новые грани открываешь, — Антон говорит это, глядя в экран. Он все ещё не понимает, что происходит в фильме. Арсений довольно хмыкает и улыбается. — Мне кажется, это происходит из-за того, что у меня немного сводит горло от напряжения и получается рычание. Не то чтобы я прямо-таки в какой-то момент такой «М-м-м, надо порычать». Я вообще за естественность в постели, ненавижу, когда кто-то пытается пародировать порно. — А кто-то реально пытался пародировать порно? — удивляется Антон. — Это же невозможно. Ну, почти. Там всё слишком наигранно, будто по сценарию ебутся. А где же старая добрая импровизация? — Как минимум звуками иногда пытаются. Или странными позами. И я даже не про Камасутру — хотя там тоже интересная книжка. Да и с минетом бывают проблемы — когда слюны больше, чем воды в реке, а звуки такие, что хочется предложить человеку тазик. — Или чмокающие звуки во время поцелуев. Я понимаю, когда это происходит непроизвольно, но не постоянно же. По ощущениям кажется, будто они сожрут сейчас друг друга, — усмехается Антон, подхватывая тему. — А в некоторых позах вообще неудобно трахаться, там про удовольствие и речи не идёт даже. — Я поэтому не самый большой фанат поцелуев с языком. Это… странно. Иногда, конечно, в тему, но вообще больше странно. А позы да, бывают такие, что мышцы сводит и приходится вызывать врачей, чтобы помогли от спазма избавиться. Хорошо, если член не ломается, а то и такое бывает, у меня друг как-то хорошо потрахался. Антон хмыкает и опускает взгляд. Ему в принципе любые поцелуи нравятся, только если не слишком сильно и долго кусаться — невыносимо начинают болеть губы. — Я максимум колено повредил во время секса, вообще нелепо вышло. Иногда оно ноет из-за погоды, а в целом не тревожит. Но перелом члена — это жойстко. — Колено во время секса? — Арсений заинтересованно приподнимает бровь. — В моей голове из вариантов только коленно-локтевая, но это явно было не со мной, так что я особенно заинтересован. — Да говорю же, нелепо вышло, — смеётся Антон. — Мы так увлеклись, что я не заметил, как съехал с дивана, ударился сначала о столик, а потом о пол. Причем не очень удачно упал, получился вывих. Месяц ходил со специальной повязкой. Арсений сначала смотрит на него, чувствуя, как губы начинают дрожать, а потом, не сдержавшись, хохочет во все горло, откинув голову назад и прикрыв глаза. Ему уже плевать на фильм, он закрывает лицо руками, дрожит в приступе истерики и никак не может успокоиться. Потом, продышавшись, смотрит на него мокрыми глазами и вытирает уголки. — Это прекрасно, я считаю. Но хорошо, что все обошлось в итоге, и сейчас все нормально. Антон смотрит на Арсения пару секунд спокойно, пока тот не начинает ржать в голос. У самого уголки губ дрожат, он улыбается, а потом понимает, что ситуация ну вообще… — Ну, Арс, блять, не смешно, — а сам смеётся и пихает его в бедро. Ну такой у него муж дурак, конечно, хотя они друг друга стоят — это уж точно. Но Антон смотрит на него и понимает, что никого и никогда так не любил и уже не полюбит. Арсений — его конечная. — Да знаю я, знаю, просто я представил и… Ладно, впредь будешь аккуратнее. Я-то уж точно не позволю тебе что-то сломать или потянуть. Какой там лозунг есть? Комфорт и удовольствие клиента наша прерогатива. — Это было так же комично как в твоей голове, — все же спокойно улыбается Антон, а потом становится наигранно серьёзным. — И вообще, где мое шибари? Он хлопает Арсения по голени, а потом крепко удерживает и щекочет пятку, поджимая губы, стараясь вновь не засмеяться. Арсений сначала улыбается, а потом замирает маской и дёргается от щекотки. — Точно не сегодня. Это будет как-то слишком… странно. Не последний же день видимся, в самом деле. Будет все. — Я знаю, что не сегодня, но я просто напомнил, — тише произносит Антон и перестает щекотать, наоборот, сейчас касается ступни увереннее, с лёгким нажимом, начиная делать массаж. — Да как тут забудешь. Арсений опускает взгляд на его руки, потом смотрит на него исподлобья и облизывает губы. — Ты это зря. Я же расслаблюсь, и все, пиздец обоим. Массаж, знаешь, как заводит? — Если массаж ступней тебя заводит, то у меня для тебя плохие новости, милый. Ты футфетишист. Ты знал… что у тебя родинка на пятке? — Антон приподнимает его ногу и тычет прямо в маленькую коричневую точку посередине. — Прямо вот здесь. У тебя их столько, что недели не хватит сосчитать их все. Антон долго не думает. Он в принципе вообще не думает. И просто целует эту забавную родинку на пятке. Арсений хихикает, ежится и не протестует. — Футфетишист — это тот, кому нравятся чужие ноги. А у меня просто ступни чувствительные. И вообще меня сейчас все возбуждает, потому что я нормально не трахался не помню сколько. Минет, конечно, спас ситуацию, но не до конца. Он с улыбкой смотрит на мужа и хмыкает — дурак такой, даже до родинки на ноге докопался. Впрочем, Антон докопается до родинки, даже если она будет на заднице. И, кстати, на заднице Арсения есть и не одна. — Мне нравятся твои ноги. И твои руки. Особенно то, что ты сегодня ими вытворял. И ты мне тоже очень нравишься — весь, — Антону изначально было похер на фильм, а сейчас он убирает тарелку с попкорном на стол, раздвигает ноги Арсения и подползает к нему, почти укладываясь всем телом. Он упирается руками по обе стороны от головы Арсения и просто смотрит на него. — Говоришь, тебя все возбуждает? — тихо произносит Антон, бегая взглядом по лицу мужа, а потом наклоняется и прикусывает его за подбородок, спускается слабыми укусами ниже и переходит на поцелуи. Оттягивает ворот футболки и кусает ключицу, а ещё чуть ниже оставляет засос. Арсению скоро на работу, поэтому следов лучше не оставлять. Арсений немного недоумевающе наблюдает за его действиями, охает, когда тот наваливается сверху, и сглатывает слишком шумно. Вот и помер дед Сеня. — Ант…о-о-он! — окончание имени тонет в стоне, и Арсений выгибается так, что диван скрипит. Пытается вдохнуть, проебывается и снова стонет. — Подожди, подожди… — просит почти измученно и обхватывает его лицо руками. — Я… Я же сказал, что мы не будем сегодня трахаться… Антон балдеет от стонов Арсения и хочет услышать ещё, но его тормозят. Он облизывает губы и хмурится. Ну что ещё? — А мне всегда слушать то, что ты говоришь? Или я могу немного пошалить? — он выскальзывает из рук Арсения и вновь опускается к шее, прикусывая основание. Антон одним влажным следом проводит до уха, целует за ним и жуёт мочку. — Или мне уже нельзя сделать любимому мужу приятно? — и сжимает ладонью его член через одежду. — Антон. Попытка быть серьёзным, но на деле кошачий поплывший взгляд и хватка на спинке дивана. — Своими шалостями ты просто… Блять. Арсений неосознанно рычит, жмурится и откидывает голову назад. Его ведёт от малейшего прикосновения, потому что тело ощущается словно совсем по-другому. Словно вообще впервые. — Можно, но… Не сейчас… Блять. Он прикрывает глаза, запрещает себе толкаться в чужую ладонь. Он не позволяет себе ляпнуть херню вроде «ты уже сделал неприятно», потому что это сломает все к чертям, но сейчас он чувствует себя неправильно и не может это объяснить. Он хочет и хочет очень, даже слишком, но вместе с этим… Он выгибается от касаний языка и снова сглатывает. Антон его не слушает и продолжает издеваться. Кусает, целует, проводит языком и снова кусает, стараясь не оставлять следов. Сжимает член, проводит ладонью до головки и мягко массирует ее. — Точно не хочешь? Я могу остановиться, ты только скажи это… увереннее. Пока в твоём голосе я не слышу уверенности. Антон вновь оттягивает ворот, но уже с другой стороны и ставит ещё след, который можно будет скрыть под рубашкой. Да, он издевается. Арсений одаривает его красноречивым взглядом, облизывает губы и вздыхает. — Ты хочешь чисто мне приятно сделать? Или сам сейчас хочешь меня? Или хочешь перекрыть то, что было? Я просто теперь постоянно торможу из-за того, что слишком много думаю. Он садится почти нос к носу с ним и кладет ладонь на его колено. — Ты сейчас хочешь конкретно меня или секс в целом? Антон отстраняется и вздыхает, прикрывая глаза. — Если ты теперь постоянно будешь об этом думать, то после тройника мы с тобой вообще не сможем жить спокойно. Ты… Я не требую от тебя секса, мне вообще это сейчас не особо важно. Я просто хочу расслабить тебя сейчас, потому что чувствую, что ты на нервах. Я правда хочу сделать тебе приятно сейчас, но если ты против, я не буду, и мы продолжим смотреть фильм. — Я просто не хочу, чтобы ты таким способом извинялся или ещё что-то в этом духе. Я хочу быть с тобой, но мне важно знать, что сейчас ты правда хочешь быть со мной, — он касается его плеча и утыкается носом в ключицу. — Я стараюсь не думать о том, что делаю что-то не так, и мне важно, чтобы тебе было хорошо со мной. Именно со мной. — Я не извиняюсь, Арс. Я сейчас здесь, с тобой, хочу тебя, — Антон обнимает Арсения, прижимает к себе и гладит по затылку и шее. — Мне хорошо с тобой, лучше, чем с кем-либо. Антон проводит кончиком носа по его виску, целует в макушку и обнимает так крепко, будто если не сделает этого сейчас, то что-то внутри оборвется. — Я тебя люблю, — делает акцент на второе слово, — и мне больше никто не нужен. Я могу запросто отказаться от всех и быть только твоим, пока не надоем тебе. И ты ещё взвоешь от моей компании, — тихо усмехается и берет лицо Арсения в свои ладони, целуя в кончик носа. — Не нравятся мне эти фразы жертвенности, так что не нужно, — Арсений слегка сжимает его колено. — Не люблю эти моменты в отношениях, когда один просит другого с кем-то третьим меньше общаться. Это маразм. Поэтому не нужно ни от кого отказываться. Он делает паузу, обдумывая, а потом подаётся ближе и ведёт кончиками пальцев от его колена вверх по телу — по ляжке, бедру, под футболку и дальше по торсу, слегка скребет ногтями и опускает ладонь вниз, чтобы расправить его одежду. Потом цепко ловит его подбородок и смотрит в глаза. — Я хочу, чтобы в моменте ты чётко осознавал, что ты со мной. И я тебе и муж, и любовник, и вообще кто пожелаешь. Но сейчас… — обводит большим пальцем его скулу, — только я. Антон вновь чувствует себя виноватым за содеянное. Он просто идиот, что поступил так. От самого себя отвратительно. Арсений такого отношения к себе не заслужил. Он самый лучший человек в жизни Антона, а Шастун… Он опускает взгляд и роняет голову, понимая, что хуйню сморозил. А потом следит за рукой Арсения, но, когда та пропадает под одеждой и касается кожи, прикрывает глаза. Его касания всегда для Антона особенные, самые трепетные и правильные. Их ни с чем не сравнить и не перепутать. Только Арсений так касается. И только он так уверенно держит, заставляя посмотреть в глаза. Глаза — зеркало души. А Антон смотрит на мужа влюбленно, нежно, покорно. Он может выделываться сколько угодно, строить из себя самоуверенного дурака или шута, но когда Арсений смотрит т а к… У Антона все мосты рушатся, здания горят и дороги сотрясаются — весь его внутренний мир в щепки — и весь о н только ему. — Даже когда мы были там, я был весь в тебе, забыв про телефон. А ты был во мне. Во всех смыслах. И ты знаешь, что без рук я только с тобой могу, только когда ты касаешься. А ещё мне нравится, когда ты везде: касаешься, сжимаешь, целуешь, кусаешь, горишь внутри меня и в мыслях тоже ты. Арс… я с тобой даже не в моменте. Антон ластится к руке, трётся щекой, обвивает пальцами за запястье и кладет свою ладонь поверх его, прижимая к себе и целуя внутреннюю сторону. Антон, наверно, больше никогда таких слов не скажет, потому что это очень неловко. Его чувства сейчас как оголённые провода — Арсений касается их, но бьёт током почему-то самого Антона. Арсений расцветает, улыбается, смотрит на него исподлобья пару секунд, размышляя, а потом слегка закусывает нижнюю губу и подается вперед. — Помнишь, пару минут назад я говорил, что мы сегодня не будем трахаться? — он ждет, пока Антон кивнет, и подцепляет его подбородок, опаляя губы дыханием. — Но мы ведь можем заняться любовью. Это совсем другое. Антон распахивает глаза, слегка удивляется, но ответить ничего не может. Он лишь цепляется за руку Арсения как за спасательный круг и идёт за ним. Губы трогает лёгкая улыбка, пока они идут до спальни. Арсений переплетает их пальцы, тянет за собой в спальню и бережно укладывает на кровать, нависает сверху, ловит губы и утягивает в неторопливый, но уверенный поцелуй. Хочется как в первый раз. Так же спокойно, бережно, максимально внимательно ко всем деталям, чтобы чувствовать тело партнера от и до, чтобы застывать в каждом моменте, лишний раз ловя взгляд, и снова прижиматься друг к другу. Арсений правда не думал, что сегодня что-то будет, но он почему-то видит в глазах Антона то ли потребность, то ли еще что-то похожее и просто не может сдержаться. К тому же, он и сам соскучился по возможности касаться его так откровенно. Одежда падает рядом с кроватью, Арсений нависает над ним, придерживает ладонью за подбородок, выцеловывая шею, плавно потирается своими бедрами о его пах и ведет кончиком носа до уха, чтобы мазнуть по нему языком и поймать губами мочку. — Хочу тебя сегодня любить. Нет этих жёстких нетерпеливых поцелуев, которые крадут кислород, после которых губы весь день болят. Есть только чистая и ничем не прикрытая нежность. Уверенность и надёжность в их отношениях. Антон лишний раз корит себя за свой поступок, потому что, ну как он мог это променять? Что имеем — не храним… И Антон сейчас так крепко цепляется за Арсения, будто боится потерять, целует почти отчаянно и жмется к нему. Не отпускать, не закрывать глаза, иначе пропадет. Кожа к коже как глоток свежего воздуха. И Антон дышит полной грудью, наполняет лёгкие родным запахом Арсения, сбивается на шумные вдохи, когда от губ на шее остаются кипящие следы. От шёпота дрожь по телу и тяжелеет в паху. Антон невольно стонет, что все так медленно, а он отвык. Обычно все дерзко, быстро, грубо, кусаче, а сейчас ровным слоем размазывает, шлифует, доводит до кондиции. Зелень в глазах плывет, будто яркая трава в поле колышется под порывом ветра — клонится к земле, как Антон падает перед Арсением, сдаваясь. Он обнимает его за шею, зарывается пальцами в волосы и вновь притягивает к себе, ловя губы. Двигает бедрами навстречу и при очередном плавном толчке стонет в губы, отрывается тут же, чтобы вдохнуть. Воздуха просто нет, и Антон тратит последний… — Люби, родной. Арсений не очень любит, когда нежно. Он перерос тот возраст, когда хватает просто лежать рядом, касаться пальцами и ногами и томно вздыхать. Ему хочется больше, жарче, эмоциональнее, чтобы кровь кипела и тело действовало само, чтобы не было мыслей о том, что будет потом, а только о том, как охуенно правильно сейчас, а потом может подождать. Но сейчас ему хочется мягче, бережнее, обходительнее, заполнить Антона такой нежностью, чтобы все остальное стерлось начисто. Чтобы как в книжках — не было ничего вокруг, кроме них двоих. И мыслей о ком-то другом тоже не было. Арсений неторопливо изучает его тело, ласкает, распаляет, хотя Антон и так уже заведен, целует долго и глубоко, одновременно мягко поглаживая его между ног и скользя пальцами дальше. Отвлекается, чтобы достать смазку, щедро льет на ладонь, смазывает по кругу и вводит один палец. Он уже знает, как сделать хорошо, чтобы ощущалось глубоко и правильно, но не торопится, не спешит сразу разработать, а больше массирует изнутри. Потом стекает по его телу, вскользь касается члена, разводит длинные ноги и ведет ладонями от ягодиц до коленей, слегка поднимая и открывая обзор. Долго и тщательно вылизывает его, растягивает, расслабляет и подготавливает, а потом помогает себе пальцами, когда Антон подхватывает свои ноги под коленями. Собственный член трется о кровать, но Арсений не торопится — доводит его практически до грани одним только языком, изучая глубоко и влажно. Антону до одури нравится, когда Арсений везде. Он заполняет собой все пространство вокруг, и Антон им дышит, заполняя лёгкие до отказа. И в голове ощущается приятная дымка от этого. Антон чуть раздвигает ноги и, скорее, делает это больше непроизвольно, чем осознанно. И как же он тонет в этом моменте, когда Арсений сначала мягко касается, а потом входит — даже пальцами. Антон весь подбирается, выгибается, прикрывает глаза и цепляется руками за края подушки. Уже хорошо, а что будет дальше… Он срывается на протяжный стон, когда чувствует касание горячего языка, и вздрагивает. В мгновение все нервные окончания расходятся мурашками по телу, оседая наслаждением в кончиках пальцев. Антон подхватывает свои ноги под коленями, чтобы Арсению было удобнее и не напряжно. И он уже не помнит, когда стёрлась эта грань стыда, когда Антон открывается без зазрения совести, хотя поначалу многого стеснялся. А сейчас хочется большего, но Арсений решил довести его до дрожи. У Антона член напряжён и касается низа живота. — Арс… — на стоне выдыхает Антон и сильно жмурится. — Арс! — все тело дрожит, грудь вздымается, задыхаясь. — Арс… — просит, почти умоляюще, скулит. Арсений отвлекается, чтобы сделать небольшую паузу, а то Антон сорвется слишком быстро, отпускает его ноги, вытирает губы и снова нависает над ним. Запрокидывает его голову, чтобы скользнуть губами по шее, прихватывает кожу и оставляет легкий след. — Я на многое готов ради твоего счастья и удовольствия, помни об этом, — шепчет ему на ухо. — Просто не скрывай от меня ничего. Рассказывай, спрашивай, проси, мы обсудим и что-нибудь решим. Смутить меня ты вряд ли сможешь, поэтому просто говори, больше говори, хорошо? Я люблю тебя и правда готов все обсудить. Он касается его губ, целует легко и ненавязчиво и тянется за презервативом. Раскатывает его по члену, поправляет резинку, подхватывает одну ногу Антона, поднимая и отводя в сторону, и входит медленным толчком. Длинно выдыхает, зажмурившись, прижимается влажным лбом к его, подается вперед, входя до конца, и едва слышно шипит сквозь зубы. Антон шумно выдыхает, подставляет шею и прикрывает глаза. Обнимает Арсения, пока может, пока он так близко. Вслушивается в каждое слово, вникает в саму суть и обхватывает лицо Арсения ладонями, прося, чтобы он посмотрел прямо. Антон сказать ничего не может, но пытается передать это взглядом, вдохом, мягким поцелуем. Антон с таким трепетом прижимает к себе самого родного и близкого человека, своего любимого мужа, что внутри все по швам трещит. Этот вечер и эту ночь он занесет в драгоценную копилку воспоминаний и будет бережно хранить всю жизнь. Антон замирает, сдавленно стонет и расслабляется по максимуму, чтобы принять в себя полностью. Он все ещё цепляется за Арсения, обнимает за шею, скребет ногтями по спине и прогибается навстречу, зажимая собственный член между телами. — Ты внутри, — зачем-то говорит Антон, прикрыв глаза, и целует мягко в щеку, — первый и единственный. И я хочу, чтобы так и оставалось всегда. Сколько бы Антон ни думал раньше, но он все равно не решится пустить ещё кого-то в свое тело. Физически не сможет. Арсений усмехается от такой формулировки, но она его в целом устраивает, так что он прижимается, целует глубоко и уверенно и начинает неторопливо двигать бедрами, почти не выходя из него. Касается губами его шеи, скулы, ушей, рассыпает как можно больше поцелуев, словно хочет налепить везде, где может, защитную пленку на его тело, укрыть, спрятать от всех. Он опирается на локти, увеличивает амплитуду, входя более резкими и частыми толчками, блаженно прикрывает глаза, откинув голову назад, облизывает губы и смотрит на Антона. — Еще поиграем в нежность или перейдем в наш обычный режим? Антон вздыхает, но Арсений ворует последний кислород перед поцелуем и начинает двигаться. У Антона моментально по телу разряд, потому что член попадает сразу по простате. Арсений его тело хорошо изучил. Антон сжимается вокруг него, потому что жмурится и хихикает от поцелуев, похожих на бабочек. Немного щекотно, но приятно. А потом Арсений немного ускоряется. Антон начинает задыхаться, крепче сжимает в пальцах плечи мужа и запрокидывает голову, приоткрывая рот в немом стоне. — Давай… в наш, иначе я чокнусь, — просит Антон и судорожно выдыхает, зная, что будет сейчас. Все тело дрожит от предвкушения, все пульсирует как на низком старте, и кончики пальцев покалывает. Долго в нежность они не умеют. Арсений усмехается, прижимается к его губам и сразу берет дикий темп, какой обычно бывает перед самим оргазмом, когда кровать скрипит на все тональности, периодически попадая изголовьем по стене, а от шлепков тел звенит в ушах. Вот так все-таки привычнее, чем тянуть друг дружку за яйца и кайфовать от ленивых касаний. Долго, утомительно и в какой-то момент приедается. А здесь ни вдохнуть нормально, тело простреливает каждые пару секунд, по спине бегут мурашки, и хочется только еще ближе и жарче, чтобы совсем сорвало голову. — Давай сверху, — просит в чужие губы, мазнув по ним языком, ведет ладонью вдоль тела, сжимает ягодицу и вжимается своим телом в его, впечатываясь каждым толчком. У Антона моментально срывает крышу, когда у Арсения срывают тормоза. Шумные нечастые вздохи учащаются, а ещё через несколько толчков перерастают в стоны. Антону тяжело сдерживаться при таком темпе, поэтому соседей он не жалеет совершенно, цепляясь за изголовье. Старается двигаться навстречу, лишь бы только чаще, быстрее, жёстче. Касания опаляют кожу, будто изнутри горит, отпечатывается. Антон прогибается в спине и едва ли приходит в себя на просьбу Арсения. — Подожди, подожди, — хрипит Антон и жмурится. — Стой. Как же, блять, хорошо, но он не хочет сейчас кончить слишком быстро. Он приподнимается на локтях, роняет Арсения на постель и устраивается сверху. Усаживается получше, упираясь коленями и ладонью, а второй рукой придерживает член Арсения и насаживается сам. Медлит буквально пару секунд, а потом возобновляет скорый темп, двигая бёдрами. В голове пусто, только звёздочки какие-то мелькают от удовольствия. Арсений трепетно любит позу раком, потому что ему редко когда в процессе хочется видеть лицо партнёра или целовать его. Разумеется, все зависит от партнера и, в целом, и в таком положении можно целоваться, но всё-таки это не то. Но с Антоном он полюбил и позу наездника, потому что от вида скачущего на нем супруга, который откидывает голову, выгибается, сам устанавливает темп, кусает губы, поправляет чёлку и смотрит на него мутным взглядом сверху вниз, можно кончить только так. Антон тоже жадный до эмоций и касаний, и Арсений ловит губами воздух, когда тот касается его сосков, сжимает шею, наклоняется, чтобы поцеловать. Он кладет ладони на его ягодицы, мнет их, больно впиваясь пальцами, отвешивает шлепок и ловит его стон. — Быстрее, — и шлепает ещё раз. Антону шлепки никогда не нравились. Он и сам никогда не хлестал своих партнёров, только если они сами просили. Но с Арсением они ему внезапно полюбились. Поэтому он надавливает на его шею чуть сильнее, но через пару секунд тут же отпускает и ведёт яркие полосы от ногтей по груди и торсу. Они сразу же проявляются на светлой коже. Антон с ума сходит, когда Арсений крепко сжимает его ягодицы, мнёт, оттягивает и шлёпает. Дыхание вмиг сбивается. Он накрывает тело мужа своим, но не наваливается, и ускоряется. Кусает шею, чуть ниже оставляет заметные следы и двигается, двигается, двигается. А потом резко замедляется и почти выпускает из себя член, оставляя лишь головку. Накрывает губы Арсения таким же неторопливым глубоким поцелуем, смакует. И сжимает внутри себя головку. А потом плавно насаживается обратно и проделывает так ещё пару раз. Отстранившись, он ухмыляется и облизывает губы. Антон почти вплотную прижимается к Арсению, трётся своим членом о его живот и вздрагивает. Чувствует, что осталось совсем чуть-чуть, поэтому вновь набирает темп, роняя голову на плечо мужа. — Давай вместе, — горячо шепчет Антон и впивается зубами в плечо, сжимает в кулаках простынь и возвращает былой темп. Арсению этот темп рвет крышу. От эмоций мурашки по всему телу, голова кружится, и с воздухом настоящая катастрофа — просто нет его, вакуум вокруг. Он дерганно кивает, одной рукой продолжает сжимать его бедро, вторую кладет на его затылок, не позволяя отстраниться, смотрит в глаза, делит одно дыхание на двоих и несколько раз вскидывает бедра, толкаясь особенно глубоко. Антон стонет, и это срабатывает как искра — тело затапливает тепло, низ живота словно загорается, и Арсений стонет ему в губы, вцепившись пальцами в его волосы и не позволяя отстраниться. Чувствует, как тот дрожит на нем, сжимаясь еще сильнее, прикрывает глаза и старается отдышаться, но пока от себя не отпускает, хочет еще побыть немного внутри. Между ними липко, но это уже привычно — помоется, белье постирает, — и Арсений тянется поцеловать его, мягко ведет кончиками пальцев по его спине и бедрам. Антон смотрит в эту самую настоящую бездну и тонет, не ощущая собственного тела. Лишь один сплошной набухающий нерв, который от удовольствия и наслаждения готов вот-вот взорваться. Он протяжно стонет и буквально через пару секунд и ещё один глубокий толчок накрывает. Антон сдавленно стонет, хрипит и касается лба Арсения своим, дышит загнанно и улыбается. Не хочет выпускать его из себя и держится из последних сил, чтобы не развалиться на муже. Арсений обхватывает его руками, ждет, пока тот вытянет ноги, а то те, наверное, затекли, и утыкается губами в висок. — Мой, — самонадеянно и непоколебимо. Антон немного ёрзает, слезает с члена, вздыхает и падает рядом, но продолжает прижиматься близко, обняв рукой и ногой. Прячется носом в шее и улыбается. — Твой, — осознанно и уверенно, с мягким поцелуем в колючий подбородок. — Ёж.