Сумма его частей / The Sum of its Parts

Если ты — младший брат, то одним из первых уроков, выученных тобой, является умение игнорировать старшего брата. Не обращать внимания на то, как тебя по три раза на дню обзывают тупицей. Не замечать непрерывные подзатыльники, не выполнять дурацкие приказы типа — залезь на крышу, поправь антенну, сучка. Игнорировать вонючие носки, оказавшиеся в твоей коробке с завтраком — они запихнуты туда вместе с уложенным в полиэтиленовый пакет сандвичем с индейкой (кстати, этот сандвич, а еще коробку сока и яблоко, тоже упаковал для тебя брат — но это ты тоже игнорируешь). Так что, будучи младшим братом, Сэм был достаточно опытен в игнорировании Дина. И вот уже примерно пару недель, с тех пор как они покинули Орегон, он неуклонно совершенствовал свои солидные навыки в этом деле. Он пропускал мимо ушей вспыльчивые Диновы комментарии о некомпетентности Сэма, резкие ответы брата на безобиднейшие из Сэмовых вопросов, его долгое тяжелое молчание, которое Сэм ощущал просто физически, как давление в окружающем воздухе. Сэм игнорировал все это, потому что знал — это не его вина и не вина Дина. Это было не так и сложно, поскольку Сэма все еще беспокоили ребра, а Дина… ну, Дин последнее время вел себя совершенно по-мудацки, но не потому, что он — мудак (хотя и это тоже), а потому, что у него явно были сильные боли. Слишком сильные боли. И это делало Дина дьявольски раздражительным, а Сэма… Сэм был тем, на кого это раздражение выливалось В Айдахо у них случилось небольшое дело из серии посоли-и-сожги, и Дин после разорался на Сэма за слишком большое количество соли, высыпанной на кости. — Это дерьмо дохренищща стоит! — рявкнул он. И не разговаривал с Сэмом до самого ужина. За которым потом Дин с ехидцей беспрерывно комментировал то количество соли, которым Сэм подсаливал свою картошку фри. Сэм хотел бы ответить на это: я, по крайней мере, хотя бы ем. Потому что временами ему казалось — в рот Дину попадают только кофе, сигареты и обезболивающее. Но терпения Сэма хватило все же на то, чтобы не разораться в ответ, да еще на то, чтобы проследить за постоянным наличием в машине запасов относительно полезных закусок типа орехов, M&Ms или картофельных чипсов — потому что, если они окажутся под рукой, Дин рассеянно будет их жевать. Это не идеальная, но все же еда. В Монтане они выполнили простейший из известных им обрядов экзорцизма. Там было нашествие сон-демонов, тех, что вьют себе гнездышко под шкурой жертв и просто их усыпляют. Люди, которыми овладели сон-демоны, не просыпались, пока все не закончилось, а потом они зевали, потягиваясь и бормоча о странных снах. И спрашивали Сэма и Дина — какого черта, собственно, вы двое делаете в этом доме? Но в тот вечер Дину, чтобы подняться на три ступеньки крыльца забегаловки, где они собирались поужинать, понадобилась помощь. И, когда Сэм хлопнул дверью Импалы чуть сильнее обычного, Дин сообщил брату, что он — «гребаная трата полезного пространства, в котором мог бы расположиться некто хотя бы с капелькой мозгов». И выразил желание, чтобы Сэм «напихал себе полные глаза бритвенных лезвий и присел обратно на свой покрытый дерьмом кол», что даже для Дина было чересчур сурово. Впрочем, после этого у него хватило ума притвориться успокоившимся и отдать Сэму право первой помывки в душе. Они занимались легкими делами, но это все же была работа, и она включала в себя посещения кладбищ с лопатой, раскопки и упокоение… Сэм предполагал, что двигаются они, хотя и не очень намного, но все же больше среднестатистического обывателя. И он старался быть осторожнее, не слишком усердствовать с нагрузкой. И тем не менее Сэм стал замечать кое-что: что Дин по утрам сейчас старался оставаться в постели как можно дольше; что в душе брат проводил времени как можно меньше — потому что душ принимают стоя; что ему все больше требовалась помощь в простых действиях, типа — вылезти из машины. И что хуже всего, брат стал принимать дохрена викодина, когда думал, что Сэм этого не видит. И, как результат — Дин всегда был либо расслабленно-зависший, словно зомби, либо весь колючий и напряженный, струной натянутый от боли, в которой не желал признаваться,. И кроме своего обычного состояния «большой придурок», Дин стал каким-то странным: никогда по-настоящему не улыбался, толком не ел, не интересовался ничем, кроме охоты; и даже к охоте интерес у него был унылый и плоский, словно бы Дин знал, что должен его проявлять, но мог лишь прикинуться, что не равнодушен. Сэм прекрасно умел брата игнорировать, но больше делать этого не мог. Не хотел больше этого делать. Последней каплей стала одна из охот на мелкого призрака; Дина отшвырнуло на стенку — ничего экстраординарного, но обратно к Импале он едва смог дойти, даже несмотря на то, что Сэм держал его под руку. Сэм знал, что наутро их не ждет ничего хорошего, и он оказался прав. Он пошел за кофе, пока брат еще спал. А вернувшись, он увидел Дина, сидящего в футболке и трусах на краю кровати. На коленях у него лежали ненадетые джинсы, и он смотрел на них так, словно те были гребаным Эверестом; побелевшие пальцы брата впились в грубую ткань. Когда Сэм вошел, Дин поднял на него взгляд. Под глазами у него были темные круги. Сэм аккуратно поставил кофе на тумбочку и сел на свою кровать — напротив брата, коленка к коленке. — Чувак, — сказал Сэм. — Давай об этом поговорим. — О чем? — огрызнулся Дин и ухватил стаканчик с кофе. — Я думаю, нам стоит пойти к врачу, — решительно сказал Сэм. — Просто чтобы он тебя проверил, приятель. Посмотрим, вдруг они что-то смогут сделать. — Что за херню ты несешь? — буркнул Дин и потянулся к костылям, чтобы встать на ноги. Он попытался расположиться так, чтобы нагрузка на бедро при вставании была минимальной, но кровать здесь была слишком низкой и мягкой. У Дина от усилия уже выступил пот на верхней губе, и Сэм увидел, как брат понимает, что не сможет сейчас это сделать. — Вот это, — тихо сказал Сэм, глядя, как брат ворочается на кровати, пытаясь притвориться, что просто собирался переменить положение, и все. — Вот об этом я и говорю. Дин мотнул головой, словно все отрицая, но внезапно лицо его… оно словно смялось. Дин вскинул руку, чтобы прикрыть ею глаза, чтобы закрыться от взгляда брата; и Сэм совершенно не понимал, что ему теперь делать. Поэтому он просто замолчал. Молча он сидел и слушал обрывистое дыхание брата; и смотрел, как Дин пытается взять себя в руки — потому что Дин пытался не дать себе заплакать. Сэм вспомнить не мог, когда он видел такое в последний раз. Если он вообще такое видел хоть когда-нибудь. — Эй, — беспомощно позвал он. У него самого так сдавило горло, словно он тоже сейчас заплачет. Дин низко опустил голову. Сэм подумал, что, вероятно, брат сейчас просто клянет его, желая, чтобы младший свалил нахуй; но вот незадача — Сэм никуда от Дина не уйдет. — Эй, — сказал Сэм еще раз и положил ладонь на кровать брата, рядом со здоровой его коленкой. — Приятель, я понимаю… я знаю, что это трудно, но мы все же должны пойти к врачу. Может, он лекарства заменит, назначит что-то еще. Может быть, какие-нибудь упражнения… — Ничего они не назначат, — сказал Дин уже ровным голосом, но на брата он все равно глядеть избегал. — Они просто… они ничего не смогут сделать. — Ты не можешь этого знать, пока не сходишь к врачу. — Я знаю. — Дин, — сказал Сэм. — Неужели лучше сидеть здесь, не зная, как надеть эти штаны, как встать, как прожить этот гребаный день, — чем сходить к врачу, чтобы тот часок тебя потыкал и пощупал, и в итоге чем-то, возможно, помог? Чтобы ты не сидел вот так, как сейчас здесь сидишь? — Сэм, — Дин опустил руку. — Я был у врачей. Я четыре блядских месяца провел у них. И они нихрена не сделали. — Сделали, — сказал Сэм. — Ты был в порядке до того, как этот дух у Клэр ударил тебя. Ну, не в порядке, конечно, но тебе было чертовски лучше, чем сейчас. И в тысячу раз лучше, чем когда мы уехали от Бобби. Ты не помнишь, как плохо было тогда? Ты водить вообще не мог. Ты по лестнице поднимался двадцать минут. А теперь, мне кажется, ты снова почти в том же состоянии. Я уверен, что до Клэр тебе не было так больно, как сейчас, послушай же, ясно ведь — что-то изменилось с того времени, как тебя в последний раз смотрел врач. Дин покачал головой. — Я не пойду. — Но почему? — возмутился Сэм. — Боишься, что они сделают с тобой что-то хорошее, и тебе больше нечем будет оправдать свое засранство? — Отъебись, Сэм. Серьезно, отъебись от меня. — Почему? Почему ты не хочешь идти? — Сэм понимал, что уже орет на брата, но ничего не мог с этим сделать. — Чего ты боишься? Какая херня тебя так пугает, Дин? — Я боюсь застрять в чертовой инвалидной коляске на всю оставшуюся жизнь! — крикнул в ответ Дин. — Блядь, Сэм, я не хочу больше гребаных операций, не хочу, чтобы меня сутками заставляли лежать в кровати и не давали двигаться, не давали разговаривать и дышать! И блядь, просто — это будут плохие новости, которых я знать не хочу. — Дин, — сказал Сэм. — Что может быть хуже, чем то, что происходит сейчас? — Есть вещи и похуже боли, — мрачно ответил Дин. Сэм поднял руки вверх. — Прекрасно, — сказал он. — Прекрасно, ты, гребаная королева драмы. Просто… просто тогда перестань быть таким придурком. Ты на меня орешь все время, а я это ненавижу, блядь. Хочешь повредить себе — твое дело. Но хоть меня страдать не заставляй. — Ну и отлично, — сказал Дин. — Ну и отлично. Несколько секунд они просидели молча. Сэм весь кипел внутри, а Дин просто устало смотрел вперед. — Есть хочешь? — спросил Сэм, и — он ничего с этим не мог сделать — тон у него был агрессивным. — Нет. — Тебе нужно поесть, — агрессивно сказал Сэм. Дин промолчал. Прекрасно. Значит, никаких гребаных уступок? Они сидели друг напротив друга. Дин уставился в пол. Сэм уставился на Дина, ожидая, когда тот заговорит. Давай же, сейчас твой долбаный ход. — Что мне на самом деле нужно, так это сигарета, — сказал наконец Дин. — Мне действительно надо покурить. И мне надо надеть эти блядские джинсы. И мне надо мой долбаный викодин выпить срочно, потому что я уже хочу кого-нибудь убить, богом клянусь, мне хочется убить кого-то, а ты самая ближайшая цель всегда, и мне жаль, жаль, прости, что я веду себя как мудак. — О, — ошеломленно сказал Сэм. — Ничего, чувак, все нормально. Просто я волнуюсь за тебя. Дин рвано вдохнул и выдохнул. — Я принесу тебе воды, — сказал Сэм. — Потом я — в ванную, а потом мы позавтракаем. Тебе действительно необходимо съесть хоть что-то, ты не можешь жить на одних сигаретах. Сэм зашел в ванную комнату и закрыл дверь за собой. Опершись на раковину, он посмотрелся в зеркало. Выглядел он почти так же плохо, как Дин — изможденный, на лбу глубокие морщины, кожа сухая, бледная. Иисус матьегозаногу Христос. Как же его это дерьмо достало. Это постоянное беспокойство о брате, необходимость постоянно следить за Дином, постоянно выяснять, как у Дина дела — все ли у него в порядке, нет ли болей, не надо ли ему сесть, или лекарство, или выпить кофе. Если у брата дрожат руки — это потому, что он давно не курил, или потому, что нервничает — или оттого, что болит нога? Если Дин кашляет — это он подавился, или у него уже эмфизема? Морщится — это плохая шутка, или это Сэм слишком сильно толкнул его стул, проходя мимо? Дин-Дин-Дин-Дин, все время Дин, все гребаное время; и Сэма это просто задолбало. У Сэма тоже проблемы, у него дохрена проблем. Его девушка мертва, вся его жизнь разорвана на куски, сгорела на потолке. Все, чего он желал — потеряно, а все, чего он не хотел, сунуто ему в руки, словно тяжеленная гиря, которую он теперь отчаянно пытается не уронить. Сразу и его проблемы и проблемы брата — не может Сэм всего этого. Этого слишком много для него. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Дьявольщина, даже сейчас он не может перестать думать о Дине — как там он, удалось ли ему встать, натянуть свои джинсы и отправиться курить, или он так и сидит на мотельной кровати, уставившись на свои руки. И тут вся злость из него мгновенно испарилась — просто потому, что Дин всю жизнь заботился о Сэме, он до сих пор беспокоится о Сэме, хоть и ведет себя как придурок. Может, так оно быть и должно. Тащить ноши друг друга, потому что никто другой нихуя не собирается это за них делать, и к гадалке не ходи. Сэм ополоснул физиономию и напился из-под крана, одной рукой придерживая все еще зверски болевшие ребра. И пошел обратно в комнату. Дин все так же сидел на кровати, но джинсы на нем уже были надеты. Он застегивал свою красную рубашку поверх серой футболки, а лицо у него было бледное, и дыхание так частило, словно он милю про бежал, а не штаны натягивал. — Завтрак? — спросил Сэм. — Ладно, — сказал Дин. Морщась, передвинулся на кровати, и добавил: — И другое тоже… ладно. — Что — другое? — К врачу. У Сэма отвалилась челюсть. — Ты пойдешь к врачу? — Да, — сказал Дин. — Хорошо, — сияя, сказал Сэм. — Это отлично! Дин кивнул, не глядя на него, и застегнул последнюю пуговицу. Сэм взял куртку и стал надевать ее, думая при этом, что ему никогда, никогда-никогда-никогда не понять, по какому принципу работают у брата мозги. В один момент он орет, через секунду уже затих и согласился. Может быть, Дину просто надо было прокричаться, прежде чем выдать свое согласие на поход к врачу? Может, злость — это для Дина единственный способ принятия таких вещей? О боже. Дин потянулся к своим костылям, завозился с ними. Как только он начал подниматься на ноги, дыхание у него сразу сбилось, он дышал часто-часто, стараясь придать себе вертикальное положение. Сэм попытался не зависать над ним, но безуспешно. Трость Дина с самого Орегона валялось без дела в багажнике Импалы, они об этом не говорили, но это еще одно из наблюдений Сэма. Дин вытряхнул сигарету из пачки, едва устроившись в машине. Охлопал карманы в поисках зажигалки. — Заверни на заправку, пока не доехали до закусочной, надо купить сигареты, это у меня последняя пачка. — Закусочная прямо, заедем потом, — сказал Сэм. — А сейчас что мешает? — Я есть хочу. — Прям оголодал, — зло сказал Дин. Потом, видимо, спохватившись, мотнул головой и зажав переносицу, сказал: — Ты прав. Я придурок. — Ничего. В закусочной было шумно и многолюдно. Сэм поморщился. Последнее время у него часто болела голова, особенно после ночных кошмаров, как сегодня. Сегодняшний кошмар был непохож на его обычные кошмары-про-Джесс, но при этом сон был не менее тревожным. Женщина, кричащая и колотящаяся в запертое окно — и господи, все было так реально. При одной мысли об этом Сэм ощутил, что вокруг его головы словно стальной обруч сжимается. Официантка посадила их за столик у двери, и Сэм заметил, что Дин смотрит в окно — там молодая женщина, стоя у сугроба, прикуривала сигарету. Дин пошевелился на сиденье и прочистил горло. — Ты смотришь на девушку или на сигарету? — спросил Сэм. Дин попытался усмехнуться. — На обeих. — Ну так что? Я позвоню, чтобы твою карту отправили в здешнюю клинику, чтобы прием назначили как можно скорее, — сказал Сэм, пока не начался разговор о работе. — Я и сам могу позвонить, — раздраженно отозвался Дин. Сэм кивнул. Ему не хотелось говорить брату про «но ты этого не сделал», однако… — Но ты этого не сделал. — Ладно, звони ты, — усмехнулся Дин. — Позвоню, — Сэм достал из кармана блокнот и демонстративно внес туда напоминание. — Боже. Дай мне эти газеты, наконец. Сэм медленно стал копаться в сумке с ноутом, стоящей рядом с ним, достал газеты, которые они вчера просматривали в поисках новых дел, и протянул их Дину, но сам ноутбук доставать не стал. Уже в четвертый раз за эту неделю он попытался: — Дин, может, нам стоит на некоторое время сделать перерыв? Просто передохнуть? — Сделать перерыв? — спросил Дин. Он уже успел усеять газеты пометками, сделанными красной пастой. — Ты посмотри на эту кучу дерьма, Сэм. Незаметно что-то, чтобы зло сделало перерыв. — Ага, но зло, знаешь ли, может ходить. — Злые черви не могут, — сказал Дин. — Ты сравниваешь себя со злым червем? Официантка подошла к их столику, и Дин был избавлен от необходимости отвечать. — Как дела, ребята, как утро? — спросила она. — У нас все прекрасно, а как вы? — Дин ей улыбнулся. Сэм сразу понял, что таблетки начали действовать. Они так много времени проводят вместе, что Сэм мог уже точно определить этот момент. — Не жалуюсь, — сказала она и вытащила из-за уха свой карандашик. — Хотя могу, но зачем тогда нужен психотерапевт, правда? Братья посмеялись, хоть и немного неловко. Официантка спросила: — Итак, что будем заказывать? — Мне черничные блинчики с фруктами и жареный бекон, — сказал Сэм. — И кофе, пожалуйста. — А вам? — спросила официантка, повернувшись к Дину. — Просто кофе с тостами, спасибо. Официантка, кивнув, сделала пометки и ушла. — Тебе бы лучше нахреначить на свои тосты побольше масла, — сказал Сэм. — Я серьезно, приятель. Тебе надо нормально есть. Понятно, ты любуешься своими скулами, но, мне кажется, ты перебарщиваешь с голодовкой. — Я еще пока не голоден, — обороняясь, сказал Дин. — А вчера я просто обожрался за ужином. — За ужином? С чего бы это? Ты съел всего пол-банки макарон Шефа Бойарди. — Ну и что? Сэм подумал, что об этом тоже надо спросить у врача — что у Дина с аппетитом. Дин побарабанил по столешнице пальцами, и Сэму вдруг вспомнился ночной кошмар — женщина, стучащая в оконное стекло, выражение ужаса на ее лице. Спасибо, конечно, что это не кошмар-про-Джесс, но все равно сон его беспокоил. Он раскрыл свой блокнот — там, где записал про «позвонить врачу насчет карты», — взял ручку и бездумно начал что-то рисовать. Обычно в таких случаях у него получались какие-то физиономии с грустными глазами и большими носами. Но сейчас вышло нечто вроде дерева. Он обводил тонкие линии раз за разом, пока контур не стал жирным и четким. Закончив, он перелистнул блокнот — и обнаружил, что то же самое рисует и там. Наверное, это было нечто из его сна, но что именно — вспомнить Сэм не мог. Дин наблюдал за его художествами. — Клево получается, — сказал он. — А что это? — Не знаю, — ответил Сэм, наморщив лоб. — Выглядит как-то знакомо, да? Дин пожал плечами и снова глянул в окно. Завтракали они молча. Дин макал свои тосты в кофе, так долго их размачивая — до полностью раскисшего состояния — словно жевать это бог весть какая работа. Он съел три тоста из своих четырех и выпил четыре чашки кофе, когда Сэм закончил со своими блинчиками и пошел к стойке заплатить за завтрак. Когда Сэм вернулся к столику, на ходу засовывая свой кошелек в задний карман джинсов, Дин уже сидел с краю кабинки, вытянув ноги в проход. Рукой он опирался о край столешницы. — Э… хм, — смущенно сказал Дин, и Сэм, взяв его за локоть, поднял на ноги. Пока Сэм вытаскивал и протягивал ему костыли, Дин стоял, привалившись к столу и нервно поглядывая вокруг с таким видом, словно ждал, что из-под стола сейчас кто-то выскочит и запоет: «Ах, никчемная ты жопа, сам-то нифига не можешь!» Они заехали на заправку, и Сэм пошел покупать Дину его сигареты. Это заставило его чувствовать себя словно бы одобряющим вредную привычку брата, и чтобы подавить это чувство и показать свое неодобрение, он купил Дину только одну пачку вместо запрошенных двух. — Вот говнюк, — со злостью сказал Дин, стукнув пачкой об ладонь и яростно разорвав целлофан. Он вытряс сигарету и запихнул ее в рот таким бешеным движением, что Сэм на водительском сиденье на всякий случай отодвинулся от него подальше. — Какого хрена ты творишь, ты, ходячая говорящая пачка жвачки от курения? — Тебе надо уменьшать потребление сигарет, — сказал Сэм, как он говорил это каждый день. — Да ну? А пока я этого не сделал, мне нужна еще пачка сигарет, потому что эта закончится к пяти часам! Так что иди и купи еще. — Нет, — сказал Сэм. Но в четыре часа Дин бросил ему опустевшую пачку и пригрозил, что он сам сейчас поедет на Импале за сигаретами. При этом он только с третьей попытки смог встать с кровати, чтобы добраться до ключей, лежащих на тумбочке. Так что Сэму пришлось пойти и купить брату эти чертовы сигареты. Он покупал их очень, очень долго; боже правый — слуга он ему, что ли? Придя в номер, он швырнул пачку Дину в голову. Почти попал в глаз. Так ему, блин, и надо. Прием в местной больнице Дину назначили на завтра, на одиннадцать утра. Поэтому оставшееся время они провели в мотеле ничего не делая, даже почти не разговаривая, чтобы не ругаться. Сэм без энтузиазма занялся чисткой оружия, попутно бесцельно перещелкивая каналы ТВ. Дин уселся в кресле рядом с открытым окном и курил одну за другой, глядя наружу, на мотельную парковку. Из окна тянуло холодом, Сэм попытался затеять по этому поводу свару, но не преуспел. Тогда он замолчал и просто отключил в номере пожарную сигнализацию. — Ты понимаешь, что теперь тоже являешься нарушителем? — спросил Дин, но окно закрыл и ушел на свою кровать. Кряхтя, устроился там поудобнее. — Разрушителем, — буркнул Сэм, подбирая с пола кусочки пластика от пожарного датчика. Дин усмехнулся. Сэм заказал пиццу. Когда ее принесли, Дин съел кусочка три с мясной нарезкой и двойным сыром. И хотя Дин ел эти кусочки долго и без особой радости, Сэм был и такому рад. Сам он доел остальное и принялся за упаковку пива — и, не успев опомниться, уже почувствовал себя навеселе. Это произошло как-то само собой — в последнее время так довольно часто происходило. Дин свое единственное пиво пил еле-еле; это, наверное, было хорошо, учитывая, что обезболивающих в брате плескалось уже по маковку. Речь у Дина стала чуть невнятной; затягиваясь сигаретой, он слегка улыбался. Сэм достал виски. Дин поинтересовался: — Что празднуем? — Да что хочешь, — пожал плечами Сэм. — Правда? Не знал, что нам есть, что отмечать. Зло посмотрев на брата, Сэм налил виски себе. Вернувшись к ноуту, он сделал вид, что занялся исследованиями. На самом деле он равнодушно перелистнул пару Диновых закладок с порно, а потом открыл сайт Стэнфорда и непонятно зачем долго просматривал там разделы, ища учебные планы своих занятий. Тех, которые он должен был посещать в этом году. Он не понимал, зачем с собой такое проделывает, но остановиться не мог. Спать они легли рано. Дина сбило с ног чересчур большое количество болеутоляющих, которых он напринимал сегодня. Сэм вырубился от стресса, выпивки и ощущения того, что он несчастен. Ему просто требовалось на какое-то время отключиться. Но и в снах ему не было покоя. Ему снилась женщина с искаженным от ужаса лицом, ее ладони, колотящие в оконное стекло ее спальни, ветер, пахнущий дымом. Словно электрическим разрядом, его тело прошило ужасом, и, хватая воздух ртом, Сэм проснулся. — Что с тобой? — Дин включил свет и уставился на него мутными со сна глазами. — Все нормально, спи давай, — сказал Сэм. Прижав руку к груди, он ощутил, как бешено колотится там сердце, словно пытается выпрыгнуть из клетки его ноющих ребер. Дин послушно начал укладываться обратно, двигаясь со странным стонущим звуком. Через пару минут он уже спал. Сэм откинулся на спину, уставившись в темноту. Снова закрывать глаза ему не хотелось, он боялся возврата того сновиденья; но он устал, так устал… Последнее, о чем он подумал, прежде чем провалиться в сон, было: «О! Это то самое дерево».