≋
Сны — вымысел ужасов. Пробуждение преследуется, но Луи так и не удаётся его поймать; глаза резко открываются, его охватывает страх, мелькают испуганные лица, прежде чем он снова погружается в кошмар своего разума. Воспоминания замедленны и размыты, как пища, с трудом проходящая через желудок. Он собирает столько, сколько может в своём бодрствующем состоянии. Бесполезно искать понимание, находясь в туманной пене обезумевшего. Единственный постоянный якорь — мудрые глаза, оливковая кожа на щеках, альт голоса, зовущего его по имени. Луи отзывается в ответ, его голос едва ли напоминает шёпот хлопающих крыльев мотылька. Появляется медсестра, её медовые глаза кажутся спокойствием в противовес его мрачным видениям. Она заговаривает, губы формируют слова, исходят звуки, но всё это связано с пустым пространством. Голова Луи в замешательстве откидывается назад. Он настойчиво повторяет это имя, туман окутывает его, предсказывая ужасы, которые он увидит после. Лицо медсестры размножается на полупрозрачные копии. Томлинсон слишком поздно понимает, что его снова похищают, и имя на его губах произносится как последняя молитва.≋
Тяжесть в голове доводит до грани слёз. Перед глазами мелькает образ матери, стоящей у окна, порывы ветра и дождя омывают её лицо. Луи ждёт, пока изображение превратится в бесформенный образ, но вместо этого оно перетекает в другую сцену. Лотти смотрит в окно, по её лицу текут слёзы. Луи с трудом проглатывает вязкую слюну, страстно желая обнять сестру. Связь между его мозгом и пальцами нарушена. Однако, когда суставу удаётся дернуться, его рука оказывается в тёплом плену. Луи трясёт головой, пытаясь найти того, кто держит его руку. Вздох срывается с его губ. Веки Гарри трепещут, когда он просыпается. Тело горбится в инвалидном кресле, больничный халат наброшен на кожу, голова обмотана белой марлей, собравшей большую часть его кудрей. Неуклюжий гипс на его левой ноге заканчивается прямо под коленом. К правой руке прикреплена капельница. Другой ладонью он тянется вперёд, сжимая его руку в своей. Томлинсон пытается овладеть своим голосом, задавая множество вопросов. Однако ничего не выходит. Гарри мрачно улыбается. Пот выступает у него на лбу, пропитывая белую повязку. — Пришёл навестить… Лотти появляется рядом с Гарри и бросается к Луи, обхватывая его руками за плечи, душа всё, что у него осталось от жизни. Раздаётся громкий всхлип, горячие слёзы текут по её лицу. — Ты меня так чертовски напугал, — шипит девушка. — Больно, — хрипло произносит Томлинсон, слова режут ему горло. — Где? Где болит? — Лотти похлопывает его по щеке, отстраняясь, чтобы проверить его состояние. У него не хватает духу сказать ей, что боль вызывает она. — Врачи обеспокоены тем, что могут быть необратимые повреждения, ты долгое время был без сознания. — Дай ему сделать вдох, Лоттс, — невнятно бормочет Гарри, прикрывая глаза. Луи чувствует лёгкую дрожь в руке. — Ты его раздавишь. Лотти, нахмурившись, смотрит на Стайлса, но спешит отстраниться от брата. — Тебе пора возвращаться, Эйч, ты выглядишь всё более измождённым с каждой минутой. Томлинсон хватает Гарри за руку при мысли о том, что он уйдёт, беспокоясь, что тот может ускользнуть в очередную реальность. Лотти начинает увозить Гарри. — Это, — Луи подаётся вперёд, пытаясь дотянуться до парня, паника переполняет его. Гарри даёт знак Лотти остановиться. У Томлинсона болит горло, он может произносить только одно и то же раз за разом. — Это всё по-настоящему? Стайлс придвигается ближе, протягивает руку, прося тем самым подвести его к кровати. Луи опускается обратно на простыни. Рука Гарри излучает влажное тепло из-под тонкой ткани его больничной пижамы. Его бледное лицо блестит в ярком свете ламп как отполированная монета. Улыбка трогает его губы. — Да, — произносит Гарри, кладя голову на подушку рядом с головой Луи. Голос Лотти становится пронзительным, она отчаянно выкрикивает имя Гарри. Однако тот не уводит взгляд от Луи. Томлинсон заставляет себя широко открыть глаза, прогоняя сон. — Да, всё по-настоящему. Взгляд Гарри пронзает туман, но он говорит с абсолютной уверенностью. Плечи Луи опускаются, он судорожно выдыхает. Чистый больничный запах становится вибрирующим, простыня скользит по его коже. Черты лица Гарри обременены возрастом, шрам на подбородке, глубокие круги под глазами, остатки снов исчезли. Всё это по-настоящему. Сон забирает его в последний раз.≋
Сон становится для Луи декадентской роскошью после первого крепкого пробуждения. Побочный эффект от испытания. Среди прочих тягот. И он, и Гарри, основываясь на том немногом, что Луи мог понять из слов множества приходивших врачей, во время испытания подверглись воздействию довольно многих сильнодействующих и вредных веществ, большинство из которых было найдено на обороте чистящих средств и психоделических напитков. Свою первую ночь Луи провёл лёжа на спине, широко раскрыв глаза, размышляя об ужасных зрелищах. Мысли крутились в нескончаемом танце, когда тёмно-синее небо стало оранжевым. Несмотря на то, что усталость боролась сама с собой, Томлинсону удалось несколько часов отдохнуть, прежде чем ночные кошмары стали преследовать его во сне. В конце концов, врачи настояли на приёме лекарств, обещая, что это будет временным решением проблемы. Однако звонки ночной медсестры становятся привычными, а настойчивый взгляд Лотти, когда он проглатывает ещё одну розовую таблетку на ночь, говорит ему всё, что ему нужно знать о пожизненной созависимости. Лотти становится такой же внимательной, каким Луи был в детстве, отвлекая его бесполезными анекдотами, чтобы поднять настроение по утрам, давая ему пространство, когда у него начинается дневная мигрень. По большей части она информирует его обо всём, что ему нужно знать, обмениваясь информацией с Меган. Томлинсон подозревает, что дуэту намеренно не хватает полной прозрачности в некоторых вопросах, поэтому он удобно пропускает любые новости об аресте Рени или негативной реакции СМИ на этот инцидент. — Джемма сообщила, что у Гарри, похоже, нет никаких серьёзных дефектов после комы… — Лотти сообщает ему об этом чуть позже полудня. Телевизор вспыхивает, когда появляется реклама «МакДоналдс», звук полностью отключается, когда на экране загорается ярко-жёлтая буква «М». — Доктор сказал, что у него были симптомы, похожие на сильное сотрясение мозга, — Лотти отправляет в рот ложку шоколадного пудинга. Он лежал у него на подносе с утра, тёплый и забытый. Язык Луи скользит по зубам, во рту от усталости появился меловой привкус. Сегодня он не почистил зубы, тело слишком онемело для чего-то сверхминимального. — Это хорошо… Томлинсон впивается зубами в губу, различные вопросы готовы сорваться с его губ. Сняли ли Гарри швы, остался ли шрам на лбу? Тот, что фанаты будут боготворить. Лунатизм усилился из-за лекарств? И это при том, что его телу удалось изобрести новые способы пыток по ночам. Или, может, всё дело в постоянной грусти? Это случилось с Луи? Не превратило ли всё это его тело в месиво тупой боли, делая цвета приглушёнными, а дни слишком длинными? Скучал ли он по нему? Тосковал, шепча имя в темноте луне? — Он… — начинает Луи. Лотти не сводит глаз с его фигуры. Слова матери звенят у него в ушах. — Хочу его увидеть. Во второй раз с тех пор, как он проснулся, Луи видит их мать в чертах Лотти, кожа под её глазами набухает, а щёки округляются от восторга. — Я посмотрю, что могу сделать.≋
Жалюзи закрыты, полоска света падает на хрустящую больничную простыню где-то после полудня. Тяжесть сна разливается по его венам, кости скрипят, когда он шевелится в кровати, Гарри сидит рядом с ним, как и несколько дней назад, инвалидное кресло стоит у его кровати. Спортивные штаны, больничный халат, зелёная шапочка на голове. Лотти не из тех, кто нарушает свои обещания. — Джем сдалась, — произносит Гарри, указывая на дверь. Он предполагает, что обе девушки прижались к ней, навострив уши, чтобы быть готовыми ворваться, если кто-нибудь проявит какие-либо признаки боли. — Я уверен, что Лотти нашла бы способ убедить её, — бормочет Луи, слегка привстав. — Она не из тех, кто принимает отказы. — Я хорошо знаю, насколько глубоко в вашей семье заложено упрямство, — поддразнивает Гарри, стягивая шапочку, из-под которой виднеется марля. Смех душит Луи, поднимаясь по дыхательным путям, как будто он забыл, как получить доступ к такому действию. В последнее время его разум налился сырой тяжестью, и смех было трудно вызвать в воображении. Рука Гарри лежит у него на спине, рисуя плавные круги. Кожа Томлинсона сияет от комфорта, он вздергивает подбородок, пытаясь скрыть легкомысленную улыбку на губах. Рука Стайлса задерживается на изгибах его позвоночника, распространяя тепло по позвонкам. — Не знал, если… — брови Гарри сходятся вместе. — Не знал, хочешь ли ты меня видеть. Луи думает о стенах своей комнаты. Они вдвоем прижались друг к другу, мягкое прикосновение губ Гарри было эйфорическим воспоминанием, которым он дорожил. Потеря того, что было, что могло быть, разлетелась вдребезги, как битое стекло. Сны были каждым кусочком, отражённым словно в насмешку. Будет ли там ещё одно оконное стекло? Ещё один залитый солнцем, освещённый радостью дом? Глаза Гарри скользят по его лицу, и Томлинсон думает, что если бы был хоть малейший шанс, он бы дал ему его. — Так сильно, — хрипит Луи, — я так сильно хотел тебя увидеть. — Хорошо, — вот и всё, что отвечает Стайлс. Он подкатывает своё кресло ближе к кровати, нежно беря Луи за руку. Никакое количество наркотиков не могло заглушить ощущения, охватившие его. Веки парня закрываются, успокаивая зуд, вспыхнувший в уголках его глаз. Гарри проводит большим пальцем по костяшкам пальцев Луи, все острые края смягчаются. Он ухмыляется, открывая глаза, встречаясь с налитым кровью взглядом Стайлса. Снаружи ярко светит солнце. Томлинсон прищуривается, его глаза затуманиваются, когда он переводит взгляд. Кожа на его щеках трещит, грудь сдавливает от рыданий, сотрясавших его тело на рассвете. Тяжелые депрессивные эпизоды. Ещё один побочный эффект процедуры. Не потребовалось много времени, чтобы снова вызвать это состояние, однако яркий образ Гарри был особой травмой, к которой его разум любил возвращаться. Иногда хуже всего было блаженное зрелище Пенелопы, резвящейся у них во дворе. Каждое видение цеплялось за него, мёртвое и тяжёлое, шлакоблок давил на легкие, как кусок мяса. Плач давался легко, плавно перерастая в рыдания, когда он просыпался. — Скучаю по ней… — произносит Луи, глядя на шрам на лбу Гарри. Лицо Гарри сморщивается, губы опускаются. Это лицо, которое он сделал, когда сдерживал крик. — Видел её прошлой ночью… — Да? — Томлинсон дважды моргает, откидываясь на спинку кровати. — М-м, они дали мне более сильную дозу, — взгляд Гарри прикован к окну, солнце освещает кожу лица с синяками под глазами. — Мы построили домик на дереве. Луи широко улыбается. — Какой пароль? — Стегозавры воняют. Они оба смеются, позволяя смеху затихнуть в тишине. Луи хватает Гарри за руку. Успокаивающее прикосновение заставляет его затосковать по страховочной сетке их мечты. Томлинсон может только надеяться добиться такой радости от реальности.≋
— Что они говорят? — интересуется Луи. День начался примерно так же: Томлинсон проснулся в полусонном состоянии. Его настроение улучшилось после того, как он прошёл утренний осмотр и смог поговорить с остальными братьями и сёстрами. Лотти убеждает остальных домочадцев Томлинсонов не паниковать и оставаться дома, а не тащиться в самолёте восемь часов. «Я жив, со мной всё в порядке», — такова была мантра, повторяемая Луи всякий раз, когда Лотти сообщала им последние новости. Регулярные звонки по фейс-тайму, кажется, развеивают опасения его бабушки и дедушки. По большей части. После особенно странного звонка — бабуля обсуждала новый рецепт песочного печенья, который она нашла, возвращаясь к теме каждый раз, когда они отклонялись от неё, Фиби и Дейзи отвлекались на свои телефоны большую часть разговора — Луи понимает, что что-то случилось. Прежде чем Луи успевает спросить, Найл величественно входит в его палату. — Вещи стали мрачными, когда вас двоих не было. Пришлось вернуться домой, чтобы обнять Стеллу на минутку. — Я понимаю, — отвечает Луи, мгновенно вставая, чтобы крепко обнять своего друга. — Да, — соглашается Найл. С момента прибытия Найла они с Лотти постоянно висят на телефонах, жалко прикидываясь, что смотрят телевизор. СМИ кишат новостями об аресте, Луи не сомневается в этом. Луи и Гарри, по-видимому, пестреют в прессе абсолютно всю неделю. Настоящее чудо, согласно журналу «Time», — врачи со всего мира умоляют Меган провести конференцию. Доктор Мэдлин, возможно, и была изображена на публике злодейкой, однако снискала большое уважение своих сверстников. В конце концов, предсказание Рени оказалось точным. — Суд через месяц, — произносит Лотти, сдаваясь быстрее, чем он ожидал. — Думаю, она получит максимальное наказание. — Прекрати, Лоттс, — отвечает Луи, которому не нравится весёлая нотка в ее тоне. Рени лживая, совершившая бесчисленные преступления ради своего дела, однако горе приводит в ужасные места. Первый момент, который они разделили в её кабинете, был правдой, и каким-то образом это превращает всё презрение, которое он испытывает к ней, в унылый осадок. Невозможно вывести пятно с ткани. Она — причина того, что он и Гарри были живы — благодарность, которую он испытывал, нельзя было просто стереть. — Не вставай на её сторону! — Лотти упрямо скрещивает руки на груди. Томлинсон пожимает плечами. Он ничего не может сказать на этот счёт. Гарри прав, упрямство — главная черта семьи Томлинсонов. Найл несколько раз переводит взгляд с Луи на Лотти, по итогу опуская глаза и складывая руки на коленях. В каком-то другом мире Луи не уверен, как долго продлилась бы дружба между Найлом и Рени. Между ними было родство, сходство, которое не должно иметь смысла, исходя из их сущности. Однако оно было обречено с самого начала. Проницательность Хорана была искренней, чтобы завоевать доверие, в то время как Рени лгала с самого начала, чтобы использовать его. Одна и та же монета, но с разных сторон. Когда Луи видит, как челюсть его друга сжалась, у него возникает зудящее чувство, что, возможно, Хоран всё это время знал о способностях Рени. Но сомнения в Найле никогда не были тем, в чём Луи мог бы убедить себя. — Кстати, о Гарри, — внезапно произносит Хоран. В его глазах отражался блеск. — Никто даже не… — Думаю, тебе стоит навестить его, он ворчал всё утро, — улыбается Найл. Луи закатывает глаза. — Я смотрю, ты продолжаешь играть в сваху, не так ли? Лотти перестаёт дуться и снова включается в разговор. — У него была плохая ночь, — произносит Джемма. — Им пришлось дать ему ещё одну большую дозу несколько часов назад, он, вероятно, не проснётся до завтра. — Ему это не понравится, — Луи выглядывает в окно — солнце еще не проглядывается. — Могу я взять свой телефон? — спрашивает Томлинсон, замечая, что он торчит из сумочки Лотти, на что та и Найл немедленно вскакивают. Томлинсон замирает, медленно опускаясь обратно на кровать. — Что они пишут обо мне? — после чего поспешно добавляет: — Что они пишут о нас? — Ничего такого, что имело бы значение… — бормочет Найл, упирая руки в бёдра. — Хорошо, не волнуйся, я просто буду держаться подальше… — Луи свешивает ноги с кровати, роется в сумке и мельком кидает взгляд на свой айпад, лежащий на дне, после чего достаёт спортивные штаны. — Что ты делаешь? — спрашивает Лотти, протягивая руку, когда он натягивает одежду. — Хочу увидеть Гарри, — просто отвечает Луи. — Но он… — Ненадолго, — настаивает Томлинсон, указывая рукой на дверь. Найл широко ухмыляется, черты его лица едва сдерживают радость. — Хорошо, — отвечает Лотти.≋
Как сказала ранее Лотти, Гарри почти не реагирует, когда Луи открывает дверь в его палату. Он убеждает Лотти, что справится сам, однако жалеет об этом решении, когда ему приходится остановиться и прислониться к стене после ужасного приступа головокружения. Обеспокоенная медсестра следует за ним всю оставшуюся дорогу, прежде чем он настаивает на том, что с ним всё в порядке. В палате пусто, если не считать Стайлса, лежащего на спине. Луи подавляет желание разбудить его, свежие воспоминания о Гарри в коме всё ещё слишком сильны. В конце концов, он придвигает стул и садится у кровати, наблюдая за солнцем в окне и за облаками, расступающимися в последние несколько минут заката. Независимо от того, как сильно он гнал эти мысли прочь, Луи думает об айпаде, лежащем на дне его сумки. Так легко вернуться, вбить в поиск, просто посмотреть. Он не стал бы читать ни одной статьи, только заголовки, возможно, проверил бы Твиттер, там обязательно будет несколько тысяч упоминаний, особенно если он в трендах… Если они оба в трендах. Джемма открывает дверь и слегка подпрыгивает, замечая его фигуру. Томлинсон отрывает кутикулу слишком близко к ногтю, из-за чего у него идёт кровь. Следует пауза, Луи не видел девушку со дня последнего сеанса. По хмурому выражению её лица он понимает, что его назойливое желание правильное. Она избегает его. — Полагаю, теперь моя очередь навещать его, — шепчет Томлинсон в тишине. Джемма кивает. После чего подходит, чтобы включить телевизор. — Он зовёт тебя во сне… — Я тоже так делаю, если верить Лотти, — застенчиво отвечает Луи. Девушка натянуто улыбается. Джемма пролистывает каналы, останавливаясь на каком-то мрачном фильме. Луи напевает себе под нос, чтобы заглушить гнетущую тишину. — Прости, — произносит девушка, выключая телевизор. После чего накручивает прядь волос на палец. — За всё. — Джемма… — Я знала, — вмешивается Джемма, встречая его взгляд. Её брови опускаются, как у ребенка, который поступил неправильно. Как у Пенелопы. — Что ты согласишься. — Я очень на это надеюсь, сделал это довольно очевидным, — лжёт Луи. Новость не задевает его так, как следовало бы: он согласился бы в любом случае. — Надо было остановить тебя, — Джемма поджимает под себя ноги. — Последние три дня я была в полном отчаянии. Если бы ты и Гарри умерли, я… — Но я этого не сделал, — настаивает Луи и, не задумываясь, добавляет: — Просто немного повредил голову, но этот ущерб уже был нанесён. Лицо Джеммы вытягивается. Она вскакивает с дивана и крепко обнимает его. — Не смей так говорить. — Не переживай, — Томлинсон сжимает её руки, когда они обвиваются вокруг его шеи. — Мы в порядке, Джемма. Даже в свои худшие дни ты не такая плохая, как тебе самой кажется. Я тут могу побороться. — Придурок. — Я тоже тебя люблю, — ухмыляется Луи. Днём Луи остаётся в палате, прижимаясь к Гарри или к Джемме. Время летит, пока он наблюдает за линией солнца, движущейся вдоль кровати, оказывающейся на краю комнаты, молясь о сне, но боясь того, что это принесёт. Гарри однажды проснулся с потрескавшимися губами, полузакрытыми глазами, наблюдая за Луи. Он не замечает этого, споря с Джеммой о семантике плохого кастинга в новом сериале Netflix, и в палате довольно шумно. — Ты громкий, — бормочет Гарри, и на его губах появляется ухмылка. — Ты прекрасно знаешь об этом, love, — возражает Луи, хватая стаканчик с водой на боковом столике. — Это да, — произносит Гарри, выпрямляясь и беря кружку. Большая часть дня уже прошла, ночь только вступает в свои права. Томлинсон чувствует покалывание от головной боли между глазами, но остаётся ещё на час, продолжая обсуждать шоу. Гарри придумывает глупую шутку по поводу имени актера, и Луи пытается, но безуспешно, не рассмеяться. В конце концов, это стоит ужасной мигрени — такой сильной боли, что он совсем забывает об айпаде в своей сумке.≋
Луи и Гарри начинают бодрствовать более длительный период времени, вырабатывая график сна даже при большом приёме лекарств. Им назначается новый врач, доктор Лемар, всемирно известный врач из Нью-Йорка, который прилетает, узнав об их случае. Он настаивает на том, чтобы добавить физические упражнения в их планы восстановления, в основном для Луи, так как нога Гарри всё ещё скована гипсом. Луи постоянно остаётся в его комнате, считая путь от своей палаты до Гарри полноценной тренировкой. Лотти это не впечатляет, и она звонит бабуле по телефону, чтобы та могла наказать его через экран. Это срабатывает. У него входит в привычку всякий раз, когда он просыпается, делать несколько кругов вокруг поста медсестры. Ещё одним шагом становится использование телефона. Ему удаётся убедить Лотти, что он сможет справиться с тем, что на него обрушили средства массовой информации, особенно после всего, с чем он справлялся более десяти лет. У Лотти нет ответных аргументов, на которые можно было бы опереться, и она с громким стоном швыряет ему телефон. Заголовки, как и ожидалось, ложные, преувеличенные и жестокие. Луи хочется верить, что он сможет противостоять гневу журналистской клеветы, но желчь переполняет его горло, когда он читает оскорбления рядом со своим именем или смотрит на увеличенную фотографию своего лица и размышления о его семье. Его рука дрожит, когда он просматривает миллионы статей. Он не осознаёт, что проводит несколько часов, сжимая в руках телефон, пока не входит медсестра и не предлагает ему лекарства на ночь. Гарри никогда ни о чем не упоминает, когда они разговаривают, но Луи может сказать, что он видел некоторые новости, так как его тело напрягается каждый раз, когда Томлинсон поглядывает на свой телефон. Этой темы они избегают до тех пор, пока однажды днём Гарри не срывается. Последние два дня ему не дают обезболивающих, и он немного ворчливее, чем обычно. Луи спрашивает мнение Стайлса о дизайне его нового мерча, наклоняясь вперёд, чтобы показать ему на своем телефоне, когда на экране появляется уведомление. Томлинсон даже не стесняется нажать на него, видя знакомые заголовки. — Не надо, — восклицает Гарри. Томлинсон игнорирует его, открывая статью. В ней нет ничего такого, чего бы он не читал раньше: эксперимент Рени, участие Луи в нём, предположения о его отношениях с Гарри. Автор даже добрее многих. — Луи, это не имеет значения… — Я знаю, — Томлинсон отстраняется, чувствуя, как стыд подступает к горлу. Они смотрят друг на друга, прежде чем Луи откидывается на спинку стула, отодвигаясь подальше от кровати Гарри. — Я всё это знаю. Стайлс больше не поднимает эту тему, но Луи прикладывает все усилия, чтобы не доставать свой телефон до конца своего визита. Однако в уединении своей спальни он засыпает с телефоном у подушки. Его сны пусты, но эхо постоянного жужжания пронизывает темноту.≋
Ожидаемый приезд Энн, кажется, приводит всех в более счастливое состояние. Гарри проводит с ней большую часть утра, сообщая ему новости с не очень сдержанным приглашением. Луи обещает заглянуть, когда у него будет возможность, и проводит весь день, сидя взаперти в своей палате, смотря повторы «Друзей» с закрытыми шторами. Его телефон гудит каждые две минуты, отчего Луи до крови кусает внутреннюю сторону щеки. В конце концов, Лотти убеждает его выйти на ежедневную прогулку, а когда это не срабатывает, она звонит его врачу, который грозит рассказать обо всех рисках, которые влекутся отсутствием физических упражнений. Луи неохотно встаёт, чуть не оставляя свой телефон, но передумывая в последнюю секунду. Джемма ловит его во время второго обхода поста медсестёр с телефоном в руках, когда он прокручивает хештеги в Твиттере. — Моя мама ищет тебя, чуть ли не в слезах, потому что она тебя ещё не видела… — произносит девушка, держа в руках пакет с чипсами. Солёные чипсы, такие любит Гарри. Луи слишком долго не отвечает, хмуро глядя на коричневую этикетку, жужжание в руке прерывает его мысли. — О, доктор Лемур… — Лемар… — ухмыляется Джемма. — Неважно, — Томлинсон пренебрежительно машет рукой. — Он сказал, что не хочет больше видеть меня в моей палате, думаю, он даже запер дверь, оставив меня снаружи. Джемма смеётся. — Почти уверена, что он не может этого сделать, Луи. — Не знаю, он сделал мне странный выговор, — парень приподнимает бровь, и его губы опускаются. — У меня начали возникать проблемы с доверием к здешнему доктору. Джемма скрещивает руки на груди, но не выглядит такой недовольной, как он ожидает. — Справедливо, но я заметила прогресс Гарри. Этим утром он сделал полный круг по саду и был в порядке! — Он такой хороший актёр, — язвит Луи, бросая взгляд на экран своего телефона. Девушка легонько толкает его в плечо, явно сдерживая очередной смешок. — Прекрати! — Следует быть осторожными, кто-то слил в сеть несколько фотографий Гарри… — бормочет Луи, почесывая указательным пальцем большой. Джемма замирает, выругавшись себе под нос. — Пиявки всё-таки нашли как пробраться. Это же закрытая территория. Луи пожимает плечами, стискивая зубы во рту, чтобы не прикусить щёку. — Им всё же удалось сделать несколько фотографий. Его телефон звонит. Джемма кидает на него взгляд ещё один раз, прежде чем он засовывает его в карман. — Да… — девушка делает паузу, словно ей нужно ещё что-то сказать, но вместо этого кладёт руку ему на плечо. Это странно напоминает ему о Рени. — Хорошо, заходи поскорее, а то мама будет продолжать. — Хм, — отвечает Луи, уже поворачивая за угол, возобновляя свой круг и ускоряя шаги. Его карман вибрирует, и Томлинсон дёргает знакомую дверь пожарной лестницы. Его ноги горят с каждым набором высоты, однако тепло от телефона сотрясает его, когда он замедляется. Мышцы его бедер дрожат, и на пятом круге он спотыкается, сильно ударяясь коленом о плитку. Телефон продолжает вибрировать, и Луи представляет заголовки, новый хештег и фотографию Гарри, которую они запечатлели. Томлинсон чувствует тяжесть в костях и напряжение в глазах. Телефон снова вибрирует у него в штанах, и Луи, не раздумывая, вытаскивает устройство и швыряет его вниз. Тот приземляется с громким хлопком. Он не слышит вибраций из-за тяжести во всём теле, когда падает на верхнюю ступеньку, глядя на свой телефон, как будто он — причина головной боли, возникающей у него в виске. Луи затаивает дыхание и моргает, борясь со слезами. После того, как он отбрасывает худшее, Луи опускается, чтобы поднять свой телефон, глядя на разбитый экран. Невозможно маневрировать между трещинами, не порезав палец. Судьба, предполагает он. Томлинсон бредёт по знакомым коридорам. Как только он делает резкий поворот, его желудок опускается, и тело сталкивается с маленькой фигуркой, идущей в противоположном направлении. Энн стоит там, положив руку на перила, широко раскрыв глаза и прижав руку к груди, когда узнаёт парня, её рот слегка приоткрывается от шока. — Вот ты где, Лу, — произносит она мягко, почти с теплотой, которую он не может понять. А потом Томлинсон не может дышать, миллионы пятен затуманивают его зрение, его лёгкие сильно сжимаются. Луи держится за стену в поисках чего-нибудь, за что можно было бы ухватиться, и злобно дрожит. Энн мгновенно протягивает руку и обнимает его, и парень издаёт жалкий всхлип, слёзы текут по его лицу, дыхание прерывается икотой. Он утыкается лицом ей в плечо. Мир расцветает, когда в его голове мелькает образ матери. — Я… я… — Ш-ш-ш-ш, — шепчет Энн, гладя его по голове и покачиваясь. — Дыши, любимый, дыши. По тому, как дрожит её голос, Томлинсон понимает, что она тоже плачет. Его руки чужды его телу, когда он пытается обхватить ими её фигуру. Он сжимает её, опасаясь, что может распасться на мелкие кусочки. Цемент заполняет его лёгкие, дыхание становится затрудненным. Энн отстраняется. На её лице написано беспокойство, она обхватывает ладонями его голову, вытирая слёзы. — Давай, Лу, дыши медленно, — инструктирует она, глядя в его глаза, блестящие от слёз. Теплое чувство охватывает его, и Луи закрывает глаза, вдыхая, слушая её успокаивающий голос. Они остаются в таком положении в течение нескольких минут, пока его лёгкие не перестают гореть. Он не замечает, что она уводит его из коридора в небольшую уединённую зону ожидания с большими окнами на стене. Она велит ему сесть, всё ещё держа руку на спине, успокаивающе потирая плечи. — Ну вот, — произносит Энн приглушенным голосом. — Выпусти это, выпусти. Луи может лишь кивать, слова не способны сформироваться в его горле. В голове стучит сильнее, чем раньше, по подбородку текут слёзы. — Мне так жаль, что ты так много потерял за последние несколько лет, Луи, — шепчет Энн рядом с ним. Он чувствует на себе её пристальный взгляд. — Я действительно пытаюсь, — Томлинсон делает попытку вытереть слёзы рукавом, но они продолжают стекать по его лицу. Он горько смеётся; по его щекам текут свежие слёзы. — Пытаюсь быть тем мужчиной, которым хотела бы видеть меня мама. — Твоя мама гордится тобой, поверь мне, — тепло отвечает она, вытаскивая из сумочки пачку бумажных салфеток, достаёт одну для себя и протягивает одну Луи. — Она знает, что ты делаешь всё возможное, чёрт возьми, ты уже так много сделал. Томлинсон хватает салфетку, качая головой. Голос Энн срывается, по её щеке течёт новая пара слёз. — Спасибо, — твердо произносит она. Женщина хватает его ладонь, лежащую у неё на коленях, сжимая обеими руками. — Я буду вечно благодарна тебе за то, что ты сделал для него, за то, что ты делаешь для него сейчас. Они сидят там, солнце начинает скрываться за облаками, окрашивая небо за окном в оранжевый цвет, смешанный с тёмно-синим.≋
Лиам приезжает в гости почти через две недели после того, как Луи и Гарри очнулись. Томлинсон только что поднялся со второго этажа психиатрического отделения, когда заметил, что Пейн сидит на диване перед его палатой, просматривая свой телефон. Рука Луи по привычке гладит карман брюк. — Суд над ней начнётся сегодня, — произносит Лиам. Суд над Рени. Томлинсон кивает, глядя на воротник поло друга. Тема кажется неуместной, запретной на данный момент. — Ты когда-нибудь рассказывал мне о Майе? — спрашивает Луи после угрюмого молчания. Их молчание всегда было для него утешительным, взаимоисключающим. Теперь Томлинсон не думает, что Лиам чувствует то же самое. — Майе? — спрашивает Пейн, кожа между его бровями сморщивается. — Вы, ребята, расстались в январе, верно? Лиам ничего не отвечает, его губы изгибаются в странной форме, когда он сжимает их вместе. Он блокирует телефон и суёт его в задний карман. — Мне просто интересно, если бы ты сказал мне, а я не слушал, вместо того, чтобы сказать мне снова, ты просто… — Луи пожимает плечами. Пейн проводит рукой по волосам, небрежно поправляя челку, но Луи замечает, как дрожат его пальцы. — Я решил промолчать, — фыркает Лиам. — Не было явной причины, но да, иногда твой мир, твоё горе, твои проблемы с Гарри — с самим собой… мои проблемы были слишком малы, чтобы поместиться в твоём мире. Иногда я просто не утруждал себя этим. Томлинсон подходит и садится рядом с Лиамом на диван. Он смотрит на пространство между ними, прикусывая кутикулу, прежде чем заговорить. — Ты всегда был спокоен. Мне нужно было… Я думаю, что начал смотреть на тебя как на собеседника, просто слушающего мою напыщенную речь. Это довольно дерьмовый поступок по отношению к своему лучшему другу… — Я должен был быть честен с тем, что я чувствовал с самого начала, вместо того, чтобы позволять этому… Иногда я чувствовал себя ковриком у двери, приятель… — Лиам делает паузу, поглаживая рукой затылок. На этот раз он более осторожен в глазах Томлинсона. — Я рад, что ты жив, Луи, правда рад. Луи улыбается, но его щёки не приподнимаются, как следовало бы. — Надеюсь, мы сможем когда-нибудь восстановить это. Мой психотерапевт говорит, что может потребоваться некоторое время, чтобы изменить здоровые привычки… — Психотерапевт, ты действительно пошёл… Томлинсон закатывает глаза в ответ. — Да, Пейно. Это должно было произойти, учитывая мое грёбаное душевное состояние. — Ты действительно на это согласился, — Лиам выглядывает в окно: небо затянуто тучами, если не считать шара яркого света, горящего в центре неба. — Блять. Луи наклоняется, чтобы встретиться взглядом с Лиамом, его глаза влажные по краям. — Боже, Лиам, не плачь. — Я просто счастлив, вот и всё, — отвечает Пейн, потянув за кончик поло, чтобы вытереть слёзы. Это самый эмоциональный поступок, который Луи видел от Лиама за последние годы. Томлинсон смаргивает несколько слёз. — Я не заслуживаю такого друга. — Ты действительно не знал, — ухмыляется Лиам. — Время на нашей стороне, оно может многое исправить. Луи откидывается на спинку дивана, узел на его спине ослабевает, растворяясь под кожей. — Звучит так, как сказал бы Зейн. Лиам звонко смеётся в ответ, после чего достаёт свой телефон. — Он хочет увидеть вас, парни, как только вы вернетесь в Лондон, сообщите ему последние новости. Думаю, он чувствует себя виноватым за то, что его здесь нет, — слова произносятся в спешке, и Луи требуется минута, чтобы осознать их. — Да, — Томлинсон пожимает плечами после паузы. — Будет приятно увидеть его снова, — Лиам вздыхает с облегчением, и Луи чувствует боль от того, сколько беспокойства он доставил своему другу. — Дай мне знать, когда он в следующий раз позвонит, я бы хотел с ним поговорить. Конечно, Хаз тоже. Пейн улыбается, обнажая зубы, карие глаза смягчаются. Луи ставит перед собой цель сохранить эту улыбку на его лице как можно дольше.≋
Садовая скамейка скрипит, когда Гарри опускается рядом. Металлический корпус царапает землю. Луи затягивается сигаретой, его уже начинает подташнивать от её вкуса. Приятный побочный эффект для всех, кроме Луи, с тех пор как он проснулся. Он мог выкуривать две, а иногда и одну сигарету в день, прежде чем его начинало тошнить от запаха. Он тушит её в пепельнице на мусорном ведре, дуя на пальцы, чтобы согреться. По-весеннему теплая погода длилась недолго, снег и холод хлынут с начала недели, из-за чего потребность Гарри в свежем воздухе становится обременительной. — Ты удалил свой Твиттер, — произносит Стайлс, засовывая руки в карманы, — И Инста… — Да, Купер предложил сделать перерыв — совсем ненадолго, — Луи откидывается назад, пиная кусочек льда кедами. Черные вансы потрепаны, с пятнами соли и оборванными шнурками. — Не собирался удалять, но я не думал, что смогу помочь себе, если не сделаю этого. — Приятно отключиться, — зевает Гарри. — Освободить себя. Луи вцепляется в руку, когда слышит, как голубь гремит куском мусора, и принимает его за кого-то. Он издаёт смешок, смеясь над собой. — Отстань с этим хипстерским дерьмом, Гвинет Пэлтроу. — Она милая женщина, — отвечает Гарри. Луи знает, что он говорит серьёзно. — Познакомила меня с великим мануальным терапевтом. — Да, дай мне знать, когда она начнёт продавать свечи в форме пениса Криса Мартина, — шутит Луи, поправляя челку. — Мне всегда было немного любопытно, правда. Гарри фыркает, откидывая голову назад, и смеётся. Легкая снежинка приземляется ему на нос. — Пожалуйста, ты мог бы добиться большего успеха, чем Крис Мартин. Он определенно не в твоём вкусе. Томлинсон ухмыляется. — Ты бы знал, не так ли? Гарри вытаскивает руки из карманов и кладёт их на колени. Его глаза слишком яркие от детского веселья. Срывается снег, слегка покрывая лужайку блестящими хлопьями. — Как спится? — спрашивает Луи, замечая чёрные круги под глазами Гарри. — Когда как, — отвечает парень. Луи потягивается, чтобы ущипнуть его здоровое колено, но Гарри успевает отпрянуть прежде с нахальной ухмылкой. — Иногда мне снится смерть, а иногда нет. Луи выдыхает через рот, беспокоясь о соли на языке. — Это кошмары, Эйч. — Хм, — пожимает плечами Гарри. На взгляд Луи, движение было слишком легким. — Так уж вышло, что это был хороший момент перед… ты знаешь. Луи морщится; он помнит это совсем не так. Холодный воздух хлещет вокруг них, и Луи смотрит на облачное небо. — Как ты думаешь, мы когда-нибудь будем так же счастливы, как тогда? — Да, — отвечает Гарри, не задумываясь. Томлинсон поворачивается к нему. — Да? — Это были мы, мы всё ещё они, — кончик носа Гарри покраснел от холода, и Луи смотрит, как снежинки тают на его ресницах. Его глаза трепещут, когда он продолжает говорить: — И мы не всегда были счастливы, у нас, конечно, были такие моменты, и было приятно дорожить ими, но здесь всё так же, как и там. Здесь и для нас есть счастье, Луи. Томлинсон моргает. Он проводит рукой по щекам Гарри, наблюдая, как они розовеют. — Я сделаю всё возможное, чтобы сделать тебя счастливым. — Это не сложно, я обещаю тебе, — шепчет Стайлс, слова почти теряются в порыве ветра. Луи потягивается и переплетает свои пальцы с пальцами Гарри, лежащими у него на коленях. Их соединяет тепло от сложенных вместе ладоней. Он знает, чем рискует, но на мгновение он нуждается в уверенной хватке, чтобы вытащить слова из головы в пространство, где они реальны. — Я больше не хочу стыдиться, Гарри. Наших отношений, того, что я гей, — Томлинсон игнорирует дрожь в губах, убеждая себя, что это от холода. — Я просто ненавидел то, как много незнакомые люди знали обо мне. М-мои чувства к тебе должны были быть личными, что-то, что я должен был выяснить сам, и — о чудо — я ввёл своё имя в Гугле после нашего первого шоу, и весь мир узнал! До меня! Просто так… — Луи закрывает глаза, чтобы отогнать разочарование. Большой палец Гарри пробегает по костяшкам его пальцев, и Томлинсону удаётся вздохнуть, его плечи вздрагивают. — А потом умерла моя мама и Физзи. Так много во мне было связано с моей мамой, и я не мог представить, чтобы эта сторона существовала без неё — как будто мне нужно было создать нового человека, которого она не воспитывала, у которого не было впечатления о ней, таким образом, это означало бы, что она ничего не пропустила. Она так сильно скучала по мне, когда я был жив, из-за группы, она не должна была скучать больше — в этом нет особого смысла, и, честно говоря, это создало для меня ещё одну проблему, но я не мог вернуться. Я хотел, чтобы моё прежнее «я» умерло вместе с ней. Моя сексуальность, мои чувства к тебе. Всё исчезло. — Для меня это не обязательно должно иметь смысл, чтобы сделать его действительным. Это то, что ты чувствуешь, и это то, с чем ты работаешь. Эгоистично я жалел, что ты не пришёл ко мне, когда начал это чувствовать, ты был для меня всем. Но я понимаю, что, когда я говорю это, я знаю, что наш опыт был другим, потеря, которую вы пережили, гиперфиксация на твоей сексуальности с самого начала. Я мог только сопереживать, но мне хотелось, чтобы ты знал, что я был рядом с тобой. — Я знал это, Эйч, я просто не позволял себе этого, — Луи наклоняется вперед, позволяя их лбам прижаться друг к другу. — А теперь? — спрашивает Гарри, не двигаясь ни на дюйм, как будто это может отпугнуть Луи. Томлинсон наклоняется вперед, их губы слегка соприкасаются. Он проглатывает нервный комок в горле. — Я обещал, что сделаю тебя счастливым, не так ли? Гарри отстраняется, нахмурившись. — Ты не должен делать ничего, что доставляет тебе неудобство. Я буду счастлив, если ты будешь звонить раз в месяц, независимо от того, как это отразится на твоём выздоровлении. Я никуда не денусь. Маленькие шажочки. — Я определённо буду звонить тебе чаще, чем раз в месяц, придурок, — огрызается Луи, заставляя своё сердце биться медленнее. Гарри прав: он не готов. Но он больше не собирается сдерживать себя. Он обязательно доберётся до места, где сможет идти рука об руку по улице с Гарри, притягивая его в лихорадочный поцелуй только для того, чтобы снова увидеть улыбку с ямочками на его лице. Но сейчас Луи притягивает их руки к своим губам, вместо этого целуя тыльную сторону ладони Гарри. — Маленькие шажочки, — соглашается Томлинсон.≋
Луи разрешили вернуться домой в первую неделю декабря. Доктор Лемар, трижды проверив результаты, соглашается выписать Луи на том основании, что у него будет кто-то, кто позаботится о нём, и Лотти немедленно принимает меры, чтобы поселиться в его комнате для гостей на следующую неделю. Утренние празднества были прерваны, когда доктор Лемар сообщает им, что Гарри придётся остаться ещё на неделю. Лотти продолжает собирать вещи и звонит бабушке и дедушке, чтобы сообщить им новости. Томлинсон удирает как раз в тот момент, когда они начинают обсуждать планы на Рождество. Гарри находится в своей ванной, на его подбородке виднеются следы пены, пока он бреется перед зеркалом. Подходящий серый спортивный костюм на его теле. Наряд, который он каким-то образом снял. После операции на основании черепа осталось странное пятно. Кожа, бугристая и приподнятая, оставила шрам в форме буквы «U». Взгляды Луи и Гарри встречаются в зеркале, когда Томлинсон прислоняется к дверному косяку. Стайлс открывает кран, ополаскивает лицо, после чего вытирает его белым полотенцем, лежащим на раковине. — У меня всё ещё довольно сильные головные боли, так что, наверное, будет безопаснее, если я… Гарри разворачивается к нему лицом, не заметив клочок пены возле уха. — Ты не останешься ещё на целую неделю ради меня, Лу. — Это не ради тебя, — Томлинсон потягивается, чтобы вытереть крем для бритья рукавом, его пальцы задерживаются на челюсти Гарри. — Ты знаешь, как трудно найти нового психотерапевта? Особенно того, кто понимает твоё идиотское поведение. Гарри ухмыляется. — Купер тоже будет скучать по тебе. Пальцы Луи скользят дальше, задевая его ухо, касаясь конца шрама. В зеркале он наблюдает, как его пальцы медленно приближаются к лысине, а глаза блуждают по лицу Гарри. — Можно? — Томлинсон нерешительно поднимает руку. Гарри прерывисто выдыхает в ответ. — Да. Луи проводит рукой по текстурированной коже, едва касаясь её подушечками пальцев. Он пропускает несколько каштановых прядей сквозь пальцы, наблюдая, как они собираются у уха Гарри. Он, вероятно, подстрижется, как только вернётся к съёмкам своего фильма. — Знаешь что я подумал… — Это очевидная шутка, но я не буду ее говорить, — Гарри осторожно кладёт руку ему на бедро, когда Луи щипает его за шею. — Почему бы тебе, Джем, и Энн не прийти к нам на Рождество? — нерешительно произносит Луи, нервно постукивая ногой по плитке. Гарри внимательно наблюдает за ним. — Вся моя семья тоже будет там, мы сделаем это большим событием. Дейзи и Фиби буквально боготворят тебя, а бабуля обожает, когда ты готовишь вместе с ней. — Хорошо, — легко отвечает Стайлс. — Маме это понравится! Она питает слабость к Дорис и Эрни. — Она может передумать, они на стадии ворчания, устраивают истерики направо и налево, — предупреждает Луи. — Всё в порядке, я договорюсь с ними, — отвечает Гарри. Образ Пенелопы, убаюканной в объятиях Гарри, держится несколько секунд, прежде чем он усилием воли прогоняет его. Воспоминания уже не такие агрессивные, как раньше, но время от времени в его мозгу появляются небольшие проблески. Боль с каждым разом уменьшается. — Это отличная идея… — Да, думаю, это будет хорошая возможность рассказать им о нас… — Луи смотрит на родинку на подбородке Гарри, прежде чем его глаза поднимаются, чтобы встретиться с ним взглядом. Волнение, порыв так и не овладевают им. Томлинсон был глупцом, пытаясь отрицать это. — Ты уверен? — Стайлс придвигается ближе, пока они не оказываются в нескольких дюймах друг от друга. Его глаза следят за губами Луи. — В чём? — рассеянно спрашивает Томлинсон, его разум зацикливается на мысли о том, как его губы прижимаются к губам Гарри. Им ещё предстояло поцеловаться наяву, и эта мучительная мысль не давала ему покоя с того дня, когда он сидел на садовой скамейке. — Уверен, что ты готов к этому, — отвечает Гарри. Инстинктивным ответом было «да», пока Луи не понимает, что Гарри имеет в виду его предыдущее заявление. — Я думаю, я, вероятно, наложу в штаны и всё такое, но да, я хочу этого — я уверен, — поправляет Луи. Гарри ухмыляется, ясно понимая, где лежат мысли Луи. — И, может быть… — Томлинсон делает паузу, не зная, как поднять эту тему. Купер был тем, кто предложил эту идею, и Луи провёл остаток своего сеанса терапии в слезах, совершенно тронутый. — М-мы могли бы навестить маму и сказать ей тоже, я знаю, что… — Конечно, — Гарри отвечает с такой искренностью и теплотой, что Луи приходится медленно выдохнуть, чтобы удержать вихрь чувств внутри. — Прошло много времени с тех пор, как я разговаривал с Джей, хотел бы рассказать ей, как я скучал по её сыну. Что-то подсказывает, что она, возможно, уже знает. И это всё, что требуется Луи, чтобы наконец преодолеть расстояние и поцеловать его.