Монстры тоже плачут

      Принять смерть дочери было намного сложнее, нежели принять запрет Миранды на убийство тупого мужлана. Он вломился в замок, обокрал, разгромил, убил её сокровище, её девочку… И пусть Миранда хоть ещё миллион раз запретит трогать его, плевать! Матерь не в силах была удержать своих созданий в узде. Некоторые из них превосходили её не только физически, но и умом. Миранда почти не имела контроля над ними, наивно полагая, что стоит на вершине власти. Но это было совершенно не так. И Альсина не могла просто так оставить всё. Она хотела, отчаянно желала отыскать грёбаного Уинтерса и разорвать его на мелкие кусочки, разбросать, уничтожить!       Медленно, по клочку, отрывать его кожу.       Чтобы этот урод ощутил всю боль потери, хлебнул её ненависти и страданий.       И неважно было, что скажет Миранда, когда узнает — абсолютно не важно. Вряд ли она могла бы противостоять напрямую Димитреску или Гейзенбергу и, похоже, действительно была не так глупа. Ведь именно этим двоим она позволяла слишком много.       Когда Миранда ушла, Альсина осталась вновь одна, сидя на полу своих покоев, где до этого так нежно целовала названную мать. Сердце неприятно сжималось, а вслед за опустошением приходила злость, ярость и неконтролируемая агрессия. Подсознание мрачно рисовало кровавые картинки, где Димитреску находила утешение, уродуя Итана.       Где она ему мстила.       — К чёрту церемонию! — зло прошипела Альсина, поднимаясь на ноги.       Она сжала кулаки, и кожа перчаток неприятно скрипнула в звенящей тишине. Пусть Миранда хоть убьет её за это, пусть сделает, что угодно. Плевать. Абсолютно точно плевать на неё и ритуал. К чертям всё это дерьмо, когда сердце разрывается от боли, а разум не желает контролировать тело. Больше не желает. Это не имеет смысла. Какой прок ей с этой церемонии? Миранда, конечно, получит свою Еву, а они… Её названные дети? Что будет дальше с ними?       Что будет с самой Альсиной, если часть души, грязной и порочной, откололась с потерей дочери? Словно вырвали кусок чего-то важного из груди. Из того самого места, где так неприятно колотилось сердце, с каждым ударом напоминая не о жизни - лишь о потере.       Миранда точно забудет о ней, забудет о своей любимой, первой дочери. И пусть они никогда не были родными, но Матерь так хорошо понимала и чувствовала своё дитя! Ведь они долгие годы были одни, совершенно одни. Димитреску, как и позже Донна, вступили в семью абсолютно добровольно. Альсина не верила Гейзенбергу, когда он говорил, что Миранде «просто насрать на них». Димитреску ненавидела его за эти слова. Всей душой.       Она любила Миранду. Как своих дочерей.       Своих славных дочерей…       Нужно было найти Уинтерса и покончить с ним раз и навсегда. Нарушить запрет Матери, а затем долго умолять её о прощении, но это будет не сейчас, точно не сейчас. Миранда наверняка простит её, ведь столько раз прощала! Даже самые глупые, неправильные вещи. Самые кошмарные. Вряд ли этот Уинтерс настолько ценен. На первый взгляд он выглядел слишком обычно, но… Он смог одолеть Бэлу.       И Альсина покинула покои, пригнувшись привычно, чтобы не задеть низкий дверной проём.       Эта тварь за всё ответит!       Итан Уинтерс… Похоже, он умел отлично прятаться, и Альсина уже сгорала от нетерпения, обшаривая замок битый час. Она обходила его уже третий раз по кругу, прислушиваясь к собственному сбивчивому дыханию. Альсина даже позвала дочерей себе в помощь, приказав не приближаться к этому «неотёсанному мужлану». Хотелось взвыть, но отступать она не собиралась.       Спустившись в подвал, Димитреску осмотрелась, брезгливо ступая по мокрым от сырости и плесени плиткам, а затем заметила его. С оружием в покалеченной руке, второй он пытался открыть дверь, ухватившись за тяжёлый рычаг. Альсина ухмыльнулась краем губ, понимая, что мышка загнала сама себя в ловушку и даже не слышит приближения монстра.       Взмахнув рукой, она быстро выпустила когти и обрушила удар на руку Уинтерса на рычаге. Кость разрезалась слишком легко, плавно и так мягко, что Альсина едва смогла сдержать ухмылку.       — Блядь! — завопил Итан, хватаясь за локоть и уставился на вытекающую густую кровь из раны.       Альсина учуяла этот запах. Сладкий, приторный, правильный. Уинтерс бросился мимо неё, пока хозяйка замка рассматривала свои коготки в слабом свете мерцающих свечей. Ухватив жертву за шиворот, Димитреску приблизила его к своему лицу и пронзительно посмотрела в глаза, пытаясь уловить в них страх. Но ничего подобного там не было. Лишь упрямство, злость. Она с силой откинула Итана от себя, зарычав, словно зверь, у которого отобрали добычу.       Она хотела, чтобы он боялся.       — Я разорву тебя! — прорычала она вновь низким голосом и приблизилась к Уинтерсу, подхватывая за раненую руку. — Ты никогда не увидишь свою дочь!       Альсина была горда собой. Она рассмеялась — низко, хрипло — и снова заглянула в глаза Итану. Он лишь дёрнулся, безвольно повиснув на её руке и скривился от боли, но страха в его глазах по-прежнему не было. Он оскалился на неё в ответ и лишь выплюнул, нервно хохотнув:       — Как и ты свою, тварь!       Димитреску широко распахнула глаза и громко ахнула, словно получила пощёчину. Это было непозволительно! Её жертва мало того, что не боялась, так ещё и показывала собственные зубы. Альсина опешила, но через мгновение собралась с силами и хищно оскалилась, вонзая расправленные когти в грудь Уинтерса.       — A muri /умри/! — выкрикнула Димитреску, разводя когти внутри тела Итана, чувствуя, как разрезает его кости.       Она не слышала его истошных криков, лишь видела перед собой большие серые глаза, переполненные до краёв болью и слезами. Они текли по его щекам потоком. Глаза Альсины блеснули победным триумфом, а кровь полилась на пол. Она вонзала свои когти в тело до тех пор, пока Уинтерс не замер, а глаза его закатились, оставляя лишь белки.       Отбросив от себя изуродованный труп, Альсина выпрямилась и приложила руку к груди, ощущая учащённое сердцебиение, которое и не думало утихать. Она судорожно вздохнула, покосившись на лужу крови, и сглотнула ком отвращения. Совершённое не принесло никакого облегчения. Стало только хуже, потому что дочь это всё равно не вернёт. Никто не вернёт.       Ухватившись за стену, Альсина медленно прислонилась к ней спиной, ощущая приятный холод, и возвела глаза к потолку, стараясь унять накатившую тоску. Комом в горле встали непрошенные слёзы, и она всхлипнула, зажмурившись, а на бледных щеках вновь растеклись алые дорожки. Было ощущение, будто тысячи игл впиваются в сердце, а затем разрывают на клочки.       И никакая месть не унимала этого.       Но так Альсина смогла защитить своих других девочек, смогла защитить Миранду… Ведь смогла же? Этот урод больше не будет угрожать никому, не помешает её планам, не сорвёт церемонию, ведь…       Димитреску резко распахнула глаза, уставившись в одну точку, и судорожно вдохнула вязкий воздух с запахом крови.       Зачем вообще Миранде нужен был Уинтерс?

***

      Нервную дрожь унять было не так просто, и Альсина, сидя в своём кабинете за столиком вполоборота, выбивала коготками на гладкой поверхности какой-то нелепый ритм. Она ждала Миранду. Так странно, второй раз за день пришлось вызвать её в свой замок, и Димитреску чувствовала себя нашкодившим ребёнком, что не мог справиться со своими проблемами в одиночку.       Фыркнув, она тяжело ударила ладонью по столу и достала сигареты. Подкурив, Альсина подняла голову, глядя в потолок, и медленно выпустила дым из легких. Как же всё это начинало раздражать. Больше не было странной боли, что застилала глаза ещё несколько часов назад, опустошение сменилось полнейшим непониманием, а в голове бился неприятно лишь один вопрос.       Почему Миранда так боялась смерти Итана?..       Альсина, конечно, знала не всё планы Матери, вникая в них лишь поверхностно, но и без того понимала, что для церемонии Уинтерс был не нужен. У Миранды, очевидно, была своя цель, иная, о которой её названные дети ничего совсем не знали. Почему это скрывалось?       Альсина во что бы то ни стало намеревалась узнать сейчас ответ на свой вопрос.       Дверь тихо скрипнула, и хозяйка замка, затянувшись очередной раз, направила свой взгляд к гостье. Миранда была вновь без привычной маски, и Димитреску как-то странно отметила, что сейчас её губы не были бледными, а слегка припухшими от поцелуев. Грустная и глупая ухмылка коснулась уголка губ Альсины, но взгляд всё равно оставался твёрдым, несмотря на красноту глаз.       — Альсина, — тихо отозвалась Миранда, подходя ближе к своему созданию, и прикоснулась ладонями к её коленям.       Димитреску выпрямилась, накрывая её руки своей большой ладонью, и потушила сигарету. Сжав легко затылок Миранды, Альсина провела по нему коготками, встречая немного рассеянный взгляд Матери.       — Что произошло вновь, любовь моя? — нараспев произнесла Миранда, а ресницы её подрагивали от каждого лёгкого прикосновения.       Не хотелось отвечать. Альсина всматривалась в её глаза, пытаясь хоть что-то уловить, но там была лишь пустота, словно Миранда больше ничего не испытывала, словно ей нечего было ощущать. Странная зияющая темнота, абсолютная безэмоциональность. Ни боли, ни любви, ничего… Димитреску тяжело сглотнула и склонилась ближе к лицу Матери, буквально обжигая своим дыханием её губы.       Стоило разбудить демонов…       — L-am omorât /я убила его/, Уинтерса, — жарко прошептала Альсина, и губа предательски дрогнула от волнения.       Она тут же почувствовала, как больно впились металлические коготки в её плечи, а в следующие мгновение крылья Матери широко распахнулись, затрепетав. Миранда всегда делала так, показывая своё превосходство или пытаясь управлять. Альсина сильнее сжала её затылок, не давая шанса отвести взгляд.       — Зачем он тебе, скажи мне, — опасно рыкнула Димитреску, прекрасно понимая, что превосходство в силе на её стороне.       — Молчи! Сейчас же, — гневно выпалила Матерь, и наконец Альсина увидела в её глазах вспыхнувшую агрессию.       Такого она раньше никогда не наблюдала. Что-то зверское, неправильное, совершенно безумное. И в голове зазвучал голос Карла, что вечно твердил про «больную суку». Димитреску нахмурилась, сильнее сжимая затылок Миранды и прямо посмотрела её пылающие глаза. Эта борьба взглядов могла продолжаться вечно, но у Альсины не было никакого желания ждать. Взмахнув свободной рукой, она выпустила когти с характерным звуком, и Миранда дёрнулась, не в силах отвернуться.       — Я хотела, чтобы он убил вас! Уничтожил! — завопила не своим голосом Матерь, словно окончательно потеряв рассудок. — Чтобы вы не мешали моему воссоединению с Евой…       — Căţea /сука/! — рыкнула в ответ Альсина, встряхивая её в руках, словно куклу.       Миранда, похоже, осознав, что сказала, округлила глаза и немного отшатнулась. Во взгляде появился испуг, и Димитреску сжала руку лишь сильнее, судорожно соображая. Её дочь, её Бэла, умерла просто так, умерла от руки Миранды… По её воле! Гнев одолевал остальные чувства, разрывая связь с Матерью окончательно. Большие чёрные крылья затрепетали, а Миранда заплакала густыми, вязкими и тёмными слезами. Они покатились по её щекам, стекая по подбородку, а припухшие губы дрогнули.       — lubirea mea /любовь моя/, — взмолилась Матерь, сжимая локоть Альсины и заглядывая в её глаза. — Прости меня, тебя бы я не позволила ему убить… Он бы не смог, draga mea /дорогая моя/!       — А мои дочери, Миранда?! — зло прорычала Альсина, буквально встряхивая её. — Их бы тоже не смог?! Какая же ты…       — Te iubesc mai mult decât oricine altcineva /я люблю тебя больше всех/!..       Димитреску вздрогнула и на миг прикрыла глаза, привлекая Миранду в свои объятия, прикасаясь лбом к её щеке. Любила… Да, она действительно любила. Альсина всегда считала, что Матерь дорожит ею больше, чем другими. Намного больше.       — E adevarat /это правда/? — хрипло выдохнула Димитреску, вглядываясь вновь в лицо Матери.       — Конечно, любовь моя! — нараспев произнесла она, искривляя губы в самой доброжелательной улыбке, на которую только была способна.       Альсина миллион раз видела её, но теперь, именно теперь, она знала, насколько лживой была изнутри Миранда. Хотела убить их всех, лишь бы они не мешали её счастью, какая мерзкая сука… Димитреску почти нежно накрыла её губы своими, целуя, проникая языком в приоткрывшийся рот. Матерь заметно расслабилась в её руках, пряча свои огромные крылья, отвечая. Альсина поглаживала её затылок одной рукой, а другой провела вдоль мантии, прикасаясь к символу на груди.       Она дарила ей прощальный поцелуй.       — Ты никогда нас не любила, — тихо, но опасно прошептала Димитреску в её губы, едва отстранившись, а затем выпустила когти в грудь Миранды, разрывая податливую плоть.       Матерь прохрипела, давясь собственной слюной, и посмотрела в глаза своему созданию. Взгляд был хищным, неприятным, властным. Захлебываясь чёрной кровью, Миранда вцепилась мёртвой хваткой в руку Альсины и выпустила крылья, в последний раз вздрогнув. Димитреску равнодушно осмотрела замершее тело, а затем выпустила когти в её затылок, полностью пронзая голову. Тело вмиг окаменело, осыпаясь в руках, словно пепел, и Альсина поднялась, отряхивая своё платье.       — Лживая тварь.       Отойдя от остатков тела, Димитреску долго посмотрела в окно, осознавая, что именно сейчас произошло. Никакой жалости она не испытывала, когда разрезала тёплую плоть Уинтерса или холодное сердце Матери. Это всё не успокоило её горе, но смогло удовлетворить жажду крови, успокоить злость. Альсина как-то глупо усмехнулась лишь краем губ, осознавая, что собственными руками убила ту, которая подарила ей всё это: замок, силы… и даже Бэлу. Убила ту, которая лгала множество десятилетий.       Ту, которую она сама любила.